Главная              Сочинения по литературе

Стихотворения 25 - реферат

Стихотворения

Автор: Ахматова А.А.

("Иеремия" Стравинского)

И вот из мрака встает одна

Еще чернее, чем темнота,

Но мне понятен ее язык, -

Он как пустыня и прям и дик,

И вот другая - еще черней,

Но что нас связывает с ней.

1962

(Мэчэлли)

Мы по ошибке встретили Год -

Это не тот, не тот, не тот...

Что мы наделали, Боже, с тобой,

С кем еще мы поменялись судьбой?

Лучше б нас не было на земле,

Лучше б мы были в небесном кремле,

Летали, как птицы, цвели, как цветы,

Но все равно были - я и ты.

Декабрь 1964-1965

Рим - Москва

[Ташкент]

Затворилась навек дверь его

А закат этот символ разлук...

Из того ж драгоценного дерева -

Эта скрипка и тот же звук.

1950-е годы

<Северные элегии>

Их будет семь, - я так решила,

Пора испытывать судьбу,

И первая уже свершила

Свой путь к позорному столбу...

1958 - 1960-е годы

[А.А.Смирнову]

Когда умрем, темней не станет,

А станет, может быть, светлей.

1911 Май

Париж

* * *

Ах! - где те острова,

Где растет трын-трава

Густо

......................

......................

........

Где Ягода-злодей

Не гоняет людей

К стенке

И Алешка Толстой

Не снимает густой

Пенки

1930-е годы

1 июня 1950

Пусть дети запомнят сегодняшний день

Студеный, прохладный, погожий

[В садах городских зацветает сирень]

И лип молодых чуть заметная тень

Легла на гранитные плиты.

И в рупоре голос ребенка звенит

Который на помощь зовет и кричит

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Май-июнь 1950

1925

И неоплаканною тенью

Я буду здесь блуждать в ночи,

Когда зацветшею сиренью

Играют звездные лучи.

1926. Шереметевский сад

1950

Пятидесятый год - как бы водораздел,

Вершина славного невиданного века,

Заря величия, свидетель мудрых дел,

Свершенных волей человека.

Там - в коммунизм пути, там юные леса,

Хранители родной необозримой шири,

И, множась, дружеские крепнут голоса,

Сливаясь в песнь о вечном мире.

Там волны наших рек нетерпеливо ждут

Великолепное цветущее мгновенье,

Когда они степям бесплодным понесут

От черствой засухи спасенье.

А тот, кто нас ведет дорогою труда,

Дорогою побед и славы неизменной, -

Он будет наречен народом навсегда

Преобразителем вселенной.

Декабрь 1949

21 декабря 1949 года

Пусть миру этот день запомнится навеки,

Пусть будет вечности завещан этот час.

Легенда говорит о мудром человеке,

Что каждого из нас от страшной смерти спас.

Ликует вся страна в лучах зари янтарной,

И радости чистейшей нет преград, -

И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,

И дважды Сталиным спасенный Ленинград

В день новолетия учителя и друга

Песнь светлой благодарности поют, -

Пускай вокруг неистовствует вьюга

Или фиалки горные цветут.

И вторят городам Советского Союза

Всех дружеских республик города

И труженики те, которых душат узы,

Но чья свободна речь и чья душа горда.

И вольно думы их летят к столице славы,

К высокому Кремлю - борцу за вечный свет,

Откуда в полночь гимн несется величавый

И на весь мир звучит, как помощь и привет.

21 декабря 1949

24 мая

Это были черные тюльпаны,

Это были страшные цветы.

24 мая 1959

27 января 1944 года

И в ночи январской беззвездной,

Сам дивясь небывалой судьбе,

Возвращенный из смертной бездны,

Ленинград салютует себе.

2 марта 1944

8 ноября 1913 года

Солнце комнату наполнило

Пылью желтой и сквозной.

Я проснулась и припомнила:

Милый, нынче праздник твой.

Оттого и оснеженная

Даль за окнами тепла,

Оттого и я, бессонная,

Как причастница спала.

1913

9 декабря 1913

Самые темные дни в году

Светлыми стать должны.

Я для сравнения слов не найду -

Так твои губы нежны.

Только глаза подымать не смей,

Жизнь мою храня.

Первых фиалок они светлей,

А смертельные для меня.

Вот, поняла, что не надо слов,

Оснеженные ветки легки...

Сети уже разостлал птицелов

На берегу реки.

Декабрь 1913

Царское Село

* * *

De profundis...* Мое поколение

Мало меду вкусило. И вот

Только ветер гудит в отдаленье,

Только память о мертвых поет.

Наше было не кончено дело,

Наши были часы сочтены,

До желанного водораздела,

До вершины великой весны,

До неистового цветенья

Оставалось лишь раз вздохнуть...

Две войны, мое поколенье,

Освещали твой страшный путь.

1944. Ташкент

__________

* Из бездны (взываю) (лат.).

In memoriam

А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.

Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,

А крикнуть на весь мир все ваши имена!

Да что там имена! - захлопываю святцы;

И на колени все! - багровый хлынул свет,

Рядами стройными проходят ленинградцы,

Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.

Август 1942

Дюрмень

Interieur

Когда лежит луна ломтем чарджуйской дыни

На краешке окна, и духота кругом,

Когда закрыта дверь, и заколдован дом

Воздушной веткой голубых глициний,

И в чашке глиняной холодная вода,

И полотенца снег, и свечка восковая

Горит, как в детстве, мотыльков сзывая,

Грохочет тишина, моих не слыша слов, -

Тогда из черноты рембрандтовских углов

Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,

Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже...

Здесь одиночество меня поймало в сети.

Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,

И в зеркале двойник не хочет мне помочь.

Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.

28 марта 1944

Ташкент

Nох. Статуя "Ночь" в Летнем саду

Ноченька!

В звездном покрывале,

В траурных маках, с бессонной совой...

Доченька!

Как мы тебя укрывали

Свежей садовой землей.

Пусты теперь Дионисовы чаши,

Заплаканы взоры любви...

Это проходят над городом нашим

Страшные сестры твои.

30 мая 1942

Ташкент

* * *

...А там мой мраморный двойник,

Поверженный под старым кленом,

Озерным водам отдал лик,

Внимает шорохам зеленым.

И моют светлые дожди

Его запекшуюся рану...

Холодный, белый подожди,

Я тоже мраморною стану.

* * *

А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет

И думает, что он незаменим,

Что все на свете он переиначит,

Что Пастернака перепастерначит,

А я не знаю, что мне делать с ним.

1943. Ташкент

* * *

А в книгах я последнюю страницу

Всегда любила больше всех других, -

Когда уже совсем неинтересны

Герой и героиня, и прошло

Так много лет, что никого не жалко,

И, кажется, сам автор

Уже начало повести забыл,

И даже "вечность поседела",

Как сказано в одной прекрасной книге.

Но вот сейчас, сейчас

Все кончится, и автор снова будет

Бесповоротно одинок, а он

Еще старается быть остроумным

Или язвит - прости его Господь! -

Прилаживая пышную концовку,

Такую, например:

...И только в двух домах

В том городе (название неясно)

Остался профиль (кем-то обведенный

На белоснежной извести стены),

Не женский, не мужской, но полный тайны.

И, говорят, когда лучи луны -

Зеленой, низкой, среднеазиатской -

По этим стенам в полночь пробегают,

В особенности в новогодний вечер,

То слышится какой-то легкий звук,

Причем одни его считают плачем,

Другие разбирают в нем слова.

Но это чудо всем поднадоело,

Приезжих мало, местные привыкли,

И говорят, в одном из тех домов

Уже ковром закрыт проклятый профиль.

25 ноября 1943

Ташкент

* * *

А как музыка зазвучала

И очнулась вокруг зима,

Стало ясно, что у причала

Государыня-смерть сама.

Конец 1965 - январь 1966

* * *

А мы?

Не так же ль мы

Сошлись на краткий миг для переклички?

21 июня 1943

Ташкент

* * *

А Смоленская нынче именинница,

Синий ладан над травою стелется.

И струится пенье панихидное,

Не печальное нынче, а светлое.

И приводят румяные вдовушки

На кладбище мальчиков и девочек

Поглядеть на могилы отцовские,

А кладбище - роща соловьиная,

От сиянья солнечного замерло.

Принесли мы Смоленской заступнице,

Принесли Пресвятой Богородице

На руках во гробе серебряном

Наше солнце, в муке погасшее, -

Александра, лебедя чистого.

1921

* * *

А тебе еще мало по-русски,

И ты хочешь на всех языках

Знать, как круты подъемы и спуски

И почем у нас совесть и страх.

* * *

А, ты думал - я тоже такая,

Что можно забыть меня,

И что брошусь, моля и рыдая.

Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок

В наговорной воде корешок

И пришлю тебе страшный подарок -

Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом

Окаянной души не коснусь,

Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь

И ночей наших пламенных чадом -

Я к тебе никогда не вернусь.

1921

* * *

А ты теперь тяжелый и унылый,

Отрекшийся от славы и мечты,

Но для меня непоправимо милый,

И чем темней, тем трогательней ты.

Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,

Что наяву, не знаешь, что во сне,

Но зелены мучительные очи, -

Покоя, видно, не нашел в вине.

И сердце только скорой смерти просит,

Кляня медлительность судьбы.

Все чаще ветер западный приносит

Твои упреки и твои мольбы.

Но разве я к тебе вернуться смею?

Под бледным небом родины моей

Я только петь и вспоминать умею,

А ты меня и вспоминать не смей.

Так дни идут, печали умножая.

Как за тебя мне Господа молить?

Ты угадал: моя любовь такая,

Что даже ты не мог ее убить.

22 июля 1917

Слепнево

* * *

А умирать поедем в Самарканд,

На родину предвечных роз...

Ташкент, Ташми

(в тифозном бреду)

Ноябрь-декабрь 1942

* * *

...А человек, который для меня

Теперь никто, а был моей заботой

И утешеньем самых горьких лет, -

Уже бредет как призрак по окрайнам,

По закоулками и задворкам жизни,

Тяжелый, одурманенный безумьем,

С оскалом волчьим...

Боже, Боже, Боже!

Как пред тобой я тяжко согрешила!

Оставь мне жалость хоть...

1945

* * *

А я говорю, вероятно, за многих:

Юродивых, скорбных, немых и убогих,

И силу свою мне они отдают,

И помощи скорой и действенной ждут.

30 марта 1961

Красная Конница

* * *

А! это снова ты. Не отроком влюбленным,

Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным

Ты в этот дом вошел и на меня глядишь.

Страшна моей душе предгрозовая тишь.

Ты спрашиваешь, что я сделала с тобою,

Врученным мне навек любовью и судьбою.

Я предала тебя. И это повторять -

О, если бы ты мог когда-нибудь устать!

Так мертвый говорит, убийцы сон тревожа,

Так ангел смерти ждет у рокового ложа.

Прости меня теперь. Учил прощать Господь.

В недуге горестном моя томится плоть,

А вольный дух уже почиет безмятежно.

Я помню только сад, сквозной, осенний, нежный,

И крики журавлей, и черные поля...

О, как была с тобой мне сладостна земля!

1916

Август

Он и праведный, и лукавый,

И всех месяцев он страшней:

В каждом августе, Боже правый,

Столько праздников и смертей.

Разрешенье вина и елея...

Спас, Успение... Звездный свод!..

Вниз уводит, как та аллея,

Где остаток зари алеет,

В беспредельный туман и лед

Вверх, как лестница, он ведет.

Притворялся лесом волшебным,

Но своих он лишился чар.

Был надежды "напитком целебным"

В тишине заполярных нар...

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

А теперь! Ты, новое горе,

Душишь грудь мою, как удав...

И грохочет Черное море,

Изголовье мое разыскав.

27 августа 1957

Комарово

Август 1940 То град твой, Юлиан!

Вяч. Иванов

Когда погребают эпоху,

Надгробный псалом не звучит,

Крапиве, чертополоху

Украсить ее предстоит.

И только могильщики лихо

Работают. Дело не ждет!

И тихо, так, Господи, тихо,

Что слышно, как время идет.

А после она выплывает,

Как труп на весенней реке,-

Но матери сын не узнает,

И внук отвернется в тоске.

И клонятся головы ниже,

Как маятник, ходит луна.

Так вот - над погибшим Парижем

Такая теперь тишина.

5 августа 1940

Шереметевский Дом

Александр у Фив

Наверно, страшен был и грозен юный царь,

Когда он произнес: "Ты уничтожишь Фивы".

И старый вождь узрел тот город горделивый,

Каким он знал его еще когда-то встарь.

Все, все предать огню! И царь перечислял

И башни, и врата, и храмы - чудо света,

Но вдруг задумался и, просветлев, сказал:

"Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта".

1961

Ленинград

Александру Блоку

От тебя приходила ко мне тревога

И уменье писать стихи.

Март 1914

Алиса

I

Все тоскует о забытом

О своем весеннем сне,

Как Пьеретта о разбитом

Золотистом кувшине...

Все осколочки собрала,

Не умела их сложить...

"Если б ты, Алиса, знала,

Как мне скучно, скучно жить!

Я за ужином зеваю,

Забываю есть и пить,

Ты поверишь, забываю

Даже брови подводить.

О Алиса! Дай мне средство,

Чтоб вернуть его опять;

Хочешь, все мое наследство,

Дом и платья можешь взять.

Он приснился мне в короне,

Я боюсь моих ночей!"

У Алисы в медальоне

Темный локон - знаешь, чей?!

