I: Пий IX и предыстория собора - реферат

Содержание

Введение………………………………………………………………2

Глава I: Пий IX и предыстория собора

§ 1. Папство на распутье: понтификат Пия IX……………………...6

§ 2. Подготовка к собору и католический мир……………………...8

Глава II: I Ватиканский собор и его итоги

§ 1. Собор и оппозиция……………………………………………..13

§ 2. Подчинение национальных церквей определениям собора…22

Заключение…………………………………………………………..29

Список источников и литературы………………………………….30

Введение

Середина-третья четверть XIX в. – особенный период в истории Западной Европы Нового времени. Это не только время логического завершения национальных движений в данном регионе и «перекраивания» политической карты, но и период ломки старых институтов и общественных структур, складывания нового типа общества. Если говорить о политической борьбе, то в это время особенно явным становится переход от либерализма к демократии, трансформируются политические институты, меняются основы законодательства западноевропейских стран. Плюс ко всему еще следует добавить изменение социальной структуры общества, а также научные открытия, стремительно влиявшие на изменение образа жизни и представлений европейца. Как бы там ни было, мир стремительно менялся, можно сказать, на глазах. Следует отметить, что в нем все меньше оставалось пережитков средневековья: последнее особенно бросающееся в глаза его наследие – политическая раздробленность Германских и Итальянских земель - уходило в небытие. Но средневековье все же оставило после себя весьма значимый институт для Западной Европы – Католическую Церковь. Даже после Реформации и ухода из Церкви значительной части западноевропейского общества роль этого «надгосударственного образования» все равно была велика. И когда все в этом мире стремительно менялось, было особенно важно, как отнесется к этому Церковь. Важно как для Нее Самой, так и вообще для европейского общества. Здесь необходимо отметить, что Церковь имела светскую власть и Ее «видимый глава» пока еще одновременно являлся монархом одного из Итальянских государств, что являлось весьма значимым ресурсом и поддержкой земной церковной организации. Сохранится ли все это в новых условиях и что будет с Церковью в будущем? – вот перед какой проблемой встали лидеры католицизма в середине XIX в. Как должна действовать Церковь и чем она должна стать для нового общества?

Именно своей «переломностью» для Западной Церкви данный период истории интересен для автора доклада. Но эта проблема значима и интересна не только в историческом аспекте. Она актуальна и для современности. Хотя Католическая Церковь в корне изменила свою политику и основные ориентиры в современном мире, особенно после II Ватиканского собора, все же Она не отмежевывается совсем от тех принципов, которые были заложены I Ватиканским собором. Стоит, хотя бы, упомянуть много говорящий факт: причисление к лику блаженных папой Иоанном Павлом II в юбилейном для католического мира 2000 году папы Пия IX[1] , основного идеолога и вдохновителя политики I Ватиканского собора 1869-1870 г.

Целью данного доклада является рассмотрение реакции Церкви на новую, в первую очередь, европейскую реальность, основные направления Ее деятельности в новых условиях. Кульминационным моментом в этой, не побоюсь этого слова, реакции Церкви стал I Ватиканский собор, который, по мнению окружения Пия IX, должен был укрепить пошатнувшееся положение[2] Церкви в обществе, сплотить Ее. Основным средством здесь, по плану Пия IX, должно было стать утверждение собором верховной власти папы и его непререкаемого авторитета в вопросах веры и морали. Но в Церкви были и круги, придерживавшиеся других мнений, предлагавшие свои перспективы развития Церкви. Столкновение идей и мнений было неизбежно. Чья точка зрения в итоге победила и какой ценой эта победа досталась – все это является предметом данной работы. Автор считает также необходимой задачей скоррелировать события «гражданской» (как принято выражаться в отечественной церковно-исторической науке) и церковной истории, увидеть их взаимопроникновение и взаимовлияние, представить Церковь как неотъемлемую часть европейского общества.

Историография данных проблем, имеющаяся на русском языке, невелика. Если говорить о дореволюционном периоде историографии, то проблему истории папства в исследуемый период рассматриваются в основном через призму старокатолицизма - движения, возникшего в университетской и интеллигентской среде Германии, порвавшего с римо-католичеством, но произведшего в нем значительного раскола. На мой взгляд, это было вызвано политикой официальной Русской Церкви и государства к папству. Дело в том, что император Александр II запретил польским, а также украинским и белорусским католическим епископам принимать участие в Ватиканском соборе. С этого все и началось. Собор был встречен в России холодно, о его «деяниях» доходили только отрывочные известия, и те через третьи руки: в основном через русское православное духовенство, служившее в Германии и Австро-Венгрии и там общавшееся с основными лидерами «университетской», интеллектуальной, оппозиции[3] политике Пия IX. После окончательного отделения этой малочисленной оппозиции от Рима и организации ее в оформленную церковную структуру, у наших православных богословов возникла надежда, что эта новая организация сможет стать основой, базисом, для объединения западного христианского общества с Восточными Православными Церквами, поскольку старокатолики с самого начала стремились восстановить ушедшие в прошлое идеалы древней Церкви и понять причины разделений в христианском мире (им это сам Бог велел: это же были университетские интеллектуалы, в первую очередь). По этой причине в нашей церковно-академической периодической печати начиная с 1870 гг. и до начала I мировой войны выходит масса статей и работ, посвященных развитию старокатолицизма и диалогу с эти движением, причем I Ватиканский собор и политика самого папства, все же сохранившего в своей Церкви значительную часть европейского общества,[4] в «околособорный» период затрагивается только частично, походя. Мною были использованы только ценные для раскрытия названных проблем работы. Это, в первую очередь, фундаментальное исследование В. Добронравова, профессора С.-Петербургской Духовной Академии, «Десять лет из истории старокатолического движения»[5] , где I Ватиканскому собору посвящена отдельная глава. В ней рассмотрен как общий ход собора, так и действия оппозиции на нем, цитируются основные документы. Другую статью вообще сложно назвать исследованием, скорее это просто «сводка новостей», эдакий отчет о работе собора.[6] Мною он был использован только для того, чтобы представить общий ход собора. Ценный материал для раскрытия темы мною был также почерпнут из вступительной статьи ректора Петерб. Дух. Академии протоиерея И.Л. Янышева к русскому изданию документов выдающегося оппозиционера папской политике из университетской среды профессора И. Деллингера.[7]

В советский и новейший период не выходило работ, посвященных конкретно рассматриваемым нами проблемам или хотя бы тому же периоду истории Западной Церкви. Из советской историографии можно назвать только общую работу С.Г. Лозинского, охватывающую период истории папства до конца понтификата Пия IX.[8] Интересующие нас проблемы рассматриваются Лозинским достаточно бегло, хотя им была сделана серьезная попытка соотнести события европейской истории того времени с политикой папства. Проблема оппозиции политике Пия IX почти не затрагивается Лозинским, хотя он бегло говорит о старокатолическом движении.

Автором была также использована другая общая работа по истории папства, написанная современным венгерским исследователем Ене Гергеем.[9] В данной монографии понтификат Пия IX рассмотрен достаточно полно, с использованием источников, большинство из которых, к сожалению, недоступны автору настоящего доклада. Работа Гергея позволяет восстановить ход I Ватиканского собора, достаточно внимания автор уделяет деятельности оппозиции во время него.

Но наибольшую помощь в написании данного доклада оказала монография английского историка Церкви второй трети XX в. С.В. Мосса,[10] посвященная так же, как работы дореволюционных российских исследователей, старокатолическому движению. Ватиканскому собору здесь посвящена объемная глава, где рассматривается его предыстория, рождение оппозиции, ход самого собора и, уже в последующих главах, реакция общества на его решения. Причем следует отметить, что Мосс использовал большинство источников не в оригинале, а опосредованно: он ссылается на них и цитирует их из работ предшествовавших ему исследователей Ватиканского собора, в основном англоязычных (Эктон, Нельсен, Батлер), работы которых остались мне недоступны из-за отсутствия их в фондах литературы на иностранных языках ГПИБ РФ.

Основными источниками, использованными нами в русском переводе, стали документы, созданные оппозиционерами папской политики. Это, в первую очередь, статьи и переписка профессора И. Деллингера[11] и письма Роттенбургского епископа Гефеле[12] . Так же мною частично был проанализирован официальный документ Ватиканского собора – конституция «Вечный пастырь», содержащая доктрину, которая была оспариваема оппозицией. К сожалению, автору удалось найти не совсем удачный русский перевод конституции (другого полного просто нет, раньше переводился только текст догмата), так сказать «двойной»: с латинского на английский и уже затем на русский (в приложении к главе о Ватиканском соборе в монографии Мосса).

Структурно данная работа состоит из двух глав, которые в свою очередь разбиваются на два параграфа каждая. В первой главе рассматривается политика Пия IX до Ватиканского собора и первые протесты против нее. Вторая глава посвящена собственно собору и послесоборному периоду, когда основные принципы политики Пия IX были приняты в отдельных национальных католических церквях, а основная оппозиция была сломлена.

