Главная              Рефераты - Сочинения

 

Основные мотивы лирики в творчестве А. А. Фета - реферат

Экзаменационная реферативная работа

Выполнил Ученик 9 класса “Б” Ратковский А.А.

Средняя школа № 646

Москва, 2004

Творчество А. Фета

А. А. Фет занимает совершенно особое положение в русской поэзии второй половины XIX века. Общественная ситуация в России тех лет подразумевала активное участие литературы в гражданских процессах, то есть парадность стихов и прозы, а также их ярко выраженную гражданскую направленность. Некрасов дал начало этому движению, заявив, что каждый писатель обязан «отчитываться» перед обществом, быть прежде всего гражданином, а потом уже человеком искусства. Фет этого принципа не придерживался, оставаясь вне политики, и заполнил, таким образом, свою нишу в поэзии той эпохи, поделив её с Тютчевым.

Но если мы вспомним лирику Тютчева, то она рассматривает человеческое бытие в его трагичности, Фет же считался поэтом безмятежных сельских радостей, тяготеющий к созерцательности. Пейзаж у поэта отличается спокойствием, миром. Но, возможно, это внешняя сторона? Действительно, если приглядеться, то лирика Фета наполнена драматизмом, философской глубиной, которые всегда и отличали «больших» поэтов от авторов-однодневок. Одним из главных фетовских тем является трагедия неразделённой любви. Стихотворения такой тематики раскрывают факты биографии Фета, точнее, то, что он пережил смерть любимой женщины. Стихотворения, относящиеся к этой теме, справедливо получили наименование «монологи к умершей».

Ты отстрадала, я ещё страдаю,

Сомнением мне суждено дышать,

И трепещу, и сердцем избегаю

Искать того, чего нельзя понять.

С этим трагическим мотивом переплетаются и другие стихотворения поэта, названия которых красноречиво говорят о тематике: «Смерть»», «Жизнь пронеслась без явного следа», «Проста во мгле воспоминаний...» Как видно, идиллия не просто «разбавлена» грустью поэта, она отсутствует вообще. Иллюзия благополучия создается стремлением поэта преодолеть страдания, растворить их в радости каждодневного бытия, добытой из боли, в гармонии окружающего мира. Поэт ликует вместе со всей природой после бури:

Когда ж под тучею, прозрачна и чиста,

Поведает заря, что минул день ненастья,

Былинки не найдёшь и не найдёшь куста,

Чтобы не плакал он и не сиял от счастья...

Взгляд Фета на природу схож со взглядом Тютчева: главное в ней - движение, направление потока жизненной энергии, которая заряжает людей и их стихи. Фет писал Льву Николаевичу Толстому: «в художественном произведении напряжённость - великое дело». Неудивительно, что лирический сюжет Фета разворачивается во время наибольшего напряжения духовных сил человека. Стихотворение «На заре ты её не буди» демонстрирует именно такой момент» отражающий состояние героини:

И чем ярче сияла луна,

И чем звонче свистал соловей,

Всё бледней становилась она,

Сердце билось больней и больней.

В созвучии с этим стихом - облик другой героини: «Ты пела до зари, в слезах изнемогая». Но самым ярким шедевром Фета, отобразившим внутреннее духовное событие в жизни человека-стихотворение «Шёпот, робкое дыханье...» В этом стихе - лирический сюжет, то есть на событийном уровне ничего не происходит, зато дана подробная развёртка чувств и переживаний героя, смена состояний влюблённой души, окрашивающее ночное свидание — а именно оно описано в стихотворении — в причудливые цвета. На фоне ночных теней блещет серебро тихого ручья, и чудесная ночная картина дополняется и изменением облика возлюбленной. Последняя строфа метафорически сложна, так как именно на неё приходится эмоциональная кульминация стихотворения:

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слёзы,

И заря, заря!…

За этими неожиданными образами скрываются черты любимой, её уста, блеск её улыбки. Этим и другими свежий стихотворениями Фет пытается доказать, что поэзия является дерзостью, которая претендует на изменение привычного хода существования. В этом отношении показателен стих «Одним толчком согнать ладью живую...». Его тема-природа вдохновения поэта. Творчество рассматривается как высокий взлёт, рывок, попытка достичь недостижимое. Фет прямо называет свои поэтические ориентиры:

Тоскливый сон прервать единым звуком,

Упиться вдруг неведомым, родным,

Дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам...

