Джон Энрайт «Заметки о гештальт-терапии» - реферат

(обложка)

Джон Энрайт

«Заметки о гештальт-терапии»

(Избранные материалы)

Методические материалы к семинарам.

Санкт-Петербург 2000

От составителя

В этом сборнике представлены фрагменты известных книг Джона Энрайта «Гештальт, ведущий к просветлению» и «Позиция слушателя-терапевта». Тексты даны с небольшими сокращениями. Мы надеемся, что эти фрагменты окажутся полезными как тем, кто практически изучает гештальт-терапию, так и тем, кто просто заинтересовался Гештальт-подходом как одним из направлений современной психотерапии и психологии.

Содержание

Часть 1. «Гештальт, ведущий к просветлению» (Фрагменты)

О Фрице Перлзе и о Гештальте.

Введение

Гештальт за мять минут

Памятные моменты (впечатления и зарисовки о работе Фрица Перлза)

Эксперименты на осознание тела ( заметки с семинара «Практикум осознавания»)

Средства гештальт-терапии ( заметки с семинара «Практикум осознавания»)

Об осознавании.

Универсальные процессы и осознавание :сравнение, намерение, оценка.

Побудь этим: проекция и игра в гештальт-терапии

Несколько экспериментов Гештальта.

Расширение осознавания

«Круг осознания»

«Цензура» и осознавание ( об оценках и негативных суждениях)

Концептуализация и опыт. Упражнение «Рондо»

Доступ к внутреннему знанию: «виртуальное пространство»

Заметки о практике Гештальта

Существует ли сопротивление в гештальт-терапии?(Гештальт и психоанализ)

"О КЕЙ" или "НЕ О КЕЙ» (концепция совершенства и Гештальт)

Тактика «переименование симптома». Просветление.

Дополнение

От Осознавания к Просветлению. Заключение.

Часть 2. «Позиция слушателя-терапевта»

Введение

Позиция «0» Нулевая позиция

Позиция «2»: позиция «оригинальности».

Позиция «3»:отражающее слушание.

Позиция 4: сознательное слушание.

Позиция «5»: позиция ответственности.

Позиция «6»: позиция раскрытия.

Позиция «7»: экзистенциальная позиция.

Позиция «8»: позиция совершенствования.

Вспомогательные позиции слушания.

Обсуждение.

Послесловие. Четыре рода свободы в терапевтических беседах.

Часть 1. «Гештальт, ведущий к просветлению»

О Фрице Перлзе и о Гештальте.

Я представляю себе Фрица Перлза как ребенка, бродящего по пло­щадке для игр, полной разнообразных принадлежностей. Некоторые он детально исследует, другими играет некоторое время, на иные лишь бросает взгляд, размышляя вслух и двигаясь. Иногда он возвра­щается к старым игрушкам и рассматривает их под углом зрения ново­го накопленного опыта, обнаруживая что-то, чего он не заметил в первый раз. Неудивительно, что та игрушка, с которой он играл в данный момент, была самой важной, и заполняла его мысли и разгово­ры, пока он с ней играл.

Через некоторое время другие дети замечают, как ему интересно, и присоединяются к нему. Он охотно делится игрой с другими - более охотно, чем некоторые из тех, кто к нему присоединился, - хотя он и не слишком склонен к кооперации и иногда заинтересован в сохране­нии собственности. Некоторые из присоединившихся к нему не обла­дают слишком развитым воображением. То, с чем Фриц играл в тот момент, когда они к нему присоединялись, составило для них всю гештальт-терапию, и они начинали протестовать, когда он переходил к другим вещам. Иной раз, встречая гештальт-терапевта, я могу дога­даться, в какой момент он присоединился к Перлзу, по игрушкам, которые продолжают его занимать.

Хотя эта площадка для игр привлекает меня так же, как Фрица, почти с самого начала для меня вырисовываются иные игрушки. Я с уважением изучил все, что нравилось Фрицу, но начал посвящать все больше времени тому, чему он уделял времени гораздо меньше.

Введение

"При успешном лечении невротик пробуждается от своего тран­са или миража. В дзен-буддизме подобный момент называется Про­буждением или Сатори. В течение гештальт-терапии пациент пе­реживает множество малых пробуждений. Приходя в чувства, он

чаще видит мир ярко и ясно."

Фриц Перлз.