22 января 1911

Киев

II

"Как поздно! Устала, зеваю..."

"Миньона, спокойно лежи,

Я рыжий парик завиваю,

Для стройной моей госпожи.

Он будет весь в лентах зеленых,

А сбоку жемчужный аграф;

Читала записку: "У клена

Я жду вас, таинственный граф!"

Сумеет под кружевом маски

Лукавая смех заглушить,

Велела мне даже подвязки

Сегодня она надушить".

Луч утра на черное платье

Скользнул, из окошка упав...

"Он мне открывает объятья

Под кленом, таинственный граф".

23 января 1911

Киев

* * *

Ангел, три года хранивший меня,

Вознесся в лучах и огне,

Но жду терпеливо сладчайшего дня,

Когда он вернется ко мне.

Как щеки запали, бескровны уста,

Лица не узнать моего;

Ведь я не прекрасная больше, не та,

Что песней смутила его.

Давно на земле ничего не боюсь,

Прощальные помня слова.

Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,

А прежде кивала едва.

1921

Бег времени

Что войны, что чума? - конец им виден скорый,

Им приговор почти произнесен.

Но кто нас защитит от ужаса, который

Был бегом времени когда-то наречен?

1961

Бежецк

Там белые церкви и звонкий, светящийся лед.

Там милого сына цветут васильковые очи.

Над городом древним алмазные русские ночи

И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.

Там строгая память, такая скупая теперь,

Свои терема мне открыла с глубоким поклоном;

Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь...

И город был полон веселым рождественским звоном.

26 декабря 1921

* * *

Без крова, без хлеба, без дела

Жила я на радость врагам,

Я иначе жить не хотела

. . . . . . . . . . . . . . . . .

1950-е годы

Без названия

Среди морозной праздничной Москвы,

Где протекает наше расставанье

И где, наверное, прочтете вы

Прощальных песен первое изданье -

Немного удивленные глаза:

"Что? Что? Уже?.. Не может быть!" -

Конечно!.."

И святочного неба бирюза,

И все кругом блаженно и безгрешно...

Нет, так не расставался никогда

Никто ни с кем, и это нам награда

За подвиг наш.

* * *

Безвольно пощады просят

Глаза. Что мне делать с ними,

Когда при мне произносят

Короткое, звонкое имя?

Иду по тропинке в поле

Вдоль серых сложенных бревен.

Здесь легкий ветер на воле

По-весеннему свеж, неровен.

И томное сердце слышит

Тайную весть о дальнем.

Я знаю: он жив, он дышит,

От смеет быть не печальным.

1912

* * *

Безымянная здесь могила

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чтобы область вся получила

Имя "мученика сего".

26 декабря 1959

Белая ночь

Небо бело страшной белизною,

А земля как уголь и гранит.

Под иссохшей этою луною

Ничего уже не заблестит.

Женский голос, хриплый и задорный,

Не поет - кричит, кричит.

Надо мною близко тополь черный

Ни одним листком не шелестит.

Для того ль тебя я целовала,

Для того ли мучалась, любя,

Чтоб теперь спокойно и устало

С отвращеньем вспоминать тебя?

7 июня 1914

Слепнево

Белой ночью

Ах, дверь не запирала я,

Не зажигала свеч,

Не знаешь, как, усталая,

Я не решалась лечь.

Смотреть, как гаснут полосы

В закатном мраке хвой,

Пьянея звуком голоса,

Похожего на твой.

И знать, что все потеряно,

Что жизнь - проклятый ад!

О, я была уверена,

Что ты придешь назад.

1911

Белый дом

Морозное солнце. С парада

Идут и идут войска.

Я полдню январскому рада,

И тревога моя легка.

Здесь помню каждую ветку

И каждый силуэт.

Сквозь инея белую сетку

Малиновый каплет свет.

Здесь дом был почти что белый,

Стеклянное крыльцо.

Столько раз рукой помертвелой

Я держала звонок-кольцо.

Столько раз... Играйте, солдаты,

А я мой дом отыщу,

Узнаю по крыше покатой,

По вечному плющу.

Но кто его отодвинул,

В чуткие унес города

Или из памяти вынул

Навсегда дорогу туда...

Волынки вдали замирают,

Снег летит, как вишневый цвет...

И, видно, никто не знает,

Что белого дома нет.

1914

* * *

Беспамятна лишь жизнь, - такой не назовем

Ее сестру, - последняя дремота

В назначенный вчера, сегодня входит дом,

И целый день стоят открытыми ворота.

1964

* * *

Бессмертник сух и розов. Облака

На свежем небе вылеплены грубо.

Единственного в этом парке дуба

Листва еще бесцветна и тонка.

Лучи зари до полночи горят.

Как хорошо в моем затворе тесном!

О самом нежном, о всегда чудесном

Со мной сегодня птицы говорят.

Я счастлива. Но мне всего милей

Лесная и пологая дорога,

Убогий мост, скривившийся немного,

И то, что ждать осталось мало дней.

1916

Бессонница

Где-то кошки жалобно мяукают,

Звук шагов я издали ловлю...

Хорошо твои слова баюкают:

Третий месяц я от них не сплю.

Ты опять, опять со мной, бессонница!

Неподвижный лик твой узнаю.

Что, красавица, что, беззаконница,

Разве плохо я тебе пою?

Окна тканью белою завершены,

Полумрак струится голубой...

Или дальней вестью мы утешены?

Отчего мне так легко с тобой?

1912

* * *

Бесшумно ходили по дому,

Не ждали уже ничего.

Меня привели к больному,

И я не узнала его.

Он сказал: "Теперь слава Богу", -

И еще задумчивей стал.

"Давно мне пора в дорогу,

Я только тебя поджидал.

Так меня ты в бреду тревожишь,

Все слова твои берегу.

Скажи: ты простить не можешь?"

И я сказала: "Могу".

Казалось, стены сияли

От пола до потолка.

На шелковом одеяле

Сухая лежала рука.

А закинутый профиль хищный

Стал так страшно тяжел и груб,

И было дыханья не слышно

У искусанных темных губ.

Но вдруг последняя сила

В синих глазах ожила:

"Хорошо, что ты отпустила,

Не всегда ты доброй была".

И стало лицо моложе,

Я опять узнала его

И сказала: "Господи Боже,

Прими раба твоего".

1914

* * * Георгию Иванову

Бисерным почерком пишете, Lise,

Уже не подруге, не старой тетке.

Голуби взлетели на карниз,

Луч заиграл на балконной решетке.

Ваше окошко опять найду

Под веночком, длинной стрелой пронзенным.

Как хорошо в осеннем саду!

Как хорошо быть совсем влюбленным!

Желтое солнце светло блестит,

Желтое платье в окне колотится...

Знаю - она никогда не простит,

Если осмелюсь я ей поклониться.

<Ноябрь> 1913

* * *

Божий Ангел, зимним утром

Тайно обручивший нас,

С нашей жизни беспечальной

Глаз не сводит потемневших.

Оттого мы любим небо,

Тонкий воздух, свежий ветер

И чернеющие ветки

За оградою чугунной.

Оттого мы любим строгий,

Многоводный, темный город,

И разлуки наши любим,

И часы недолгих встреч.

1914

* * *

Больничные молитвенные дни

И где-то близко за стеною - море

Серебряное - страшное, как смерть.

1 декабря 1961

Больница

Борис Пастернак

Он, сам себя сравнивший с конским глазом,

Косится, смотрит, видит, узнает,

И вот уже расплавленным алмазом

Сияют лужи, изнывает лед.

В лиловой мгле покоятся задворки,

Платформы, бревна, листья, облака.

Свист паровоза, хруст арбузной корки,

В душистой лайке робкая рука.

Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоем

И вдруг притихнет, - это значит, он

Пугливо пробирается по хвоям,

Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.

И это значит, он считает зерна

В пустых колосьях, это значит, он

К плите дарьяльской, проклятой и черной,

Опять пришел с каких-то похорон.

И снова жжет московская истома,

Звенит вдали смертельный бубенец -

Кто заблудился в двух шагах от дома,

Где снег по пояс и всему конец?..

За то, что дым сравнил с Лаокооном,

Кладбищенский воспел чертополох,

За то, что мир наполнил новым звоном

В пространстве новом отраженных строф, -

Он награжден каким-то вечным детством,

Той щедростью и зоркостью светил,

И вся земля была его наследством,

А он ее со всеми разделил.

19 января 1936

Ленинград

* * *

"Брат! Дождалась я светлого дня.

В каких скитался ты странах?!

"Сестра, отвернись, не смотри на меня,

Эта грудь в кровавых ранах".

"Брат, эта грусть - как кинжал остра,

Отчего ты словно далеко?"

"Прости, о прости, моя сестра,

Ты будешь всегда одинока".

25 января 1910

Киев

Бреды

Самолет приблизился к Парижу

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Кроме сосен никого не вижу,

С соснами короткий разговор.

14 августа 1959

Комарово

* * *

Будем вместе, милый, вместе,

Знаю все, что мы родные,

А лукавые насмешки,

Как бубенчик отдаленный,

И обидеть нас не могут,

И не могут огорчить.

Где венчались мы - не помним,

Но сверкала эта церковь

Тем неистовым сияньем,

Что лишь ангелы умеют

В белых крыльях приносить.

А теперь пора такая,

Страшный год и страшный город.

Как же можно разлучиться

Мне с тобой, тебе со мной?

1915

* * *

Будешь жить, не зная лиха,

Править и судить,

Со своей подругой тихой

Сыновей растить.

И во всем тебе удача,

Ото всех почет,

Ты не знай, что я от плача

Дням теряю счет.

Много нас таких бездомных,

Сила наша в том,

Что для нас, слепых и темных,

Светел божий дом,

И для нас, склоненных долу,

Алтари горят,

Наши к божьему престолу

Голоса летят.

1915

* * *

Буду тихо на погосте

Под доской дубовой спать,

Будешь, милый, к маме в гости

В воскресенье прибегать -

Через речку и по горке,

Так что взрослым не догнать,

Издалека, мальчик зоркий,

Будешь крест мой узнавать.

Знаю, милый, можешь мало

Обо мне припоминать:

Не бранила, не ласкала,

Не водила причащать.

1915

* * *

Буду черные грядки холить,

Ключевой водой поливать;

Полевые цветы на воле,

Их не надо трогать и рвать.

Пусть их больше, чем звезд зажженных

В сентябрьских небесах -

Для детей, для бродяг, для влюбленных

Вырастают цветы на полях.

А мои - для святой Софии

В тот единственный светлый день,

Когда возгласы литургии

Возлетят под дивную сень.

И, как волны приносят на сушу

То, что сами на смерть обрекли,

Принесу покаянную душу

И цветы из Русской земли.

1916

* * *

Был блаженной моей колыбелью

Темный город у грозной реки

И торжественной брачной постелью,

Над которой лежали венки

Молодые твои серафимы,

Город, горькой любовью любимый.

Солеею молений моих

Был ты, строгий, спокойный, туманный.

Там впервые предстал мне жених,

Указавши мой путь осиянный,

И печальная Муза моя,

Как слепую, водила меня.

1914

* * *

Был он ревнивым, тревожным и нежным,

Как Божие солнце, меня любил,

А чтобы она не запела о прежнем,

Он белую птицу мою убил.

Промолвил, войдя на закате в светлицу:

"Люби меня, смейся, пиши стихи!"

И я закопала веселую птицу

За круглым колодцем у старой ольхи.

Ему обещала, что плакать не буду,

Но каменным сделалось сердце мое,

И кажется мне, что всегда и повсюду

Услышу я сладостный голос ее.

1914

* * *

Быть может, презреннее всех на земле

Нарушитель клятвы не данной.

1963

Быть страшно тобою хвалимой...

Все мои подсчитала грехи.

И в последнюю речь подсудимой

Ты мои превратила стихи.

1963

* * * Н.Г.<умилеву>

В ремешках пенал и книги были,

Возвращалась я домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой веселый.

Только, ставши лебедем надменным,

Изменился серый лебеденок.

А на жизнь мою лучом нетленным

Грусть легла, и голос мой незвонок.

1912. Царское Село

В Выборге О.А.Л-ской

Огромная подводная ступень,

Ведущая в Нептуновы владенья, -

Там стынет Скандинавия, как тень,

Вся - в ослепительном одном виденье.

Безмолвна весня, музыка нема,

Но воздух жжется их благоуханьем,

И на коленях белая зима

Следит за всем с молитвенным вниманьем.

25 сентября 1964

* * *

В городе райского ключаря,

В городе мертвого царя

Майские зори красны и желты,

Церкви белы, высоки мосты.

И в темном саду между старых лип

Мачт корабельных слышится скрип.

А за окошком моим река -

Никто не знает, как глубока.

Вольно я выбрала дивный Град,

Жаркое солнце земных отрад,

И все мне казалось, что в Раю

Я песню последнюю пою.

1916 1917

В Зазеркалье O quae benavyatam, Diva,

tenes Cyprum et Memphim...

Hor.

Красотка очень молода,

Но не из нашего столетья,

Вдвоем нам не бывать - та, третья,

Нас не оставит никогда.

Ты подвигаешь кресло ей,

Я щедро с ней делюсь цветами...

Что делаем - не заем сами,

Но с каждым мигом нам страшней.

Как вышедшие из тюрьмы,

Мы что-то знаем друг о друге

Ужасное. Мы в адском круге,

А может, это и не мы.