Другая сверхзадача поэзии - закрепление мира в вечности, отражение случайного, неуловимого («Чужое вмиг почувствовать своим»). Но чтобы образы достигали сознания читателя, нужна особая, не похожая ни на что музыкальность. Фет применяет множество приёмов звукописи (аллитерация, ассонанс), и Чайковский даже сказал: «Фет в лучшие свои минуты переходит из пределов, указанных поэзией, и смело делает шаг в нашу область».

Так что же нам явила лирика Фета? Он шел из тьмы смерти любимого человека к свету радости бытия, освещая себе путь огнем и светом в своих стихотворениях. За это его называют самым солнечным поэтом русской литературы (каждому известны строчки: «Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало»). Фет не боится жизни после потрясений, он верит и хранит в себе веру в победу искусств над временем, в бессмертии прекрасного мгновения.

Стихи А. Фета - это чистая поэзия, в том смысле, что там нет ни капельки прозы. Обыкновенно он не воспевал жарких чувств, отчаяния, восторга, высоких мыслей, нет, он писал о самом простом - о картинах природы, о дожде, о снеге, о море, о горах, о лесе, о звездах, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях. Его поэзия радостна и светла, ей присуще чувство света и покоя. Даже о своей загубленной любви он пишет светло и спокойно, хотя его чувство глубоко и свежо, как в первые минуты. До конца жизни Фету не изменила радость, которой проникнуты почти все его стихи.

Красота, естественность, искренность его поэзии доходят до полного совершенства, стих его изумительно выразителен, образен, музыкален. Недаром к его поэзии обращались и Чайковский, и Римский-Корсаков, и Балакирев, и Рахманинов, и другие композиторы.

«Поэзия Фета — сама природа, зеркально глядящая через человеческую душу...»

В традиционной мировой и русской лирике тема природы является одной из основных, обязательно затрагиваемых тем. И у Фета также эта тема отражается во многих его стихотворениях. Тема природы в его произведениях тесно переплетается и с любовной лирикой, и с характерной для Фета темой красоты, единой и неделимой. В ранних стихотворениях 40-х годов тема природы выражена не явно, образы природы общи, не детализируются:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна...

Поэты 40-х годов при описании природы опирались, в основном, на приёмы, характерные для Гейне, т.е. вместо связного описания давались отдельные впечатления. Многие стихотворения раннего Фета относились критикой к "гейневским". Например, "Шумела полночная вьюга", где поэт выражает настроение без психологического анализа его и без прояснения сюжетной ситуации, с которой оно связано. Внешний мир как бы окрашивается настроениями лирического "я", оживляется, одушевляется ими. Так появляется характерное фетовское очеловечивание природы; часто появляется эмоциональная экспрессия, возбуждаемая природой, нет столь характерных позднее ярких и точных деталей, позволяющих судить о картине в целом. Любовь Фета к природе, знание её, конкретизация и тонкие наблюдения за ней проявляются в его стихах в полной мере в 50-е годы. Вероятно, на увлечение им пейзажной лирикой в то время повлияло его сближение с Тургеневым. Явления природы становятся детальнее, конкретнее, чем у предшественников Фета, что характерно и дня прозы Тургенева. У Фета изображается не вообще берёза, как символ русского пейзажа, а конкретная берёза у крыльца собственного дома, не вообще дорога с её бесконечностью и непредсказуемостью, а та конкретная дорога, которую можно сию минуту увидеть с порога дома. Или, например, в его стихах встречаются не только традиционные птицы, имеющие чёткое символическое значение, но и такие птицы, как лунь, сыч, черныш, кулик, чибис, стриж и другие, каждая из которых показана в своём своеобразии:

За облаком до половины скрыта,

Луна светить ещё не смеет днём.

Вот жук взлетел и прожужжал сердито,

Вот лунь проплыл, не шевеля крылом.

