Те, кто ежедневно спускается в шахту, делают в конечном итоге одно дело
- дают уголь, но ’’рубят” его в лаве, в очистном забое. Поэтому и мы
поспешим за шахтерами, которые, подтрунивая друг над другом, ловко
усаживаются в раскачивающиеся кресла канатки.
В очистной бригаде обычно пятнадцать-двадцать человек, непосредственно
работающих в забое, а в сменном звене -пять-семь. Сейчас впереди нас
мелькают шесть огоньков, а совсем недавно, чтобы выполнить задание,
которое получило наше звено, в шахту спускалось человек тридцать.
Изменился труд шахтера, хотя он по-прежнему, чего таить, нелегок, а
порой и опасен. Но это не оттого, что приходится работать под землей
(метро ведь тоже не на поверхности), и не оттого, что труд физически
тяжел. Эта многотрудность в том, что на шахте у всех, а у тех кто в
лаве, особенно, работа - это каждодневное преодоление и приручение сил
природы. У шахтеров в борьбе с этими силами природы посредников нет. Они
с ними один на один.
Оттого, может быть, шахтеры все же чуть-чуть не такие, как все. Хватка
другая, смелость другая и работа совсем не похожа на ту, что делают на
поверхности. Да и трудятся они, поверьте мне, лучше. Одним словом,
натура другая.
Посмотришь на блестящие от угольной пыли к пота лица с открытой
белозубой улыбкой, заглянешь в озорные глаза и поймешь, что так шахтер
работает от удальства, от неподдельной радости, что может все пересилить
и творить свой геркулесов труд.
Это труд сильных людей. Когда идешь по мойке и видишь их обнаженными, то
кажется, что это штангисты или гимнасты после трудного, утомительного
выхода на помост. Крепкие атлетические тела без капли лишней жиринки.
Правда, можно встретить и дряблого мужика явно с лишним весом, но этот
наверняка трудится не в забое. И удивительным кажется то, что сквозь
беспредельную усталость на их грязных лицах всегда проступает какой-то
особый отблеск внутренного накала от недавно осиленного и сделанного, от
твердого сплава их физической и духовной сути.
Мы чуть отвлеклись, а те, кто едут впереди нас, уже проворно соскакивают
с кресел и один за другим, слегка пригнувшись, уходят в темноту
конвейерного штрека. Осталось
пройти метров пятьсот и будет лава.
Лава! Нет двух одинаковых лав, как нет одинаковых людей. Сколько лав,
столько характеров, столько особых причуд, столько непознанных загадок в
их поведении. У лавы нет одного, застывшего состояния. Все в ней в
безостановочном движении и изменении.
Все влияет на то, как встретит лава людей: лежит ли пласт угля
горизонтально или он встал на дыбы и с самой поверхности почти
вертикально ушел на сотни метров в глубь земли; какие породы прикрывают
пласт сверху и что лежит выше этих пород, много ли газа в угле и близко
ля водоносные слои.
Лава может быть доброй, ’’хлебной”, как говорят шахтеры. В ней все, как
в учебнике горного дела. Зайдешь - и видишь убл'ающий за лучом твоей
лампы ровный, поблескивающий бесчисленными алмазными гранями
темно-серебристый пласт угля.
К нему, точно по команде, сплошным строем подтянулись мощные секции,
подпирающие кровлю, а под ними натужно гудит комбайн, со шнеков которого
темно-серым водопадом летит уголь.
Лава может быть коварной: чуть ослабишь инимание или замедлишь темп -
где-то переломало крепление где-то перевалило или поджало дорожку. Когда
видишь разорванные стальные секции крепи, по которым на поверхности хоть
танки пускай -выдержат, понимаешь, на что способна Гора и каково
искусство тех, кому удается противостоять этому всемогущему прессу
Земли.
Есть лавы, в которых что ни час - своя погода. То она ’’загазирует”, то
вместо угольного пласта вдруг ляжет ’’голи-мая” порода, а то пласт
изогнется дугой - как хочешь, так и добывай уголь.
Бывают ’’мокрые” лавы. Здесь вдоль всего заооя сплошной холодный ливень,
словно над тобой не кровля, а густая темная масса низко нависших осенних
туч. Нескончаемые шумные струи воды беспрерывно рушатся на машины,
крепление, кабели, людей. От этой хляби подземной, леденящей душу и
тело, ни укрыться, ни уйти - под ней надо работать. Работать не час
-работать смену, сегодня и завтра.
Все вокруг мокрое, скользкое. Твои руки все время покрыты угольной и
породной мелочью. Она прилипает к ладоням, попадает между пальцев,
сковывает движения, причиняет боль.