5 июля 1963

Комарово

______________

О богиня, которая владычествует

над счастливым Кипром и Мемфисом...

Гораций (лат.)

* * *

В каждом древе распятый Господь,

В каждом колосе тело Христово,

И молитвы пречистое слово

Исцеляет болящую плоть.

1946

* * *

В каждых сутках есть такой

Смутный и тревожный час.

Громко говорю с тоской,

Не раскрывши сонных глаз.

И она стучит, как кровь,

Как дыхание тепла,

Как счастливая любовь,

Рассудительна и зла.

1917

* * *

В комнате моей живет красивая

Медленная черная змея;

Как и я, такая же ленивая

И холодная, как я.

Вечером слагаю сказки чудные

На ковре у красного огня,

А она глазами изумрудными

Равнодушно смотрит на меня.

Ночью слышат стонущие жалобы

Мертвые, немые образа...

Я иного, верно, пожелала бы,

Если б не змеиные глаза.

Только утром снова я, покорная,

Таю, словно тонкая свеча...

И тогда сползает лента черная

С низко обнаженного плеча.

1910

В лесу

Четыре алмаза - четыре глаза,

Два совиных и два моих.

О страшен, страшен конец рассказа

О том, как умер мой жених.

Лежу в траве, густой и влажной,

Бессвязно звонки мои слова,

А сверху смотрит такою важной,

Их чутко слушает сова.

Нас ели тесно обступили,

Над нами небо, черный квадрат,

Ты знаешь, знаешь, его убили.

Его убил мой старший брат...

Не на кровавом поединке

И не в сраженьи, ни на войне,

А на пустынной лесной тропинке,

Когда влюбленный шел ко мне.

В мае

Сталинградской страды

Золотые плода:

Мир, довольство, высокая честь,

И за каждым окном

Шелестит ветерком

Нам о радости будущей весть.

Май 1945

В пионерлагере Ане Каминской

Здравствуй, племя младое, незнакомое!..

Пушкин

Как будто заблудившись в нежном лете,

Бродила я вдоль липовых аллей

И увидала, как плясали дети

Под легкой сеткой молодых ветвей.

Среди деревьев этот резвый танец,

И сквозь загар пробившийся румянец,

И быстрые движенья смуглых рук

На миг заворожили все вокруг.

Алмазами казались солнца блики,

Волшебный ветерок перелетал

И то лесною веял земляникой,

То соснами столетними дышал.

Под ярко-голубыми небесами

Огромный парк был полон голосами,

И даже эхо стало молодым...

...Там дети шли с знаменами своими,

И Родина сама,

любуясь ими,

С улыбкою чело склонила к ним.

Июль 1950

Павловск

* * *

В последний год, когда столица наша

Первоначальное носила имя

И до войны великой оставалось

Еще полгода, совершилось то,

О чем должна я кратко и правдиво

В повестовавании моем сказать,

И в этом помешать мне может только

Та, что в дома всегда без спроса входит

И белым закрывает зеркала.

Иль тот, кто за море от нас уехал

И строго, строго плакать запретил.

1916

* * *

В последний раз мы встретились тогда

На набережной, где всегда встречались.

Была в Неве высокая вода,

И наводненья в городе боялись.

Он говорил о лете и о том,

Что быть поэтом женщине - нелепость.

Как я запомнила высокий царский дом

И Петропавловскую крепость! -

Затем что воздух был совсем не наш,

А как подарок божий - так чудесен.

И в этот час была мне отдана

Последняя из всех безумных песен.

1914

* * *

В промежутках между грозами,

Мрачной яркостью богатые,

Над притихшими березами

Облака стоят крылатые.

Чуть гроза на запах спрячется -

И настанет тишь чудесная,

А с востока снова катиться

Колесница поднебесная.

1915. Слепнево

В разбитом зеркале

Непоправимые слова

Я слушала в тот вечер звездный,

И закружилась голова,

Как над пылающею бездной.

И гибель выла у дверей,

И ухал черный сад, как филин,

И город, смертно обессилен,

Был Трои в этот час древней.

Тот час был нестерпимо ярок

И, кажется, звенел до слез.

Ты отдал мне не тот подарок,

Который издалека вез.

Казался он пустой забавой

В тот вечер огненный тебе.

И стал он медленной отравой

В моей загадочной судьбе.

И он всех бед моих предтеча, -

Не будем вспоминать о нем!..

Несостоявшаяся встреча

Еще рыдает за углом.

1956

* * *

В скорбях, в страстях, под нестерпимым гнетом

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Где смерть стоит за каждым поворотом,

И гибели достаточно для всех.

1958-1959

В сочельник (24 декабря 1964)

Последний день в Риме

Заключенье небывшего цикла

Часто сердцу труднее всего.

Я от многого в жизни отвыкла,

Мне не нужно почти ничего, -

Для меня комаровские сосны

На своих языках говорят

И совсем как отдельные весны

В лужках, выпивших небо, - стоят.

1964

В тифу

Где-то ночка молодая,

Звездная, морозная,..

Ой, худая, ой, худая

Голова тифозная.

Про себя воображает,

На подушке мечется,

Знать не знает, знать не знает,

Что во всем ответчица,

Что за речкой, что за садом

Кляча с гробом тащится.

Меня под землю не надо б,

Я одна - рассказчица.

1942. Ташкент

Эпические мотивы

1

В то время я гостила на земле.

Мне дали имя при крещенье - Анна,

Сладчайшее для губ людских и слуха.

Так дивно знала я земную радость

И праздников считала не двенадцать,

А столько, сколько было дней в году.

Я, тайному велению покорна,

Товарища свободного избрав,

Любила только солнце и деревья.

Однажды поздним летом иностранку

Я встретила в лукавый час зари,

И вместе мы купались в теплом море,

Ее одежда странной мне казалась,

Еще страннее - губы, а слова -

Как звезды падали сентябрьской ночью.

И стройная меня учила плавать,

Одной рукой поддерживая тело,

Неопытное на тугих волнах.

И часто, стоя в голубой воде,

Она со мной неспешно говорила,

И мне казалось, что вершины леса

Слегка шумят, или хрустит песок,

Иль голосом серебряным волынка

Вдали поет о вечере разлук.

Но слов ее я помнить не могла

И часто ночью с болью просыпалась.

Мне чудился полуоткрытый рот,

Ее глаза и гладкая прическа.

Как вестника небесного, молила

Я девушку печальную тогда:

"Скажи, скажи, зачем угасла память

И, так томительно лаская слух,

Ты отняла блаженство повторенья?.."

И только раз, когда я виноград

В плетеную корзинку собирала,

А смуглая сидела на траве,

Глаза закрыв и распустивши косы,

И томною была и утомленной

От запах тяжелых синих ягод

И пряного дыханья дикой мяты, -

Она слова чудесные вложила

В сокровищницу памяти моей,

И, полную корзину уронив,

Припала я к земле сухой и душной,

Как к милому, когда поет любовь.

Осень 1913

Северные элегии

<Третья>

В том доме было очень страшно жить,

И ни камина свет патриархальный,

Ни колыбелька моего ребенка,

Ни то, что оба молоды мы были

И замыслов исполнены,

Не уменьшало это чувство страха.

И я над ним смеяться научилась

И оставляла капельку вина

И крошки хлеба для того, кто ночью

Собакою царапался у двери

Иль в низкое заглядывал окошко,

В то время, как мы, замолчав, старались

Не видеть, что творится в зазеркалье,

Под чьими тяжеленными шагами

Стонали темной лестницы ступени,

Как о пощаде жалостно моля.

И говорил ты, странно улыбаясь:

"Кого они по лестнице несут?"

Теперь ты там, где знают все, скажи:

Что в этом доме жило кроме нас?

1921

* * *

В тот давний год, когда зажглась любовь,

Как крест престольный, в сердце обреченном,

Ты кроткою голубкой не прильнула

К моей груди; но коршуном когтила.

Изменой первою, вином проклятья

Ты напоила друга своего.

Но час настал в зеленые глаза

Тебе глядеться, у жестоких губ

Молить напрасно сладостного дара

И клятв таких, каких ты не слыхала,

Каких еще никто не произнес.

Так отравивший воду родника

Для вслед за ним идущего в пустыне

Сам заблудился и, возжаждав сильно,

Источника во мраке не узнал.

Он гибель пьет, прильнув к воде прохладной,

Но гибелью ли жажду утолить?

1921

* * *

В углу старик, похожий на барана,

Внимательно читает "Фигаро".

В моей руке просохшее перо,

Идти домой еще как будто рано.

Тебе велела я, чтоб ты ушел.

Мне сразу все твои глаза сказали...

Опилки густо устилают пол,

И пахнет спиртом в полукруглой зале

И это юность - светлая пора

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Да лучше б я повесилась вчера

Или под поезд бросилась сегодня.

Май-июль 1911? Конец 1950-х годов

* * *

Важно с девочками простились,

На ходу целовали мать,

Во все новое нарядились,

Как в солдатики шли играть.

Ни плохих, ни хороших, ни средних.

Все они по своим местам,

Где ни первых нет, ни последних...

Все они опочили там.

1943

Ташкент

* * *

Вам жить, а мне не очень,

Тот близок поворот.

О, как он строг и точен,

Незримого расчет.

Волк любит жить на воле,

Но с волком скор расчет:

На льду, в лесу и в поле

Бьют волка круглый год.

Не плачь, о друг единый,

Коль летом и зимой

Опять с тропы волчиной

Услышишь голос мой.

20 ноября - 2 декабря 1959

* * *

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,

Прозрачный, теплый и веселый...

Там с девушкой через забор сосед

Под вечер говорит, и слышат только пчелы

Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно

И чтим обряды наших горьких встреч,

Когда с налету ветер безрассудный

Чуть начатую обрывает речь.

Но ни на что не променяем пышный

Гранитный город славы и беды,

Широких рек сияющие льды,

Бессолнечные, мрачные сады

И голос Музы еле слышный.

1915

* * *

Веет ветер лебединый,

Небо синее в крови.

Наступают годовщины

Первых дней твоей любви.

Ты мои разрушил чары,

Годы плыли, как вода.

Отчего же ты не старый,

А такой, как был тогда?

Даже звонче голос нежный,

Только времени крыло

Осенило славой снежной

Безмятежное чело.

Венеция

Золотая голубятня у воды,

Ласковой и млеюще-зеленой;

Заметает ветерок соленый

Черных лодок узкие следы.

Сколько нежных, странных лиц в толпе.

В каждой лавке яркие игрушки:

С книгой лев на вышитой подушке,

С книгой лев на мраморном столбе.

Как на древнем, выцветшем холсте,

Стынет небо тускло-голубое...

Но не тесно в этой тесноте

И не душно в сырости и зное.

1912

* * * И.А.Горенко

Весенним солнцем это утро пьяно,

И на террасе запах роз слышней,

А небо ярче синего фаянса.

Тетрадь в обложке мягкого сафьяна;

Читаю в ней элегии и стансы,

Написанные бабушке моей.

Дорогу вижу до ворот, и тумбы

Белеют четко в изумрудном дерне.

О, сердце любит сладостно и слепо!

И радуют пестреющие клумбы,

И резкий крик вороны в небе черной,

И в глубине аллеи арка склепа.

1910

* * *

Вечер тот казни достоин,

С ним я не справлюсь никак.

Будь совершенно спокоен -

Ты ведь мужчина и враг,

Тот, что молиться мешает,

Муке не хочет помочь,

Тот, что твой сон нарушает,

Тихая, каждую ночь.

Ты ль не корил маловерных

И обличал, и учил!

Ты ли от всякия скверны

Избавить тебя не молил!

"Сам я не знаю, что сталось,

К гибели, что ли, иду?

Ведь как ребенок металась

Передо мною в бреду.

Выпил я светлые капли

С глаз ее - слезы стыда".

Верно, от них и ослабли

Руки твои навсегда.

1922

* * *

Вечерние часы перед столом.

Непоправимо белая страница.

Мимоза пахнет Ниццей и теплом.

В луче луны летит большая птица.

И, туго косы на ночь заплетая,

Как будто завтра нужны будут косы,

В окно гляжу я, больше не грустя,

На море, на песчаные откосы.

Какую власть имеет человек,

Который даже нежности не просит!

Я не могу поднять усталых век,

Когда мое он имя произносит.

1913

* * *

Вечерний звон у стен монастыря,

Как некий благовест самой природы...

И бледный лик в померкнувшие воды

Склоняет сизокрылая заря.

Над дальним лугом белые челны

Нездешние сопровождают тени...

Час горьких дум, о, час разуверений

При свете возникающей луны.

<1914>

Вечерняя комната

Я говорю сейчас словами теми,

Что только раз рождаются в душе,

Жужжит пчела на белой хризантеме,

Так душно пахнет старое саше.

И комната, где окна слишком узки,

Хранит любовь и помнит старину,

А над кроватью надпись по-французски

Гласит: "Seigneur, ayez pitie de nous"*

Ты сказки давней горестных заметок,

Душа моя, не тронь и не ищи...

Смотрю, блестящих севрских статуэток

Померкли глянцевитые плащи.

Последний луч, и желтый и тяжелый,

Застыл в букете ярких георгин,

И как во сне я слышу звук виолы

И редкие аккорды клавесин.

1911

____________

* Господи, помилуй нас (фр.).

Вечером

Звенела музыка в саду

Таким невыразимым горем.

Свежо и остро пахли морем

На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: "Я верный друг!"

И моего коснулся платья.

Как не похожи на объятья

Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,

Так на наездниц смотрят стройных...