Пейзажи Тургенева и Фета сходны не только в меткости и тонкости наблюдений над явлениями природы, но и в ощущениях, образах (например, образ заснувшей земли, "почиющей природы"). Фет, как и Тургенев, стремится зафиксировать, описать изменения в природе. Его наблюдения легко можно группировать или, например, в изображении времён года чётко определить период. Изображена ли поздняя осень:

Сбирались умирать последние цветы

И ждали с грустию дыхания мороза;

Краснели по краям кленовые листы,

Горошек отцветал, и осыпалась роза, -

или конец зимы:

Ещё весны душистой нега

К нам не успела низойти,

Ещё овраги полны снега,

Ещё зарёй гремит телега

На замороженном пути...

Это легко можно понять, т.к. описание даётся точно и чётко. Фет любит описывать точно определённое время суток, приметы той или иной погоды, начало того или иного явления в природе (например, дождя в "Весеннем дожде"). Точно так же можно определить, что Фет по большей части, даёт описание центральных областей России.

Именно природе средней полосы России посвящен цикл стихотворений "Снега" и многие стихи из других циклов. По мнению Фета, эта природа прекрасна, но не всякий в состоянии уловить эту неяркую красоту. Он не боится многократно повторять признания в любви к этой природе, к игре света и звука в ней» к тому природному кругу, который поэт много раз называет приютом: "Люблю я приют ваш печальный и вечер деревни глухой...". Фет всегда поклонялся красоте; красота природы, красота человека, красота любви - эта самостоятельные лирические мотивы сшиваются в художественном мире поэта в единую и неделимую идею красоты. От повседневности он уходит туда, ”где грозы пролетают мимо…” Для Фета природа - объект художественного восторга, эстетического наслаждения. Она - лучший наставник и мудрый советник человека. Именно природа помогает решать загадки, тайны человеческого бытия. Кроме того, например, в стихотворении "Шёпот, робкое дыханье..." поэт прекрасно передаёт мгновенные ощущения, и, чередуя их, он передаёт состояние героев, в созвучие природы душе человека, и счастье любви:

Шёпот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья....

Фет сумел передать движения души и природы без глаголов, что бесспорно, было новаторством в русской литературе. Но есть у него и картины, в которых главными опорами становятся именно глаголы, как, к примеру, в стихотворении "Вечер"?

Прозвучало над ясной рекою,

Прозвенело в померкшем лугу»

Прокатилось над рощей немою,

Засветилось на том берегу...

Подобная передача происходящего говорит об ещё одной особенности пейзажной лирики Фета: главную тональность задают трудноуловимые впечатления звуков, запахов, смутных очертаний, передать которые в словах очень трудно. Именно сочетание конкретности наблюдений со смелыми и необычными ассоциациями позволяют чётко представлять описываемую картину природы. Можно говорить и об импрессионизме поэзии Фета; именно с уклоном к импрессионизму связано новаторство в изображении явлений природы. Точнее говоря, предметы и явления изображены поэтом так, как они предстали его восприятию, какими они ему показались в момент написания. И описание фокусируется не на самом изображении, а на впечатлении, производимом им. Кажущееся Фет описывает как реальное:

Над озером лебедь в тростник потянул,

В воде опрокинулся лес,

Зубцами вершин он в заре потонул,

Меж двух изгибаясь небес.

Вообще, мотив "отражения в воде" встречается довольно часто у поэта. Вероятно, зыбкое отражение предоставляет больше свободы фантазии художника, чем сам отражаемый предмет. Фет изображает внешний мир в том виде, какой ему придало его настроение. При всей правдивости и конкретности описание природы прежде всего служит средством выражения лирического чувства.

Обычно А. Фет в своих стихах останавливается на одной фигуре, на одном повороте чувств, и в то же время его поэзию никак нельзя назвать однообразной, наоборот, - она поражает разнообразием и множеством тем. Особая прелесть его стихов помимо содержания именно в характере настроений поэзии. Муза Фета легка, воздушна, в ней будто нет ничего земного, хотя говорит она нам именно о земном. В его поэзии почти нет действия, каждый его стих - это целый род впечатлений, мыслей, радостей и печалей. Взять хотя бы такие из них, как «Луч твой, летящий далеко...», «Недвижные очи, безумные очи...», «Солнце луч промеж лип...», «Тебе в молчании я простираю руку...» и др.

Поэт воспевал красоту там, где видел ее, а находил он ее повсюду. Он был художником с исключительно развитым чувством красоты, наверное, потому так прекрасны в его стихах картины природы, которую он брал такой, какая она есть, не допуская никаких украшений действительности. В его стихах зримо проглядывает пейзаж средней полосы Росси.