Глава I : Пий IX и предыстория собора

§ 1. Папство на распутье: понтификат Пия IX

С.В. Мосс называет Первый Ватиканский собор «третьей и последней частью программы Пия IX»[13] . Для начала рассмотрим, что же это была за программа, как она складывалась и какое влияние оказал понтификат Пия IX на положение Католической Церкви в мире. В 1846 г. скончался папа Григорий XVI, понтификат которого прошел под знаком борьбы с либерализмом. Папское государство, как и вся Италия, находилась на перепутье: от политики нового папы во многом зависела судьба папства как в пределах Италии, так и вообще на Западе. На конклаве, который длился всего лишь два дня, кандидатом от консервативной партии был государственный секретарь Ламбруччини, фактически правивший в последние годы вместо престарелого Григория XVI, а его противником – кардинал Гицци. В виде обычного компромиссного варианта был выдвинут незаметный, но слывший либералом кардинал Джованни Мастаи-Ферретти.

Потомок древнего графского рода, Джованни Мастаи-Ферретти родился в самый разгар Французской революции, в 1792 г. В самом начале своей карьеры, обычной для аристократов Папского государства, будущему римскому первосвященнику пришлось столкнуться со всеми ужасами революции, пришедшей на родину молодого Мастаи в лице Наполеона Бонапарта. Став епископом Имолы в Романье, Ферретти все больше тяготел к более мягкой модели социально-политического развития, которая в будущем смогла бы спасти население Италии от кровавых революционных пертурбаций. Он все больше сближается с адептами неогвельфизма, кардиналы из числа которых и обеспечили Мастаи победу на конклаве 1846 г. О молодом епископе Имолы в Риме в свое время ходили «слухи, что у него дома даже кошки либералы»[14] . Теологическое образование Пия IX было явно недостаточным. В своих решениях он часто подпадал под влияние своего окружения. По словам венгерского историка папства Е. Гергея, когда Мастаи в 54 года стал римским понтификом, «у него не было никакой программы, но он сам, имевший репутацию либерала, был программой»[15] . Кардиналы-неогвельфы, отдавшие свои голоса за Ферретти, наверняка надеялись, что последний своей политикой добьется превращения Италии в сильное национальное государство в обход революционных потрясений, что могло бы позволить сохранить status quo полусветских князей Церкви и даже способствовать поднятию Ее престижа на территории Италии. Поначалу действительно так и казалось: были проведены либеральные преобразования в самом Папском государстве, в начале 1848 г. папские войска даже участвовали в коалиции итальянских войск против Австрии. Но вскоре Пий IX отзывает свои войска из Ломбардии, а 29 апреля 1848 г. в одном заявлении аргументирует это тем, «что папский престол должен относиться с одинаковой любовью ко всем католическим народам»[16] : «Глава» Вселенской Церкви начал преобладать в Пие IX над папой как «первым итальянцем».

Можно говорить о том, что в середине XIX в. папство встало, наверное, перед одним из самых важных выборов в своей истории, перед ним открылось две перспективы: 1) стать деятельным руководителем итальянского народа на пути к национально-государственному единству и впоследствии ведущим политическим и культурным центром нового государства; 2) продолжать свои притязания на мировую супрематию как в церковных, так и в светских, в основном, государственных делах. В силу ряда причин, в первую очередь, благодаря длительной исторической традиции оно, в лице Пия IX, выбрало второй путь. Отказавшись от участия в антиавстрийской коалиции итальянских государств, правительство Пия IX примерно в то же время сворачивает либеральные преобразования, начавшиеся в Папской области. Апостольский престол переходит к активной деятельности в области укрепления своего положения на мировой арене. Для самого графа Джованни Мастаи, с рождения воспитывавшегося в традициях старого римского благочестия, непременным компонентом которого было признание приматства Римской Церкви над всеми другими территориальными Церквами (в последние века тон здесь во многом задавали иезуиты), было вполне нормальным явлением пренебречь национальными интересами во имя поддержания «папской идеи». Именно поэтому во время революции 1848 г. в Риме Пий IX отказался от помощи, предложенной Джоберти, к тому времени уже премьер-министром Пьемонта, предпочел бежать из столицы и вернулся в Рим только 12 апреля 1850 г., после поражения всех революций в Европе и взятия папской столицы войсками Луи Наполеона Бонапарта. Во время революции, в период пребывания папы в замке Гаэта в Неаполитанском королевстве, начала наиболее четко вырисовываться программа Пия IX, последним и самым важным аккордом которой стал Ватиканский собор 1869-1870 гг. До собора оставалось около 20 лет, которые папа потратил исключительно на подготовку к самому важному акту в своем понтификате. Пий IX прекрасно понимал, что папству уже не удастся сохранить status quo: выбор между политической властью в Италии и «вселенскими» амбициями святого престола уже был сделан. В течение последующих десятилетий своего понтификата папа проводил поступательную политику в направлении удовлетворения этих амбиций. Первым важнейшим шагом здесь явилось объявление 8 декабря 1854 г. догмата «о непорочном зачатии Девы Марии», что уже de facto означало признание высший власти и даже непогрешимости папы в вопросах веры и вообще в церковных делах, если папа без постановления вселенского собора вводит новый догмат. Присутствовавшие при объявлении догмата 200 епископов только одобрили решение Пия IX. Это объясняется тем, что доктрина о «непорочном зачатии» уже давно была достаточно распространена в католическом мире и несмотря на то, что была оспариваема некоторыми богословами и монашескими орденами, благодаря деятельности иезуитов была уже как бы неформальным догматом католицизма. Следующим шагом на пути к догматизации непогрешимости папы и его прямой верховной власти над всеми территориальными католическими Церквами было издание в 1864 г. «Силлабуса» (перечня заблуждений современного мира, среди которых можно назвать рационализм, либерализм, социализм, свободу науки и философии, отделение церкви от государства, отрицание необходимости папского государства). Издание данного документа хотя и возбудило значительные богословские и прагматические прения и столкновения в западном мире, но все же еще не произвело такого эффекта в католицизме Запада, как I Ватиканский собор. Пий IX только готовился к генеральному удару, так сказать, щупал почву.

§ 2. Подготовка к собору и католический мир

Пий IX думал, что вселенский собор утвердит его политику и навеки установит принципы, которые он считал необходимыми для церкви в новых обстоятельствах. За два дня до провозглашения «Силлабуса» папа начал частным образом советоваться с кардиналами в Конгрегации церковных уставов (структурное подразделение Римской курии) о необходимости проведения вселенского собора.[17] В 1865 г. им была назначена комиссия для рассмотрения соборной программы. 26 июня 1867 г. на открытой аудиенции Пий IX официально объявил о созыве 20-го вселенского собора, что встретило одобрение 500 епископов, собравшихся в Риме по случаю празднования 1800-летнего юбилея мученичества апп. Петра и Павла. Те круги курии, которые одобряли решение о созыве собора, все более открыто указывали, что функцией собора должно стать окончательное определение границ верховной власти папы. Согласно римскому печатному органу иезуитов «Civilta Cattolica» и централистски настроенным кардиналам курии, из полной и непосредственной верховной власти, которая якобы распространяется на всякого католика, следовала папская непогрешимость. Вопрос о непогрешимости папы и пределах его верховной власти возник не вдруг, еще в XV в. он волновал не только Западную, но и Восточную Церковь (Флорентийская уния). Однако тезис о папской непогрешимости был отклонен Базельским и Константским соборами, а Тридентский собор по этому вопросу не занял однозначной позиции.[18] Такие церковные течения нового времени, как галликанизм, янсенизм, фебронианство и иосифинизм также активно оспаривали данный тезис (С.В. Мосс посвятил данным движениям почти всю первую половину своей монографии, дабы осветить идейную предысторию старокатолицизма. В рамках данного доклада нет возможности говорить об этом подробно).

6 февраля 1869 г. «Civilta Cattolica» опубликовала письмо одного проиезуитски настроенного католика из Франции (автор не был указан) о предполагаемой работе собора. В письме выражалась надежда на то, что доктрина «Силлабуса» будет утверждена, а непогрешимость папы и «непорочное зачатие» будут единогласно объявлены необходимыми для спасения догматами.[19] (По мнению Е. Гергея, представители воинствующего ультрамонтанского направления взаимоувязывали «Силлабус» с непогрешимостью папы[20] , так что его соборное утверждение для них вполне естественно влекло за собой и принятие догмата о папской непогрешимости). Папа отказался нести ответственность за письмо, опубликованное иезуитами, но все придали ему очень большое значение.

