| Л. В. Иванова
Одним из действенных средств усиления смысла текста, его экспрессии, аранжировки является повтор.
Различаются повторы звуковые, если автор преднамеренно, с целью передачи звукописи или звукоподражания, повторяет гласные или согласные звуки или их сочетания; морфемные, если автор использует образные возможности повторяющихся словообразовательных типов, пар, цепочек, парадигм, гнезд, отдельных аффиксов; словесные, если автор обращается к образным ресурсам лексического повтора; синтаксические, если автор повторяет с какой-либо целью словосочетания или предложения.
Цель статьи — охарактеризовать типологию словесных и синтаксических повторов (морфемные были нами охарактеризованы в статье [2] и в методическом пособии [3].
Был проведен анализ стихотворений около 200 оренбургских поэтов. Корпус контекстов с указанными типами повторов равен почти 400 единицам.
Самым объемным оказался набор контекстов со словесным повтором.
Основная цель названного приема — усиление впечатления читателя от того, что изображается; это может быть повышение длительности действия (движения, чувства, речи и др.): ...в ночь на 1-е января — / Непокорная бездорожица: / Множится, множится, множится / Снег оттенками янтаря — М. Бороздин; Плачет, плачет, плачет небо, / Беспрестанно слезы льет — В. Ерофеева; ...тонет, тонет, тонет безответно / Стон журавлиный в небе голубом — Д. Канн; .время текло, текло, текло, / И хрипло часы звонили — Р. Козачков; Есть одно спасение от муки / Время на томления кромсать: / Карандаш в томящиеся руки — / И писать, писать, писать. — А. Костенко; О своей неуютной судьбе / Говорил, говорил, говорил — / И умолк: взволновали слова — И. Малов; Косая тень окна. / Горящая свеча. / Дыхание твое / Касается плеча. / И времени теперь / Дверей не отпереть, / И той свече святой / Гореть, гореть, гореть. — П. Рыков; . просто забываться не дает, / Все смотрю, смотрю, смотрю вперед: / Очаровывает белый снег, / Завораживает быстрый бег — А. Фурсов и т.д.
Повтор одного и того же слова может использоваться с целью передачи большого количества того, о чем пишет автор: Вагоны, вагоны, / Вагоны идут, / И песню морозные / Рельсы поют — В. Жилин; Приходит поезд на перрон. / На пристань — теплоход. / Куда ни глянь — со всех сторон / Народ, народ, народ. — Р Козачков; Коттеджи, коттеджи, коттеджи / Город берут в кольцо — А. Мелешко; Секунды, секунды, секунды бегут —
А.Цирлинсон; нередко обилие изображаемого, его большой объем сопровождается авторскими эмоциями: Ах, эти встречи, встречи, встречи. / И мечешься потом весь вечер, / Тот дивный вспоминая взгляд — В. Ерофеева; Ах, это было, было, было, было — В. Ерофеева; О любви! О любви! О любви! / Возле губ моих плещутся строки / И не могут их
остановить / Ни серьезность моя и ни строгость — А. Мелешко; Но не вернуть, не крикнуть даже, / Уздою сердце ввысь вздыбя: / Все дальше, дальше, дальше, дальше / Уносит поезд от тебя — В. Наточий; Мой праздник уехал в вагоне втором, / Уехал, уехал, уехал... / Мой праздник в пути, километры считает — / Любимая, сердце второе мое — П. Твердов; Ах, эти долги, долги, долги! / Жизнь не впроголодь, а как бы внатяг — П. Рыков; Еще все впереди, / Все будет. / К чему волненья? / Но сердце будит, будит, будит / Во мне сомненья — А. Цирлинсон.
Чаще всего поэты обращаются к повтору глаголов, что еще раз подтверждает слова исследователей русского языка, а также поэтов и писателей о том, что глагол — самая сложная и самая емкая часть речи [1], что найти верный глагол для фразы — это значит дать движение фразе [4, с. 488—489].
Среди глаголов самой активной является лексико-семантическая группа со значением движения: .отражая солнечные блики, / Куст на бугру, да берег, да кулиги, / Бежит, бежит уральская струя, / В которую, грустя, теперь гляжу и я — В. Демурин; .аист, словно ангел в вышине, / Летит, летит неведомо куда — И. Моргачева; Кружит, кружит лодка. / Синь и зелень. Утро. / К берегу причаль — В. Петров; Кидает время на весы / Добро и зло — поступки наши. / Бегут, бегут мои часы. / Какая перевесит чаша? — Е. Пудовкина; В платочке отцветшего ситца / Да с бантом старинных наград / Уходит, уходит станица, / Казачья отрада — Форштадт — П. Рыков; иногда в эту группу включаются глаголы, приобретающие у поэтов метафорическую семантику, например: Мы давно с тобой отвыкли / По земле ходить пешком / И сейчас на мотоцикле / Вдоль по свету жмем да жмем — П. Попов; Сердца людские кружит, кружит / Любви черемуховый хмель — В. Папина.
Разумеется, в наших материалах представлены факты повтора глаголов и других лексико-семантических групп: Я слушал молча голос твой — / Ты пела, пела своей чувствительной душой / И хрупким телом — М. Бороздин; И свет по дому разливая, / Трещат, трещат в печи дрова — Д. Даминов; Село росло, росло в отчизне — / И застарело среди верст. / Стеснились вдоль погоста избы, / Потом и обняли погост — В. Демурин; Нам есть, что сказать, есть, / Конечно же есть, есть, есть! — П. Рыков; В руку нарочно снежинку поймаю, / Жду — не дождусь: не тает, не тает, / Весело так от меня улетает —
А.Филатов и др.
Обращает на себя внимание увлеченность поэтов повтором форм повелительного наклонения глаголов, которые, как известно, могут передавать и совет, и наказ, и приказ, и призыв и т.д.: Судьбы натянуты поводья, / Не отставай, иди, иди! — В. Арефьев; Морочь мне голову, морочь, / На душу наезжай и смейся! — В. Демурин; Прощай, прощай! Нежданно отпылала / Твоя свеча, а я еще горю — Н. Емельянова; Проходи, моя жизнь, проходи, / По обочинам рви цветочки, / Чаще в небушко-небо гляди — Н. Лукьянова; Изгони, изгони все сомненья нервозные, / Исцели же от них, тихий вечер, меня — А. Мелешко; Жизнь моя — маета и отрада! / Погоди, погоди, погоди! / По дороге, ведущей из сада, / Так поспешно не уводи: / Этот сад, невеликое место, — / Крохотина российской земли — П. Рыков; Расцвети, расцвети, ромашка, / Хоть в лугах твоих жизнь не мед — Л. Чернова.