Под ногами хлюпает почва, превратившаяся в грязное месиво. Воздух сырой,
пронизывающий, отчего обычно освежающий ветерок вентиляции кажется
северным вихрем, продувающим насквозь.
Холодные струи нет-нет да и попадают за тяжелоый прорезиненный спец и,
не успевая нагреться, жгучей змейкой пробегают по телу. Вначале ты
съеживаешься, сводишь лопатки, стараясь сбросить эту до дрожи противную
"тварь”. Но как ни крутись, как ни берегись - вода по-прежнему находит
лазейки к разогретому телу. То она проскакивает через ворот, когда ты
нагибаешься за стойкой, то вливается через рукав, когда возводишь
крепления, и скоро ты поймешь, что остается одно -презрительно не
замечать эту для кого-то живительную влагу и быстро крепить, не
останавливая комбайн.
Не спешить нельзя! В ’’мокрой” лаве разбухшая от воды порода плохо
держится в кровле и, чуть промедлишь, она, словно зерно из мешка
необъятных размеров, засыплет место, где ты только что стоял. Все
останавливается. Вместо угля ты долго кидаешь в завал тяжелую породу да
выкладываешь из стоек бесчисленные клетки, чтобы закрепить купол в
кровле. Бывает, что только справишься с одним завалом, как надо
переходить к следующему. У Горы ведь нет ’’перерывов в работе”.
Чтобы брать уголь в ’’мокрой” лаве, есть один выход - всем и всегда
выкладываться полностью, двигать забой настолько быстро, чтобы вода не
успевала найти себе путь к людям, а только грозно шумела в завале. Кому
это удается, у тех есть добыча и им не нужен прорезиненный ”спец” и
теплая куртка -без них жарко.
^Правда, к счастью, даже не всем, кто проработал под землей много лет,
пришлось узнать, что такое настоящая ’’мокрая” лава.
Но не только характером поведения, мощностью и наклоном пласта
отличаются лавы. Вот пласт мощностью в полметра, на одной из шахт
Макеевки в Донбассе. Пока по всей лаве проползешь - устанешь, а ведь
здесь нужно работать всю смену лежа - ни встать, ни выпрямиться, ни ...
убежать. Слегка присыплет дорожку, и уже не проползешь, пока не
расчистишь. В такой ларе чувствуешь себя придавленным Горой и, хотя, как
правило, нд тонких пластах кровля ведет себя более чем пристойно, это
чувство раздавленности долго будет с тобой. Но такие лары в основном в
прошлом.
В Кузбассе, Караганде или ка, севере в Воркуте нет таких пластов, но
там, где не достать до кровли, свои трудности.
Попробуй закрепить, когда каждая стойка не полуметровый обрубок, а
трехметровый кругляк. За смену столько их надо подтянуть, обрубить и
подогнать под верхняк, что, пожалуй, на добрый дом хватит.
Конечно, большинство лав не такие низкие и не такие высокие, но и в
метровой лаве не очень-то разогнешься, да и полтора метра не высота,
чтобы во весь рост выпрямиться и работать. Одно спасенье - комплексы.
Вручную крепить не надо. Знай двигай ручки, но как ни странно, расход
энергии у шахтера в ручной и механизированной лаве примерно одинаковый.
Одним словом - лава! Любая лава всегда в напряжении от противоборства с
грозными силами Земли, но, кряхтя под ее неимоверной тяжестью и грохоча
сдвигаемыми породами, она движется и движется вперед.
Шум работающих машин обычно заглушает ’’стоны” лавы, и только те, кто
бывает здесь в воскресенье, когда машины молчат, - механики, ремонтные
слесари, наладчики - слышат эти яростные, идущие со всех сторон и
заполняющие все небольшое пространство у забоя звуки схватки. Без
привычки трудно сдержать дрожь и не убежать от этого беспрерывного
треска, скрежета, близкой и дальней угрожающей пальбы об-рушающихся
пород, отчего кажется, что еще мгновение и ... не выдержит крепление. Не
сразу придет твердая вера в то, что это шум борьбы, в которой давно и
точно определен победитель - шахтер.
Но даже современная лава, вся перекрытая стальными плитами крепи и
противопоставившая чудовищному давлению Земли на плечи ее секций силу и
разум человеческий, остается лавой со всеми ее неожиданностями и
трудностями. Как ни злится Гора, как ни топчется, лаву перевалить уже не
может, но как ни крепи, она - Гора - находит лазейки, чтобы помешать
брать уголь. А сейчас нужно брать большой уголь, поэтому, хотя стало
безопаснее и легче работать, интенсивность не падает, да и порода не
стала иной.
Шахтеры не оставляют после себя новых домов, ажурных стальных
конструкций, искусственных рек, молодых лесов. Все, что они делают, как
грандиозные замки, построенные из влажного песка на берегу моря. Набежит
волна и ... даже следов былого ’’величия” на сыскать.