"Человек, принуждаемый насильственно к изменению, отрицает реальность и борется с ней. Цель гештальт-терапии принять ре­альность и играть с ней. В этой игре Вы обнаруживаете, что спра­вились с ней так или иначе^п

Джон Энрайт.

В годы, когда я работал с Фрицем Перлзом, несколько тем, которые не совсем соответствовали тому, что я обычно получал от него, зани­мали мое внимание. Одна из них состояла в часто употребляемой им фразе - мини-сатори. Он часто употреблял это выражение в ранние Исаленские дни, но я не вполне понимал тогда, что эти слова значат. Другой темой была фраза, которую я часто слышал от него, когда он работал с людьми, и раза два в лекциях: "Дайте ситуации самой управлять". Хотя обычно это имело определенный смысл в опреде­ленном контексте, я думал: "Какого черта он имеет в виду, и как это соотносится с принятием ответственности?" Другой фразой, также волновавшей меня, была фраза из статьи "Групповая и индивидуаль­ная терапия" "...начинайте танец отречения и само­свершения". Я помню, как я подумал: "Что это за чепуха про отрече­ние? Я только начинаю получать нечто, а вы хотите, чтобы я отказался от этого?"

При том, что я был озадачен, эти фразы связывали меня с иным уровнем опыта. Время от времени в моей работе с Фрицем возникали особенно глубоко удовлетворяющие чувства разрешения в конце. Хо­тя я и не пользовался в те времена этим выражением, теперь бы я сказал, что ощущение было такое, что проблемы не разрешились, а растворились, они рассеялись и перестали быть реальными и важны­ми: факт или ситуация остались, но перестали быть проблемой.

В 1978 году все эти разрозненные моменты соединились в ясном понимании. Я показывал классу фильм, где Фриц работает с Глорией., Хотя я видел его в третий или четвертый раз» одна фраза, которую я на сей раз услышал, как будто ускользала от меня раньше. Эверет Шост-ром задает вопрос, какова цель гештальт-терапии, и ответ Фрица: "Цель гештальт-терапии - пробудить людей от кошмара». Теперь все встало на свои места: этот старый, прокуренный нечестивец говорил о ПРОСВЕТЛЕНИИ!

Есть три фундаментально различных представления об улучшении в человеческой жизни. Одно - патологическая модель. С этой точки зрения, если что-то не в порядке, вы рассматриваетесь как больной, находящийся ниже нормы. С помощью лечения возможно вернуться в состояние здоровья, состояние "о-кей". Обычно считается необходи­мой внешняя помощь, хотя возможность самолечения допускается теоретически. Во второй модели, модели роста, вы рассматриваетесь как человек в норме, человек "о-кей", но с большими возможностями. Вы можете начать с нормального состояния и придти к чему -то лучшему. Впро­чем, оттенок чувств, связанных с первой моделью, проявляется и здесь: быть в норме не так "о-кей", как быть выше нормы. Внешняя помощь считается полезной для роста, но не столь необходимой, как в патологической модели. Не всегда необходимым, но часто встречаю­щимся представлением является предположение, что рост требует усилия, как при наличии, так и при отсутствии помощи.

С третьей точки зрения, модели Просветления, нет необходимости что-либо делать. Нет нормы и нет места, куда надо идти. Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совер­шенства может изменяться, но то, что вы "о-'кей", не зависит от фор­мы. Бутон - это совершенный бутон, а не несовершенная роза. Все, что необходимо - сдвиг восприятия, видения. Разумеется, в течение жизни вы будете болеть и выздоравливать, вы заметите рост и 6yqere постоянно меняться. Но все это не имеет никакого отношения к воз­можности переживания правильности и правоты того, каковы вы и где вы находитесь, включая состояние болезни, отсутствие роста, как будто это возможно. С этой точки зрения нет улучшения, роста, из­менения, разрешения проблем - есть только пробуждение и видение, что проблемы и "не о-кейность" - это иллюзии. Фриц высказал это очень ясно в работе "Гештальт-терапия и человеческие потенции" : "При успешном лечении невротик пробуждает­ся от своего транса или миража. В дзен-буддизме этот момент называ­ется большим Пробуждением или Сатори. В гештальт-терапии паци­ент переживает много маленьких пробуждений. Приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно".