Во всех описаниях природы А. Фет безукоризненно верен ее мельчайшим черточкам, оттенкам, настроениям. Именно благодаря этому поэт и создал изумительные произведения, вот уже столько лет поражающие нас психологической точностью, филигранной точностью, К числу их принадлежат такие поэтические шедевры, как «Шепот, робкое дыхание...», «Я пришел к тебе с приветом...», «На заре ты ее не буди...», «Заря прощается с землей…».

Фет строит картину мира, который он видит, чувствует, осязает, слышит. И в этом мире все важно и значимо: и облака, и луна, и жук, и лунь, и коростель, и звезды, и Млечный путь. Каждая птица, каждый цветок, каждое дерево и каждая травинка не просто составляющие общей картины — все они обладают только им свойственными приметами, даже характером. Обратим внимание на стихотворение «Бабочка»:

Ты прав. Одним воздушным очертаньем

Я так мила.

Весь бархат мой с его живым миганьем —

Лишь два крыла.

Не спрашивай: откуда появилась?

Куда спешу?

Здесь на цветок я легкий опустилась

И вот — дышу.

Надолго ли, без цели, без усилия,

Дышать хочу?

Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья

И улечу.

«Чувство природы» у Фета носит универсальный характер. Практически невозможно выделить чисто пейзажную лирику Фета, не порвав при этом связей с ее жизненно важным органом— человеческой личностью, подчиненной общим законам природной жизни.

Определяя свойство своего мироощущения, Фет писал: «Только человек, и только он один во всем мироздании, чувствует потребность спрашивать: что такое окружающая природа? Откуда все это? Что такое он сам? Откуда? Куда? Зачем? И чем выше человек, чем могущественнее его нравственная природа, тем искреннее возникают в нем эти вопросы». «Природа создала этого поэта для того, чтобы самое себя подслушать, подсмотреть и самое себя понять. Для того чтобы узнать, что думает о ней, природе, человек, ее детище, как он воспринимает ее. Природа создала Фета для того, чтобы проведать — как воспринимает ее чуткая душа человека» (Л. Озеров).

Отношения Фета с природой — это полное растворение в ее мире, это состояние трепетного ожидания чуда:

Я жду... Соловьиное эхо

Несется с блестящей реки,

Трава при луне в бриллиантах,

На тмине горят светляки.

Я жду... Темно-синее небо

И в мелких, и в крупных звездах,

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и ногах.

Я жду... Вот повеяло с юга;

Тепло мне стоять и идти;

Звезда покатилась на запад...

Прости, золотая, прости!

Обратимся к одному из самых знаменитых стихотворений Фета, которое в свое время принесло автору немало огорчений, вызвав своим появлением восторг одних, растерянность других, многочисленные насмешки приверженцев традиционной поэзии — в общем, целый литературный скандал. Это маленькое стихотворение стало для критиков демократического толка воплощением мысли о бессодержательности и безыдейности поэзии. Более тридцати пародий было написано на это стихотворение. Вот оно:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!…

Сразу же создается ощущение движения, динамических изменений, происходящих не только в природе, но и в душе человека. А между тем в стихотворении нет ни одного глагола. А сколько радостного упоения любовью и жизнью в этом стихотворении! Не случайно излюбленным временем суток Фета была ночь. Она, как и поэзия, — прибежище от суеты и маеты дня:

Ночью как-то вольнее дышать мне,

Как-то просторней...

признается поэт. Он может говорить с ночью, он обращается к ней, как к живому существу, близкому и родному:

Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!

Опять и опять я люблю тебя,

Тихая, теплая,

Серебром окаймленная!

Робко, свечу потушив, подхожу я к окну...

Меня не видать, зато сам я все вижу...

Стихи А. А. Фета любимы у нас в стране. Время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, показало, что она нужна нам, людям XX века, потому что задевает самые сокровенные струны души, открывает красоту окружающего мира.

Эстетические воззрения Фета

Эстетика — наука о прекрасном. И взгляды поэта на то, что есть прекрасное в этой жизни, складываются под воздействием самых различных обстоятельств. Здесь все играет свою особую роль — и условия, в которых прошло детство поэта, сформировавшее его представления о жизни и красоте, и влияние учителей, книг, любимых авторов и мыслителей, и уровень образования, и условия всей последующей жизни. Поэтому можно сказать, что эстетика Фета — это отражение трагедии раздвоенности его жизненной и поэтической судьбы.