Повторы слов других частей речи не столь многочисленны, как глагольные, приведем примеры — существительных: Я весну, я весну тороплю, / Ломом лед на дорожке долблю, / Напеваю я песню про лето — В. Агаев; Нет, это просто невозможно — / Стихи с любовью разделить: / В стихах живу, в стихах тревожусь, / В стихах люблю, зову любить — А. Карнаухов; Весной все обновляется любовью, / Все сходит весело с ума! / Но что же делать нам с тобою? / У нас в душе — зима, зима. — А. Тепляшин; прилагательных: Над головою небеса все те же, / Но если только всмотришься сильней. /
Ведь небеса теперь все реже, реже, / А крыши — все плотней, плотней, плотней — В. На- польнов; Все меньше слов. Но разговор — длинней, / А значит, паузы все чаще, чаще, чаще. / Они давно не исчисляют дней — / С тех пор, как вместе причастились чашей, / Что свыше именована «семья» — П. Рыков; .уже на душе веселее, / Да и небо светлее, светлее — В. Флейшер; Белая, белая, белая / Кофточка, челка, цветы. / Что ты такая несмелая? / Что невеселая ты? — Ю. Шукаев; числительных: Трещит огонь в печи за дверцей, / На стенке — верный карабин, / И бьется мысль, как бьется сердце: / «А я один, один, один.» — Ю. Безус; Но первый луч, и первый легкий звон, / И первое воздушное молчанье / Стеклись по капельке со всех сторон — / И ожил мир, и в музыку влюблен —
В.Ерофеева; По одному уходим мы, / По одному, по одному, / В седые волосы зимы / Вплетая черную кайму — В. Шадрин; наречия: . бывает часто в феврале, / Что ртуть в термометре, — все ниже, ниже, ниже. — Т. Белозерова; Надо мною ритмы реют / Все быстрей, быстрей, быстрей — А. Ганюшкина; Вернули в прошлое, / Внесли так бережно, так нежно, / Как на качелях дивных — / Выше, выше, выше. — В. Ерофеева; Нет, не напрасно, не напрасно, / Веселым щебетом звеня, / Проснулся день и смотрит ясно / Глазами неба на меня — А. Костенко; Ой, напрасно я пел, ой, напрасно: / Ненадежна житейская нить! / Даже если мгновенье прекрасно, / Разве можно его повторить? — Ю. Селиверстов; Скорей, скорей, скорей оттаивайте, / Чернила наши самодельные, / И ничего вы не утаивайте! — Г. Хомутов.
Характеризуя повтор слова, можно отметить некоторые особенности в использовании названного приема. Во-первых, нередко поэты вводят в текст несколько повторяющихся лексем: Она (песня. — Л. И.) воздушна и легка, / Звучит, зовет издалека, / Зовет, зовет. ты слушай, слушай — А. Журбенко; Холмы, холмы. На них — поля, поля. / Холодных зорь приверженность к унынью. / Но, Господи, все — русская земля! / Как вкусно пахнет горькою полынью! — В. Демурин; Мимо, мимо, счастье, беги, беги! — Н. Лукьянова; Мне все дается иначе — / В прошлое цепко врастаю, / И все-таки плачу, плачу, / И все-таки таю, таю — А. Мелешко; .по той чистоте целинной / Мы проложили свой новый след, / Ровный-ровный и длинный-длинный, / В мир, где нет ни тоски, ни бед — А. Тепляшин; Среди полей, среди чужих, / Среди дорог, метельных, долгих, / Я, словно лист, кружил, кружил / И вот остался без дороги. — В. Шадрин.
Во-вторых, авторы часто добавляют к слову — при его повторе — какие-то компоненты, которые уточняют, поясняют, расширяют смысл; это могут быть обстоятельства, прежде всего степени: Рядышком, / Рядышком с пропастью / Проходят мои следы. / Давно живу я с ощущением / Неотвратимой беды — Н. Акисова; Бабье лето просит, просит слезно: / «Осень, дай мне нагуляться всласть!» — Т. Баскакова; Эпоха Рыб, эпоха Рыб ушла, / Но хвостиком эпоха Водолея / По ней прошлась, по ней слегка прошлась —
В.Ерофеева; Я с давних, очень давних пор / Несу в душе картину ту: / Забрызган солнцем старый двор, / И зелень скрыла нищету — В. Кузнецов; Верь, не верь, но мною все испито, / Все, до дна. — О. Мялова; За годом год, за годом год / Спиралью бесконечною / Ведет история свой счет, / А жизнь течет, а жизнь течет, / Течет рекою вечною — В. На- точий; Стихи, как сполохи в ночи, / Сжигают сердце, хоть кричи, / Дотла сжигают, до золы. / Стихи бывают очень злы. — Ю. Селиверстов; Листья струились по ветру, / Падали плавно, по метру, / Падали тихо и странно / (Будто катились из раны), / Падали грустно, как слезы. / Ранние были морозы. — Ю. Селиверстов; .я ведь каждый день, как свечка, / Горю, горю, горю дотла — О. Черемухина.
Повышается информативность текста и за счет определений, добавляемых к повторяющемуся слову: .мелодии вальса рождались и гасли, / Сумрак нежно окутывал наши сердца, / А во мне, как пожар, — бесконечное счастье / И любовь, и любовь, и любовь
без конца — Е. Веретенцева; .человек, застывший / На холоде вселенском, / На холоде межзвездном, / На холоде земном, / Устал в переживаньях, / На все махнул рукою / И побежал согреться. — В. Ерофеева; Да, любовь вольна, как птица, / Птица — радость, / Птица — грусть — А. Журбенко; На крутизне высоких скал, / На льдистой крутизне / Смотри в себя! Смотри, кем стал! — А. Кириллова; Вижу сон, сон, сон, вещий сон: / Старый дом плющом оплетен — Е. Курдаков; Она (любовь. — Л. И.) приходит и уходит, / По коридорам тихо бродит / С ключом от комнаты заветной, / Но не находит нужной двери, / Чтоб, распахнув ее, увидеть / Уменье ждать, уменье верить, / Уменье в горе не обидеть — Е. Курмеева; Ночной костер, нас грустью озари, / Тревожной грустью уходящих дней, / Где места нет душевному покою — А. Цирлинсон.