Печать Перлзовского гения в том, что он прошел все эти модели в течение своей жизни. Профессионально обученный в рамках патоло­гической модели в медицинской школе и в психоанализе, он начал его преобразования, фактически закладывая зерна подхода к просветле­нию. Еще более важно, что он был открыт к прорастанию этих зерен и был способен поддержать этот сдвиг. Хотя он часто возвращался к языку патологии или роста, он был тем, что он смог совершить, и был способен выразить это. Основная мысль этой книги в том, что гештальт-терапия - это работа Просветления, пробуждение от самим же созданной сети иллюзий. Хотя она, может быть, приспособлена для разрешения проблем и для усилий, направленных на изменение, и часто так и происходит, по существу это - запасной выход к Просвет­лению.

Таким образом, одна из целей этой книги - предложить такое пони­мание Гештальта, не как единственное, но как центральное, хотя часто не замечаемое. Структура книги соответствует этой задаче. Первые три главы представляют Гештальт таким образом, что тема Просветления затрагивается, но не подчеркивается. Содержание этих глав будет, наверное, приемлемым для большинства гештальтистов. Второй раздел содержит материал, лежащий как бы на грани гештальт-терапии, который может быть не столь прием­лем для гештальтистов. Здесь многое ведет уже к точке зрения Про­светления, а также намечаются и другие линии, выводящие за пред­елы Гештальта. Третий раздел содержит прямое формулирование Геш­тальта с точки зрения Просветления и является сердцевиной этой книги. Для меня написание этой части создало завершение и проясне­ние моих представлений о Гештальте. Многие фрагменты нашли свое место, чего ранее мне не хватало. Я могу надеяться, что этот раздел поможет в том же и читателю.

Перечитывая выше написанное, я ощутил нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем то, что мне хотелось бы выразить. У книги есть и другая цель: в ней содержится множество увлекательных, интересных и бросающих вызов идей, формулировок и упражнений, которые могут быть полезными, откуда бы они не исходили, просто в контексте самой жизни. Читайте, используйте и получайте удоволь­ствие, если вам хочется, и не обращайте внимания на проблемы Геш­тальта или не Гештальта, и прочие, в которые я время от времени погружаюсь столь глубоко.

Гештальт за мять минут

К счастью, Гештальт нет необходимости представлять, так сказать, последовательно - пункт за пунктом, так как целое не является про­стой суммой элементов. Его можно представить в целом виде за пять минут, затем вновь полно представить за 15 минут, затем снова полно за час и так далее - конечно это может занять всю жизнь и не уме­ститься в ней. Итак, вот пятиминутное представление, а потом мы расширим его до часового.

1. Знание уже присутствует.

Пара моментов абсолютно принципиальна в Гештальте. Один из них - это то, что вы уже знаете все, что вам нужно знать для того, чтобы вести совершенно удовлетворительную и удовлетворяющую, счастливую и эффективную жизнь. Вы имеете это прямо сейчас. В большинстве университетов сейчас читают курсы по межличностным отношениям. Прекрасно, вы уже прошли и проходите наилучшие курсы по межличностным отношениям - вокруг вас. И вы были высо­ко мотивированы, коща проходили эти курсы. И получали отличные отметки. И не научились применять это. Вот в этот самый момент вы обладаете способностью мгновенно составить представление о людях, которые находятся рядом с вами, знать, чем они важны для вас, в каких отношениях они к вам находятся всеми значимыми для вас способами. Но у вас нет доступа к этому. Вопрос не в том, чтобы искать, где взять все это. Все это у вас уже есть.

2. Запрещение знать то, что вы знаете.

В дополнение к тому, что вы научились всему этому, вы также научились не пользоваться этим. Это печальная тема, и я не хочу слишком в нее вдаваться, но вот пример того, что я имею в виду. Прежде всего вам говорят, чтобы вы не смотрели. Запрещение смот­реть - такого же рода, как запрещение относительно секса в нашем обществе. Совершенно реально существует в нашем обществе запрещение смотреть на другого человека. Вы чувствуете себя очень неуют­но, если будете смотреть несколько дольше, чем считается приличным.

Итак, существует прямое запрещение использования внешних чувств. Запрещение ощупывать себя, знать различные части себя. Есть запрещение чувствовать, кто ты есть, запрещение чувствовать то, что ты чувствуешь и знать то, что ты знаешь. "Подойди, поцелуй тетю Агату на прощание, ты же знаешь, как она тебя любит". Да, но вы знаете, что она вас не любит, но вы должны это делать, зная, что вы не хотите, но так или иначе вы это делаете, и очень скоро это стано­вится слишком болезненным - то, что вы забываете, что вы не хотите этого делать и вы просто делаете это и как бы цепенеете, тупеете.