Но во всем, что построено, смонтировано, засеяно, прорыто, во всем том,
что движется и летает, есть их доля, большая или меньшая, но есть!
Наверняка те, кто шагает впереди нас по штреку, не думают о величии
своего труда, да и совсем не считают себя какими-то особыми людьми.
Скорее всего их думы о предстоящей работе, о лаве и ее постоянных
загадках.
Показалась тупоносая, массивная голова забойного конвейера. Значит, еще
десяток метров и мы в лаве. Сброшены телогрейки, спрятан ’’тормозок”,
взят инструмент и - по местам. Вообще-то пробыть смену в современном
очистном механизированном забое и удивленно наблюдать, как рушится на
приземистые бронированные рештаки конвейера отбитый комбайном уголь,
нельзя - опасно, и места не найти для того, кто без дела.
В механизированном комплексе, полностью перекрывшем стальными щитами
рабочее пространство лавы, все рассчитано впритык и неспроста. Когда
приходится стоять под неимоверным напором многосотметрового столба
Земли, каждый дополнительный сантиметр площади - это новые сотни тонн
давления. Кроме того, в лаве все в постоянном движении: каждую минуту, а
то и чаще, грузно трогаются с места и скользят по почве секции,
изгибается конвейер с безостановочно ползущей бесконечной цепью,
сантиметр за сантиметром отвоевывает у забоя трудные метры комбайн,
летят точно снаряды отбитые им куски угля, падают отжатые навесы,
просыпаются, найдя щель между секциями, породные обломки.
Поэтому, чтобы ’’побывать" в забое, нам придется использовать чудный дар
воображения - извечную способность читателя быть там, где его нет, и
представить себя рядом с теми, кто рубит уголь.
Машинист протиснулся через частокол стальных стоек-домкратов и, как
всегда, пристроился у пульта управления массивного, вытянутого над
конвейером, прямоугольного многотонного тела комбайна.
Его помощник двинулся дальше проверять, как уложен в желобе кабель,
который подает энергию комбайну, и чиста ли дорожка, но он скоро
вернется назад.
Четверо горнорабочих распределились по лаве. Один из них остался внизу у
приводной головки конвейера, другой - поднимается вверх на
вентиляционный штрек. Двое других пойдут неотступно вслед за
комбайном.Один из них будет готовить секции к передвижке, а другой, чуть
отступив, передвигать их.
В очистной бригаде хотя и стараются достичь нужной специализации
каждого, горнорабочие легко заменяют один другого, а иногда они даже
посменно меняют свои рабочие места. Вообще в хорошей бригаде каждый
знает, где сейчас труднее, кому необходима помощь, а где нужно
навалиться ’’всем миром”
Итак, все на своих местах. Машинист осмотрелся, поправил аккумулятор и
нажал кнопку. И сразу же вдоль всей протянувшейся на сотни метров от
лавы до коренного штрека конвейерной ленты загудели сирены, предупреждая
всех о скором пуске. Пройдет немногим более десяти секунд и включится
первый ленточный конвейер - тот, с которого уголь потечет *в вагонетки.
Совсем недавно мы плавно выезжали на нем на-гора, а сейчас он понесет
уголь. Вагонетки уже чередой вытянулись по штреку и ждут его, зияя
пустотой кузовов.
Через несколько секунд включится второй, затем третий и
все последующие ленточные конвейеры и, наконец,
загремят увесистые скребки по изрядно отполированным рештакам забойного
конвейера. Пока нет угля, скребки и две мощные корабельные цепи, которые
их тянут, свободно ’’играют” в секциях конвейера и гулко стучат.
Нажата вторая кнопка, и вновь гудит сирена, предупреждая уже тех, кто
рядом - опасно!
Прошло пять-семь секунд, и ожили огромные, фантастических размеров
винты-шнеки. Их два. Один выдвинут вперед вверху, а второй - внизу. На
их поверхности по всей длине внушительные по толщине и высоте стальные
спирали. К ним приварены бочкообразные кулаки, куда накрепко вставлены
резцы, способные крушить пласт. Так и получаются шнеки, которые не
только отбивают уголь, но и подают его на конвейер. В помощь шнекам -
щит погрузчика, который догрузит то, что осталось.
Повернута рукоятка, вздрогнуло длинное тело, натянулась и задрожала
круглая цепь, каждое кольцо которой способно выдержать почти двадцать
тонн и ... тронулся комбайн. Теперь только успевай!