Лишь смех в глазах его спокойных

Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса

Поют за стелющимся дымом:

"Благослови же небеса -

Ты первый раз одна с любимым".

1913

* * *

Взоры огненней огня

И усмешка Леля...

Не обманывай меня,

Первое апреля!

1963

* * *

Вижу выцветший флаг над таможней

И над городом желтую муть.

Вот уж сердце мое осторожней

Замирает, и больно вздохнуть.

Стать бы снова приморской девчонкой,

Туфли на босу ногу надеть,

И закладывать косы коронкой,

И взволнованным голосом петь.

Все глядеть бы на смуглые главы

Херсонесского храма с крыльца

И не знать, что от счастья и славы

Безнадежно дряхлеют сердца.

<февраль> 1913

* * *

Вижу, вижу лунный лук

Сквозь листву густых ракит,

Слышу, слышу ровный стук

Неподкованных копыт.

Что? И ты не хочешь спать,

В год не мог меня забыть,

Не привык свою кровать

Ты пустою находить?

Не с тобой ли говорю

В остром крике хищных птиц,

Не в твои ль глаза смотрю

С белых, матовых страниц?

Что же крутишь, словно вор,

У затихшего жилья?

Или помнишь уговор

И живую ждешь меня?

Засыпаю. В душный мрак

Месяц бросил лезвие.

Снова стук. То бьется так

Сердце теплое мое.

1915

* * * В.С.Срезневской

Вместо мудрости - опытность, пресное

Неутоляющее питье.

А юность была как молитва воскресная...

Мне ли забыть ее?

Сколько дорог пустынных исхожено

С тем, кто мне не был мил,

Сколько поклонов в церквах положено

За того, кто меня любил...

Стала забывчивей всех забывчивых,

Тихо плывут года.

Губ нецелованных, глаз неулыбчивых

Мне не вернуть никогда.

1913

Полночные стихи

Вместо посвящения

По волнам блуждаю и прячусь в лесу,

Мерещусь на чистой эмали,

Разлуку, наверно, неплохо снесу,

Но встречу с тобою - едва ли.

Лето 1963

* * *

Вновь подарен мне дремотой

Наш последний звездный рай -

Город чистых водометов,

Золотой Бахчисарай.

Там, за пестрою оградой,

У задумчивой воды,

Вспоминали мы с отрадой

Царскосельские сады,

И орла Екатерины

Вдруг узнали - это тот!

Он слетел на дно долины

С пышных бронзовых ворот.

Чтобы песнь прощальной боли

Дольше в памяти жила,

Осень смуглая в подоле

Красных листьев принесла

И посыпала ступени,

Где прощалась я с тобой

И откуда в царство тени

Ты ушел, утешный мой.

1916. Севастополь

Во сне

Черную и прочную разлуку

Я несу с тобою наравне.

Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,

Обещай опять прийти во сне.

Мне с тобою как горе с горою...

Мне с тобой на свете встречи нет.

Только бы ты полночною порою

Через звезды мне прислал привет.

1946

Волга - Дон

В грозном вое степных ураганов,

Рассекая земную грудь,

Мимо древних скифских курганов

Волга к Дону проводит путь.

Если небо повито туманом,

Луч прожектора светел и прям,

Экскаватор живым великаном

По бескрайним шагает степям.

Что Петровской было мечтою,

Стало былью в наш мудрый век.

Здесь усилья свои утроит,

Чтоб добиться всего, человек.

И прочнее ижевской стали

(Это значит, прочнее всего)

Слово то, что сказал нам Сталин, -

Наша слава и торжество.

Февраль 1951 Ленинград

Воронеж О. М<андельштаму>

И город весь стоит оледенелый.

Как под стеклом деревья, стены, снег.

По хрусталям я прохожу несмело.

Узорных санок так неверен бег.

А над Петром воронежским - вороны,

Да тополя, и свод светло-зеленый,

Размытый, мутный, в солнечной пыли,

И Куликовской битвой веют склоны

Могучей, победительной земли.

И тополя, как сдвинутые чаши,

Над нами сразу зазвенят сильней,

Как будто пьют за ликованье наше

На брачном пире тысячи гостей.

А в комнате опального поэта

Дежурят страх и муза в свой черед.

И ночь идет,

Которая не ведает рассвета.

4 марта 1936

* * *

Вот и доспорился яростный спорщик,

До енисейских равнин...

Вам он бродяга, шуан, заговорщик, -

Мне он - единственный сын.

* * *

Вот она, плодоносная осень!

Поздновато ее привели.

А пятнадцать блаженнейших весен

Я подняться не смела с земли.

Я так близко ее разглядела,

К ней припала, ее обняла,

А она в обреченное тело

Силу тайную тайно лила.

1962. Комарово

* * *

Вражье знамя

Растает, как дым,

Правда за нами,

И мы победим

<19> июля 1941

* * *

Врачуй мне душу, а не то

Я хуже чем умру.

1963

* * *

Все в Москве пропитано стихами,

Рифмами проколото насквозь.

Пусть безмолвие царит над нами,

Пусть мы с рифмой поселимся врозь.

Пусть молчанье будет тайным знаком

Тех, кто с вами, а казался мной,

Вы ж соединитесь тайным браком

С девственной горчайшей тишиной,

Что во тьме гранит подземный точит

И волшебный замыкает круг,

А в ночи над ухом смерть пророчит,

Заглушая самый громкий звук.

1963. Москва.

* * *

Все души милых на высоких звездах.

Как хорошо, что некого терять

И можно плакать. Царскосельский воздух

Был создан, чтобы песни повторять.

У берега серебряная ива

Касается сентябрьских ярких вод.

Из прошлого восставши, молчаливо

Ко мне навстречу тень моя идет.

Здесь столько лир повешено на ветки,

Но и моей как будто место есть.

А этот дождик, солнечный и редкий,

Мне утешенье и благая весть.

1921

* * *

Все мне видится Павловск холмистый,

Круглый луг, неживая вода,

Самый томный и самый тенистый,

Ведь его не забыть никогда.

Как в ворота чугунные въедешь,

Тронет тело блаженная дрожь,

Не живешь, а ликуешь и бредишь

Иль совсем по-иному живешь.

Поздней осенью свежий и колкий

Бродит ветер, безлюдию рад.

В белом инее черные елки

На подтаявшем снеге стоят.

И исполненный жгучего бреда,

Милый голос, как песня, звучит,

И на медном плече Кифареда

Красногрудая птичка сидит.

1915

* * *

Все мы бражники здесь, блудницы,

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Ты куришь черную трубку,

Так странен дымок над ней.

Я надела узкую юбку,

Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:

Что там, изморозь или гроза?

На глаза осторожной кошки

Похожи твои глаза.

О, как сердце мое тоскует!

Не смертного ль часа жду?

А та, что сейчас танцует,

Непременно будет в аду.

1 января 1913

* * *

Все обещало мне его:

Край неба, тусклый и червонный,

И милый сон под Рождество,

И Пасхи ветер многозвонный,

И прутья красные лозы,

И парковые водопады,

И две большие стрекозы

На ржавом чугуне ограды.

И я не верить не могла,

Что будет дружен он со мною,

Когда по горным склонам шла

Горячей каменной тропою.

1916

* * *

Все опять возвратится ко мне:

Раскаленная ночь и томленье

(Словно Азия бредит во сне),

Халимы соловьиное пенье,

И библейских нарциссов цветенье,

И незримое благословенье

Ветерком шелестнет по стране.

10 декабря 1943

* * *

Все отнято: и сила, и любовь.

В немилый город брошенное тело

Не радо солнцу. Чувствую, что кровь

Во мне уже совсем похолодела.

Веселой Музы нрав не узнаю:

Она глядит и слова не проронит,

А голову в веночке темном клонит,

Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшней

Беснуется: великой хочет дани.

Закрыв лицо, я отвечала ей...

Но больше нет ни слез, ни оправданий.

1916. Севастополь

* * * Н.Рыковой

Все расхищено, предано, продано,

Черной смерти мелькало крыло,

Все голодной тоскою изглодано,

Отчего же нам стало светло?

Днем дыханьями веет вишневыми

Небывалый под городом лес,

Ночью блещет созвездьями новыми

Глубь прозрачных июльских небес, -

И так близко подходит чудесное

К развалившимся грязным домам,

Никому, никому неизвестное,

Но от века желанное нам.

1921

* * *

Все ушли, и никто не вернулся,

Только, верный обету любви,

Мой последний, лишь ты оглянулся,

Чтоб увидеть все небо в крови.

Дом был проклят, и проклято дело,

Тщетно песня звенела нежней,

И глаза я поднять не посмела

Перед страшной судьбою своей.

Осквернили пречистое слово,

Растоптали священный глагол,

Чтоб с сиделками тридцать седьмого

Мыла я окровавленный пол.

Разлучили с единственным сыном,

В казематах пытали друзей,

Окружили невидимым тыном

Крепко слаженной слежки своей.

Наградили меня немотою,

На весь мир окаянно кляня,

Окормили меня клеветою,

Опоили отравой меня.

И, до самого края доведши,

Почему-то оставили там.

Любо мне, городской сумасшедшей,

По предсмертным бродить площадям.

1959

* * *

Все это было - твердая рука

И полувиноватая улыбка,

Но делать нечего, и пусть пока

Все это именуется ошибкой

Жестокой...

1962

* * *

Все, - кого и не звали, - в Италии,

Шлют домашним сердечный привет.

Я осталась в моем зазеркалии,

Где ни света, ни воздуха нет.

Где за красными занавесками

Все навек повернулось вверх дном...

Так не буду с леонардесками

Переглядываться тайком,

И дышать тишиною запретною

Никогда мной не виданных мест,

И мешаться с толпою несметною

Крутолобых Христовых невест.

Москва. 26 сентября 1957 - 7 февраля 1958

Окончено 16 апреля 1963

* * *

Всем обещаньям вопреки

И перстень сняв с моей руки,

Забыл меня на дне...

Ничем не мог ты мне помочь.

Зачем же снова в эту ночь

Свой дух прислал ко мне?

Он строен был, и юн, и рыж,

Он женщиною был,

Шептал про Рим, манил в Париж,

Как плакальщица выл...

Он больше без меня не мог:

Пускай позор, пускай острог...

Я без него могла.

1960-1961

* * *

Всех друзей моих благодарю:

И того, с кем . . . я встречала

Позднюю январскую зарю,

И того, кто, выпив горечь града,

Долго здесь вокруг меня бродил,

Видел купы лип и прелесть сада

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но мой круг волшебный пощадил.

1950-е годы

* * *

Вспыхнул над молом первый маяк,

Других маяков предтеча, -

Заплакал и шапку снял моряк,

Что плавал в набитых смертью морях

Вдоль смерти и смерти навстречу.

1944

Встреча

Как будто страшной песенки

Веселенький припев -

Идет по шаткой лесенке,

Разлуку одолев.

Не я к нему, а он ко мне -

И голуби в окне...

И двор в плюще, и ты в плаще

По слову моему.

Не он ко мне, а я к нему -

во тьму,

во тьму,

во тьму.

16 октября 1943

Ташкент

Вступление

Если бы брызги стекла, что когда-то, звеня, разлетелись,

Снова срослись, вот бы что с них уцелело теперь.

20 августа 1963

Будка

Вступление

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском болтался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки.

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Вторая годовщина

Нет, я не выплакала их.

Они внутри скипелись сами.

И все проходит пред глазами

Давно без них, всегда без них.

Без них меня томит и душит

Обиды и разлуки боль.

Проникла в кровь - трезвит и сушит

Их всесжирающая соль.

Но мнится мне: в сорок четвертом,

И не в июня ль первый день,

Как на шелку возникла стертом

Твоя страдальческая тень.

Еще на всем печать лежала

Великих бед, недавних гроз,-

И я свой город увидала

Сквозь радугу последних слез.

31 мая 1946

Фонтанный Дом

* * *

Вы меня, как убитого зверя

Нa кровавый подымете крюк,

Чтоб хихикая и не веря

Иноземцы бродили вокруг

И писали в почтенных газетах,

Что мой дар несравненный угас,

Что была я поэтом в поэтах,

Но мой пробил тринадцатый час.

Вы чудаки, вы лучший путь

Избрать себе могли бы,

И просто где-то отдохнуть,

Чем быть со мной на дыбе.

1960

* * *

Выбрала сама я долю

Другу сердца моего:

Отпустила я на волю

В Благовещенье его.

Да вернулся голубь сизый,

Бьется крыльями в стекло.

Как от блеска дивной ризы,

Стало в горнице светло.

1915

* * *

Высокие своды костела

Синей, чем небесная твердь...

Прости меня, мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть -

За розы с площадки круглой,

За глупые письма твои,

За то, что, дерзкий и смуглый,

Мутно бледнел от любви.

Я думала: ты нарочно -

Как взрослые хочешь быть.

Я думала: темно-порочных

Нельзя, как невест, любить.

Но все оказалось напрасно.

Когда пришли холода,

Следил ты уже бесстрастно

За мной везде и всегда,

Как будто копил приметы

Моей нелюбви. Прости!

Зачем ты принял обеты

Страдальческого пути?

И смерть к тебе руки простерла...

Скажи, что было потом?

Я не знала, как хрупко горло

Под синим воротником.

Прости меня, мальчик веселый,

Совенок замученный мой!

Сегодня мне из костела

Так трудно уйти домой.