Князь Гогенлоэ, баварский министр иностранных дел, выразил вполне обоснованное опасение, что «Силлабус» будет утвержден (а значит Церковь в лице собора оправдает право вмешательства пап во внутреннюю жизнь наций и государств), и пригласил других присоединиться к его протесту, но деятельной поддержки со стороны «власть имущих» в Церкви (национальной иерархии) не нашел. Например, епископ Майнцский Кеттелер боялся только того, что непогрешимость папы и его супрематия как в духовных, так и светских делах католического мира, возведенные в догмат могут вызвать схизму. В то же время Гогенлоэ встретил поддержку совершенно другого лагеря немецкого общества – университетской профессуры и интеллигенции – (об этом несколько позже), хотя и среди епископата, и не только немецкого, были противники догматизации непогрешимости папы. Но они в большинстве своем обосновывали свой протест аргументами. Весьма сходными с мнением Кеттелера. Епископ Орлеанский Дюпанлу, например, выдвигал чисто прагматические аргументы: догмат о папской непогрешимости навсегда закроет двери возможности примирения католицизма с протестантизмом, может вызвать антагонизм светских властей.[21] Хотя Дюпанлу и обратил внимание на то, что для принятия догмата имеются «исторические затруднения, вопросы действительности»[22] , но данный теоретический тезис так и не был развит ни им, ни почти всеми представителями католического епископата. По мнению С.В. Мосса, этого не произошло в основном потому, что «эти люди были совершенно лишены современного научного духа»[23] . Известный английский римско-католический богослов лорд Эктон, бывший членом английского парламента, встретившись с Дюпанлу в Германии в 1869 г. «ужаснулся его невежеству» и сказал профессору Мюнхенского университета Деллингеру: «Чего еще ждать, если это один из лучших»[24] .

Научно-теоретически обоснованный протест против догмата был выдвинут со стороны профессоров Мюнхенского университета, где была достаточно сильная богословская и церковно-историческая научная школа, лидером которой по праву считался профессор Йохан Йозеф Игнаций фон Деллингер. Он родился в Бамберге в 1799 г., получил образование в Вюрцбурге и был посвящен в священный сан католической Церкви в 1822 г. В 1826 г. Деллингер стал профессором в Мюнхене, два года был представителем университета в Баварском парламенте, а в 1848 г. был избран как либерал в немецкий национальный парламент, где горячо защищал религиозную свободу. Долгое время в университетских и церковных кругах Деллингера считали ультрамонтаном, поскольку тот нередко в своих лекциях и научных трудах нередко акцентировал внимание на том, какую роль играло и играет папство в единстве национально-территориальных католических церквей. Благодаря своим историческим исследованиям Деллингер так и не стал действительным ультрамонтаном, а как раз совсем наоборот. «Его прогрессу (в смысле ухода от ультрамонтанства. – А.И.) помогала его глубокая вера в религиозную свободу».[25] В Риме на него смотрели как на признанного лидера немецкой оппозиции политике ультрамонтан: «Все нити движения сходятся в Мюнхене», - писала «Civilta Cattolica» 4 сентября 1869 г.

Письмо, опубликованное в ”Civilta” и высказывавшее предполагаемую программу собора, очень встревожило Деллингера и он вместе со своим коллегой профессором Хубером напечатал в “Augsburg Allgemeine Zeitung” ряд статей, которые позднее были выпущены отдельным изданием под заглавием «Янус, или Папа и собор». Эта книга состояла из трех глав. В предисловии к ним указывалось, что кроме уже упомянутого письма в ”Civilta” имеются и другие основания для опасений, что догмат о паской непогрешимости будет основным предметом работы собора: недавние Поместные соборы епископов Германии, Голландии, Венгрии и США в принципе признали папскую непогрешимость, а поскольку поместным соборам не дозволяется разрешать догматические споры (это прерогатива вселенского собора), то это верование, по-видимому, уже перестало быть спорным.

Первая глава «Януса» предупреждала о возможных последствиях утверждения «Силлабуса» предстоящим собором, ибо тогда вселенским церковным представительством по сути будет санкционировано право вмешательства папства в светские и государственные дела. Вторая глава была посвящена научно-исторической и богословской критике догмата 1854 г. «о непорочном зачатии». Для нашей проблемы наибольший интерес представляет третья глава, занимающая более 9/10 книги. Она посвящена раскрытию ложности учения о том, что непогрешимость папы была всегда учением Церкви. Авторы совершенно отвергают папскую супрематию (непосредственную верховную власть папы над всеми территориальными церквами), обосновывая это исторически: «Было много национальных церквей, которые никогда не были подвластны Риму и никогда не имели с ним письменного сообщения, и никогда это не считалось дефектом или причиной затруднения общения церквей»[26] . Далее приводятся конкретные исторические примеры таких церквей: церковь Галлии, основанная выходцами из Малой Азии и долгое время считавшая своим духовным центром Эфесскую церковь, церковь Британии и др. Авторы делают попытку найти причины возвышения Римской церкви в христианском мире и в особенности на Западе. И они их находят: Рим считался единственной епископской кафедрой на Западе, основанной непосредственно апостолами, плюс к этому еще статус Рима как древней столицы империи. По мнению авторов, папство уже в первые века своего существования воспользовалось этими преимуществами для достижения еще более высокого положения среди других церквей, не побрезговав прибегнуть к прямым подлогам и фальсификациям.

Книга Деллингера и Хубера, почти сразу занесенная в папский Index librorum prohibitorum, нашла значительный отклик в общественном мнении населения германских земель, поскольку немецкие епископы были вынуждены собраться 6 сентября 1869 г. в Фульде и, дабы успокоить народное возбуждение, выпустили послание, которое объявляло, что предстоящий Ватиканский собор не будет вводить новых догматов или вмешиваться в правительственные дела (шел период наиболее бурного образования национальных государств Европы, в значительной мере основанного на принципах, осужденных папой в 1864 г. в «Силлабусе»).

Еще 26 июня 1868 г. в булле «Aeterni patris» Пий IX обнародовал известие о созыве 20-го вселенского собора. Открытие собора было назначено на 8 декабря 1869 г. – праздник Непорочного зачатия Девы Марии, - а ведь именно установлением доктрины «непорочного зачатия» папа сделал первый серьезный шаг в своей постГаэтской политике. Согласно булле, целью собора было укрепление внутреннего, религиозного единства Церкви перед лицом современных устремлений. Но ни в данном документе, ни в официальном приглашении епископату совсем не упоминалось о непогрешимости папы.[27] Курия боялась заранее произвести ажиотаж в католических кругах и спровоцировать дискуссию (хотя она все равно возникла) вокруг догмата о папской непогрешимости, в которой епископы наверняка обратили бы внимание на квалифицированное мнение специалистов по теологии и церковной истории своих епархий. Это могло бы вызвать сравнительно хорошую подготовку оппозиции к собору и привлечь многих епископов, в принципе согласных с новым догматом, в лагерь противников непогрешимости.

Таким образом, уже в предсоборный период, несмотря на то, что программа собора не была конкретно определена, в основном сложилась оппозиция политике Пия IX. Ее можно было уже тогда условно разделить на два лагеря: выдвигавших прагматические аргументы против догматов (в основном епископат) и обосновывших свой протест научно, богословски и исторически (в основном просвещенные университетские круги).

Глава II: I Ватиканский собор и его итоги

§ 1. Собор и оппозиция.

I Ватиканский собор открылся 8 декабря 1869 г. в соборе св. Петра в Риме. На него прибыло 774 епископа, примерно 4/5 всего католического епископата. Из участников собора около 150 епископов принадлежали к меньшинству, не согласному с доктриной о непогрешимости папы. Лидерами этой партии были кардинал Шварценберг, архиепископ Пражский; кардинал Раушер, архиепископ Венский; Шимор, примас Венгерский; Штроссмайер, епископ Диаковара в Боснии; Мелхерс, архиепископ Кельнский; Гефеле, епископ Роттенбургский (близ Тюбингена); Дарбуа, епископ Парижский; Дюпанлу, епископ Орлеанский и еще трое епископов из Сев. Америки. Среди представителей оппозиции ни один из исследователей не называет испанских или итальянских епископов (о Гвиди Болонском будет сказано ниже, это скорее исключение из правил). На мой взгляд, это было вызвано тем, что протест епископов против нововведений, усиливающих власть папы, был, как уже отмечалось при рассмотрении предсоборного периода, скорее прагматическим, чем чисто религиозным или, что еще менее вероятно, научно-интеллектуальным. Епископ Майнцский Кеттелер, ознакомившись с «Янусом» Деллингера и Хубера, назвал эту книгу столь же ложной, как знаменитые «Письма к провинциалу» (или «Провинциальные письма») Б. Паскаля,[28] направленные против иезуитов. При этом Кеттелер оставил вообще без ответа научные аргументы авторов.

В оппозицию в основном вошли епископы Германии и Австрийской империи, отчасти – Франции и Сев. Америки, т.е. представители тех стран, где отсутствовало конфессиональное единство большинства населения, а во властных и интеллектуальных кругах еще не оставлялась надежда на восстановление такого единства (еще раз отметим, что для Европы данный период был временем создания национальных государств, когда для политиков и теоретиков-интеллектуалов было особенно важно сплотить нацию). Провозглашение нового догмата для этих стран означало навсегда отрезать путь к воссоединению католического и протестантского исповеданий. В то же время в странах, где не было крупных соперничающих форм христианства, епископы с энтузиазмом стали на сторону новых догматов. Здесь, в первую очередь, необходимо назвать епископаты Италии, Испании и Латинской Америки.