Так Полонский очень верно и точно определил противостояние двух миров — мира житейского и мира поэтического, которое не только чувствовал поэт, но и декларировал как данность. «Идеальный мир мой разрушен давно...» — признавался Фет еще в 1850 году. И на месте этого разрушенного идеального мира он воздвиг иной мир — сугубо реальный, будничный, наполненный прозаическими делами и заботами, направленными к достижению отнюдь не высокой поэтической цели. И этот мир невыносимо тяготил душу поэта, ни на минуту не отпуская его разум. В этой раздвоенности существования и формируется эстетика Фета, главный принцип которой он сформулировал для себя раз и навсегда и никогда от него не отступал: поэзия и жизнь — несовместимы, и им никогда не слиться. Фет был убежден; жить для жизни — значит умереть для искусства, воскреснуть для искусства — умереть для жизни. Вот почему, погружаясь в хозяйственные дела, Фет на долгие годы уходил из литературы.

Жизнь — это тяжкий труд, гнетущая тоска и

страдания:

Страдать, весь век страдать, бесцельно, безвозмездно,

Стараться пустоту наполнить и взирать,

Как с каждой новою попыткой глубже бездна,

Опять безумствовать, стремиться и страдать.

В понимании соотношения жизни и искусства Фет исходил из учения своего любимого немецкого философа Шопенгауэра, книгу которого «Мир как воля и представление» он перевел на русский язык.

Шопенгауэр утверждал, что наш мир — худший из всех возможных миров», что страдание неотвратимо присуще жизни. Этот мир не что иное, как арена замученных и запуганных существ, и единственно возможный выход из этого мира — смерть, что рождает в этике Шопенгауэра апологию самоубийства. Опираясь на учение Шопенгауэра, да и до знакомства с ним, Фет не уставал твердить, что жизнь вообще низменна, бессмысленна, скучна, что основное ее содержание — страдание и есть только одна таинственная, непонятная в этом мире скорби и скуки сфера подлинной, чистой радости — сфера красоты, особый мир,

Где бури пролетают мимо,

Где дума страстная чиста, —

И посвященным только зримо

Цветет весна и красота

(«Какая грусть! Конец аллеи…»)

Поэтическое состояние — это очищение от всего слишком человеческого, выход на простор из теснин жизни, пробуждение от сна, но прежде всего поэзия — преодоление страдания. Об этом говорит Фет в своем поэтическом манифесте «Муза», эпиграфом к которому берет слова Пушкина «Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв».

О себе как о поэте Фет говорит:

Пленительные сны лелея наяву,

Своей Божественною властью

Я к наслаждению высокому зову

И к человеческому счастью.

Ключевыми образами этого стихотворения и всей эстетической системы Фета становятся слова «Божественная власть» и «наслаждение высокое». Обладая огромной властью над человеческой душой, поистине Божественной, поэзия способна преобразовать жизнь, очистить душу человека от всего земного и наносного, только она способна «дать жизни вздох, дать сладость тайным мукам».

Извечным объектом искусства, по убеждению Фета, является красота. «Мир во всех своих частях, — писал Фет, — равно прекрасен. Красота разлита по всему мирозданию. Весь поэтический мир А. Фета располагается в этой области красоты и колеблется между тремя вершинами — природа, любовь и творчество. Все эти три поэтических предмета не только соприкасаются между собой, но и тесно взаимосвязаны, проникают друг в друга, образуя единый слитный художественный мир — фетовскую вселенную красоты, солнцем которой является разлитая во всем, скрытая для обычного глаза, но чутко воспринимаемая шестым чувством поэта гармоническая сущность мира — музыка. По словам Л. Озерова, «русская лирика обрела в Фете одного из наиболее музыкально одаренных мастеров. Начертанная на бумаге буквами, его лирика звучит, подобно нотам, правда для тех, кто эти ноты умеет читать

На слова Фета сочиняли музыку Чайковский и Танеев, Римский-Корсаков и Гречанинов, Аренский и Спендиаров, Ребиков и Виардо-Гарсиа, Варламов и Конюс, Балакирев и Рахманинов, Золотарев и Гольденвейзер, Направник и Калинников и многие, многие другие. Число музыкальных опусов измеряется сотнями».