Ноябрь 1913

* * *

Высоко в небе облачко серело,

Как беличья расстеленная шкурка.

Он мне сказал: "Не жаль, что ваше тело

Растает в марте, хрупкая Снегурка!"

В пушистой муфте руки холодели.

Мне стало страшно, стало как-то смутно.

О, как вернуть вас, быстрые недели

Его любви, воздушной и минутной!

Я не хочу ни горести, ни мщенья,

Пускай умру с последней белой вьюгой.

О нем гадала я в канун крещенья.

Я в январе была его подругой.

1911

* * *

Высокомерьем дух твой помрачен,

И оттого ты не познаешь света.

Ты говоришь, что вера наша - сон

И марево - столица эта.

Ты говоришь - моя страна грешна,

А я скажу - твоя страна безбожна.

Пускай на нас еще лежит вина, -

Все искупить и все исправить можно.

Вокруг тебя - и воды, и цветы.

Зачем же к нищей грешнице стучишься?

Я знаю, чем так тяжко болен ты:

Ты смерти ищешь и конца боишься.

1 января 1917

Выход книги

(Из цикла "Тайны ремесла")

Тот день всегда необычаен.

Скрывая скуку, горечь, злость,

Поэт - приветливый хозяин,

Читатель - благосклонный гость.

Один ведет гостей в хоромы,

Другой - под своды шалаша,

А третий - прямо в ночь истомы,

Моим - и дыба хороша.

Зачем, какие и откуда

И по дороге в никуда,

Что их влечет - какое чудо,

Какая черная звезда?

Но всем им несомненно ясно,

Каких за это ждать наград,

Что оставаться здесь опасно,

Что это не Эдемский сад.

А вот поди ж! Опять нахлынут,

И этот час неотвратим...

И мимоходом сердце вынут

Глухим сочувствием своим.

13 августа 1962 (днем). Комарово

* * *

...горчайшей смерти чашу

(нам не простили ничего)

Что ничего нам не простит

И даже гибель нашу.

1960

* * *

Где дремала пустыня - там ныне сады,

Поля и озерная гладь.

Мы раз навсегда сотрем следы

Войны, -

чтоб жизнь созидать.

И нам не страшна зарубежная ложь,

Мы правдой своей сильны.

Он создан уже -

великий чертеж

Грядущего нашей страны.

1949

* * *

"Где, высокая, твой цыганенок,

Тот, что плакал под черным платком,

Где твой маленький первый ребенок,

Что ты знаешь, что помнишь о нем?"

"Доля матери - светлая пытка,

Я достойна ее не была.

В белый рай растворилась калитка,

Магдалина сыночка взяла.

Каждый день мой - веселый, хороший,

Заблудилась я в длинной весне,

Только руки тоскуют по ноше,

Только плач его слышу во сне.

Станет сердце тревожным и томным,

И не помню тогда ничего,

Все брожу я по комнатам темным,

Все ищу колыбельку его".

1914

* * *

Герб небес изогнутый и древний.

Что на нем, почти не разобрать.

Девочке, сидевшей у харчевни,

Я велел меня сегодня ждать.

А она на луг глядела вешний,

Пальчиками чистя апельсин.

Улыбнулась: "Верно, вы не здешний?!"

И ушла, отдав мне взгляд один.

Ни дорог не видно, ни тропинок,

Я карету здесь остановлю.

Никогда я не люблил блондинок,

А теперь уже не полюблю.

Мы за полночь проиграли в кости,

Мне везло чертовски в этот день...

И когда еще прощались гости,

Поредела за окошком тень.

Шел я, напевая "Встречи мая",

По неровным шатким ступеням.

Мне светил трактирщик, повторяя:

"Не шумите, в доме много дам!"

<1909>

* * *

Глаз не свожу с горизонта,

Где метели пляшут чардаш...

Между нами, друг мой, три фронта:

Наш и вражий и снова наш.

Я боялась такой разлуки

Больше смерти, позора, тюрьмы.

Я молилась, чтоб смертной муки

Удостоились вместе мы.

<3 июня> 1942

Ташкент

* * *

Глаза безумные твои

И ледяные речи,

И объяснение в любви

Еще до первой встречи.

<1909?>

Говорят дети

В садах впервые загорелись маки,

И лету рад и вольно дышит город

Приморским ветром свежим и соленым.

По рекам лодки пестрые скользят,

И юных липок легонькие тени -

Пришелиц милых на сухом асфальте -

Как свежая улыбка...

Вдруг горькие ворвались в город звуки,

Из хора эти голоса - из хора сирот, -

И звуков нет возвышенней и чище,

Не громкие, но слышны на весь мир.

И в рупоре сегодня этот голос

Пронзительный, как флейта.

Он несется

Из-под каштанов душного Парижа,

Из опустевших рейнских городов,

Из Рима древнего.

И он доходчив,

Как жаворонка утренняя песня.

Он - всем родной и до конца понятный...

О, это тот сегодня говорит,

Кто над своей увидел колыбелью

Безумьем искаженные глаза,

Что прежде на него всегда глядели

Как две звезды, -

и это тот,

Кто спрашивал:

"Когда отца убили?"

Ему никто не смеет возразить,

Остановить его и переспорить...

Вот он, светлоголовый, ясноглазый,

Всеобщий сын, всеобщий внук.

Клянемся,

Его мы сохраним для счастья мира!

1 июня 1950

* * *

Годовщину последнюю празднуй -

Ты пойми, что сегодня точь в точь

Нашей первой зимы - той, алмазной -

Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,

Погружается Мойка во тьму,

Свет луны как нарочно притушен,

И куда мы идем - не пойму.

Меж гробницами внука и деда

Заблудился взъерошенный сад.

Из тюремного вынырнув бреда,

Фонари погребально горят.

В грозных айсбергах марсово поле,

И Лебяжья лежит в хрусталях...

Чья с моею сравняется доля,

Если в сердце веселье и страх.

И трепещут, как дивная птица,

Голос твой у меня над плечом.

И внезапным согретый лучом

Снежный прах так тепло серебрится.

9-10 июля 1939

Голос памяти О.А.Глебовой-Судейкиной

Что ты видишь, тускло на стену смотря,

В час, когда на небе поздняя заря?

Чайку ли на синей скатерти воды

Или флорентийские сады?

Или парк огромный Царского Села,

Где тебе тревога путь пересекла?

Иль того ты видишь у своих колен,

Кто для белой смерти твой покинул плен?

Нет, я вижу стену только - и на ней

Отсветы небесных гаснущих огней.

1913

* * *

Город сгинул, последнего дома

Как живое взглянуло окно...

Это место совсем незнакомо,

Пахнет гарью, и в поле темно.

Но когда грозовую завесу

Нерешительный месяц рассек,

Мы увидели: на гору, к лесу

Пробирался хромой человек.

Было страшно, что он обгоняет

Тройку сытых, веселых коней,

Постоит и опять ковыляет

Под тяжелою ношей своей.

Мы заметить почти не успели,

Как он возле кибитки возник.

Словно звезды глаза голубели,

Освещая измученный лик.

Я к нему протянула ребенка,

Поднял руку со следами оков

И промолвил мне благостно-звонко

"Будет сын твой и жив и здоров!"

1916. Слепнево

Городу

Весь ты сыгранный на шарманке,

Отразившийся весь в Фонтанке,

С ледоходом уплывший весь

И подсунувший тень миража,

Но довольно - ночная стража

Не напрасно бродила здесь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты как будто проигран в карты

За твои роковые марты

И за твой роковой апрель

. . . . . . . . . . . . .. . . . . .

1950-е годы.

Крещение

* * *

"Горят твои ладони,

В ушах пасхальный звон,

Ты, как святой Антоний,

Виденьем искушен".

"Зачем во дни святые

Ворвался день один,

Как волосы густые

Безумных Магдалин".

"Так любят только дети,

И то лишь первый раз".

"Сильней всего на свете

Лучи спокойных глаз".

"То дьявольские сети,

Нечистая тоска".

"Белей всего на свете

Была ее рука".

1915

* * *

Горячего дня середина

Безлюдна . . . . равнина.

1958

* * *

Господь немилостив к жнецам и садоводам.

Звеня, косые падают дожди

И, прежде небо отражавшим, водам

Пестрят широкие плащи.

В подводном царстве и луга и нивы,

А струи вольные поют, поют,

На взбухших ветках лопаются сливы,

И травы легшие гниют.

И сквозь густую водяную сетку

Я вижу милое твое лицо,

Притихший парк, китайскую беседку

И дома круглое крыльцо.

1915

Гости

"...ты пьян,

И все равно пора нах хауз..."

Состарившийся Дон-Жуан

И вновь помолодевший Фауст

Столкнулись у моих дверей -

Из кабака и со свиданья!..

Иль это было лишь ветвей

Под черным ветром колыханье,

Зеленой магией лучей,

Как ядом, залитых, и все же -

На двух знакомых мне людей

До отвращения похожих?

1 ноября 1943

Гость

Все как раньше: в окна столовой

Бьется мелкий метельный снег,

И сама я не стала новой,

А ко мне приходил человек.

Я спросила: "Чего ты хочешь?"

Он сказал: "Быть с тобой в аду".

Я смеялась: "Ах, напророчишь

Нам обоим, пожалуй, беду".

Но, поднявши руку сухую,

Он слегка потрогал цветы:

"Расскажи, как тебя целуют,

Расскажи, как целуешь ты".

И глаза, глядевшие тускло,

Не сводил с моего кольца.

Ни одни не двинулся мускул

Просветленно-злого лица.

О, я знаю: его отрада -

Напряженно и страстно знать,

Что ему ничего не надо,

Что мне не в чем ему отказать.

1 января 1914

* * *

Да, я любила их, те сборища ночные, -

На маленьком столе стаканы ледяные,

Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,

Камина красного тяжелый, зимний жар,

Веселость едкую литературной шутки

И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

1917

* * *

Дал Ты мне молодость трудную.

Столько печали в пути.

Как же мне душу скудную

Богатой Тебе принести?

Долгую песню, льстивая,

О славе поет судьба,

Господи! я нерадивая,

Твоя скупая раба.

Ни розою, ни былинкою

Не буду в садах Отца.

Я дрожу над каждой соринкою,

Над каждым словом глупца.

19 декабря 1912

Данте Il mio bel San Giovanni

Dante*

Он и после смерти не вернулся

В старую Флоренцию свою.

Этот, уходя, не оглянулся,

Этому я эту песнь пою.

Факел, ночь, последнее объятье,

За порогом дикий вопль судьбы...

Он из ада ей послал проклятье

И в раю не мог ее забыть, -

Но босой, в рубахе покаянной,

Со свечой зажженной не прошел

По своей Флоренции желанной,

Вероломной, низкой, долгожданной...

17 августа 1936

Разлив

______________________

* Мой прекрасный святой Иоанн. Данте (итал.)

Два стихотворения

1

Подушка уже горяча

С обеих сторон.

Вот и вторая свеча

Гаснет, и крик ворон

Становится все слышней.

Я эту ночь не спала,

Поздно думать о сне...

Как нестерпимо бела

Штора на белом окне.

Здравствуй!

1909

2

Тот же голос, тот же взгляд,

Те же волосы льняные.

Все как год тому назад.

Сквозь стекло лучи дневные

Известь белых стен пестрят...

Свежих лилий аромат

И слова твои простые.

1909

* * *

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.

И от лености или со скуки

Все поверили, так и живут:

Ждут свиданий, боятся разлуки

И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,

И почиет на них тишина...

Я на это наткнулась случайно

И с тех пор все как будто больна.

1917

* * *

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко...

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый...

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты?

Я не понимаю...

Радостно и ясно

Завтра будет утро.

Эта жизнь прекрасна,

Сердце, будь же мудро.

Ты совсем устало,

Бьешься тише, глуше...

Знаешь, я читала,

Что бессмертны души.

1911

Двустишие

От других мне хвала - что зола.

От тебя и хула - похвала.

Весна 1931

* * *

Десять лет и год твоя подруга

Не слыхала, как поет гроза.

Десять лет и год святого юга

Не видали грешные глаза

Июль 1927

Кисловодск

Дифирамб

Зеленей той весны не бывало еще во вселенной.

1909

* * *

Для суда и для стражи незрима,

В эту залу сегодня войду

Мимо, мимо, до ужаса мимо...

Май 1965

* * *

Для того ль тебя носила

Я когда-то на руках,

Для того ль сияла сила

В голубых твоих глазах!

Вырос стройный и высокий,

Песни пел, мадеру пил,

К Анатолии далекой

Миноносец свой водил.

На Малаховом кургане

Офицера расстреляли.

Без недели двадцать лет

Он глядел на белый свет.

1918

* * *

Долгим взглядом твоим истомленная,

И сама научилась томить.

Из ребра твоего сотворенная,

Как могу я тебя не любить?

Быть твоею сестрою отрадною

Мне завещано древней судьбой,

А я стала лукавой и жадною

И сладчайшей твоею рабой.

Но когда замираю, смиренная.

На груди твоей снега белей,

Как ликует твое умудренное

Сердце - солнце отчизны моей!

1921

* * *

Долго шел через поля и села,

Шел и спрашивал людей:

"Где она, где свет веселый

Серых звезд - ее очей?

Ведь настали, тускло пламенея,

Дни последние весны.

Все мне чаще снится, все нежнее

Мне о ней бывают сны!"

И пришел в наш град угрюмый

В предвечерний тихий час,

О Венеции подумал

И о Лондоне зараз.