Важным фактом, повлиявшим на работу собора, явилось опубликование Пием IX перед собором буллы «Multiplices inter», которая предусматривала такой порядок производства дел на соборе, что только один папа мог вносить предложения на рассмотрение, тогда как на всех предшествовавших вселенских соборах, в т.ч. на Тридентском, это право имели все епископы. В то же время был нарушен другой важный и обязательный церковный принцип: публичность собора и свобода действий делегатов во время его работы (право свободной переписки, на разные формы обсуждения вопросов). Со стороны курии были предприняты все меры для того, чтобы ограничить или вовсе свести на нет возможность свободного обсуждения вопросов: оппозиция не имела возможности опубликовать свои работы и заметки в Риме, так как у папы была монархическая власть и римская пресса подвергалась строгой цензуре, активно работали иезуиты. С другой стороны, церковный собор, в отличие от парламента, не может отменить то или иное догматическое решение предшествующего собора, церковная традиция и Предания должны развиваться поступательно – это один из важнейших церковных принципов. Ватиканский собор был явно ограничен в его реализации: правила Тридентского собора (последнего за более чем 300 лет) никогда не были опубликованы, а когда представители оппозиции изъявили желание ознакомиться с его актами в Секретном ватиканском архиве, папа даже уволил архивариуса Августина Тайнера, который вероятно имел намерение удовлетворить желание оппозиции.[29]

22 февраля 1870 г. были введены новые правила, направленные на ускорение работы собора: папа боялся, что французские войска покинут Рим, который немедленно будет присоединен к Итальянскому королевству, что вряд ли могло способствовать дальнейшей работе собора, какой видели ее Пий IX и его окружение. С этого времени все, что было принято большинством, считалось решением собора, не делалось различий и для определений догматического характера. Это противоречило всей предшествовавшей практике Церкви, которая твердо держалась принципа, что все решения догматического характера могут приниматься только единогласно. С другой стороны, большинство по предложению 10 членов собора могло принять решение о прекращении дебатов по тому или иному вопросу и немедленном вынесении его на голосование.

Новый регламент собора, а также условия, в которых он работал, вызвали резкую критику со стороны просвещенной католической общественности Германии. 11 марта 1870 г. Деллингер публикует в «Augsburg Allgemeine Zeitung» статью под названием «Новый порядок делопроизводства собора и его богословское значение», где подверг резкой критике новые правила работы собора, ссылаясь на церковную историю и традицию, основные богословские принципы.[30] В данной работе Деллингер особенно обрушивается на атмосферу, сложившуюся вокруг собора. Он исходит из того принципа, что епископы – в первую очередь, представители всех католиков своих епархий. Это очень важный церковный принцип, по которому ни один собор не может считаться вселенским a priori6 все его решения могут быть окончательно проведены только с согласия всей Церкви, всех ее отдельных национально-территориальных единиц. Епископы на соборе должны выражать волю всей своей паствы, а для этого им следует быть достаточно информированными о настроениях в своих епархиях. С другой стороны, информированность епископов должна быть не только с точки зрения данного момента, но и с точки зрения прежней церковной традиции, что уже отмечалось выше. Все это совершенно не было обеспечено в отношении I Ватиканского собора. Говоря о том. Что собор не есть вселенский априорно, Деллингер заявляет, что для окончательного утверждения соборных решений «необходим еще другой, превышающий всякий собор, авторитет, необходимо, как решающее и утверждающее, свидетельство всей Церкви… Но Церковь имеет обетование и должна убедиться и обладать уверенностью, что на соборе не преобладали физическое или нравственное принуждение, ни страх, ни страсти, ни обольщения… что там господствовала, следовательно, свобода».[31] Деллингер надеется, что его апелляция к Преданию и истории Церкви сможет как-то повлиять на судьбу собора и Церкви вообще. Церковь может и должна не принимать «заангажированный» собор (С оглядкой на эту мысль позднее голосовали «за» при публичном вотировании несогласные с новым догматом, но запуганные, епископы в надежде, что еще будет возможность пересмотреть это решение, что церковная необходимость еще вызовет свободный собор, который установит границы папской непогрешимости).[32] В то же время Деллингер все-таки надеялся, что еще данный собор сумеет преодолеть стеснения и несвободу, обусловленную пребыванием в Риме. И хотя он прямо об этом не говорит, все же разделяет точку зрения некоторых представителей немецкого и австрийского епископата, что собор должен проводиться «по ту сторону Альп», где отсутствует светская власть папы, а значит и инструментарий, используемый курией в Риме для направления работы собора в необходимое для нее русло.

Не один Деллингер оказывал научную (богословскую и историческую) поддержку оппозиции. При перечислении лидеров оппозиции на Ватиканском соборе уже упоминалось имя епископа Карла Йозефа фон Гефеле. Он был известным тюбингенским историком Церкви и богословом, автором фундаментального труда «История соборов». Незадолго до открытия Ватиканского собора он был посвящен в епископа Роттенбурга в Вюртембергском королевстве. На соборе Гефеле принадлежал к самым ученым и деятельным членам меньшинства, участвовал во всем, что предпринимала оппозиция для устранения созданных препятствий к свободе соборных рассуждений и решений, и подписывал представления, направленные против папской непогрешимости.[33] Гефеле был, в первую очередь, историком и, чтобы убедить отцов собора, что папа вовсе не непогрешим, обратился к истории. В апреле 1870 г. он распространил среди членов собора собственное небольшое сочинение о папе Гонории, который одобрил еретическое учение монофелитов и был осужден VI вселенским собором в конце VII в. Весьма важно отметить, что это исследование было опубликовано не в Риме, где активно работала иезуитская цензура, а в Неаполе. Членам Ватиканского собора раздавались проекты декретов, чтобы они могли сделать к ним свои замечания. В своих замечаниях к главе проекта, посвященной личной непогрешимости папы, Гефеле подтверждает многими историческими фактами ту мысль, что «учение о непогрешимости римского папы не представляется обоснованным ни в священном Писании, ни в церковном Предании» и что «христианская древность твердо содержала, если я (т.е. сам Гефеле. – А.И.) не ошибаюсь, противоположное учение».[34]

В своем письме к Деллингеру из Рима от 2 апреля 1870 г. Гефеле говорит об основных лидерах оппозиции догмату о папской непогрешимости – Венском кардинале Раушере и Пражском Шварценберге, что у Раушера собирается группа протестующих, которая, «и без того небольшая, постоянно уменьшается».[35] Несмотря на это сам Гефеле, который полагает, что невозможно убедить кого-либо из большинства, все же не отчаивается и считает «своею задачею: «укреплять братьев»» и потому он всегда является и говорит «в немецком и венгерском собрании и интернациональных собраниях немцев, французов, англичан, американцев и т.д.».[36] Надежда еще не совсем была потеряна, поскольку Шварценберг и Раушер, по словам Гефеле, «стоят твердо». А это очень много значит, если вспомнить, почему в апреле 1848 г. папа отозвал свои войска с австрийского фронта, где объединенными силами пытались действовать итальянские государства: Пий IX не хотел ссориться с Австрией, поскольку там уже почти сдало свои позиции движение иосифинизма, наметилось потепление в отношениях между Святым Престолом и Австрийской национальной церковью. Гефеле наверняка надеялся, что папа всеми силами будет избегать всего, что могло бы посеять семена новой вражды. Но Гефеле просчитался, ибо по своем возвращении с собора в Вену Раушер покорился к новому догмату во избежание схизмы. По мнению профессора богословия Пражского, а затем Боннского университетов, одного из идеологов старокатолицизма фон Шульте, Раушер поступил так, «будучи в душе всецело бюрократом и властолюбцем».[37]

9 мая 1870 г. на рассмотрение собора была представлена подготовленная курией апостольская конституция о Церкви Христовой в четырех главах. В первой главе говорилось об институте апостольского приматства (первенства) ап. Петра среди других апостолов; во второй – о вечности приматства римских первосвященников как приемников Петра среди других епископов; в третьей – о всемирной и вечной юрисдикции римских пап над всеми национально-территориальными церквами над духовенством и верующими вообще и в отдельности; в четвертой – что папа, когда он говорит ex cathedra, т.е. учит церковь в качестве верховного авторитета в вопросах веры и нравственности, непогрешим, а его решения не подлежат изменению.[38]

3 июня папой были проведены очередные правила работы собора, по которым запрещалось обсуждение предложенной конституции вообще, но только по главам.[39] Это был уже продуманный и предусмотрительный шаг со стороны курии. Дело в том, что положения, предложенные в первых двух главах, в общем-то не вызывали протеста: Западная церковь уже на протяжении многих веков была согласна с тем, что папе принадлежит первенство (причем первенство чести почти полностью уже трансформировалось в первенство власти) среди других епископов, поскольку римские епископы являлись приемниками ап. Петра. А на первенство Петра среди апостолов указывали многие евангельские места, а также факты из ранней церковной истории (начиная с книги Деяний св. апостолов).