Шнеки вначале как бы нехотя врезались в, казалось, неприступную твердь,
и тут же тугие, частые, разрывающие пласт удары резцов слились в общий
оглушительный гул, дополняемый трескучей канонадой обрушаемых и ломаемых
глыб, глуховатым хрустом перемалываемых кусков угля и басовитым рокотом
мощного двигателя. Все эти звуки соединились воедино в ликующий рев и
он, заглушив рокот лавы, скрежет конвейера и голоса шахтеров, звучит
грозным победным маршем.
Комбайнер, не отпуская рукояток, напряженно следит, как вгрызается в
пласт верхний шнек. Несмотря на сильные, тонко распыленные струи воды,
которые бьют из форсунок, шнеки все время как бы в тумане из-за пыли, и
нужен наметанный глаз и тренированный слух, чтобы не пропустить момегт,
когда они начнут скрести породу. Пласт ведь - не проструганный брусок.
Он то становится тоньше, то толще, то изогнется дугой, а то, бывает и
такое, совсем пропадет. Помощник машиниста уже рядом с комбайном и тоже
весь внимание. Ему, ближе расположенному к шнекам, они видны лучше, да и
к тому же он подвижен. Машинист же должен быть все время у пульта
управления. Комбайн, стоит ему ’’почувствовать свободу”, может нижним
шнеком глубоко врезаться в почву или строгать кровлю верхним, а то и
соскочить со своей стальной дороги и за* рыться лапами в почву. Тут уж
аварии не избежать. И точно -верхний шнек начал цеплять кровлю. Помощник
подает сигнал машинисту. Повернута рукоятка, и огромный шнек, продолжая
крушить пласт, пошел вниз. Одна помеха позади, но комбайн могут
подстерегать и другие преграды.
Угольные пласты только на картинках черно-пречерные, а на самом деле, то
вдоль всего пласта в разных местах бегут светло-серые полосы породных
прослоек, то пласт густо нашпигован крепчайшими включениями -
колчеданами, или то й другое сразу. Наскочит на большой скорости шнек на
такой валун-колчедан и в лучшем случае - долой резцы, а в худшем
-поломается вал или лопнет подшипник, выломается зуб у шестерни или
заклинит двигатель. Потому с колчеданами или крепкими прослойками надо
быть на Вы. Раньше, когда комбайны были маломощные, колчеданы пытались
уничтожать взрывом, теперь комбайны во много раз мощнее, да и вести
взрывные работы в современной механизированной лаве, где на каждом метре
кабели, трубы, шланги, где на секциях закреплены блоки управления,
подвешены кнопки, микрофоны переговорных устройств и светильники, весьма
сложно, а главное - опасно: что-то обязательно поломается или порвется.
Сейчас колчеданы прорезают. Режут осторожно на сверхмалой подаче,
буквально отвоевывая у этого камня миллиметр за миллиметром, и все же,
несмотря на эти предосторожности, надо все время внимательно следить,
как поддается колчедан и вслушиваться в надрывный рокот двигателя, чтобы
не упустить момента, когда он из-за чрезмерной нагрузки может
заклиниться - ’’опрокинуться”, как говорят шахтеры.
Если комбайн пробивается своими шнеками сквозь гигантский колчедан, он,
невзирая на свой солидный вес в десяток тонн, дрожит и бьется, как
легкий отбойный молоток.
Но вот колчедан прорезан, но вместо звенящих звуков победного марша -
тупой тягучий стук. Многих резцов как не бывало - нужно вставлять новые.
Замена резцов - опасная операция, чем-то напоминающая осмотр или, если
хотите, лечение острых клыков в пасти у хищника. Поэтому, прежде чем
помощник с ключом и сумкой подлезет к шнекам, машинист отключает
электроэнергию, ставит кнопки в нейтральное положение и все аппараты,
которые связаны с пуском конвейера и других механизмов, блокирует.
Никому другому, кроме машиниста комбайна и его помощника, сейчас здесь
быть нельзя. Все эти строгости более чем оправданы, ведь необходимо
полностью исключить самую малейшую, сверхслучайную причину, из-за
которой может включиться комбайн, когда идет замена или даже осмотр
зубков. Закончены все предохранительные операции. Помощник машиниста
подбирается к верхнему шнеку, осматривает кровлю и длинной пикой
обрушает нависшие куски породы и угля. Теперь можно браться за замену.
Он набрасывает здоровенный гаечный ключ на головку стопорного болта и
наваливается всем телом на ручку. Чтобы открутить и вновь зажать такой
болт, нужны немалая сила и сноровка. Угольная пыль, смоченная водой
орошения, плотно забивает все поры, и болт сидит, как приваренный. А
этих болтов не один десяок.
После замены тех резцов, что сверху, помощник отползает к секции.
Комбайнер включил двигатель и слегка провернул шнек. Опять можно начать
замену и так, пока оба шнека вновь не
ощетинятся новехонькими резцами. Помощник, как он ни устал, бросил сумку
и полез проверять тяговую цепь. ’’Все нормально”, - подан сигнал
машинисту. Нажата кнопка, всезаглушающий рев вновь заполнил лаву, и
опять по конвейеру тронулась угольная река.