Стал у церкви темной и высокой

На гранит блестящих ступеней

И молил о наступленьи срока

Встречи с первой радостью своей.

А над смуглым золотом престола

Разгорался Божий сад лучей:

"Здесь она, здесь свет веселый

Серых звезд - ее очей".

1915

* * *

Дорогою ценой и нежданной

Я узнала, что помнишь и ждешь.

А быть может, и место найдешь

Ты - могилы моей безымянной.

Август 1946

Фонтанный Дом

1. Дорожная, или Голос из темноты

Кто чего боится,

То с тем и случится, -

Ничего бояться не надо.

Эта песня пета,

Пета, да не эта

А другая тоже

На нее похожа...

Боже!

* * *

Древний город словно вымер,

Странен мой приезд.

Над рекой своей Владимир

Поднял черный крест.

Липы шумные и вязы

По садам темны,

Звезд иглистые алмазы

К Богу взнесены.

Путь мой жертвенный и славный

Здесь окончу я,

Но со мной лишь ты, мне равный,

Да любовь моя.

1914. Киев

* * *

Дострадать до огня над могилой.

1946

* * *

5. Другая песенка

Несказанные речи

Я больше не твержу,

Но в память той невстречи

Шиповник посажу.

Как сияло там и пело

Нашей встречи чудо,

Я вернуться не хотела

Никуда оттуда.

Горькой было мне усладой

Счастье вместо долга,

Говорила с кем не надо,

Говорила долго.

Пусть влюбленных страсти душат,

Требуя ответа,

Мы же, милый, только души

У предела света.

1956

* * *

Думали: нищие мы, нету у нас ничего,

А как стали одно за другим терять,

Так, что сделался каждый день

Поминальным днем, -

Начали песни слагать

О великой щедрости Божьей

Да о нашем бывшем богатстве.

1915

* * *

Дьявол не выдал. Мне все удалось.

Вот и могущества явные знаки.

Вынь из груди мое сердце и брось

Самой голодной собаке.

Больше уже ни на что не гожусь.

Ни одного я не вымолвлю слова.

Нет настоящего - прошлым горжусь

И задохнулась от срама такого.

Сентябрь 1922

* * *

Если б все, кто помощи душевной

У меня просил на этом свете, -

Все юродивые и немые,

Брошенные жены и калеки,

Каторжники и самоубийцы, -

Мне прислали по одной копейке,

Стала б я "богаче всех в Египте",

Как говаривал Кузмин покойный...

Но они не слали мне копейки,

А со мной своей делились силой,

И я стала всех сильней на свете,

Так, что даже это мне не трудно.

1961

* * *

Если бы тогда шальная пуля

Легкою тропинкою июля

Увела меня куда-нибудь...

1962

* * *

Если в небе луна не бродит,

А стынет - ночи печать...

Мертвый мой муж приходит

Любовные письма читать.

В шкатулке резного дуба

Он помнит тайный замок,

Стучат по паркету грубо

Шаги закованных ног.

Сверяет часы свиданий

И подписей смутный узор.

Разве мало ему страданий,

Что вынес он до сих пор?

1910-е годы

* * *

Если плещется лунная жуть,

Город весь в ядовитом растворе.

Без малейшей надежды заснуть

Вижу я сквозь зеленую муть

И не детство мое, и не море,

И не бабочек брачный полет

Над грядой белоснежных нарциссов

В тот какой-то шестнадцатый год...

А застывший навек хоровод

Надмогильных твоих кипарисов.

1 декабря 1928

Ленинград

* * *

Если ты смерть - отчего же ты плачешь сама,

Если ты радость - то радость такой не бывает.

Ноябрь 1942

Ташкент. Ташми

* * * Н.В.Н.<едоброво>

Есть в близости людей заветная черта,

Ее не перейти влюбленности и страсти, -

Пусть в жуткой тишине сливаются уста,

И сердце рвется от любви на части.

И дружба здесь бессильна, и года

Высокого и огненного счастья,

Когда душа свободна и чужда

Медлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а ее

Достигшие - поражены тоскою...

Теперь ты понял, отчего мое

Не бьется сердце под твоей рукою.

1915

* * *

Есть три эпохи у воспоминаний.

И первая - как бы вчерашний день.

Душа под сводом их благословенным,

И тело в их блаженствует тени.

Еще не замер смех, струятся слезы,

Пятно чернил не стерто со стола -

И, как печать на сердце, поцелуй,

Единственный, прощальный, незабвенный...

Но это продолжается недолго...

Уже не свод над головой, а где-то

В глухом предместье дом уединенный,

Где холодно зимой, а летом жарко,

Где есть паук и пыль на всем лежит,

Где истлевают пламенные письма,

Исподтишка меняются портреты,

Куда как на могилу ходят люди,

А возвратившись, моют руки с мылом,

И стряхивают беглую слезинку

С усталых век - и тяжело вздыхают...

Но тикают часы, весна сменяет

Одна другую, розовеет небо,

Меняются названья городов,

И нет уже свидетелей событий,

И не с кем плакать, не с кем вспоминать.

И медленно от нас уходят тени,

Которых мы уже не призываем,

Возврат которых был бы страшен нам.

И, раз проснувшись, видим, что забыли

Мы даже путь в тот дом уединенный,

И задыхаясь от стыда и гнева,

Бежим туда, но (как во сне бывает)

Там все другое: люди, вещи, стены,

И нас никто не знает - мы чужие.

Мы не туда попали... Боже мой!

И вот когда горчайшее приходит:

Мы сознаем, что не могли б вместить

То прошлое в границы нашей жизни,

И нам оно почти что так же чуждо,

Как нашему соседу по квартире,

Что тех, кто умер, мы бы не узнали,

А те, с кем нам разлуку Бог послал,

Прекрасно обошлись без нас - и даже

Все к лучшему...

1945

* * *

Еще весна таинственная млела,

Блуждал прозрачный ветер по горам

И озеро глубокое синело -

Крестителя нерукотворный храм.

Ты был испуган нашей первой встречей,

А я уже молилась о второй, -

И вот сегодня снова жаркий вечер...

Как низко солнце стало над горой...

Ты не со мной, но это не разлука,

Мне каждый миг - торжественная весть.

Я знаю, что в тебе такая мука,

Что ты не можешь слова произнесть.

1917

* * *

Еще говорящую трубку

Она положила обратно,

И ей эта жизнь показалась

И незаслуженной долгой,

И очень заслуженно - горькой

И будто чужою. Увы!

И разговор телефонный...

Еще к этому добавим

Самочиркой золотой,

Что Аничкова прославим

Сердцем всем и всей душой.

1912

Еще об этом лете

Отрывок

И требовала, чтоб кусты

Участвовали в бреде,

Всех я любила, кто не ты

И кто ко мне не едет...

Я говорила облакам:

"Ну, ладно, ладно, по рукам".

А облака - ни слова,

И ливень льется снова.

И в августе зацвел жасмин,

И в сентябре - шиповник,

И ты приснился мне - один

Всех бед моих виновник.

Осень 1962. Комарово

* * *

Еще одно лирическое отступление

Все небо в рыжих голубях,

Решетки в окнах - дух гарема...

Как почка, набухает тема.

Мне не уехать без тебя, -

Беглянка, беженка, поэма.

Но, верно, вспомню на лету,

Как запылал Ташкент в цвету,

Весь белым пламенем объят,

Горяч, пахуч, замысловат,

Невероятен...

Так было в том году проклятом,

Когда опять мамзель Фифи*

Хамила, как в семидесятом.

А мне переводить Лютфи

Под огнедышащим закатом.

И яблони, прости их, Боже,

Как от венца в любовной дрожи,

Арык на местном языке,

Сегодня пущенный, лепечет.

А я дописываю "Нечет"

Опять в предпесенной тоске.

До середины мне видна

Моя поэма. В ней прохладно,

Как в доме, где душистый мрак

И окна заперты от зноя

И где пока что нет героя,

Но кровлю кровью залил мак...

1943. Ташкент

_________________________

*"M-elle Fifi"- в одноименном рассказе Мопассана - прозвище немецкого офицера, отличавшегося изощренной жестокостью. - Прим. Анны Ахматовой.

Еще тост

За веру твою! И за верность мою!

За то, что с тобою мы в этом краю!

Пускай навсегда заколдованы мы,

Но не было в мире прекрасней зимы,

И не было в небе узорней крестов,

Воздушней цепочек, длиннее мостов...

За то, что все плыло, беззвучно скользя.

За то, что нам видеть друг друга нельзя.

1961-1963

* * *

Жарко веет ветер душный,

Солнце руки обожгло,

Надо мною свод воздушный,

Словно синее стекло;

Сухо пахнут иммортели

В разметавшейся косе.

На стволе корявой ели

Муравьиное шоссе.

Пруд лениво серебрится,

Жизнь по-новому легка...

Кто сегодня мне приснится

В пестрой сетке гамака?

1910

* * *

Ждала его напрасно много лет.

Похоже это время на дремоту.

Но воссиял неугасимый свет

Тому три года в Вербную Субботу.

Мой голос оборвался и затих -

С улыбкой предо мной стоял жених.

А за окном со свечками народ

Неспешно шел. О, вечер богомольный!

Слегка хрустел апрельский тонкий лед,

И над толпою голос колокольный,

Как утешенье вещее, звучал,

И черный ветер огоньки качал.

И белые нарциссы на столе,

И красное вино в бокале плоском

Я видела как бы в рассветной мгле.

Моя рука, закапанная воском,

Дрожала, принимая поцелуй,

И пела кровь:блаженная, ликуй!

1916

* * *

Жить - так на воле,

Умирать - так дома.

Волково поле,

Желтая солома.

(День объявления войны)

22 июня 1941

* * * В.С. С<резневской>ой

Жрицами божественной бессмыслицы

Назвала нас дивная судьба,

Но я точно знаю - нам зачислятся

Бденья у позорного столба,

И свиданье с тем, кто издевается,

И любовь к тому, кто не позвал...

Посмотри туда - он начинается,

Наш кроваво-черный карнавал.

<1913>

* * *

...За ландышевый май

В моей Москве кровавой

Отдам я звездных стай

Сияния и славы.

Май 1937

Москва

* * *

. . . . звон монет

. . . . . . . . . . . .

И думы нет, и дома нет,

И даже дыма нет.

1958

* * *

За меня не будете в ответе,

Можете пока спокойно спать.

Сила - право, только ваши дети

За меня вас будут проклинать.

* * *

За озером луна остановилась

И кажется отворенным окном

В притихший, ярко освещенный дом,

Где что-то нехорошее случилось.

Хозяина ли мертвым привезли,

Хозяйка ли с любовником сбежала,

Иль маленькая девочка пропала

И башмачок у заводи нашли

С земли не видно. Страшную беду

Почувствовав, мы сразу замолчали.

Заупокойно филины кричали,

И душный ветер буйствовал в саду.

1922

* * *

За плечом, где горит семисвечник,

И где тень Иудейской стены,

Изнывает невидимый грешник

Под сознаньем предвечной вины.

Многоженец, поэт и начало

Всех начал и конец всех концов

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Октябрь 1963

* * *

За такую скоморошину,

Откровенно говоря,

Мне свинцовую горошину

Ждать бы от секретаря.

1937

* * *

За то, что я грех прославляла,

Отступника жадно хваля,

Я с неба ночного упала

На эти сухие поля.

И встала. И к дому чужому

Пошла, притворилась своей,

И терпкую злую истому

Принесла с июльских полей.

И матерью стала ребенку,

Женою тому, кто пел.

Но гневно и хрипло вдогонку

Мне горний ветер свистел.

1914

* * *

За узором дымных стекол

Хвойный лес под снегом бел.

Отчего мой ясный сокол

Не простившись улетел?

Слушаю людские речи

Говорят, что ты колдун.

Стал мне узок с нашей встречи

Голубой шушун.

А дорога до погоста

Во сто крат длинней,

Чем тогда, когда я просто

Шла бродить по ней.

<1913>

* * *

Заболеть бы как следует, в жгучем бреду

Повстречаться со всеми опять,

В полном ветра и солнца приморском саду

По широким аллеям гулять.

Даже мертвые нынче согласны прийти,

И изгнанники в доме моем.

Ты ребенка за ручку ко мне приведи,

Так давно я скучаю о нем.

Буду с милыми есть голубой виноград,

Буду пить ледяное вино

И глядеть, как струится седой водопад

На кремнистое влажное дно.

1922

* * *

Забудут? - вот чем удивили!

Меня забывали не раз,

Сто раз я лежала в могиле,

Где, может быть, я и сейчас.

А Муза и глохла и слепла,

В земле истлевала зерном,

Чтоб после, как Феникс из пепла,

В эфире восстать голубом.

21 февраля 1957. Ленинград.

Завещание

Моей наследницей полноправной будь,

Живи в моем дому, пой песнь, что я сложила

Как медленно еще скудеет сила,

Как хочет воздуха замученная грудь.

Моих друзей любовь, врагов моих вражду,

И розы желтые в моем густом саду,

И нежность жгучую любовника - все это

Я отдаю тебе, предвестница рассвета.

И славу, то, зачем я родилась,

Зачем моя звезда, как нежный вихрь, взвилась

И падает теперь. Смотри, ее паденье

Пророчит власть твою, любовь и вдохновенье.

Мое наследство щедрое храня,

Ты проживешь и долго, и достойно.

Все это будет так. Ты видишь, я спокойна

Счастливой будь, но помни про меня.