Мотивы любви в лирике Фета.

На склоне жизни Фет «зажег вечерние огни», жил грезами юности. Мысли о минувшем не оставляли его, причем посещали в самые неожиданные моменты. Достаточно было малейшего внешнего повода, скажем, прозвучать словам, похожим на давно сказанные, мелькнуть на плотине или в аллее платью, схожему с тем, что в те дни видел на ней.

..Случилось это тридцать лет назад. В херсонском захолустье встретил он девушку. Звали ее Мария, ей было двадцать четыре года, ему — двадцать восемь. Отец ее, Козьма Лазич, по происхождению серб, потомок тех двухсот своих соплеменников, которые в середине XVIII века переселились на юг России вместе с Иваном Хорватом, основавшим здесь, в Новороссии, первое военное поселение. Из дочерей генерала в отставке Лазича старшая Надежда, изящная и резвая, прекрасная танцорка, обладала яркой красотой и веселым нравом. Но не она пленила сердце молодого кирасира Фета, а менее броская Мария.

Высокая, стройная брюнетка, сдержанная, чтобы не сказать строгая, она во всем, однако, уступала сестре, зато превосходила ее роскошью черных, густых волос. Это должно быть и заставило обратите на нее внимание Фета, ценившего в красоте женщин прежде всего волосы, в чем убеждают многие строки его стихов.

Обычно не участвовавшая в шумных весельях в доме своего дяди Петковича, где часто гостила и где собиралась молодежь, Мария предпочитала играть для танцующих на рояле, ибо была великолепной музыкантшей, что отметил сам Ференц Лист, услышав однажды ее игру.

Заговорив с Марией, Фет был изумлен, насколько обширны ее познания в литературе, особенно в поэзии. К тому же она оказалась давней поклонницей его собственного творчества. Это было неожиданно и приятно. Но главным «полем сближения» послужила Жорж Санд с ее очаровательным языком, вдохновенными описаниями природы и совершенно новыми, небывалыми отношениями влюбленных. Ничто не сближает людей так, как искусство вообще—поэзия в широком смысле слова. Такое единодушие само по себе поэзия. Люди становятся более чуткими и чувствуют и понимают то, для полного объяснения чего никаких слов недостаточно.

«Не подлежало сомнению,— будет вспоминать Афанасий Афанасьевич на склоне жизни,— что она давно поняла задушевный трепет, с каким я вступал в симпатичную ее атмосферу. Понял я и то, что слова и молчание в этом случае равнозначительны».

Одним словом, между ними вспыхнуло глубокое чувство, и Фет, преисполненный им, пишет своему другу: «Я встретил девушку — прекрасного дома, образования, я не искал ее —она меня, но судьба — и мы узнали, что были бы очень счастливы после разных житейских бурь, если бы могли жить мирно без всяких претензий на что-либо. Это мы сказали друг другу, но для этого надобно как-либо и где-либо? Мои средства тебе известны—она ничего тоже не имеет...»

Материальный вопрос и стал главным камнем преткновения на пути к счастью. Фет считал, что самая томительная скорбь в настоящем не дает им права идти к неизбежному горю всей остальной жизни—раз не будет достатка.

Тем не менее, беседы их продолжались. Бывало все разойдутся, время уже за полночь, а они никак не могут наговориться. Сидят на диване в алькове гостиной и говорят, говорят при тусклом свете цветного фонаря, но никогда не проговаривались о своих взаимных чувствах.

Их беседы в уединенном уголке не остались незамеченными. Фет чувствовал себя ответственным за честь девушки — ведь он не мальчик, увлекающийся минутой, и очень опасался выставить ее в неблагоприятном свете.

И вот однажды, чтобы разом сжечь корабли их взаимных надежд, собрался духом и без обиняков высказал ей свои мысли насчет того, что считает брак для себя невозможным. На что она ответила, что ей нравится беседовать с ним, без всяких посягательств на его свободу. Что касается людской молвы, то тем более не намерена из-за пересудов лишать себя счастья общения с ним.

«Я не женюсь на Лазич,— пишет он другу,— и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она предо мною чище снега — прервать неделикатно и не прервать неделикатно— она девушка — нужно Соломона». Необходимо было мудрое решение.