Комбайн, несмотря на то что в него запряжено более 200 кВт, движется,
как может показаться стороннему наблюдателю, медленно. Даже на самой
большой скорости он не сможет перегнать ясельного карапуза - 6 м/с - вот
максимум того, на что он пока способен!
Чтобы, работая без остановок, отрезать в лаве одну стружку длиной 120 м,
нужно 20-25 мин. Много это или мало? В сравнении с автомобилем или даже
бульдозером угольный комбайн - тихоход. Но в действительности, учитывая
сопротивление, которое он преодолевает - 6 м/мин, - это прямо-таки
космическая скорость. При такой скорости из лавы за смену уйдет на-гора
целый железнодорожный эшелон угля. Кто скажет, что мало? Жаль только,
что пока комбайну, как ни стараются шахтеры, на такой скорости двигаться
удается редко, очень редко. Но и при скоростях в два, а то и в три раза
меньших максимальной, тем, кто сзади комбайна управляет секциями, на
отсутствие работы жаловаться не приходится. Как только комбайн отрубил
несколько метров пласта и открылась полоса кровли, нужно ее немедленно
подхватить. Нужно подставить под нее стальные щиты-плечи секций и
удержать Гору. Важно не дать кровле отслоиться и обрушиться.
Но прежде чем передвинуть секцию на новое место, ее надо подготовить.
Это работа горнорабочего, который первым движется вслед за комбайном. Он
чистит заваленные углем основания, правит кабели, шланги, трубы и при
необходимости ставит рукоятки управления в нужное положение. Ну, а если
что, то бросится на помощь напарнику, который, чуть отстав от него,
примостился у толстенной гидравлической стойки и готовится двигать
очередную секцию. До блеска отполированный шток стойки, поджатый
давлением жидкости в тысячи Паскаль, недвижимо удерживает щитовое
перекрытие. Горнорабочий осмотрелся, опытным взглядом оценил обстановку
и подал на себя ручку распределителя. Путь жидкости из-под поршня через
небольшое отверстие в блоке управления по трубопроводу, который идет
вдоль конвейера, открыт на слив в бак насосной станции, смонтированной
на специальной тележке, которая заняла значительную часть пространства в
вентиляционном штреке. Щит перекрытия, сваренный из толстых листов в
коробчатую конструкцию, шириной чуть больше 0,5 м, вздрогнул и стал
опускаться. Пройдет несколько секунд, и в этом месте не будет
противодействия чудовищному давлению пород, но кровля не рушится - ее
надежно поддерживают соседние секции. И все же ждать нельзя.
Как только секция освободилась от тяжести Земли, ее нужно
двигать - и чем быстрее, тем лучше. Образно говоря,
в борьбе с силами Горы важно не дать им собраться в кулак и первыми
нанести удар. Повернута вторая рукоятка и, ’’уцепившись” своим
гидравлическим домкратом за неподвижный конвейер, намертво удерживаемый
на почве распертыми между кровлей и почвой другими секциями, она солидно
’’поплывет” к забою. Когда козырек щита-перекрытия дойдет до еще не
тронутого массива пласта, машинист быстро включает распределитель на
распор. Рабочая жидкость подана под поршень гидростойки, и белый шток с
еле заметными потеками эмульсии быстро поднимает стальную конструкцию
щита перекрытия к кровле. Настала очередь разгружать вторую секцию и,
передвинув, поставить ее рядом с первой. Затем следующую. Пока идет
комбайн, только успевай двигать секции, а их в нашей лаве без малого
двести штук. Нетрудно подсчитать, что за смену, если комбайн успеет
отрезать три стружки, придется более 600 раз проделать эту
операцию. А бывает и четыре, и пять, и даже больше стружек
за смену!
Но так ладно, без сучка и задоринки, как передвигались
первые секции, бывает весьма редко. Когда над тобой подвиж-
ная, многослойная, трещиноватая, сжатая неимоверным давлением кровля,
способная ворваться в любую щель, а под тобой бугристая или хуже того -
раскисшая от воды, засыпанная углем почва - передвижка секций требует
особого мастерства, сноровистых, крепких рук и тончайшей интуиции.
Вот чуть снят распор, и тут же в небольшой просвет между секциями грозно
выглянул острый кусище породы. Ручку от себя! Секундная пауза! Медлить
нельзя - комбайн рубит! Решение принято. Рабочий пробует двигать секцию,
туго скользя щитом перекрытия по кровле, чтобы не дать больше отслоиться
породе. Хорошо, если получится. А если нет? Он попытается так вести
секцию, чтобы упустить минимум породы. Ведь перекидать ее в завал
практически невозможно, а главное - потеря времени.