В-третьих, для передачи длительности изображаемого авторы соединяют повторяющиеся слова союзами И, ДА: Клубятся лиловые тучи, / Летят и летят на восток — Н. Волженцев; Он (Бетховен. — Л. И.) шел и шел / Сквозь гущу пешеходов — И. Елин; На диване открытая книга / Ждет и ждет терпеливо меня — А. Кириллова; Березы и липы, / Клены и ясень — / Как этот мир прекрасен! / По этому лесу иду и иду. / Наверное, так в райском саду — Н. Лукьянова; Любви распятой подлинную цену / Узнал ли ты, как я? Чуть память тронь — / Сребреники — плата за измену — / Все жгут и жгут предавшую ладонь — А. Мелешко; Версты к верстам — потерян счет. / В небе солнышку плыть да плыть. / Скоро кончится месяц, год. / Может быть, уже? — Может быть. — С. Попова; Я утопаю в твоем янтаре, / Щедрая женщина — осень! / Не улетай, поживи на дворе / И, не жалея, дари и дари / Неба безмерную просинь. — Д. Таганов; За стеклом — все снег, да снег, да снег, / У автобуса — отличный бег, / Словно луч в пространстве — магистраль, / Впереди (конца не видно!) — даль. — А. Фурсов; Опять раскричались грачи. / Кричат, и кричат, и кричат / Свои небылицы и были / О том, где скитались и были / И как возвращались назад — Г. Хомутов; И не горжусь я судьбой! Не горжусь, / Хоть голова запрокинута к небу, / Только тянусь, и тянусь, и тянусь / К вечно насущному черному хлебу — А. Цирлинсон; Жизнь идет да идет не спеша. / Что ж ты вечно не знаешь покоя, / Что ж ты ищешь чудного, душа? — В. Шадрин.
В-четвертых, в качестве добавления напряжения смыслу повторяющихся слов авторы сопровождают их отрицательными частицами, и тогда реализуется в тексте убедительная антонимия: А молодость ушла походкой торопливой / И не вернется больше, зови иль не зови — Т. Баскакова; Истончился березовый запах / И впитался парною землей, / И так хочется плакать — не плакать / Сладко-горькой счастливой слезой — В. Ерофеева; Лето, лето. Канет в лету / Эта песня о любви — / Ни ответа, ни привета, / Ни прощального совета — / Хоть живи, хоть не живи — А. Журбенко; Жалей — не жалей — быстрокрылою чайкой / Еще один год улетел без возврата — А. Мелешко; И море все не море без приливов — В. Папина.
В-пятых, отмечается особенность в написании повторяющихся слов — через дефис, в основном наречий, реже — других частей речи: Рано-рано, на заре, / Жук проснулся на дворе — Т. Бочарова; Потускнеет звездный небосклон, / Тихо-тихо мгла ночная хлынет — Н. Волженцев; Над моей сторонушкой / Черный-черный дым, / Заслонило солнышко / Облаком седым — А. Ганюшкина; Есть только белый-белый снег, / И эти белые равнины так неоглядны, так тихи. / Слагаю снежные стихи — И. Елин; Ах, милый-милый! / В жажде пораженья / Забыл слова прощальные сказать! — В. Ерофеева; Я бежала бы с Вами далеко-далеко / И летала бы с Вами высоко-высоко — В. Ерофеева; Близко-близко дожди, / Пойдут теребить на дорогах / Ломкий ворох листвы, / Превращая отжившее в тлен — А. Мелешко; Еще чуть-чуть — и оживет округа: / Пастух кнутом ударит в палисад, / Заржет коняга, заскрипит подпруга, / Как много-много лет тому назад. / Природа
просыпается — пора! / Вот-вот — и вдруг прозреет вся Россия. — В. Наточий; ... робкоробко дышат свечи / На запыленный абажур — О. Черемухина.
Как можно заметить, основная цель дефисной подачи — отражение степени количественной характеристики изображаемого.
В-шестых, отмечается увлеченность поэтов парцеллированной подачей повторяющихся лексем, причем оформляются эти лексемы различными знаками препинания, что отражает авторское настроение, ср.: Далекой мечтой / В тебе раствориться, / В тепло превратиться, / Как сердце, забиться — / С тобой! / С тобой! / С тобой! — Т. Антоненко; Я от подлости / Людской / Горю / Мерцающей свечой. / Горю. / Горю. / И не сгораю. — М. Бороздин; А в общем-то я / Удивительно чуткий. / И радость, и горе / Вбираю, как губка, / И сердце во мне / Стучит. / Стучит. / Я вслушиваюсь — болит.. — А. Цирлинсон; И — вперед! / И погонщик стоит за спиной! / И всегда — только рысь! / Только рысь!/ Только рысь! — А. Цирлинсон.
В-седьмых, иногда авторы для привлечения внимания читателей к семантике корня повторяющихся слов вводят в контекст другие слова с этим же корнем: Молись о нем (о любимом. — Л. И.), молись так, как молила / О нем жестокого бога своего, / Держи его, держи. / Ведь я не удержала, / Недоборолась, сразу отдала — В. Абрамова; Я испугалась воды, / Вкрадчивой, теплой, нежной: / Она лилась, лилась, лилась — / Выливалась из туч — В. Ерофеева; Спят писательские дачи / Под созвездиями небес. / А под этой страшной крышей, / Натянувшей провода, / Кто-то пишет, пишет, пишет, / Не сопьется никогда — Е. Курдаков; Хожу, хожу — не нахожусь! / Гляжу, гляжу — не нагляжусь! / Живу, живу — не наживусь! / И в добром сердце — только Русь — И. Лысцов; Хочу, чтоб хотелось мне жить и жить / И славить любовь и жизнь — А. Мелешко; Ожидается похолодание, / Похолодание, похолодание, / Потому что гуси летят с севера / И гонят пред собой холода — П. Рыков; . страшно хочется забыться / И все забыть, и все забыть, / Но сердце бедное боится / Хотя б мгновенье упустить — А. Тепляшин; Я болен бегством, болен бегством, / Бегу от самого себя — В. Флейшер.