И странное дело: Фет, сам считавший нерешительность главной чертой своего характера, тут неожиданно проявил твердость. Впрочем, так ли уж это было неожиданно. Если вспомнить его собственные слова, что школа жизни, державшая его все время в ежовых рукавицах, развила в нем до крайности рефлексию и он никогда не позволял себе шагу ступить необдуманно, то станет понятнее и это его решение. Те, кто хорошо знал Фета, например, Л. Толстой, отмечали эту его «привязанность к житейскому», его практицизм и утилитаризм. Точнее будет сказать, земное и духовное боролись в нем, рассудок воевал с сердцем, часто возобладая. Это была нелегкая, глубоко скрытая от чужих глаз борьба с собственной душой, как говорил он сам, «насилование идеализма к жизни пошлой».

Итак, Фет решил прекратить отношения с Марией, о чем сам написал ей. В ответ пришло «самое дружеское и успокоительное письмо». Этим, казалось, и закончилась пора «весны его души». Через некоторое время ему сообщили ужасную весть. Мария Лазич трагически погибла. Она умерла страшной смертью, тайна которой до сих пор не раскрыта. Есть основание думать, как считает, например, Д. Д. Благой, что девушка покончила самоубийством. Он видел ее с какой-то особой силой любви, чуть ли не с телесной и душевной близостью и все отчетливее сознавал—счастья, которое тогда пережил, было так много, что страшно и грешно желать и просить у бога большего.

В одном из самых любимых своих стихотворений Фет писал:

В последний раз твой образ милый

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать.

Природное и человеческое в слиянии дают гармонию, чувство красоты. Лирика Фета внушает любовь к жизни, к ее истокам, к простым радостям бытия. С годами, избавляясь от поэтических штампов времени, Фет утверждается в своей лирической миссии певца любви и природы. Утро дня и утро года остаются символами фетовской лирики.

Образ любви-воспоминания в лирике Фета

Любовная лирика А. Фета представляет собою весьма уникальное явление, так как практически вся обращена к одной женщине — безвременно ушедшей из жизни возлюбленной Фета Марии Лазич, и это придает ей особый эмоциональный колорит.

Смерть Марии окончательно отравила и без того «горькую» жизнь поэта— об этом говорят нам его стихи. «Восторженный певец любви и красоты не пошел за своим чувством. Но чувство, испытанное Фетом, прошло через всю его жизнь до глубокой старости. Любовь к Лазич мстительно прорвалась в лирику Фета, сообщив ей драматичность, исповедальную раскованность и сняв с нее оттенок идилличности и умиленности».

Мария Лазич погибла в 1850 году, и более сорока лет, что поэт прожил без нее, были наполнены горькими воспоминаниями о его «сгоревшей любви». Причем эта традиционная для обозначения ушедшего чувства метафора в сознании и лирике Фета наполнялась вполне реальным и потому еще более страшным содержанием.

В последний раз твой образ милый

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать...

То, что не смогла соединить судьба, соединила поэзия, и в своих стихах Фет вновь и вновь обращается к своей возлюбленной как к живому, внимающему ему с любовью существу,

Как гений ты, нежданный, стройный,

С небес слетела мне светла,

Смирила ум мой беспокойный,

На лик свой очи привлекла.

Стихотворения этой группы отличаются особым эмоциональным колоритом: они наполнены радостью, упоением, восторгом. Здесь господствует образ любви-переживания, зачастую слитый с образом природы. Лирика Фета становится воплощенной памятью о Марии, памятником, «живым изваянием » любви поэта. Трагический оттенок придают любовной лирике Фета мотивы вины и наказания, которые явственно звучат во многих стихах.

Долго снились мне вопли рыданий твоих, —

То был голос обиды, бессилия плач;

Долго, долго мне снился тот радостный миг,

Как тебя умолил я — несчастный палач...

Подала ты мне руку, спросила: «Идешь?»

Чуть в глазах я заметил две капельки слез;

Эти искры в глазах и холодную дрожь

Я в бессонные ночи навек перенес.

Обращает внимание на себя устойчивый и бесконечно разнообразный мотив любви и горения в любовной лирике Фета. Поистине сгоревшая Мария Лазич опалила и поэзию своего возлюбленного. «О чем бы он ни писал, даже в стихах, обращенных к другим женщинам, мстительно присутствует ее образ, ее короткая жизнь, сгоревшая от любви. Как бы ни был подчас банален этот образ или его словесное выражение, он у Фета убедителен. Более того, он составляет основу его любовной лирики».