А если ее сыпанет много? Одной потерей времени не обойтись. Порода
обязательно где-то что-то порвет, придавит, поломает. Породу с трудом
раскидаешь, растолкаешь и берись за ремонт. Секции недвижимы. Комбайн
немного проехал и ... тоже остановился, а у Горы перерывов нет. Она
давит, с каждой минутой, набирая силу и увеличивая нажим. Потому-то
очень важны и обостренное чутье, и высокое мастерство горнорабочего,
чтобы вести секции.
А бывает, чуть спал распор - секция набок. Совсем она не упадет -
удержат соседние, но даже небольшого крена хватит, чтобы с ней
повозиться. А комбайн рубит! А то, двинется вроде бы легко, но так
зароется в почву, что хоть караул кричи. Сколько ни дави на рукоятку -
ни с места. ’’Заякорилась секция”, - скажет шахтер. Одну секцию можно
временно оставить в таком положении и чтобы не останавливать комбайн,
начать передвигать следующую по очереди, ведь
расстояние между комбайном и последней, распертой на новой дорожке
секцией не должно быть большим, а то может обрушиться кровля.
Хотя не успели еще и двинуть очередную секцию, а уже целый острый
породный корж повис ей навстречу, да так низко, что щитом, как ни
ловчись, не подхватить. Благо Гора не дает потерять навык работы с этим
несложным, но нелегким инструментом. Изрядно повозившись, корж обрушили.
Вместе с ним на почву просыпалась мелочь. Бугор здоровенный, точно
самосвал разгрузился. Стучит кайло, шуршит огромная лопата и тает
’’подарок” Горы. Следующая секция тоже вроде бы тронулась хорошо, но
непонятно из-за чего заскочила своим основанием за соседнюю.
’’Залыжилась секция”, - скажет шахтер. Опять помудрить придется.
Всего, что может случиться с секцией при передвижке, не перечесть.
Правда, большинство ’’фокусов” обычно знакомо горнорабочему по прошлому
опыту или рассказам других, и он, хоть и не всегда легко, их
разгадывает, но Гора может и такой трюк выкинуть, что не сразу
сообразишь, с чего начинать. К тому же шахтер, как любой человек, не
безгрешен. Иногда только списывают трудности на Гору, хотя виноваты
сами. При управлении секциями, как впрочем и в любом деле, чем меньше
опыта, чем больше самомнения, этого врага всякой учебы, - тем больше
ошибок. Порой такие промахи делают, что сам их творец объяснить не
может, как ему это удалось.
Немало загадок в запасе и у оборудования. Все хорошо: кровля, как
потолок в квартире - не шелохнется, почва - что помытый пол, а не идет
секция. Где причина? Чтобы ее найти, нужен опыт, помноженный на ясное
логическое мышление и великолепное знание техники. Здесь поиском наугад,
без четкого плана действия быстро причины неисправности не обнаружить.
Хуже того, пока будешь где попало копаться, обязательно что-либо
сломаешь. И вместо одной будет две неисправности.
Но вот все трудности позади, и десяток секций на новой дорожке. Пришла
пора сдвинуть на свободное пространство у забоя и конвейер. Сейчас над
его широкими, коробчатыми желобами громоздится и движется сплошная
бугристая насыпь угля. Сваренные из толстых листов железа рештаки
конвейера плотно прижаты к почве и, кажется, никакая сила их не стронет,
но гидравлика все может. Повернута рукоятка, и мощные домкраты, упираясь
в нерушимый строй секций, распертых между кровлей и почвой, выгибают
дугой часть конвейера и сдвигают ее. Эта операция, прямо скажем, тоже не
всегда идет гладко -почва не паркетный пол, но все же легче, чем
передвижка секций: кровля ведь зажата.
Комбайн, напрягаясь всеми своими киловаттами, продолжает упорно снимать
полуметровой толщины стружку, оставляя за
собой вертикальную стену угля, равномерно
прочерченную неглубокими дугообразными бороздами. Под лучами лампы
свежеобнаженная поверхность забоя кажется усыпанной драгоценными
самоцветами. Они сверкают, создавая какое-то сказочное, ба-жовское
зрелище. Но горнорабочим сейчас не до красот. Они не успевают вытирать
пот и все время в ритме комбайна передвигают одну за другой секции,
правя и ремонтируя те, что непослушны, подхватывают и распирают кровлю,
убирают просыпанную породу, попутно делая массу других больших и малых
дел, участок за участком толкают конвейер, затем опять двигают секции и
так, пока не возникнет вынужденная пауза из-за того, что остановился
комбайн.