В-восьмых, поэтам нравится повторять одну и ту же лексему, соединяя с разными объектами; эта настойчивость, несомненно, заставляет читателя обратить внимание на повтор: Ступай дорогою любою, / В любом селе остановись — / Прекрасно небо голубое, / Прекрасна радостная высь. / Прекрасен ковш с водой прозрачной / В девичьей медленной руке. — Д. Даминов; Уходит женщина, уходит — / И с ней уходят звуки, краски! — И. Елин; Ничья жена. Ничья невеста. / Ничья любовь — / Я ощущаю повсеместно / Боль этих слов — М. Жук; Старая деревня. Старые липы / Старые улицы, дом. / В пасеках старых спокойно и тихо: / Дымом смирили пчел — А. Ляпунов; Гляжу вперед — не вижу впереди, / В своей стране какой иду дорогой. / Здесь, может быть, незрячая страна, / И все мы в ней незрячие такие. / Плывет совсем незрячая луна, / А под луной Россия — не Россия. — П. Попов; Рябиновые зори. Рябиновый закат / В рябиновом уборе / Рябины — в один ряд — В. Филатов.
Среди контекстов со словесным повтором имеются такие, которые содержат полип- тотон, или многопадежие; в них повторяется одна и та же лексема, но в разных падежах. Такой прием позволяет представить читателю разные стороны описываемого объекта, например: .мама скажет: «Ночью птицы / Кричали нынче высоко — / К снегам». Она снегов боится: / Через снега сюда пробиться / Бывает очень нелегко — Д. Даминов; Исток — и устье, я — не я. / И, вытекая из себя, / В себя обратно я впадаю. / И круг — вода, и я — тот круг, / И в круге я, и я вне круга, / И каждый год, как новый звук, / Мне возвращается оттуда — Н. Ермашова; Есть у меня железное табу — / Не поклоняться каждому столбу, / Ни наяву, ни в самом страшном сне, / И даже тем, что кланяются мне. /
Бывает, сядешь чинно за столом / С каким-нибудь сиятельным столбом, / А он с поклоном: «Честь имею, столб!» / И сразу ноги грязные на стол, / И к сердцу — вороненые стволы, / Такие же тупые, как столбы, / И тут же мордой вас о ваш же стол. / А что ему? На то они и столб. / Нельзя, друзья, у каждого столба / Раскланяться, не раскровивши лба — Ю. Селиверстов.
В особое выразительное средство исследователи выделяют повтор какой-либо единицы языка в начале строк — строфы или всего текста; это средство называется анафорой, или единоначатием.
В наших материалах функцию анафоры выполняют и слова, и словосочетания, и предложения.
Анафорическими могут быть слова разных частей речи — и самостоятельных, и служебных: Я услышал ночью / Соловьиный голос, / Соловьиный щекот, / Соловьиный свист — И. Бехтерев; .среди бытовой шелухи / Доброту я искала прилежно / И писала о счастье стихи, / Веря в то, что оно неизбежно, / Веря в молодость вечную, в труд, / Веря в совесть — свою и чужую — Е. Горина; .глухо, зловеще, / Как из колодца, / Песня по лагерю смерти несется, / Никто не убьет ее, не остановит — / Песню, пропитанную слезами и кровью, / Песню — прощанье, / Песню — всхлип, / Песню — проклятье, / Песню — хрип, / Которая, как насмешка, тюремщиков дразнит, / Песню, родившуюся накануне казни, / Песню, не успевшую отпылать на просторе, / Песню, рыдающую на пути в крематорий, / Песню, которая с утра, на рассвете, / Хлынет в историю позывными столетий — И. Елин; Рано вечер наступает — / Рано! / Рано розы отцветают — / Рано! / Не жила я, угасать — / Рано! / Не желаю уступать — / Рано! / И о том, что все прошло, / Ныть — / Рано! / Но тоска моя пришла / Так нежданно! — В. Пашенина; Посреди зимы — / Тонкий запах лета — / Там, где снова мы, / Там, где много света, / Там, где счастье нам / Снилось утром ранним. / Что-то было там, / Что-то между нами — Е. Тимофеева; см. также тексты И. Игнатковой «Четыре угла — и дверь.» (слово «четыре» открывает 12 строк), Ю. Селиверстова «На пятом десятке.» (слово «немного» начинает 13 строк).
Выполнять функцию анафоры могут и служебные слова: союзы (Чтобы не ставила жизнь / На печали печать, / Чтобы пасмурный день / Мог серебряным стать, / Чтобы бес по ночам не тревожил, / Избавляйся от хвори и дрожи — В. Бакулин; Эко навертело, эко намело! / Все на свете бело, / Словно не цвело, / Словно не бывали вместе я и ты, / Словно не сбирали во поле цветы, / Словно не качался над цветами шмель — / Только дует ветер да чудит метель — П. Рыков; Стихи бывают очень злы, / От них ни скрыться, / Ни спастись, / Хоть причащайся, / Хоть постись, / Хоть сгинь за тридевять земель, / Хоть затони, / Хоть сядь на мель, / Хоть волком взвой, / Когда поют: / Они обложат — / И убьют — Ю. Селиверстов); предлоги (К власти над землей растут деревья. / К власти над слабым — инстинкт зверья. / К власти над мечтой просят смиренья. / К власти над душой — поэзия. / К власти над страхом — шаг за порог. / К власти над соплей шмыгает нос. / К власти над любовью пляшут пороки. / К власти над безвластьем — капанье слез — А. Крюкова; На кусочки — последнее фото. / На кусочки — последнюю грусть. / На кусочки тебя — не кого-то. / И забудется прошлое пусть. / На кусочки. / А раньше хотела, / Хоть на фото, но видеть тебя, / Но куда-то мечта улетела, / Нет, убил ты ее — не любя. / На кусочки — последнее фото: / (Нет, единственным было оно) / И не грустно ни капельки что-то, / Просто мне в этот час все равно. — Ю. Проскурина; Я иду по свету, / Я иду по следу, / По земному шару, / По первому снегу, / По улицам — сказкам, / По новым песням, / По белому насту / Шагаю весело — В. Флейшер; Ни квартирного, / Ни мобильного, / Но душа принимает звонки / От ручья и соловушки дивного, / От волны беспокойной реки, / От звезды, что повисла над крышею, / От волнующихся облаков. —
Л. Чернова; см. также стих З. Музыка «Спасибо, Господи, за каждый жизни миг.» — 12 раз предлог за — и стих И. Игнатковой «За то, что нет во снах противоречий.» — 10 раз предлог за).