Положения 3 главы в общем-то тоже не вызывали больших возражений и дебаты по ней закончились 14 июня: непосредственная власть Римской церкви над всеми национально-территориальными церквами уже существовала de facto, поскольку три века в Европе функционировала т.н. Тридентская система, поддерживаемая иезуитами. Во имя борьбы с Реформацией, «ересью», отколовшей от Церкви массы людей, католики-ортодоксы разных европейских стран были рады пожертвовать автономией своих национальных церквей, епископы добровольно отдавали папе значительную часть своих полномочий.

Наиболее горячая дискуссия разгорелась вокруг 4 главы, содержавшей догмат о папской непогрешимости. Кардинал Гвиди, архиепископ Болонский, выдающийся доминиканский богослов,[40] который был единственным итальянским епископом, выступавшим открыто против папской непогрешимости, заявил, что проводимая 4 главой конституции доктрина не была известна до XIX столетия, и приводил в качестве аргумента против нее цитаты из трудов Фомы Аквинского.[41] Пий IX решил действовать в отношении Гвиди путем запугивания, подключив весь свой авторитет. В личной беседе в папских апартаментах он резко сказал Болонскому кардиналу: «Ты мой враг! Ты корифей оппозиции и неблагодарный. Ты учишь еретическим доктринам». Гвиди пытался обосновать свою позицию ссылками на церковное Предание, но Пий IX возразил: «La tradizione son’io».[42] Гвиди понял, что дальнейшие споры бесполезны и ушел со словами: «Святой отец, будьте добры, прочитайте мою речь».[43]

Наиболее активными участниками как публичной, так и закулисной дискуссии вокруг нового догмата были уже названные представители немецкого и австрийского епископата (Гефеле. Раушер, Шварценберг, Кеттелер). Но папа, игнорируя мнения меньшинства, несмотря на протест более чем 100 епископов, 4 июля 1870 г.[44] прекратил дебаты вокруг 4 главы конституции. Тайное голосование по 3 и 4 главам поводилось 13 июля на первом закрытом заседании. 451 епископ голосовал «placet» («за»)[45] , 62 – «placet juxta modum» («согласен, но при условии внесения изменений»), 88 – «non placet» («против»). Среди голосовавших против были все лидеры оппозиции. Они даже сделали еще раз попытку изменить (смягчить) декрет, прибавив к тезису о непогрешимости папских вероучительных и моральных суждений слова «innixus testimonio ecclesiarum»[46] , но безуспешно. Хуже того, тезис был изменен в противоположную сторону, в него были вставлены слова «non autem ex consensu ecclesiae»[47] . Эта фраза была вставлена без всяких прений, именно наперекор просьбам и заявлениям меньшинства.[48] Здесь очень интересна и чрезвычайно важна игра слов «ecclesiarum- ecclesiae». Внесение идеологами новой доктрины в документ именно последней формы (в Gen. Sing.) не случайно. Оно говорит о сложившейся концепции отношения Римской церкви к отдельным территориальным церквам: папство просто игнорирует существование национальных церквей. Для него существует только единая Церковь во главе с римским первосвященником. Все, что «под ним» – «серая масса», организуемая в различные структуры лишь только по мановению его руки (вспомним 3 главу конституции, посвященную супрематии папы над всей католической паствой).

Как писал Гефеле ужепозднее, 19 августа 1870 г., Деллингеру, 16 июля представители римской курии потребовали от епископов подписать протест против газетных статей, обрушившихся с нападками на собор и его каноничность. Фактически же подписание такого заявления означало признание свободы и канонической правильности собора. По словам Гефеле, «многие из меньшинства не устояли и уступили фанатическому рычанию (Gebrull). Требовалось действительно немало энергии, чтобы отвязаться от нахалов и не дать подписи».[49]

Положение меньшинства действительно было критическим и тогда оппозиция решилась на крайнее средство. В тот же день, т.е. 16 июля, к папе была отправлена делегация, состоявшая из кардинала Шварценберга, архиепископов Дарбуа Парижского, примаса Франции Генульяка Лионского, Шерера Мюнхенского и епископов Кеттелера Майнцского и Ривэ, с просьбой внести изменения в 4 главу конституции, о котором говорилось выше. Папа обещал сделать все возможное, но при этом уверенно заметил, что Церковь якобы всегда учила о безусловной непогрешимости папы. Тогда епископ Кеттелер, видимо, поняв, что никакие теоретически-богословские и научно-исторические аргументы здесь уже бесполезны, упал на колени перед Пием IX и молил папу: «Пусть Святой отец своей уступчивостью возвратит Церкви мир и потерянное единство».[50] (Чисто прагматический аргумент: позиция Кеттелера уже отмечалась выше). Скорее всего, коленопреклоненный вид гордого германца-прелата, одного из корифеев оппозиции, произвел на папу огромное впечатление, почему последний и отпустил делегацию с надеждой на уступки. Но уступок не последовало: по-видимому, окружение смогло убедить Пия IX, что все уже готово к принятию догмата и сейчас какая-либо уступка была бы несвоевременной и бесполезной.

Оценивая последние попытки противостать новому догмату и дальнейшие действия членов оппозиции, Гефеле писал Деллингеру: «Когда последняя попытка повлиять на папу через комиссию (так Гефеле называет делегацию оппозиции. – А.И.) незадолго пред сим оказалась напрасною и когда схема вместо смягчения ее была напротив обострена, тогда, и именно 17 июля, в воскресенье, пред нами возник вопрос: quid faciendum – как поступить относительно публичного заседания (на 18 июля было намечено окончательное, открытое, голосование по догмату. – А.И.)? самое лучшее для нас было бы, как я и объяснил это, явиться в собрание, повторить свое: Non placet и, если бы потребовали подчинения, отвечать отрицательно. В последнем – главное дело. Но тут многие заявили, что они не пойдут так далеко, что они в концов покорятся. Оставалось поступить так, как мы поступили действительно (уехали в свои епархии. – А.И.). К сожалению, вышло – слабо: потому что это не было именно формальным протестом. Но на протест не соглашались те, которые решились во всяком случае покориться… Решение (о принятии и опубликовании нового догмата в своих епархиях. – А.И.) необходимо должно последовать, коль скоро к нам поступит требование признать и обнародовать догмат. На это случай, мы в Риме условились, чтобы никто отдельно не спешил действовать, но чтобы епископы отдельных наций наперед делали свои собрания и каждая нация и каждая нация сносилась с другой».[51] Они надеялись, что по древнему церковному принципу (собор не есть вселенский априорно) не будет ратифицирован всеми отдельными территориальными церквами, всей Вселенской Церковью.

Собор покинули всего 56 епископов из тех 88, что голосовали 13 июля «non placet». Эти епископы, представители древнейших, густонаселенных и просвещеннейших епархий (в основном Германии, Франции и Австрии), решив не являться на публичное голосование в день отъезда подали папе адрес, в котором еще раз подтвердили свое мнение по вопросу о новом догмате, подчеркнув, что теперь его «Святости и всему миру известно и открыто» их «голосование, и ясно. Сколькими епископами одобряется» это «мнение, и … таким образом» они «исполнили лежащие» на них «должность и обязанность».[52] Особенно интересна последняя фраза адреса: «детская любовь и благоговение … не дозволяют нам в деле, ближайшим образом касающемся особы вашей святости, публично и перед лицом отца сказать: нет».[53]

Мне кажется, что у епископов-оппозиционеров были веские причины поступить именно так. Очень уж сильна была их зависимость от Святого Престола. Именно с согласия и утверждения пап они получали свои епархии и от его решения зависело замещение вакантной кафедры. После Тридента все католические церкви, как уже отмечалось, были очень крепко связаны с Римом, эта связь во многом обеспечивалась благодаря иезуитам, многие епископы были именно их ставленниками. Отсюда и колебания епископов-оппозиционеров между «Истиной», состоявшей в отвержении нового догмата, и привязанностью к Святому Престолу. Ну не могли они в миг отказаться от того, что мало того, что вошло в них «с молоком матери», но и сопровождало их на пути к высшим иерархическим должностям в их национальных церквах.

Окончательное голосование по 3 и 4 главам состоялось 18 июля 1870 г. 533 епископа проголосовали «за» и только 2 против (епископ Кояццо на юге Италии Биччио и епископ Литтл-Бук в Сев. Америке). Голосование происходило во время страшной грозы и оба епископа. Голосовавшие против, моментально подчинились.