Лирический герой называет себя «палачом», подчеркивая тем самым осознание своей вины. Но он — «несчастный» палач, так как, погубив возлюбленную, погубил и себя, свою собственную жизнь. И потому в любовной лирике рядом с образом любви-воспоминания настойчиво звучит мотив смерти как единственной возможности не только искупить свою вину, но и вновь соединиться с возлюбленной. Лишь смерть способна вернуть то, что отнято жизнью:

Очей тех нет — и мне не страшны гробы,

Завидно мне безмолвие твое,

И, не судя ни тупости, ни злобы,

Скорей, скорей в твое небытие!

Жизнь потеряла для героя смысл, превратившись в цепь страданий и потерь, в «горький», «отравленный» кубок, который ему предстояло испить до дна. В лирике Фета возникает трагическое по своей сущности противопоставление двух образов — лирического героя и героини. Он жив, но мертв душою, а она, давно умершая, живет в его памяти и в стихах. И этой памяти он сохранит верность до конца своих дней.

Пожалуй, любовная лирика Фета — это единственная область творчества поэта, в которой нашли отражение его жизненные впечатления. Наверное, потому стихи о любви так отличаются от тех, что посвящены природе. В них нет той радости, ощущения счастья жизни, которые мы увидим в пейзажной лирике Фета. Как писал Л. Озеров, «любовная лирика Фета — самая воспаленная зона его переживаний. Здесь он не боится ничего: ни самоосуждения, ни проклятий со стороны, ни прямой речи, ни косвенной, ни форте, ни пианиссимо. Здесь лирик вершит суд над самим собой. Идет на казнь. Сжигает себя».

Черты импрессионизма в лирике Фета

Импрессионизм — особое направление в искусстве XIX века, сложившееся во французской живописи в 70-е годы. Импрессионизм означает впечатление, то есть изображение не предмета как такового, а того впечатления, которое этот предмет производит, фиксация художником своих субъективных наблюдений и впечатлений от действительности, изменчивых ощущений и переживаний. Особым признаком этого стиля было «стремление передать предмет в отрывочных, мгновенно фиксирующих каждое ощущение штрихах».

Стремление Фета показать явление во всем многообразии его переменчивых форм сближает поэта с импрессионизмом. Зорко вглядываясь во внешний мир и показывая его таким, каким он предстает в данный момент, Фет вырабатывает совершенно новые для поэзии приемы, импрессионистического стиля.

Его интересует не столько предмет, сколько впечатление, произведенное предметом. Фет изображает внешний мир в том виде, который соответствует сиюминутному настроению поэта. При всей правдивости и конкретности описания природы прежде всего служат средством выражения лирического чувства.

Новаторство Фета было настолько смелым, что многие современники не понимали его стихов. При жизни Фета его поэзия не нашла должного отклика у его современников. Только двадцатое столетие по-настоящему открыло Фета, его удивительную поэзию, которая дарит нам радость узнавания мира, познания его гармонии и совершенства.

«Для всех прикасающихся к лирике Фета через столетие после ее создания важна, прежде всего, ее одухотворенность, душевная пристальность, нерастраченность молодых сил жизни, трепет весны и прозрачная мудрость осени, — писал Л. Озеров. — Читаешь Фета — и сдается: вся еще твоя жизнь впереди. Сколько доброго сулит идущий день. Стоит жить! Таков Фет.

В стихотворении, написанном в сентябре 1892 года — за два месяца до смерти, — Фет признается:

Мысль свежа, душа вольна;

Каждый миг сказать хочу:

«Это я!» Но я молчу.

Поэт молчит? Нет. Говорит его поэзия».

Список литературы

Р. С. Белаусов “Русская любовная лирика” отпечатано в типографии Курская правда – 1986.

Г. Асланова “В плену легенд и фантазий” 1997. Вып. 5.

М. Л. Гаспаров “Избранные труды” Москва. 1997. Т.2

А. В. Дружинин “Прекрасное и вечное” Москва. 1989.

В. Соловьёв “Смысл любви” Избранные произведения. Москва. 1991.