Роль анафоры могут выполнять не только слова, но и словосочетания: Снова пики — в масть! / Мне еще почитается / И попишется всласть, / Мне еще порисуется / На суровом холсте, / Мне еще порифмуется / На осеннем листе — Ю. Селиверстов; Я с тобой, а это и просто, и сложно, / Я с тобой, с моей раненной в сердце страной, / В этот час роковой, безнадежный / Я с тобой — К. Сопрунюк; В сорок лет походку не меняют, / В сорок лет совсем иные чувства, / В сорок лет острее ощущают / Грань искусственности в искусстве —
В.Флейшер; Всегда легко чужих врагов / Понять и все простить. / Всегда легко чужих богов / На твердь земли спустить. / Всегда легко чужую роль / Не принимать всерьез. / Всегда легко чужую боль / Воспринимать без слез — А. Цирлинсон.
Более выразительно выглядит анафора, когда она начинает каждую строфу текста, например, у Н. Акисовой в стихотворении «Не понять, отчего / Голубые глаза затуманили слезы.» все 4 строфы начинаются со слов «Не понять, отчего.»; у Т. Басковой все 6 строф начинаются словами «Все русское — все лучшее.»; во всех строфах у Е. Ве- ретенцевой анафорой выступает предложение «Свеча горела»; у И. Елина — «Уж если расставаться, / Погоди, пока.»; у А. Кирилловой — «На перепутье трех.»; у О. Мяло- вой — «Видишь, вон над планетой / Сияет Звезда Чести.»; у С. Поповой — «Вот и кончилась осень.»; у Ю. Селиверстова — «Мои конвоиры.»; у А. Тепляшина — «Моим друзьям последнее «прости!».»; у А. Филатова — «Без любви.»; у Г. Шиндяева — «Послушай шум воды.» и др.
К числу повторяющихся признаков у анафоры следует отнести такие: во-первых, активное выдвижение в начало строк глаголов в повелительном наклонении (понятно, что многократный повтор усиливает и просьбу, и мольбу, и наказ и т.п.): Пусти меня, Женька, / В твой маленький мир, / К твоему синему-синему морю, / Пусти на лимонный прибрежный песок, / Пусти меня, Женька, туда на часок, / Пусти! Я ведь родом оттуда. — И. Елин; Стань мне небом, / Стань мне морем, / Стань землей, / Стань мне счастьем, / Стань мне горем — / Будь со мной! — Т. Мамедова; Научи меня разлуке / (Что смеешься? Не молчи!) / Научи не помнить руки, / Губ не помнить научи, / Научи забыть, забыться, / Научи не вспоминать, / Сердце научи не биться, / Душу — чувствам не внимать — П. Рыков; Занавесьте мне зеркала, / Да не тем, что ночь соткала, — / Занавесьте их бахромой, / Что с ресниц спадает зимой, / Занавесьте шелком травы / И платком с ее головы, / Занавесьте снежной фатой, / Из кувшинок нежной водой — Ю. Селиверстов; Эй, товарищ музей! / Наш урок посети, / С нами рядом за партами посиди, / Посмотри, как мы учимся, / Посмотри, как мы пишем, / Посмотри, как на пальцы холодные дышим — Г. Хомутов; во- вторых, нередко авторы используют анафору для представления лирического героя, осуществляющего какое-либо действие: Я смотрю на тебя. / Я смотрю. Я хочу насмотреться. / Я смотрю и смотрю / Ты не веришь, / Что это от жажды видеть тебя — В. Ерофеева; Я хочу тебя видеть сегодня, / Я хочу тебя видеть сейчас. / Я хочу побыть с тобой рядом, / Я хочу прикоснуться к тебе. / Я хочу услышать твой голос / Я хочу услышать твой смех, / Я хочу сказать тебе, милый, / Что люблю я тебя больше всех! — Л. Жазбулганова; Я помню, как до дна промерзли лужи, / Я помню голых лип сиротский взгляд, / Я помню город, грязен и простужен, / Когда нам был ниспослан снегопад — М. Жук; Я боюсь к тебе привыкнуть, / Потому что это — слабость, / Я боюсь к тебе привыкнуть, / Потому что это — сладость — Н. Лукьянова; Я к вам вернусь, / Приду, когда приеду, / (И даже, если сладится, к обеду) / Я к вам вернусь / (Готовьте стол и брагу!) / Пора проверить каменку и тягу, / Пора промерить все, / Что дальше будет. / Я к вам вернусь. / Вы только верьте, люди! —
Ю. Селиверстов; Я хотел бы быть услышанным этой страной, / Чье ворчанье всегда превращается в рык — / И врезаются в уши привычной виной / То ли крик ликованья, то ли ужаса крик. / Я хотел бы быть услышанным этой страной, / Чья беда — эта вера в неясную высь. / И — вперед! И погонщик стоит за стеной, / И всегда — только в рысь! / Только в рысь! / Только в рысь! / Я хотел бы быть услышанным этой страной. / Здесь, на этой земле, и могилы, и кров, / Но завеса молчанья висит надо мной, / А вокруг — гром оваций и лозунгов кровь — А. Цирлинсон; в-третьих, авторы не отказываются от стремления усилить воздействие анафоры различными способами: сопровождают ее или градацией, или параллелизмом, или добавлением прямой речи: И больше никогда / Ни с худом, ни с добром / Я не войду в твой дом, / Я не войду в твой дом — Н. Акисова; Мне говорят: «Не надо портить нервы!» / Мне говорят: «Не обращай вниманья!» / Совет такой же я даю, во-первых, / А во-вторых, его ни принимаю — А. Мелешко; Кончается день. / Кончается год. / Кончается век — / Закругляется эра — О. Мялова; Эти строчки письма — / Горло сжавшие руки. / Расползаются слухи. / Тьма. / Разлетаются слухи. / Разлетаются слухи. / Разлетаются слухи, / Как обрывки письма — А. Цирлинсон; На старой машинке / Я вечные буквы стучу. / На старой машинке / Я слово за словом стучу. / На старой машинке / Я строчку за строчкой стучу. / На старой машинке строфу за строфою стучу — / И вот появилось рожденное стихотворенье. — А. Цирлинсон; в-четвертых, повторяющиеся единицы языка поэты оформляют разными знаками препинания, отражая тем самым разные авторские эмоции: Как много слов, что не сумел найти я! / Как много дел, свершенных лишь в мечтах! / Как много книг хороших я не знаю! / Как мало создал сам хороших книг! — И. Елин; Почему так печален вечер? / Почему так кричали струны / Проводов? Почему под вечер / Очи теплятся светом лунным? / Почему опадают свечи / Нас тревожащими огнями? / Почему иногда под вечер / Я готова лететь на пламя? — Е. Кирнасюк; В моем краю с утра и до утра / Бушуют казахстанские ветра: / Они ревут (Что стоит им сорваться!) / Они свистят (Что может быть сильней!) / Они несутся (С яростью сарматской / По всем просторам пашен и полей!) — В. Кузнецов; Кто-то любит меня. / Вспоминает. / Мою душу в ночи окликает — / Потому и не спит она. / Кто же любит меня? / Вспоминает? / Мою душу в ночи окликает? — Н. Лукьянова.