Один из наиболее ядовитых примеров я видел несколько лет назад на склонах горы Рейнер. Маленькая девочка бежала впереди своего се­мейства, выискивая интересную тропинку в стороне от дороги. Вскоре послышался рокочущий голос матери: "Ты же не хочешь спуститься туда, дорогая!" - Вот так. Не " Я тебе не разрешу пойти туда" и даже не "Придержи свое любопытство", что могло бы сойти: нельзя же разре­шать детям слишком удаляться от себя в лесу. Но "Ты же не хочешь" разрушает импульс, а не просто предотвращает действие. Я почти что мог слышать, как маленькая девочка говорит про себя: "Вот это да! Я думала, что я хочу, но наверное - нет. Мама всегда права. Пожалуй, в самом деле не хочу!"

И это так и продолжается. Мне действительно не хочется в это забираться. Это слишком болезненно. Так или иначе, важно не то, откуда нечто взялось, - важно знать, что удерживает это состояние на месте сейчас. Мы действительно научены не применять собственную мудрость. Мы обладаем невероятно тонко настроенным чудесно эф­фективным снаряжением, но мы завалили его мусором и даем ему ржаветь.

Гештальт ничему не должен учить. Ничему. Вы уже знаете это. Все, что нам нужно, - это способы разблокировать, отпереть, отпу­стить.

3. Все, что вы знаете, присутствует здесь и теперь.

Дело в том (знаете вы об этом или нет), что все есть здесь, прямо сейчас. С одной точки зрения это настолько очевидно, что нечего тратить время на сообщение этого вам, а с другой точки зрения это настолько глубоко, что вы испытали бы сатори, если бы реально обре­ли это! Все, что только случится с вами, и все, что случалось с вами, все, что может повлиять на вас в будущем, - присутствует прямо сейчас. На небесах нет картотеки, где хранился бы ваш опыт, чтобы высылать его вам вниз по мере надобности. Он здесь. Сейчас. Каждый импульс ударить кого-то, который вы когда-либо переживали, сохра­нился в ваших мышцах, так же, как и каждое удержание от этого. Это часть того, что называют подавлением или вытеснением - мышечное напряжение при удержании от реализации импульса. Все это здесь, в нервно-мышечной системе. Поистине, если бы можно было остановить любого из нас на мгнове­ние, и потом в течение вечности разворачивать это мгновение жизни, мы обнаружили бы в нем все. Любой опыт. Все, все, все.

Поэтому совершенно ложно разделение, которые мы часто слышим в терапии: "Будем ли мы работать с тем, что здесь и теперь, или с прошлым?" Нет такого выбора. Выбор только в языке, которым мы пользуемся. Я могу говорить о своем наличном опыте в прошедшем времени, предлагая вам метафоры в форме воспоминаний, или я могу говорить о моем опыте в настоящем времени, или я могу говорить о нем, рассказывая вам сны или образы будущего. Пли я могу говорить об этом проективно, рассказывая о том, как кто-то другой чувствовал, чувствует или может чувствовать ситуацию. Это не так важно. Все это те или иные средства выражения того, что присутствует здесь и сейчас.

Итак, подведем итог пятиминутному изложению Гештальта: вы уже знаете все, что вам нужно знать, и вы знаете это сейчас. Образно говоря, существует поток осознавания, протекающий все время, поток потенциального осознавания, но полного осознавания. Если только мы можем углубиться в него, то любой ответ, который нам нужен - там. Если вы можете сформулировать вопрос - вы получаете ответ. Вы не можете сформулировать вопроса, на который вы не могли бы пол­учить ответа. Вы можете не знать ответа - можете не иметь непосред­ственного доступа к нему, - но он там. У индейцев Помо есть поговор­ка: "То, что человеку нужно, у него уже есть". Если вы можете сформулировать запрос, вы начинаете его осуществлять.

У меня возникает такой образ. Мы живем по одну сторону стены. По другую сторону - полная свобода и полное сознание, а мы по эту сторону. Толщина стены, самое большее, 90 секунд и в каждый мо­мент есть дверь сквозь стену, но дверь все время меняет положение. Дверь, которая пропускала вчера, не пропустит сегодня, но всегда есть такая дверь, которая откроется. Если только вы найдете ее, вы будете свободны за секунды, это не потребует большего. Всегда вы можете прожить целую жизнь за 90 секунд в этом месте свободы, это тоже происходит, но оно всегда здесь, всегда может быть достигнуто хотя бы потенциально, если не реально.