1914

* * *

Завещать какой-то дикой скрипке

Ужас и отчаянье свое.

1958

* * *

Загорелись иглы венчика

Вкруг безоблачного лба.

Ах! улыбчивого птенчика

Подарила мне судьба.

Октябрь 1912

* * *

Зазвонили в Угличе рано,

У царевича в сердце рана.

1958-1959

Заклинание

Из тюремных ворот,

Из заохтенских болот,

Путем нехоженым,

Лугом некошеным,

Сквозь ночной кордон,

Под пасхальный звон,

Незваный,

Несуженый, -

Приди ко мне ужинать.

15 апреля 1936

Ленинград

* * *

Запад клеветал и сам же верил,

И роскошно предавал Восток,

Юг мне воздух очень скупо мерял,

Усмехаясь из-за бойких строк.

Но стоял как на коленях клевер,

Влажный ветер пел в жемчужный рог,

Так мой старый друг, мой верный Север

Утешал меня, как только мог.

В душной изнывала я истоме,

Задыхалась в смраде и крови,

Не могла я больше в этом доме...

Вот когда железная Суоми

Молвила: "Ты все узнаешь, кроме

Радости. А ничего, живи!"

30 июня 1963

* * *

Заплаканная осень, как вдова

В одеждах черных, все сердца туманит.

Перебирая мужнины слова,

Она рыдать не перестанет.

И будет так, пока тишайший снег

Не сжалится над скорбной и усталой...

Забвенье боли и забвенье нег -

За это жизнь отдать не мало.

1921

Запретная роза Ваша горькая божественная речь...

А. Н<айман>

Ты о ней как о первой невесте

Будешь думать во сне и до слез...

Мы ее не вдыхали вместе,

И не ты мне ее принес.

Мне принес ее тот крылатый

Повелитель богов и муз,

Когда первого грома раскаты

Прославляли наш страшный союз.

Тот союз, что зовут разлукой,

И какою-то сотою мукой,

Что всех чище и всех черней.

10 октября 1964

* * *

Заснуть огорченной,

Проснуться влюбленной,

Увидеть, как красен мак.

Какая-то сила

Сегодня входила

В твое святилище, мрак!

Мангалочий дворик,

Как дым твой горек

И как твой тополь высок...

Шехерезада

Идет из сада...

Так вот ты какой, Восток!

Апрель 1942

Застольная

Под узорной скатертью

Не видать стола.

Я стихам не матерью -

Мачехой была.

Эх, бумага белая,

Строчек ровный ряд.

Сколько раз глядела я,

Как они горят.

Сплетней изувечены,

Биты кистенем,

Мечены, мечены

Каторжным клеймом.

* * *

Зачем вы отравили воду

И с грязью мой смешали хлеб?

Зачем последнюю свободу

Вы превращаете в вертеп?

За то, что я не издевалась

Над горькой гибелью друзей?

За то, что я верна осталась

Печальной родине моей?

Пусть так. Без палача и плахи

Поэту на земле не быть.

Нам покаянные рубахи,

Нам со свечой идти и выть.

1935

* * *

Зачем притворяешься ты

То ветром, то камнем, то птицей?

Зачем улыбаешься ты

Мне с неба внезапной зарницей?

Не мучь меня больше, не тронь!

Пусти меня к вещим заботам...

Шатается пьяный огонь

По высохшим серым болотам.

И Муза в дырявом платке

Протяжно поет и уныло.

В жестокой и юной тоске

Ее чудотворная сила.

1915

Защитникам Сталина

Это те, что кричали: "Варраву

Отпусти нам для праздника", те

Что велели Сократу отраву

Пить в тюремной глухой тесноте.

Им бы этот же вылить напиток

В их невинно клевещущий рот,

Этим милым любителям пыток,

Знатокам в производстве сирот.

1962?

Б.П<астернаку>

Здесь все тебе принадлежит по праву,

Стеной стоят дремучие дожди.

Отдай другим игрушку мира - славу,

Иди домой и ничего не жди.

1947 1958

* * *

Здесь все то же, то же, что и прежде,

Здесь напрасным кажется мечтать.

В доме у дороги непроезжей

Надо рано ставни запирать.

Тихий дом мой пусть и неприветлив,

Он на лес глядит одним окном,

В нем кого-то вынули из петли

И бранили мертвого потом.

Был он грустен или тайно-весел,

Только смерть - большое торжество.

На истертом красном плюше кресел

Изредка мелькает тень его.

И часы с кукушкой ночи рады,

Все слышней их четкий разговор.

В щелочку смотрю я: конокрады

Зажигают под холмом костер.

И, пророча близкое ненастье,

Низко, низко стелется дымок.

Мне не страшно. Я ношу на счастье

Темно-синий шелковый шнурок.

Май 1912

* * *

Здравствуй! Легкий шелест слышишь

Справа от стола?

Этих строчек не допишешь -

Я к тебе пришла.

Неужели ты обидишь

Так, как в прошлый раз, -

Говоришь, что рук не видишь,

Рук моих и глаз.

У тебя светло и просто.

Не гони меня туда,

Где под душным сводом моста

Стынет грязная вода.

1913

* * * Для Л.Н.Замятиной

Здравствуй, Питер! Плохо, старый,

И не радует апрель.

Поработали пожары,

Почудили коммунары,

Что ни дом - в болото щель.

Под дырявой крышей стынем,

А в подвале шепот вод:

"Склеп покинем, всех подымем,

Видно, нашим волнам синим

Править городом черед".

24 сентября 1922>

* * *

Земля хотя и не родная,

Но памятная навсегда,

И в море нежно-ледяная

И несоленая вода.

На дне песок белее мела,

А воздух пьяный, как вино,

И сосен розовое тело

В закатный час обнажено.

А сам закат в волнах эфира

Такой, что мне не разобрать,

Конец ли дня, конец ли мира,

Иль тайна тайн во мне опять.

1964

* * *

Земная слава как дым,

Не этого я просила.

Любовникам всем моим

Я счастие приносила.

Один и сейчас живой,

В свою подругу влюбленный,

И бронзовым стал другой

На площади оснеженной.

1914

* * *

Земной отрадой сердца не томи,

Не пристращайся ни к жене, ни к дому,

У своего ребенка хлеб возьми,

Чтобы отдать его чужому.

И будь слугой смиреннейшим того,

Кто был твоим кромешным супостатом,

И назови лесного зверя братом,

И не проси у Бога ничего.

1921

* * *

Знаешь сам, что не стану славить

Нашей встречи горчайший день.

Что тебе на память оставить,

Тень мою? На что тебе тень?

Посвященье сожженной драмы,

От которой и пепла нет,

Или вышедший вдруг из рамы

Новогодний страшный портрет?

Или слышимый еле-еле

Звон березовых угольков,

Или то, что мне не успели

Досказать про чужую любовь?

6 января 1946

* * *

Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице

И в мире блуждает и верен - как я - до конца,

Был шуткой почти что и беглою небылицей

В сравненьи с тобой и терновою тенью венца.

8 ноября 1963

* * *

Знаю, знаю - снова лыжи

Сухо заскрипят.

В синем небе месяц рыжий,

Луг так сладостно покат.

Во дворце горят окошки,

Тишиной удалены.

Ни тропинки, ни дорожки,

Только проруби темны.

Ива, дерево русалок,

Не мешай мне на пути!

В снежных ветках черных галок,

Черных галок приюти.

1913

Зов

В которую-то из сонат

Тебя я спрячу осторожно.

О! как ты позовешь тревожно,

Непоправимо виноват

В том, что приблизился ко мне

Хотя бы на одно мгновенье...

Твоя мечта - исчезновенье,

Где смерть лишь жертва тишине.

1 июля 1963

* * *

...И на ступеньки встретить

Не вышли с фонарем.

В неверном лунном свете

Вошла я в тихий дом.

Под лампою зеленой,

С улыбкой неживой,

Друг шепчет: "Сандрильона,

Как странен голос твой..."

В камине гаснет пламя,

Томя, трещит сверчок.

Ах! кто-то взял на память

Мой белый башмачок

И дал мне три гвоздики,

Не подымая глаз.

О милые улики,

Куда мне спрятать вас?

И сердцу горько верить,

Что близок, близок срок,

Что всем он станет мерить

Мой белый башмачок.

1913

* * *

... И на этом сквозняке

Исчезают мысли, чувства...

Даже вечное искусство

Нынче как-то налегке!

* * *

... И со всех колоколен снова

Победившее смерть слово

Пели медные языки...

<До 14 мая> 1944

Ташкент

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

...И там колеблется камыш

Под легкою рукой русалки.

Мы с ней смеемся ввечеру

Над тем, что умерло, но было,

Но эту странную игру

Я так покорно полюбила...

<После 13 июля ст. ст.

до середины августа> 1911

Слепнево

* * *

... И теми стихами весь мир озарен

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А вдруг это только священных имен

Надгробное в ночи сиянье?..

13 марта 1961

Красная Конница

* * *

... и той, что танцует лихо,

И той, что всегда права,

И той, что находит выход, -

Неистовые... слова

22 августа 1964

* * *

... и умирать в сознаньи горделивом

Что жертв своих не ведаешь числа,

Что никого не сделала счастливым,

Но незабвенною для всех была.

Июнь 1963

Комарово, Будка

* * *

... и это грозило обоим,

И это предчувствовал ты...

Мы жили под огненным зноем

Незримой и черной звезды.

Конечно, нам страшно встречаться...

1959

* * *

И анютиных глазок стая

Бархатистый хранит силуэт -

Это бабочки, улетая,

Им оставили свой портрет.

Ты - другое... Ты б постыдился

Быть, где слезы живут и страх,

И случайно сам отразился

В двух зеленых пустых зеркалах.

3 июня 1961. Комарово

* * *

И будешь ты из тех старух,

Что всех переживут,

Теряя зренье, память, слух...

1958

* * *

И было сердцу ничего не надо,

Когда пила я этот жгучий зной...

"Онегина" воздушная громада,

Как облако, стояла надо мной.

14 апреля 1962

* * *

И было этим летом так отрадно

Мне отвыкать от собственных имен

В той тишине почти что виноградной

И в яви, отработанной под сон.

И музыка со мной покой делила,

Сговорчивей нет в мире никого.

Она меня нередко уводила

К концу существованья моего.

И возвращалась я одна оттуда,

И точно знала, что в последний раз

Несу с собой, как ощущенье чуда...

21 августа 1963. Утро. Будка

* * *

И в Киевском храме Премудрости Бога,

Припав к солее, я тебе поклялась,

Что будет моей твоя дорога,

Где бы она ни вилась.

То слышали ангелы золотые

И в белом гробу Ярослав.

Как голуби, вьются слова простые

И ныне у солнечных глав.

И если слабею, мне снится икона

И девять ступенек на ней.

И в голосе грозном софийского звона

Мне слышится голос тревоги твоей.

1915

* * *

И в недрах музыки я не нашла ответа,

И снова тишина, и снова призрак лета.

1959(?)

* * *

И в памяти черной пошарив, найдешь

До самого локтя перчатки,

И ночь Петербурга. И в сумраке лож

Тот запах и душный и сладкий.

И ветер с залива. А там, между строк,

Минуя и ахи и охи,

Тебе улыбнется презрительно Блок -

Трагические тенор эпохи.

* * *

И в памяти, словно в узорной укладке:

Седая улыбка всезнающих уст,

Могильной чалмы благородные складки

И царственный карлик - гранатовый куст

16 марта 1944

* * *

И в тайную дружбу с высоким,

Как юный орел темноглазым

Я, словно в цветник предосенний,

Походкою легкой вошла.

Там были последние розы,

И месяц прозрачный качался

На серых, густых облаках...

1917. Петербург

* * *

И Вождь орлиными очами

Увидел с высоты Кремля,

Как пышно залита лучами

Преображенная земля.

И с самой середины века,

Которому он имя дал,

Он видит сердце человека,

Что стало светлым, как кристалл.

Своих трудов, своих деяний

Он видит спелые плоды,

Громады величавых зданий,

Мосты, заводы и сады.

Свой дух вдохнул он в этот город,

Он отвратил от нас беду, -

Вот отчего так тверд и молод

Москвы необоримый дух.

И благодарного народа

Вождь слышит голос:

"Мы пришли

Сказать, - где Сталин, там свобода,

Мир и величие земли!"

Декабрь 1949

* * *

И возникает мой сонет,

Последний, может быть, на свете.

1958

* * *

И вот одна осталась я

Считать пустые дни.

О вольные мои друзья,

О лебеди мои!

И песней я не скличу вас,

Слезами не верну,

Но вечером в печальный час

В молитве помяну.

Настигнут смертною стрелой,

Один из вас упал,

И черным вороном другой,

Меня целуя, стал.

Но так бывает раз в году,

Когда растает лед,

В Екатеринином саду

Стою у чистых вод

И слышу плеск широких крыл

Над гладью голубой.

Не знаю, кто окно раскрыл

В темнице гробовой.

1917

* * * В саду голосуют деревья.

Н.З.

И вот, наперекор тому,

Что смерть глядит в глаза, -

Опять, по слову твоему,

Я голосую "за":

То, чтобы дверью стала дверь,

Замок опять замком,

Чтоб сердцем стал угрюмый зверь

В груди... А дело в том,

Что суждено нам всем узнать,

Что значит третий год не спать,

Что значит утром узнавать

О тех, кто в ночь погиб.

1940

* * *

И все пошли за мной, читатели мои,

Я вас с собой взяла в тот пусть неповторимый.