Автор чуть не забыл, что мы уговорились не кино смотреть, а смену
пробыть в лаве. Обычно, пока комбайн режет стружку, он не раз и не два
остановится. Причин множество. Хорошо, что большинство перерывов
кратковременны, но плохо, что их много: на коренном штреке загрузили
весь порожняк, а новый не успели поставить; ’’сбросил” насос орошения;
прекратилась подача электроэнергии; из-за повышенной нагрузки, когда
резали колчедан, сработала защита; порвался шланг гидросистемы - все это
перерывы.
Бывают и аварии посерьезнее, когда и смены не хватает, чтобы заменить
поломанный вал шнека или отказавший двигатель, и тогда вся бригада
превращается в монтажников и ремонтников. Под землей, так уж повелось,
из машин выжимают все, что можно, а зачастую и то, чего нельзя.
Конечно, плохо, если случилась авария, но хорошо, если сразу можно
узнать причину и взяться за ремонт, а ведь немало таких поломок - все
вроде был цело, а комбайн ни с места, хоть палец ломай о кнопку ’’Пуск”.
Быстро найти такую поломку удается далеко не каждому комбайнеру или
слесарю. Только подземный ас способен по особым приметам и признакам
быстро двигаться к цели. Не случайно поэтому новые угольные комбайны
оснащены компьютерами, которые вмиг определяют причину отказа и
’’открытым” текстом сообщают ее машинисту на экране дисплея. Сам дисплей
установлен над пультом управления. Да, да, не удивляйся! Микро-ЭВМ давно
спустилась в шахту и неплохо там себя чувствует. Компьютер не только
сообщит машинисту причину отказа, но и предупредит его о грозящей
поломке, скажем, к примеру, такой записью на экране: ’’Внимание!
Температура масла в картере превышает норму 60°С”, или: ’’Резко возросла
нагрузка на вал у верхнего шнека - замени резцы”, или ’’Насос подачи не
распивает номинальной подачи”. Ничего не скажешь - надежный, всевидящий
помощник появился у машиниста.
В звене шесть человек. Четверым хватает, хоть отбавляй, работы за
комбайном, а двое, тоже с мокрыми от пота рубашками, готовятся встретить
его вверху и внизу лавы. Один передвигает на новую дорожку головку
забойного конвейера, крепит штрек, сокращает ленту перегружателя и, если
все идет хорошо, успеет подняться на помощь тому, кто готовит нишу у
вентиляционного штрека, чтобы комбайн мог дорубить всю лаву. Вместе они
сдвинут насосную станцию и распределительный пункт на новое место,
закрепят штрек.
К тому моменту, когда длинное тело комбайна выползет на вентиляционный
штрек, все секции крепи и весь конвейер будут на новой дорожке, и можно
начинать очередную стружку.
В лавах, где комбайн работает по Челноковой схеме, он будет теперь
рубить уголь, двигаясь сверху вниз. В нашей лаве комбайн быстро
перегонят вниз и он, зарубившись в пласт на глубину шнеков, медленно,
под натужный гул и грохот вновь двинется вверх.
Вместе с ним каждый раз, стружка за стружкой пройдут этот многотрудный
путь и те, кто рядом.
Только один раз сделают они перерыв в этом бешеном ритме, чтобы
справиться с ’’тормозком”, и то постараются совместить его с какой-то
вынужденной паузой.
Недаром, конечно, здесь самый короткий рабочий день. Шесть часов длится
шахтерская смена пять дней в неделю.
У шахтеров есть план, но нет предела желаемому, и, видимо, еще долго,
очень долго, главным девизом тех, кто
спускается в шахту, будет: "Больше* еще больше, как можно больше угля!”
Ведь на поверхности пока всегда нужны эти сверхплановые тысячи и тысячи
тонн.
Есть немало таких смен, когда внизу лавы включат комбайн, а вверху
выключат - без единой остановки или, по крайней мере, без серьезных и
длительных простоев. Успевай только
подавать порожняк. Сейчас в Кузбассе есть лавы, которые в сутки выдают
угля больше, чем когда-то добывал целый рудник с десятком шахт. Еще
совсем недавно хорошая ша.л'а отгружала за сутки меньше угля, чем одна
современная механизированная лава. Посудите сами. Сейчас в Кузбассе
тысячу тонн угля в сутки дает средняя лава, но уже не редкость две и три
тысячи, а ведь в 40-е годы средняя мощность шахты в Донбассе
была порядка 700 т, а в Кузбассе - 1400 т. Даже в 50-60-е годы можно
было назвать десятки шахт, мощность которых составляла меньше 1000 т в
сутки. Пожалуй, не будет преувеличением утверждать, что угледобытчики
смогли за последние несколько десятилетий сделать большой скачок в
изменении технологии подземной добычи, чем, скажем, машиностроители в
обработке металла или металлурги в его производстве.