Эпифора, то есть повтор какой-то конструкции в конце строф, встречается в наших материалах редко (кстати, существует мнение, что русской поэзии, в отличие от восточной, данный вид повтора не свойственен).
Заканчивать строфы могут и одно слово, и целые предложения (чаще): Вспомнила я ночь, пустой вокзал, / Холодный, страшный ветер ниоткуда. / Твой взгляд в окно пощечиной мне стал. / Чужие. / А поверить трудно. / Чужие. А поверить в это надо. / Чужие. / Ты — подлец, а мне быть сильной. / Чужие. / Боль моя — тебе награда, / Живи и смейся, ну, а я бессильна. — Е. Тимофеева; иногда к повторяющемуся слову авторы добавляют различные определения, тем самым увеличивая объем информации: Зима такая ранняя, / Так холодно и пусто. / Искусство расставания — / Опасное искусство. / Минут чередования — пугающее чувство. / Искусство обещания — / Ненужное искусство. / Как страшно знать заранее, / Мучительно и грустно: / Искусство ожидания — / Ненужное искусство. — М. Жук.
Более охотно поэты используют в качестве эпифоры предложения: Ну, что еще? / Какого вам рожна? / Каких еще вам радостей и болей? / Художнику лишь только мысль важна. / Все остальное — техника. Не боле / А вы берете душу в оборот. / Вам главное — значенье вашей роли. / Художнику лишь ощутить полет. / Все остальное — техника. Не боле. / А вы довольны собственной судьбой. / Для вас чужое творчество — раздолье. / Художнику всего нужней любовь. / Все остальное — техника. Не боле. / Все остальное —
мишура и бред. / А вы на раны не жалейте соли. / Всего важней услышать ваше «Нет». / Все остальное — техника. Не боле — А. Цирлинсон; В снегу протоптаны следы — / Шагай, шагай. / Пусть даже орды обезьян, / Тебе в лицо и шум, и гам — / Шагай, шагай. / Пристанут — челюсти круши, / Хвосты узлами завяжи — / Шагай, шагай. / И ты внимания на них / Не обращай — / Шагай, шагай. — Н. Чернова; иногда строку, выполняющую роль эпифоры, поэты усиливают каким-то элементом. В. Моисеев в стихотворении «Пиши пропало» так заканчивает строфы: первую — И осень дарит нам последнее тепло, / которого мне так недоставало; вторую — И осень дарит мне последнее тепло / Для сердца, что так часто застывало; третью — И осень дарит мне последнее тепло: / Ты для меня тепла не отыскала; четвертую — И осень дарит нам последнее тепло: / Забудь меня и напиши: «Пропало!».
Обратил на себя внимание тот факт, что П. Рыков в стихотворении «Полночный вагон электрички.», заканчивая 5 строф эпифорой, вносит в нее еще и хиазм: Не жди, не проси, не бойся, / Не бойся, не жди, не проси!
Выразительно звучит во всех 5 строфах у И. Елина такая строка — эпифора «Это значит, / Что осень на землю пришла», у Е. Тимофеевой — в 3 строфах — «Просто устали в конце октября».
Таким образом, вышеописанное средство также привлекает внимание оренбургских авторов.
Еще одной разновидностью повтора считается параллелизм — однородное синтаксическое построение двух (и более) предложений (или частей их). Этот вид повтора также представлен в наших материалах: иногда части различаются лишь одним словом (.не печалил первый снег, / Не печалил снег последний — Л. Дружинина; Как это было просто — ненавидеть, / Как это было просто — уходить. / Я не могла тогда еще предвидеть / Того, как это страшно — дальше жить — М. Жук; Осенью вздохи легки, / Осенью вздохи слышней — / Влажные вздохи реки, / Звонкие — в роще за ней — В. Одноралов; Мне в жизни многого не надо, / А ты — нужна, / Ты — мне нужна — П. Попов; Да что-то все не так, / Да что-то все не эдак. / Помог бы, коль мастак / В людских копаться бедах! — Ю. Селиверстов; Надежда покинет, / Любовь обмелеет, / Мечта улетит, / А сердце не стынет, / А сердце не тлеет, / А сердце — горит! — А. Цирлинсон.
Более объемен набор контекстов, содержащих одинаковые по строению предложения (синтаксический параллелизм) и одно слово или словосочетание, объединяющие по смыслу эти конструкции: И куда, скажи, податься, / Окрестить какую гать: / Смерти ль самому отдаться, / Смерти ли коня предать? — В. Абрамова; Новая жизнь во мне! / Господи, благослови! / Миру хочу дарить / Только детей любви! / Столько в душе тепла! / Столько в сердце огня! / Господи, благослови / И поддержи меня! — Н. Акисова; Когда я свой путь по земле завершу, / Как жаль мне стихов, что не допишу, / Как жаль мне тех слов, что не произнесу. — В. Бакулин; Дневные слезы сушат хуже смерти, / Ночные слезы утоляют боль — Н. Емельянова; Твой голос из меда и роз / Мне сладко о чем-то шептал, / Твой голос из меди и гроз / Заботливо — властно внушал, / Твой голос из неги и грез / О верности вечной вещал, / Твой голос из неба и звезд / Мне рай на земле обещал — В. Ерофеева; Как солнце в небе не присвоить, / Как небо не прибрать к рукам, / Так и Россию, мира совесть, / Не одолеть ее врагам — И. Лысцов; Весну, суету и слякоть / Нет силы преодолеть. / Мне еще плакать и плакать, / Сердцу болеть и болеть. — Е. Пудова; Сказка сказывалась скоро, / (Словоблудить — не впрягаться.) / Сказка складывалась модно — / Ни словечка не пропало! — Ю. Селиверстов.
Обращаются поэты и к хиазму — повтору компонентов конструкции с заменой порядка их расположения.