Собор разъехался на летние каникулы, причем епископам было приказано вновь собраться в Риме 11 ноября. Но до этого дня произошли большие перемены. 19 июля началась война между Францией и Пруссией. 11 сентября французские войска были выведены из Рима, который 20 сентября был взят войсками Итальянского королевства и 2 октября формально присоединен к нему, а вскоре и объявлен столицей. Папская область была окончательно ликвидирована. Наступил конец светской власти папы, который в знак протеста против ликвидации папского государства объявил себя «узником» Итальянского королевства, заявив, что не покинет стен Ватикана, пока не будут восстановлены его попранные права. Сославшись на отсутствие необходимой «свободы» для проведения собора, Пий IX 20 сентября официально прекратил, но не закрыл собор, отложив его заседания «до более благоприятного времени».[54] Некоторые считают, что этот собор «еще заседает (хотя ни одного из членов собора нет в живых), потому что формального закрытия его не последовало».[55]

I Ватиканский собор формально, хотя и под большим давлением, и не совсем канонически, узаконил существовавшую уже на протяжении нескольких веков de facto централизованную церковную систему во главе с римским папой, имеющим неограниченную власть. Ратификация нового догмата в епархиях означало признание всего верующего католического народа, что папа является высшим авторитетом в том числе в вопросах морали, «наместником на земле Иисуса Христа». Естественно, в таком случае авторитет папы для верующих людей стал бы противопоставляться авторитету светской власти, с чем последняя вряд ли готова была согласиться. Западная Европа строила тогда новую жизнь, и данная проблема была отнюдь не праздной.

§ 2. Подчинение национальных церквей определениям собора

Основное ядро большинства собора состояло из итальянских, испанских и латино-американских епископов, чьи богословские знания были явно недостаточны, чтобы решать вопросы, поднятые Ватиканскими декретами. Чтобы не быть голословным, следует привести хотя бы следующие факты: в итальянских университетах, кроме Римского, не было теологических факультетов, а образование духовенства почти всецело находилось в руках иезуитов, что можно сказать и об Испании. В Англии и Германии в один год печаталось больше богословских книг, чем в Италии за полвека.[56] Церковно- историческая наука была почти не развита в Италии, в отличие, например, от Германии, являвшейся в XIX в. мировым лидером в изучении церковной истории (назвать, хотя бы имена Гарнака и Гефеле) и вообще в исторической науке (стремительными темпами развивалась немецкая методология истории и источниковедение). Все это располагало к тому, что декреты Ватиканского собора почти сразу и без протеста были опубликованы в Италии, Испании и Латинской Америке. Несколько по-другому сложилась ситуация в странах Западной и Центральной Европы, но результат в принципе оказался тем же.

Как было отмечено в прошлом параграфе, лидеры оппозиции, не дождавшись открытого голосования по основным Ватиканским декретам, 17 июля покинули в Рим, не выразив формального протеста против нового догмата. Основную надежду эти деятели возлагали на то, что протест некоторых национальных церквей предотвратит окончательное проведение новых определений. Как было сказано в процитированном выше письме Гефеле Деллингеру, епископы-оппозиционеры условились не предпринимать никаких шагов, не посоветовавшись друг с другом, а для этого по возвращении собрать национальные соборы своих церквей, которые в свою очередь должны будут связаться между собой, чтобы обеспечить единый и сильный протест. Вспомним, что среди «бежавших» с собора были в основном представители Германии, Франции и Австро-Венгрии. Но единого и сплоченного выступления не получилось. Мировая история распорядилась по-иному судьбами католичества.

В поезде, на котором оппозиционеры уезжали из Рима, один из них, архиепископ Хейнальд обратился к уже известному нам Дюпанлу Орлеанскому со словами: «Монсиньор, мы сделали большую ошибку, но дело непоправимо».[57] Хейнальд как в воду глядел: через два дня, 19 июля 1870 г., началась франко-прусская война, которая разрушила и без того хрупкие планы оппозиции. Основные ее лидеры, французские и германские епископы, оказались по разные стороны фронта. Французы скорее сложили оружие перед Ватиканскими декретами. Среди французского епископата было сравнительно немного оппозиционеров. При рассмотрении взглядов епископата на доктрину о папской непогрешимости в дособорный период уже отмечалось, что епископский протест был в основном чисто прагматический, вызванный опасениями перед новой схизмой и перспективой никогда не преодолеть протестантский раскол в западном обществе. Эти епископы были недалеки от того, чтобы поверить в истинность догмата, но считали ошибочным или, по крайней мере, несвоевременным его формальное установление. Французским епископам-оппозиционерам после принятия нового догмата их коллегами по национальному епископату ничего больше не оставалось делать, как поступить так же, поскольку у себя на родине они были в абсолютном меньшинстве, а их основные соратники по оппозиции находились за линией фронта. С другой стороны, необходимо учитывать то, что Франция издревле считалась «Старшей дочерью» Римской Церкви, основной опорой католицизма в Европе, причем французское правительство (вторая империя пала только 4 сентября 1870 г.) в тот период как раз находилось «в ладах» со Святым Престолом, до 11 сентября французские гарнизоны еще стояли в Риме и Франция являлось гарантом светской власти папы. Все это естественно не благоприятствовало успеху оппозиции внутри Французской католической церкви. И Дюпанлу Орлеанский, и Дарбуа Парижский очень скоро опубликовали Ватиканские декреты в своих епархиях. Организованной и значительной оппозиции во Франции не получилось, если не считать парижского аббата Мишо, лидера небольшого кружка, но это движение в скором времени примыкает к немецкому старокатолицизму и в основном ведет идеологическую работу на него, так и не став влиятельным движением у себя, во Франции.

Поскольку французские оппозиционеры так скоро сдали свои позиции, слово оставалось за Немецким и Автро-Венгерским епископатами. В уже цитировавшемся письме от 10 августа 1870 г. Гефеле, осознав, что их соглашение в Риме по поводу единства и согласованности действий в отношении нового догмата рухнуло, пишет: «Вот я слышу, что французы уже подчинились, чему едва могу верить, и что Кельнский архиепископ уже обнародовал догмат и совсем стряхнул с себя кожу меньшинства. О других говорят то же».[58]

Немецкие епископы встали действительно перед серьезной проблемой: так стремительно в последние годы менявшийся мир приблизился к совершенно глобальной ломке. Европа менялась, можно сказать, на глазах в последние месяцы. Привычный для немецких католических прелатов рушился. Объединение немецких земель во главе с Пруссией уже подходило к концу: какую политику поведет протестантский центр в отношении католического юга и католической церкви Германии еще не было известно. А тут и франко-прусская война, расколовшая католиков Западной Европы на два противоборствующих лагеря. Католическая иерархия Германии была явно не готова к тому, что подстроится под новые политические и социальные условия, «космополитизм» католической церкви, гипертрофированный благодаря деятельности иезуитов в Европе, не позволил епископату склониться к сотрудничеству с рождающейся и самоопределяющейся нацией, к национально-государственным интересам. Епископы привыкли ощущать себя вне политических границ, в составе единой «надмирной» церковной организации. Они жили отчасти еще в прежней, средневековой реальности, где существовал дуализм папства и империи, Церкви и государства. Последние события явно угрожали этой реальности: вот-вот должно было окончательно исчезнуть Папское государство и светская власть пап. И отдельные церкви уже не могли игнорировать национальные интересы новых государств, конечно, без неблагоприятных для себя последствий. Но старой структуре точно так же, как и пожилому человеку, всегда проще жить, как он раньше жил, чем перестраиваться под новую систему, входить в мир неизвестного. И епископы, в большинстве своем люди, посвятившие большую часть жизни старой церковной системе, боялись новаций («а вдруг рухнут и без того хрупкие остатки равновесия и мира»). Для этих людей в большинстве своем существовала только одна перспектива: Вселенской Церкви необходимо вновь тесно сплотиться, чтобы противостать «хаосу» (война, обострение национальных движений, а вскоре особенно остро встанет рабочий вопрос), который вот-вот поглотит западный мир. Какие тут могут быть богословские или исторические споры, когда мир грозится рухнуть. И многие шли наперекор своей совести, жертвовали ею, принимали новый догмат, в который не верили, дабы сохранить церковное единство. Что это: трусость, оппортунизм или, наоборот, доблесть, жертвенность, подвиг? На этот вопрос нельзя ответить однозначно: в каждом отдельном случае это различные люди, с различным уровнем образования, воспитания, мотивацией поведения. Только последующая церковная история может показать, а нужен ли был такой их поступок для Церкви и что он ей дал. В рамках доклада, посвященного конкретной проблеме в конкретный исторический период нет необходимости, да и возможности ответить на все эти вопросы.

Как бы там ни было, 30 августа 1870 г. 17 из 22 немецких католических епископов собрались в Фульде и выпустили пастырское послание, провозглашавшее в их епархиях новый догмат. Пятью неподписавшими были епископы: Дейнлейн Бамбергский, Фёрстер Бреславльский, Бекман Оснабрюкский, Гефеле, Форверк Саксонский. Архиепископ Дейнлейн в письме, написанном 13 ноября 1870 г., заявил, что он был против новых догматов вследствие их несвоевременности. Фёрстер Бреславльский очутился в особо трудном положении. На него с одной стороны наступали профессора Бреславльского университета во главе с Иосифом Х. Рейнкенсом (будущий вождь и епископ старокатолицизма), требуя сопротивления новым догматам, а с другой большинство его народа, требуя их принятия. Он просил у папы разрешения отказаться от кафедры, но получил отказ и тогда провозгласил новый догмат в пастырском послании от 20 октября. Епископ Бекман Оснабрюкский опубликовал декреты только 19 января 1871 г.