1958

* * *

И город древен, как земля,

Из чистой глины сбитый.

Вокруг бескрайние поля

Тюльпанами залиты.

* * *

И жар по вечерам, и утром вялость,

И губ растрескавшихся вкус кровавый.

Так вот она - последняя усталость,

Так вот оно - преддверье царства славы,

Гляжу весь день из круглого окошка:

Белеет потеплевшая ограда

И лебедою заросла дорожка,

И мне б идти по ней - такая радость.

Чтобы песок хрустел и лапы елок,

И черные и влажные шуршали,

Чтоб месяца бесформенный осколок

Опять увидеть в голубом канале.

Декабрь 1913

* * *

И жесткие звуки влажнели, дробясь,

И с прошлым и с будущем множилась связь.

Осень 1960

* * *

И клялись они Серпом и Молотом

Пред твоим страдальческим концом:

"За предательство мы платим золотом,

А за песни платим мы свинцом".

<1960-е годы>

* * *

И когда друг друга проклинали

В страсти, раскаленной добела,

Оба мы еще не понимали,

Как земля для двух людей мала,

И что память яростная мучит,

Пытка сильных - огненный недуг! -

И в ночи бездонной сердце учит

Спрашивать: о, где ушедший друг?

А когда, сквозь волны фимиама,

Хор гремит, ликуя и грозя,

Смотрят в душу строго и упрямо

Те же неизбежные глаза.

1909

Смерть

И комната, в которой я болею,

В последний раз болею на земле,

Как будто упирается в аллею

Высоких белоствольных тополей.

А этот первый - этот самый главный,

В величии своем самодержавный,

Но как заплещет, возликует он,

Когда, минуя тусклое оконце,

Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,

И смертный уничтожит сон.

Январь 1944. Ташкент

* * *

И кружку пенили отцы,

И уходили сорванцы,

Как в сказке, на войну.

Но это было где-то там -

Тот непонятный тарарам,

Та страшная она.

. . . . . . . . . . . . . . . .

(А к нам пришла сама)

И нет Ленор, и нет баллад,

Погублен царскосельский сад,

И словно мертвые стоят

Знакомые дома.

И равнодушие в глазах,

И сквернословы? на устах,

Но только бы не страх, не страх,

Не страх, не страх... Бах, бах!

1942

* * *

И луковки твоей не тронул золотой,

Глядели на нее и Пушкин, и Толстой.

Осень 1960

* * *

И любишь ты всю жизнь меня, меня одну.

Да, если хочешь знать, и даже вот такую.

Пусть я безумствую, немотствую, тоскую,

И вечная разлука суждена.

Ничто нас не бросит друг к другу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты мне не обещал, и мы смеялись оба.

1963 - 1965

* * *

И мальчик, что играет на волынке,

И девочка, что свой плетет венок,

И две в лесу скрестившихся тропинки,

И в дальнем поле дальний огонек, -

Я вижу все. Я все запоминаю,

Любовно-кротко в сердце берегу

Лишь одного я никогда не знаю

И даже вспомнить больше не могу.

Я не прошу ни мудрости, ни силы.

О, только дайте греться у огня!

Мне холодно... Крылатый иль бескрылый,

Веселый бог не посетит меня.

1911

* * *

И меня по ошибке пленило,

Как нарядная пляшет беда...

Все тогда по-тогдашнему было,

По-тогдашнему было тогда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я спала в королевской кровати,

Голодала, носила дрова.

Там еще от похвал и проклятий

Не кружилась моя голова

На тебя, словно в омут, смотрю

13 августа 1960

* * *

И мне доказательство верности этой

Страшнее проклятий твоих.

1956-начало 1957(?)

* * *

И мнится - голос человека

Здесь никогда не прозвучит,

Лишь ветер каменного века

В ворота черные стучит.

И мнится мне, что уцелела

Под этим небом я одна, -

За то, что первая хотела

Испить смертельного вина.

1917. Слепнево

* * *

И музыка тогда ко мне

Тернового пути еще не знала.

1961

* * *

И не дослушаю впотьмах

Неконченную фразу.

Потом в далеких зеркалах

Все отразится сразу.

1950-е годы

* * *

И неоплаканною тенью

Я буду здесь блуждать в ночи,

Когда зацветшею сиренью

Играют звездные лучи.

1926. Шереметевский сад

* * *

И никогда здесь не наступит утро.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Луна - кривой обломок перламутра -

Покоится на влажной черноте.

Конец октября 1965

* * *

И опять по самому краю

Лунатически я ступаю.

20 мая 1960

Остоженка

* * *

И осталось из всего земного

Только хлеб насущный твой,

Человека ласковое слово,

Чистый голос полевой.

1941

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И от Царского до Ташкента

Протянулась бы кинолента

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1950-е годы

* * *

И отнять у них невозможно

То, что в руки они берут,

Хищно, бережно, осторожно,

Как ... меж ладоней трут.

. . . . . . . . поэта убили,

Николай правей, чем Ликург.

Чрез столетие получили

Имя - Пушкинский Петербург.

* * *

И очертанья Фауста вдали -

Как города, где много черных башен

И колоколен с гулкими часами

И полночей, наполненных грозою,

И старичков с негётевской судьбой,

Шарманщиков, менял и букинистов,

Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлю

И обманул его, а нам в наследство

Оставил эту сделку...

И выли трубы, зазывая смерть,

Под смертию смычки благоговели,

Когда какой-то странный инструмент

Предупредил, и женский голос сразу

Ответствовал, и я тогда проснулась.

8 августа 1945

* * *

И по собственному дому

Я иду, как по чужому,

И меня боятся зеркала.

Что в них, Боже, Боже! -

На меня похоже...

Разве я такой была?

Конец 1950-х - 1960-е годы

И последнее

Была над нами, как звезда над морем,

Ища лучом девятый смертный вал,

Ты называл ее бедой и горем,

А радостью ни разу не назвал.

Днем перед нами ласточкой кружила,

Улыбкой расцветала на губах,

А ночью ледяной рукой душила

Обоих разом. В разных городах.

И никаким не внемля славословьям,

Перезабыв все прежние грехи,

К бессоннейшим припавши изголовьям,

Бормочет окаянные стихи.

23-25 июля 1963

* * *

И прекрасней мраков Рембрандта

Просто плесень в черном углу.

1950-е годы

* * *

И северная весть на севере застала

Средь вереска, зацветшего вчера,

Жасмина позднего и даже этой алой

Не гаснущей зари.

13 августа 1962

* * *

И сердце то уже не отзовется

На голос мой, ликуя и скорбя.

Все кончено... И песнь моя несется

В пустую ночь, где больше нет тебя.

1953

* * *

И скупо оно и богато,

То сердце... Богатство таи!

Чего ж ты молчишь виновато?

Глаза б не глядели мои!

1910-е годы

Царское Село

* * *

И слава лебедью плыла

Сквозь золотистый дым.

А ты, любовь, всегда была

Отчаяньем моим.

* * *

И снова мадам Рекамье хороша

И Гёте, как Вертер, юн.

1940-е годы

* * *

И снова осень валит Тамерланом,

В арбатских переулках тишина.

За поулстанком или за туманом

Дорога непроезжая черна.

Так вот она, последняя! И ярость

Стихает. Все равно что мир оглох...

Могучая евангельская старость

И тот горчайший гефсиманский вздох.

1957

* * *

И странный спутник был мне послан адом,

Гость из невероятной пустоты.

Казалось, под его недвижным взглядом

Замолкли птицы - умерли цветы.

В нем смерть цвела какой-то жизнью черной.

Безумие и мудрость были в нем

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . и тлетворной

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Конец 1965 г. (октябрь )

* * *

И ты мне все простишь:

И даже то, что я не молодая,

И даже то, что с именем моим,

Как с благостным огнем тлетворный дым,

Слилась навеки клевета глухая.

<25 февраля> 1925

* * *

И увидел месяц лукавый,

Притаившийся у ворот,

Как свою посмертную славу

Я меняла на вечер тот.

Теперь меня позабудут,

И книги сгниют в шкафу.

Ахматовской звать не будут

Ни улицу, ни строфу.

27 января 1946

* * *

И целый день, своих пугаясь стонов,

В тоске смертельной мечется толпа,

А за рекой на траурных знаменах

Зловещие смеются черепа.

Вот для чего я пела и мечтала,

Мне сердце разорвали пополам,

Как после залпа сразу тихо стало,

Смерть выслала дозорных по дворам.

1917

* * *

И через все, и каждый миг,

Через дела, через безделье

Сквозит, как тайное веселье,

Один непостижимый лик.

О Боже! Для чего возник

Он в одинокой этой келье?

1910-е годы

* * *

...И черной музыки безумное лицо

На миг появится и скроется во мраке,

Но я разобрала таинственные знаки

И черное мое опять ношу кольцо.

3 сентября 1959

Голицыно

* * *

И это б могла, и то бы могла,

А сама, как береза в поле, легла,

И кругом лишь седая мгла.

1960

* * *

И это станет для людей

Как времена Веспасиана,

А было это - только рана

И муки облачко над ней.

18 декабря. Ночь. Рим.

* * *

И юностью манит, и славу сулит,

Так снова со мной сатана говорит:

"Ты честью и кровью платила своей

За пять неудачно придуманных дней,

За то, чтобы выпить ту чашу до дна,

За то, чтобы нас осветила луна,

За то, чтоб присниться друг другу опять,

Я вечность тебе предлагаю, не пять

До света тянувшихся странных бесед.

Ты видишь - я болен, растерзан и сед,

Ты видишь, ты знаешь - я так не могу".

Я руку тогда протянула врагу,

Но он превратился в гранатовый куст,

И был небосклон над ним огнен и пуст.

Горы очертания - полночь - луна,

И снова со мной говорит сатана,

И черным крылом закрывая лицо,

Заветное мне возвращает кольцо.

И стонет и молит: "Ты мне суждена,

О, выпей со мною хоть каплю вина".

К чему эти крылья и это вино, -

Я знаю тебя хорошо и давно,

И ты - это просто горячечный бред

Шестой и не бывшей из наших бесед.

29 января - 6 февраля 1960

Красная Конница

* * *

И я все расскажу тебе:

Как промчался "афганец" дикий.

И чей лик на белой луне,

Что нашепчут еще арыки,

Что подслушаю в чайхане.

1942 Лето?

* * *

И я не имею претензий

Ни к веку, ни к тем, кто вокруг.

1963

* * *

И яростным вином блудодеянья

Они уже упились до конца.

Им чистой правды не видать лица

И слезного не ведать покаянья.

* * *

И, как всегда бывает в дни разрыва,

К нам постучался призрак первых дней,

И ворвалась серебряная ива

Седым великолепием ветвей.

Нам, исступленным, горьким и надменным,

Не смеющим глаза поднять с земли,

Запела птица голосом блаженным

О том, как мы друг друга берегли.

25 сентября 1944

Ива И дряхлый пук дерев

Пушкин

А я росла в узорной тишине,

В прохладной детской молодого века.

И не был мил мне голос человека,

А голос ветра был понятен мне.

Я лопухи любила и крапиву,

Но больше всех серебряную иву.

И, благодарная, она жила

Со мной всю жизнь, плакучими ветвями

Бессонницу овеивала снами.

И - странно! - я ее пережила.

Там пень торчит, чужими голосами

Другие ивы что-то говорят

Под нашими, под теми небесами.

И я молчу... как будто умер брат.

18 января 1940

Ленинград

Из "дневника путешествия"

Стихи на случай

Светает - это Страшный суд.

И встреча горестней разлуки.

Там мертвой славе отдадут

Меня - твои живые руки.

Декабрь 1964

* * *

Из "Ташкентской тетради"

Блаженный мир - зеленый мир

За каждым поворотом.

Багдад ли то или Каир?

Лечу, как пчелы к сотам.

Каир ли то или Багдад?

Нет, то обыкновенный сад,

И голос шепчет: "Кто там?"

Над белоснежною стеной

Слегка качались ветки эти

С изяществом и простотой,

Которых нет на свете.

Как луч, как ветер, как туман

Шел через город караван

В пустыню из пустыни

[Для . . . . как на картине]

И там я видела орлов

И маленьких баранчуков

У чернокосых матерей

На молодых руках.

<До 14 мая> 1944 Ташкент

Из завещания Васильки

А княгиня моя, где захочет жить,

Пусть будет ей вольной воля,

А мне из могилы за тем не следить,

Из могилы средь чистого поля.

Я ей завещаю все серебро,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1909

Киев

Из Ленинградских элегий

О! Из какой великолепной тьмы,

Из самой окончательной разлуки

Вернуться можно - я узнала это.

Сегодня был обыкновенный день

. . . . . и человек тот был тобой.

И ты назвал запретнейшие даты,

Запретнейшие имена назвал.

Ты говорил о том, о чем помыслить

Уже немыслимо. И ты пришел сказать,

Что ты дал клятву и ее исполнил.

[И снова ты ушел - теперь навеки].

И это было .... так прекрасно,

Так бескорыстно, так великодушно!

. . . . . и чистотой посмертной

Звучал твой голос - в бездны чистоты,

Казалось мне, я окунула душу.

1956

Из Ленинградских элегий

О! Из какой великолепной тьмы

Тебя я повстречала на пороге.

Тебе благоприятствовали боги,

Ты перешел порог моей тюрьмы.

Едва освоившись в моем чертоге,

"Как Сафо, вас перелагаем мы",

Сказал, и руки были напряженно строги,