Названный вид повтора может быть реализован в предложениях — простых и сложных: Доверие! В душе найти эту черту / Несложно. / И отсюда вытекает, / Что в нас не доброта доверие рождает — / Доверие рождает доброту — В. Бакулин; Сосны. Песок / Песок. И сосны / Финские домики, / И в домике — / Я — И. Елин; Тело пело! Пело тело, / ...Тело пело о стране, / Из которой выход в море. — В. Ерофеева; Но как же это все могло случиться? / В кольцо сомкнулись все мои пути: / Я ухожу, чтоб снова возвратиться, / И возвращаюсь, чтоб опять уйти — А. Старых.
Повторяться могут словосочетания: От меня до тебя — только чистый снег / И дорог незнакомых безликая гладь. / От тебя до меня — не рукой подать. / Мир от солнца скрыт пеленою зла. / От меня до тебя — тонкий луч тепла. / Но растопит мрак непроглядной зги / Свет высоких звезд, теплый свет любви! — А. Ганюшкина; И во всем огромном мирозданье / Не спрошу у Бога ничего, / Только след от твоего дыханья, / Только след дыханья твоего — П. Рыков; Как близнецов не отличить / (Пустое дело!), / Нам никогда не отлучить / Души от тела. / Так что живи и не спеши / Грешить безбожно! / Вот если тело от души. / Так это можно! — Ю. Селиверстов.
Отмечен хиазм и в использовании только одного слова: Я помнил в этой жизни каждый миг. / И каждый вздох, и каждый выдох помнил — Ю. Селиверстов; Все замерло в природе и во мне: / Застыло море. И душа застыла — В. Флейшер; Впереди — листопад и дожди. / И морозы, снега — впереди — А. Фурсов.
К числу особенностей в использовании хиазма можно отнести следующее: во-первых, введение в переставляемую конструкцию уточняющих, дополняющих элементов: Всему виной — глаза твои, твои глаза зеленые — / Как будто бы два озера с зеленою водой —
Н.Акисова; Вот деревня — часть белого света, / Света белого твой уголок — Н. Волженцев; Уехал. Меня оставил. / Оставил меня одну — Е. Пудовкина; во-вторых, замена какого-то элемента в переставляемой конструкции с противоположной семантикой: И от клена легкая тень, / И тяжелая тень от рамы / Мне сказали, что кончился день. / Зря я жду у окна упрямо — М. Жук; .без слов / Сердце чувствует близкого друга: / Очень большая штука — любовь. / И жизнь — очень малая штука — П. Попов; в-третьих, особое пристрастие авторов к хиазму при изображении действия, ср.: Ты видишь, приходит холод? / Ладони согрею дыханьем, / Дыханьем согрею и город — / Тебе и себе в оправданье —
Н.Крятова; День обещает быть отличным, / Отличным обещает быть — И. Малов; Не то, чтобы море бушует, / А так: набежит, отбежит, / Щебенку крушит и шлифует, / Шлифует и снова крушит — В. Одноралов; Толпа всегда была болтуньей, / Когда она толпой была — Г. Хомутов и т.п.
Реже нам встретился подхват — повтор какой-либо конструкции на стыке строк: Здравствуй, мама! / Кончен бой жестокий. / А в бою не каждому везет. / Тело мое выловил в потоке / Наш лихой комвзвода. Вот и все. / Вот и все! Душа парит над миром — В. Одноралов; Я к Вам еще вернусь. / Еще вернусь. / И потревожу Вашу безмятежность —
А.Цирлинсон.
Как правило, вторая строка содержит дополнительную информацию, раскрывающую или обстоятельства, или определения, иногда — сразу несколько: Об одном я прошу: не молчи, / Не молчи, если есть что сказать — В. Бакулин; На этой войне не наступит победное утро, / Останутся только осколки расстрелянных дней, / И позже напишут о ней отвлеченно и мудро, / Так мудро, что правды почти не останется в ней — С. Бурдыгин (об Афганистане); Сквозь безжалостные зимы, / Сквозь заснеженные звезды / Отыщу ли твое имя, / Имя, легкое, как воздух? — А. Ганюшкина; Все это было. / Было очень мило. / И ветер мне когда-нибудь шепнет: / «Ты помнишь женщину, которая любила? / А ты уверен, что она не ждет?» — А. Г возденко; Король — это просто пароль, / Который при-
думала свита, / Придумала / Наспех, / В сердцах, / Раздав все секиры и роли — / И, знать, потому во дворцах / Так часто меняют пароли — Ю. Селиверстов; Раннею весною плакали березы, Тихо проливали сладостные слезы — / Слезы возрожденья солнечного света, / Слезы возвращенья песенного лета — В. Филатов; Смешно подумать: что — балалайка? / А вот попробуй-ка — с ней совладай-ка! / Она мне снится три ночи кряду, / Три долгих ночи — и нет с ней сладу. — А. Фурсов; Толпа всегда была болтуньей, / Когда она толпой была, / И нарекла тебя колдуньей, / Колдуньей нашего села — Г. Хомутов.
Отмечен нами даже факт использования двух подхватов: Посреди пустынного мира, / Как последний лист одинокий, / Отрываюсь от ветки и падаю, / Падаю мимо, / Мимо мертвой холодной земли — Д. Ким.
Думается, что приведенные контексты убеждают читателей в том, что двойной повтор, да еще с расширением и углублением информации, усиливает восприятие того, о чем пишет поэт.
Целый ряд авторов использует в своих произведениях кольцо — такой вид повтора, при котором в конце текста повторяется какой-либо компонент его начала.
Это может быть строфа: И. Малов и начинает, и заканчивает стихотворение такими строчками: Синеву процеживает летом / После ливня свежая листва. / Земляки идут — / Идут с рассветом / В лес послушать, / Как растет трава; также повторяется строфа у П. Переплетчикова: Надоело говорить и спорить / И мозолить руки без конца! / Гнева — море, за гроши и горе. / Скулы сжаты. Не видать его лица.
Иногда авторы реализуют кольцо, обращаясь только к одному предложению: у А. Га- нюшкиной — Утро вечера мудренее; у Л. Долгих — Скажите, что значит любовь?; у В. Флейшера — По России дожди, слякоть и непогода.
Реже в качестве кольца выступает словосочетание: Банальная подробность нашей жизни, / Которую мы много лет не знали / (Тут, видимо, не обошлось без Бога), / В том, что мы жить не можем друг без друга — / До выдоха последнего иль вдоха, / Хочу я, чтоб сохранила память / (А мы с тобою больше не скрывали) / Банальную подробность нашей жизни — В. Флейшер.