Были немногие епископы, которые считали догмат не только несвоевременным, но и ложным. И они очутились перед лицом факта, трудно сопоставимого с их долгом и христианской совестью. С той точки зрения положение Гефеле было наиболее трудным, ибо из всех епископов он обладал наибольшей эрудицией, а потому был глубоко убежден, что новые епископы противоречат историческим фактам и церковному Преданию. Будучи автором образцовой истории церковных соборов, он был хорошо осведомлен. 10 августа 1870 г. он писал Деллингеру: «Я не могу сказать, чтобы я сомневался в том, что мне нужно делать, и в этом я схожусь как с кафедральным капитулом, так и с богословским факультетом[59] . Прежде всего, я не буду спешить с моим ответом и сделаю все возможное, чтобы встретиться с моими немецкими друзьями. Кроме того, я никогда не признаю новые догматы без тех ограничений, которые мы требуем, и буду отрицать законность и свободу собора даже в том случае, если римская власть меня сместит и отлучит, а в мой диоцез поставит своего администратора. Быть может, Бог будет столь милостив, что отзовет с театра действий этого Возмутителя Церкви (Perturbator ecclesiae)».[60] 14 сентября он опять писал: «Я категорически отказался от приглашения в Фульду, потому что тем должно было проводиться намерение, противоположное нашему соглашению в Риме. Теперь Кеттелер и Мельхерс[61] собираются отрицать наше соглашение в Риме. Пока от меня ничего не требуют непосредственно из Рима, я буду молчать; таким образом, я откажусь опубликовывать декреты и буду спокойно ждать своего отрешения. Конечно, я уже думал об отказе от епископства, но я отказался от этой мысли и выпью приготовленную для меня горькую чашу. В конце концов, я не знаю, как я мог бы поступить иначе. Признать божественным откровением то, что ложно само по себе, - пусть это делает кто-нибудь другой. Я не могу, non possum».[62]

Когда уже 11 ноября Гефеле писал комитету в Бонне, созданному с целью побудить германских епископов стать во главе движения против нового догмата, он еще был уверен, что новые догматы не имеют основания в Св. Писании и Предании. Он удивляется, что почти весь немецкий епископат изменил так скоро свои убеждения, но снова заявляет, что он не будет опубликовывать нового догмата в своей епархии и скорее откажется от епископа, чем пойдет против своей совести.[63] Промедление без формальной схизмы было его политикой в надежде, что Бог какими-нибудь неисповедимыми путями вмешается. 3 декабря в письме к одному священнику Кельнского диоцеза Гефеле говорит, что не желает и не способен принять участия в формальной схизме: он не думает, что такая схизма возможна, так как отдельные противники новой доктрины рассеяны по всему миру и большинство духовенства и мирян совершенно индифферентны.[64] 17 декабря он говорит Деллингеру, что его теснят со всех сторон, даже из франции и Америки, принуждая подчиниться; но он еще решил отказаться, даже если бы его отрешили от сана[65] 25 января 1871 г. он пишет своему другу в Бонне: «К несчастью, я должен сказать с Шульте[66] : я жил много лет в глубоком заблуждении, я думал, что я служил католической церкви, когда служил карикатуре, которую сделали из нее романизм и иезуитизм. Только в Риме я понял, что все, что делается и практикуется иам, имеет только видимость и название христианства: только скорлупа, ядро умерло».[67] Гефеле также отмечает, что право давать разрешение на брак в границах запрещенного у него отнято Римом. Дело в том, что римо-католикам запрещено вступать в брак с родственниками третьей степени родства, если этого не разрешит епископ. Право такого разрешения издревле принадлежало епископам, но со времени Тридентского собора каждый епископ должен был возобновлять это право в Риме каждые пять лет и оно могло быть в любое время отнято. Это один из методов, которыми со времен католической реставрации папа может держать епископов в подчинении. Вследствие этого некоторые католики в епархии Гефеле жили без венчания или в гражданском браке, который у римо-католиков браком не считается, это незаконное сожительство.

11 марта 1871 г. он написал последнее отчаянное письмо Деллингеру. Положение Гефеле было уже невыносимо: его духовенство восставало. (он никогда не поверил бы, что новый догмат мог иметь такой успех в диоцезе)[68] , 16 пар не могли вступить в брак из-за отсутствия разрешений. По его собственным словам, он уже не мог допустить мысли, что будет отрешенным или отлученным епископом.[69] Видимо, он не хотел быть «белой вороной» среди своих коллег по немецкому епископату, которые все уже опубликовали догмат. Старокатолическое движение тогда еще почти никак не было оформлено организационно: первый конгресс старокатоликов, на котором оно заявит о себе как о серьезном и сильном движении в кругах университетской элиты и интеллигенции Германии, состоится только в сентябре 1871 г. А Гефеле занимал не низкий пост: все-таки администратор одной из «самых католических» епархий Германии. Положение требовало от него оперативных действий. Письмо его друга из Бонна принесло ответ, что он (Гефеле) уже однажды подчинился, признав догмат, который он считал ложным, «непорочное зачатие» 1854 г.[70] Поэтому 10 апреля Гефеле «пожертвовал интеллектом» и опубликовал декреты Ватиканского собора.[71]

Но этим не окончилось унижения Гефеле в глазах своих коллег по научному перу и своей совести. Ему пришлось, как это не парадоксально звучит, «переделать историю». Во втором издании «Konziliengeschichte» ему пришлось изменить свое утверждение о еретичестве папы Гонория, сославшись якобы на новые исследовательские изыскания.[72]

Оставшиеся епископы оппозиции в большинстве своем опубликовали догматы к весне 1871 г. Дольше всех держался епископ Диаковарский Йозеф Штроссмаейр, известный деятель хорватского национального движения и культуры, поэт и меценат. Он вообще решил пойти на хитрость: в конце 1872 г., когда на организованное выступление хотя бы нескольких епископов вообще уже нечего было надеяться, Ватиканские декреты в Диаковарской епархии опубликовал не он, а его генеральный викарий.[73] Сам Штроссмаейр лично принял декреты только в 1881 г., надеясь на поддержку Льва XIII в хорватском национальном движении, но это уже другая история, как и совершенно другой, кардинально отличающийся от Пия IX, понтификат.

Таким образом, ни один католический епископ не остался верен оппозиции. Многие склонились к принятию нового догмата в своих епархиях не без принуждения со стороны Рима. «Рим знал, как сломить сопротивление епископов: выступающих против догмата по одному уламывали с помощью обещаний и угроз».[74] Но все же не только благодаря политике Рима несогласные смирились с догматом. Сама история заставила их это сделать: вмешавшийся рок, а, может быть, десница Божия, в первую очередь, в образе войны не дали оппозиции сплоченно выступить против нового догмата. И маячивший уже на горизонте очередной глобальный религиозный раскол западного мира не состоялся. «Выжила» только вторая ветвь оппозиции, которую мы еще в прошлой главе назвали университетской или интеллектуальной, обосновывавшая свои антипапские выступления научно. Но это был уже совсем не тот раскол: старокатоличество, как рационально и гуманно оно ни было, все же не повело за собой массы. Почему так произошло – это уже тема другого исследования.

Заключение

Таким образом, нам удалось установить, что папство, как и Католическая Церковь Запада в целом, встало в третьей четверти XIX в. перед сложной проблемой: определить перспективы своего существования и деятельности перед лицом новой реальности, глобально меняющегося мира, в первую очередь Европы (пока еще папство кардинально «не переквалифицировалось» на новые континенты). Сначала папство в лице Пия IX сделало выбор само за себя: перспектива остаться центром мира, а не национальным патриархатом Италии была более вожделенна для стоявших у руля Римской Церкви в сер. XIX в. Такое решение папства уже как бы предопределило выбор европейских национальных церквей, которые примерно к тому же времени стали перед перспективой централизма или децентрализма Вселенской Католической Церкви. Идея сугубого церковного централизма одержала победу, чему способствовала и политика папства, и традиция, вот уже три века «подпитываемая» иезуитами, и конкретные события и явления «гражданской» истории, которые как бы сыграли на руку данной идее. Едва замаячивший на горизонте призрак нового глобального религиозно-конфессионального раскола Европы вроде бы прошел мимо. Организационно национально-территориальные церкви были сохранены для папства, не откололись, но это еще далеко не означало, что общество сохранено для Церкви, ведь усиливался религиозный индифферентизм. Теперь перед папством встала другая задача: организация сохранена, но необходимо ее наполнить, привлечь массы, отошедшие от Церкви. Решение данной проблемы стало уже задачей следующего понтификата, времени Льва XIII. И какой бы разной не была политика этих двух пап, Пия IX и Льва XIII, все же их многое связывает: политика первого избавила второго от необходимости преодолевать раскол и позволила сосредоточиться на более важных проблемах быти Церкви в мире. Автор извиняется за выход за пределы своей темы в заключении, но все же считает необходимым закончить свой доклад на данной оптимистичной ноте: либерал Лев XIII не был бы возможен без консерватора Пия IX. Поэтому, на мой взгляд, следует отмежеваться от взгляда на блаженного папу Пия как исключительно на темного реакционера и врага прогресса.