По существу, за эти годы угольная промышленность шагнула от ручной
добычи к полностью механизированной и автоматизированной выемке
угля без постоянного присутствия людей в забое. Уже есть лавы, где всем
- комбайном, крепью, конвейерами - управляют автоматы, команды которым
со штрека подает специальная ЭВМ. Таких лав пока единицы, но они уже
есть, и нам в нашем необычном путешествии нетрудно побывать и в этих
сверхмеханизированных и автоматизированных забоях. Вначале побываем в
лаве самой крупной шахты страны ’’Распадская”, где работает
автоматизированный комплекс.
Подойдем по штреку к оператору, что сидит за пультом управления, и, не
мешая ему, внимательно присмотримся. Перед оператором щит с кнопками и
рукоятками и два дисплея. Один дисплей графический, а другой -
алфавитно-цифровой. На экране графического дисплея оператор видит все
операции процесса автоматической передвижки секций крепи вслед за
движением комбайна. Алфавитно-цифровой дисплей используется для
автоматической передачи оператору оперативной информации об обстановке в
лаве (какая секция передвигается, где находится комбайн, сколько добыто
угля и др.), а также для получения информации по его вызову,
характеризующей более полно обстановку в лаве и причины, из-за которых
наступил перерыв в работе забоя. В случае необходимости оператор может
перейти с автоматического на дистанционное управление и начать
передвигать секции крепи, подавая команды с пульта. Находясь на штреке,
а не в лаве, оператор имеет возможность, если будет необходимо,
управлять дистанционно и комбайном. Конечно, легко сказать: ’’Управлять
автоматически крепью”, а как трудно это технически осуществить.
Английские горняки сравнили программу перехода на безлюдную выемку угля
по сложности с космической. И надо признать, что преувеличения здесь
нет. Вот, к примеру, сколько и каких нужно навесить датчиков на одну
секцию, а их ведь в крепи много больше сотни, чтобы контролировать ее
состояние: датчик распора, который определяет плотность прижатия
перекрытия секции к кровле и момент, когда это нажатие снимается перед
передвижкой; датчик передвижки, фиксирующий начало и конец этого
процесса и качество его выполнения, т. е. полноту передвижки на заданное
расстояние; датчик керна, контролирующий положение секции в
пространстве. Причем, каждый датчик нужно соединить с автономным блоком
управления на секции крепи и с пультом управления на штреке. В общем,
безлюдная выемка угля автоматизированными и механизированными крепями
означает начало качественного скачка в технологии подземной добычи.
Примерно подобный комплекс мы смогли бы наблюдать в работе на шахтах
’’Краснолиманская” и имени А.Ф. Засядько в Донбассе.
На шахтах Донбасса, Кузбасса и Караганды мы при желании можем побывать и
в лавах, где выемка угля ведется не комбайнами, а стругами. В этом
случае в лаве расположены не отдельные секции, а единый агрегат,
способный передвигаться сразу всей своей длиной. Таков АК-3, который
может работать в автоматическом режиме не только на пологих, но и крутых
пластах. Представьте себе единую 60-метровую стальную раму, по
направляющим которой движется мощная цепь, несущая гигантские резцы,
разрушающие пласт, и скребки, выносящие уголь на штрек. Задача оператора
вовремя передвигать весь агрегат после того, как снята очередная
стружка, и следить за работой всех узлов этой сложной системы выемки.
Спустись мы в шахту ’’Зенковская” в г. Прокопьевске, нам бы обязательно
позволили ’’прокатиться” в специальной тележке по лаве. Дело в том, что
там крутой пласт й подняться по лаве ’’своим ходом” весьма трудно, вот и
придумали конструкторы удобную тележку. Сел, поехал, но где надо
остановился. Удобно, ничего не скажешь!
Вот так запросто мы побывали в шахте завтрашнего дня. В том-то и
достоинство нашего путешествия - то в Донбассе, то в Кузбассе, то в
комбайновой лаве, а то в струговой.
История развития подземной угледобычи, охватывающая не одно столетие,
безусловно, полна волнующих событий и свершений, захватывающих остротой
и драматизмом.
Несомненно, эта история и люди, ее творившие, требуют неторопливого,
обстоятельного, отдельного описания, но даже в нашем небольшом рассказе
о шахте трудно удержаться от того, чтобы хоть чуть-чуть не коснуться
некоторых ее недавних страниц.
Отступим слегка назад и побываем в старой ручной лаве рядом с
посадчиками. Такой профессии уже нет на механизированных шахтах, но
работа этих мужественных людей - часть недавнего прошлого, без которого
не было бы и настоящего.
Наш следующий рассказ о наиболее рискованном деле людей этой профессии -
общей посадке.