Почти всегда поэты каким-либо образом модифицируют окольцовывающую конструкцию. Они заменяют какой-то ее компонент: Печаль моя светла, / Как тусклый день осенний ср.: Как век назад, / Печаль моя светла — И. Елин; До свиданья, дом с сиренью! / Скрип ворот моих — как грусть. / Может, я останусь тенью / В жизни новой? Ну и пусть! ср.: До свиданья, дом с сиренью! / Скрип ворот моих — как грусть. / Не останусь в жизни тенью / И когда-нибудь вернусь — П. Переплетчиков; Пусть скажут мне: «Взрослеть пора, / Уже ведь в возрасте ты, Таня». / Я промолчу, потом вздохну, / Потом скажу: «Идите в баню!» ср.: Пусть скажут мне: «Взрослеть пора, / Уже давно ты — баба Таня». / Я промолчу, потом вздохну, / Потом скажу: «Идите в баню!» — Т. Савина; Завтра снова зима, / Как всегда неизбежна ср.: Значит, снова зима, / Как всегда неизбежна — Ю. Селиверстов;
Подача окольцовывающей конструкции может сопровождаться перестановкой ее компонентов — хиазмом: Прихожу — темно. Ухожу — темно ср.: — Ухожу — темно. Прихожу — темно — Е. Пудовкина; И опять ребятишки играют в войну ср.: Но такая на сердце тревожная грусть, / Оттого что играют в войну ребятишки — А. Фурсов; В общем- то, это не много — / Время одной сигареты / Здесь — на земле, у порога, / В поисках правды и света ср.: Высшее в мире искусство — / Просто молчать и томиться / Здесь — на земле, у порога, / В поисках правды и света. / В общем-то, это не много — Время одной сигареты — С. Хомутов.
Авторы используют еще одну возможность модификации конструкции — изменяют ее интонационный рисунок: Мой берег вечный, река без края, волна и ветер! / Как мало
надо, чтоб быть счастливым на белом свете! ср.: Мой берег вечный, река без края, волна и ветер — / Что еще надо, чтоб быть счастливым на белом свете? — Е. Курдаков; Я так тебя любила. / Я так тебя хотела ср.: Я так тебя любила! / Я так тебя хотела! — В. Паши- нина; Видишь, осень шагает непрошено / Не по листьям в саду — по нашим сердцам ср.: Видишь, осень шагает непрошено / Не по листьям в саду. / По нашим сердцам. — П. Попов; Что небо мне! / Я по земле хожу. / Я приземлен. / И мне полет не прочат ср.: Вздохну тайком я / И крыла сложу. / Что небо мне — / Я по земле хожу. — А. Цирлинсон.
Реже встречаются факты сопровождения кольца анафорой, эпифорой, эпанафорой, например: Пой мне еще. / Пой мне еще. / Твой голос дрожащий — / Как одинокий лист на ветру. / Камень в траве у дороги лежащий, / Ворон усталый, над нами летящий, / Внемлют тебе. / Пой мне еще. / Пой мне о зимнем искрящемся утре, / Пой мне о перебирающем струны / Ветре. И древние руны / Вновь оживут. / Пой мне еще — Д. Ким; Скажи мне нежные слова, / Я их не слышала давно! / Любовь не вечна — все равно — / Скажи сердечные слова — Скажи мне жаркие слова / (Холодных слышала немало!) / Я молода, я ждать устала. / Скажи мне нежные слова. — В. Филатов.
Кроме охарактеризованных (словесного повтора, анафоры, параллелизма, подхвата, хиазма, кольца), есть единичные факты употребления других видов повторов. Так, эпана- фора представлена в таких текстах: Твое окно. / Пусть будет тусклым твое окно, / Пусть будет черным. / Пусть будет. / Пусть будет черно все. / Пусть будет тускло все. / Пусть будет холодно. / Пусть будет — / Когда ты — без меня. / Когда я — без тебя. / Пусть будет — В. Ерофеева; Мы никогда не скупимся на сигареты и спички. / Нас никогда не волнует внешне — внутренняя среда. / Мы никогда не убираем мусора — на это есть дворники и технички. / Чтоб мы подняли с пола бумажку?! / Да что вы! / Мы — никогда. / Мы никогда не знаем, что творится на нашей планете. / Мы даже не догадываемся, зачем мы пришли сюда. / Мы никогда не знаем, за кого мы всю жизнь в ответе. / Чтоб мы защищали кого-то? / Да что вы! / Мы — никогда — О. Мялова.
Встретился нам текст, очень приближенный из-за порядка повторяющихся строк к триолету: Все было белым: стены, потолок, / У изголовья сбоку кто-то в белом, / Моя рука в движении несмелом, / И простыни измятый уголок / Моя рука в движении несмелом / Легла под грудь и шарила вокруг: / Там пустота образовалась вдруг — / Я сознавал и памятью и телом. / Там пустота образовалась вдруг / Под бугорком из марли с ватой, что ли, / На месте было все, не стало боли — / Источника моих недавних мук. / На месте было все, не стало боли, / И я поверить все еще не мог, / Ощупывая мягкий бугорок, / Где лишь чуть-чуть горело, как от боли. / А я поверить все еще не мог, / Что все, как есть, во мне осталось целым, / Что боль без выкупа рассталась с телом, / Взамен оставив мягкий бугорок. / Что боль без выкупа рассталась с телом — / Мне чудом представлялось. А вокруг / Все было тихо, буднично. И вдруг / Я вспомнил: рядом врач в халате белом. / Все было тихо, буднично. И вдруг / Сорока за окном заверещала. / Врач отошел — и это помешало / Моим губам его коснуться рук — А. Фурсов.
Приведенные тексты из стихотворений, на наш взгляд, могут свидетельствовать о значительном инвентаре повторов разных единиц языка, о многообразии функций этих повторов, об авторских модификациях каждого из них, об активности их использования в поэтической речи, в том числе — и в речи оренбургских поэтов.
Список литературы
Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 2-е изд. М. : Высшая школа, 1972. 614 с.
Иванова Л. В. Стилистические функции словообразовательных средств в поэтической речи (на материале произведений авторов Оренбуржья) // Вестн. Оренб. гос. пед. ун-та. 2010. № 3—4 (56).
Иванова Л. В. Стилистика словообразовательных единиц (по дисциплине «Филологический анализ текста») : метод. пособие. Оренбург : Изд-во ОГПУ, 2010. 32 с.
Толстой А. Н. Полное собрание сочинений : в 15 т. М. : Гослитиздат, 1946—1951. Т. 13. М., 1949. 676 с.
|