Список источников и литературы

I. Источники

1) Положение (конституция) Ватиканского собора «Pastor aeternus»// Мосс С.В. Старокатолическое движение: его происхождение и история: Пер. с англ. / Под ред. архиеп. Краснодарского Ермогена. Краснодар, 1952. [Машинопись]. (P. 206-214.) С. 360-377.

2) Адрес епископов, покидающих собор, папе Пию IX от 17 июля 1870 г.// Христианское чтение. Спб., 1891. Ч. II. С. 12-прим.

3) Гефеле К., еп. Ротенбургский. Открывки из писем о Ватиканском соборе во вступ. статье к рус. изданию писем Деллингера// Христианское чтение. Спб., 1891 г. Ч. II. С. 7-16.

4) Деллингер И. Статьи и переписка о Ватиканских декретах: Рус. перевод прот. И. Янышева // Христианское чтение. СПб., 1891. Ч. II. С. 17-60, 193-229, 354-385.

II. Литература

5) Ватиканский папский вселенский собор 1870 г.// Чтения в обществе любителей духовного просвещения. М., 1873. Ч. I. № 2. С. 73-85.

6) Гергей Е. История папства: Пер. с венг. М., 1996. 463 с.

7) Добронравов В. Десять лет из истории старокатолического движения// Христианское чтение. СПб., 1890. Ч. II. С. 257-317, 545-592.

8) Лозинский С.Г. История папства. 3-е изд. М., 1986. 382 с.

9) Мосс С.В. Старокатолическое движение: его происхождение и судьба (London, 1948. 381 p.): Пер. с англ./ Под ред. архиепископа Краснодарского Ермогена. Краснодар, 1952. 601 c. [Машинопись]. (Несколько экземпляров перевода хранятся в библиотеке Моск. Дух. Академии в С.-Посаде).

10) Янышев И.Л. От переводчика: Вступительная статья к рус. изданию переписки Деллингера// Христианское чтение. СПб., 1891. Ч. II. С. 3-16.

III. Справочно-библиографические издания

11) Христианство: Энцикл. словарь: В 3 т. М., 1993. Т. 1-3.

[1] Свет Евангелия: Рос. катол. газета. М., 2000. 10 сент. № 32 (287). С. 2.

[2] Массовый религиозный индифферентизм и отход многих людей от Церкви

[3] В будущем, основное ядро старокатолицизма.

[4] Как уже отмечалось, старокатоличество было немногочисленным движением.

[5] Добронравов В. Десять лет из истории старокатолического движения// Христианское чтение: приложение к газете «Церковный вестник», издаваемой при С.-Петербургской Дух. Академии. СПб., 1890. Ч. II. С. 257-317, 545-592.

[6] Ватиканский папский вселенский собор 1870 г.// Чтения в обществе любителей духовного просвещения. М., 1873. Ч. I. № 2. С. 73-85.

[7] Янышев И.Л. От переводчика: Вступ. статья к рус. изданию переписки и статей Деллингера// Христианское чтение. СПб., 1891. С. 3-16.

[8] Лозинский С.Г. История папства. М., 1986. 382 с.

[9] Гергей Е. История папства: Пер. с венг. М., 1996. 463 с.

[10] Мосс С.В. Старокатолическое движение: его происхождение и судьба (London, 1948. 381 p.): Пер. с англ./ Под ред. архиепископа Краснодарского Ермогена. Краснодар, 1952. 601 c. [Машинопись].

[11] Деллингер И. Статьи и переписка о Ватиканских декретах: Рус. перевод прот. И. Янышева // Христианское чтение. СПб., 1891. Ч. II. С. 17-60, 193-229, 354-385.

[12] Гефеле К., еп. Ротенбургский. Открывки из писем о Ватиканском соборе во вступ. статье к рус. изданию писем Деллингера// Христианское чтение. Спб., 1891 г. Ч. II. С. 7-16.

[13] Moss. Ibid. P. 190. C. 331. (Здесь и далее: число после буквы «P» номер страницы в англ. оригинале, после «С» – в русском переводе).

[14] Гергей Е. Указ. соч. С. 307.

[15] Там же. С. 308.

[16] Там же. С. 309.

[17] Moss. P. 190. С. 332.

[18] Гергей Е. Указ. соч. С. 316.

[19] Moss. P. 191. С. 333.

[20] Гергей Е. Указ. соч. С. 316.

[21] Moss. P. 194. C. 338.

[22] Цит. по: Moss. P. 194. С. 338.

[23] Ibid.

[24] Цит. по: Moss. Ibid.

[25] Ibid. P. 195. С. 339.

[26] Цит. по: Ibid. P. 196. С. 343.

[27] Янышев И.Л. Вступительная статья к русскому изданию переписки Деллингера// Христианское чтение. СПб., 1891. Ч. II. С. 4.

[28] Moss. P. 197. С. 344.

[29] Ibid. P. 203. С. 355.

[30] Деллингер И. Новы порядок делопроизводства собора…// Христианское чтение.1891. Ч. II. С. 48-60.

[31] Там же. С. 59.

[32] Moss. P. 203. С. 354.

[33] Янышев И. Указ. соч. С. 7.

[34] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 8.

[35] Там же. С. 9.

[36] Там же.

[37] Цит. по: Янышев. И. Указ. соч. С. 9-прим.

[38] Добронравов. Указ. соч. С. 263.

[39] Moss. P. 202. С. 354.

[40] Как известно, доминиканцы не всегда «долюбливали» иезуитов, основных адептов папской супрематии и непогрешимости. Дело в том, что в XVI в. папство передало в руки нового ордена иезуитов инквизицию, находившуюся с 1232 г. в ведении доминиканцев.

[41] Moss. P. 200. С. 350.

[42] «Предание – это я» (ит.) Очень похоже на знаменитое изречение Людовика XIV (“Государство – это я”). Тогда абсолютизм достиг своего пика, а здесь папство стояло на пороге своей кульминации.

[43] Цит. по: Moss. Ibid.

[44] Гергей Е. Указ. соч. С. 318.

[45] Дословно: угодно, признаю за благо, полагаю (словарь Лат. яз. Петрученко О.)

[46] Дословно: «Опираясь на свидетельство церквей». Возможно намек на голосование на соборе «по национальностям» – принцип, возникший в XV в. и от которого I Ватик. собор полностью отмежевался.

[47] «но не из согласия Церкви». Чтобы не быть голословным, следует привести данную фразу в контексте: «такие (вероучительные и моральные. – А.И.) постановления римского первосвященника неопровержимы сами по себе, а не по согласию церкви». [Конституция (положение) «Pastor aeternus»// Moss. P. 214. С. 376.].

[48] Янышев И. Указ. соч. С. 11-прим.

[49] Там же. С. 11.

[50] Цит. по: Добролюбов. Указ. соч. С. 264.

[51] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 11-13.

[52] Цит. по: Там же. С. 12-прим.

[53] Там же.

[54] Лозинский С.Г. История папства. М., 1986. С. 353.

[55] Moss. P. 203. С. 356.

[56] Moss. P. 226. С. 395.

[57] Цит. по: Moss. P. 203. С. 355.

[58] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 13.

[59] Тюбингенского университета

[60] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 13.

[61] Архиепископ Кельнский

[62] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 14.

[63] Moss. P. 222. С. 390.

[64] Янышев И. Указ. соч. С. 14.

[65] Moss. P. 222. C. 391.

[66] Уже упоминавшийся выше профессор Пражского, а затем Боннского университетов, идеолог старокатолицизма.

[67] Цит. по: Янышев И. Указ. соч. С. 15.

[68] Еще одна причина, почему Церковь в Зап. Европе удержалась после принятия нового догмата, ложного по своей сути и являющегося основой для посягательства папы на внутреннюю жизнь наций и государств, от раскола. Доктрина о папской непогрешимости и верховенстве уже достаточно укоренилась в широких массах католиков благодаря трехвековой (с перерывом) деятельности иезуитов.

[69] Moss. P. 223. С. 391.

[70] Видимо тогда Гефеле и другие епископы Европы еще не почувствовали, к чему действительно клонит Пий IX, слава которого как либерала, еще не «выдохлась» совсем, даже после революционных событий в Италии. Епископы восприняли тоn догмат всего лишь как частность, не меняющую основных принципов и ориентаций католицизма.

[71] Moss. Ibid. C. 392.

[72] Карташев А. Вселенские соборы. М., 1994. С. 405.

[73] Moss. Р. 224. С. 394.

[74]