Памятные моменты (зарисовки и впечатления о работе Фрица Перлза)

Некоторые из очень основательных моментов обучения Гештальту остались во мне в форме образов или историй - конкретных целостных воспоминаний о событиях, небольших, но живых. Они могут быть проанализированы и разложены на составляющие, но истории сами по себе - обучение, и остаются живыми после всех анализов и точных формулировок, которые из них время от времени извлекаются.

1. Фриц

Впервые я увидел, как Фриц работает со снами в Лос-Анжелесе в 1963 году. Пожилой, седоватый мужчина с выражением покорности рассказывал, что он видел во сне каких-то друзей, уезжавших на поезде. Пока он махал им на прощание рукой, потом отождествлялся с ними, ничего, казалось, не происходило. Когда он отождествился с поездом, отъезжавшим от станции, появилось больше энергии, но все же новый метод не производил на меня впечатления. Человек заколе­бался, когда Фриц предложил ему стать самим вокзалом, и поначалу это казалось столь же непродуктивным, как все остальное. Потом он сказал: "Я старомоден и несколько устарел - об уходе за мной не слишком заботятся, не вытирают пыль и не убирают мусор - и люди приходят и уходят, используют меня, как им нужно, но меня-то как такового собственно не замечают" - он заплакал, и в течение следую­щих нескольких минут все нынешние и минувшие удары его жизни стали очевидными - что происходило, что делал он, и что не получа­лось, и даже некоторые новые возможности. Я был глубоко тронут несмотря на то, что в те времена я не сознавал значения опыта, ибо я был только в начале; и по существу подход Гештальта к снам стал мне понятен на одном этом занятии - столь мощной, точной и эффектив­ной была работа Фрица.

Однажды, во время моей первой группы с Фрицем мы работали над снами, и один человек сказал, что со времен детства он не разу не видел сна, который мог бы запомнить. Фриц только фыркнул, и неко­торое время мы работали с материалами снов других людей. Близко к концу занятия этот человек повернулся к кому-то, кто говорил в тот момент, и начал говорить: "Я вижу, что вы действительно делали в этой ситуации, это было..." - Фриц перебил его, сказав: "Вот теперь вы видите сон".

В Исалене однажды человек прорабатывал сон, который казался неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то мо­мент я подумал, как он мог не заснуть от этого. Фриц, по-видимому, тоже так думал - он соскальзывал все ниже и ниже в своем кресле, и послышались тихие похрапывания. Человек был озадачен, остановил­ся на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно заснул, а не притворяется, имея в виду показать нечто, человек встал, под­ошел к креслу Фрица и легонько его встряхнул. Когда Фриц открыл глаза и взглянул на него, человек выразил свое неудовольствие, оп­равдывая это тем, что , как он сказал, он заплатил уйму денег за это занятие, и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.

Одно время в Исалене у меня было сильное желание поработать в горячем кресле с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него - золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-либо, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные краски прошлого обрели большую ясность из проработки этого непол­ного образа.

2. Норберт

Хотя я много говорил в лекциях о «проекции», писал об этом и прочее, в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анжелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я погля­дел через комнату напротив и сказал человеку, сидевшему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на группу насекомых в микроскоп". Норберт на­брал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за это восприятие", - предложил он. -"Но, Фриц,- сказал я, посмотри на него, видно же, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", - еще раз сказал он.

Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это, как экспери­мент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь кольцо пальцев. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны.

В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни- это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз - это было как раз то, что я чувствовал». Половина Фрицевского таланта была в том, какую работу он проделал со мной; другая половина - в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но, Фриц, ты же слышишь, он признает, что именно это он и чувствует. Я тут ни причем". В тонких проявлениях проекция - это дело избирательной чувствитель­ности. Мы не столько переносим свое чувство в мир, сколько всматри­ваемся или вслушиваемся в то, что там уже есть, и усиливаем это в восприятии.

Однажды в Исалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не ку­рить". Студенты из его группы подошли и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя, Фриц?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".

В другой раз я очень эффективно работал с Фрицем над какой-то темой и чувствовал, что все хорошо, но по-видимому выказал какую-то сдержанность, покидая горячий стул, и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, но сомнения заползают... "О, - сказал Фриц, - заползают, действительно?..." и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произ­нести или услышать эту фразу , не увидев эту слегка волосатую, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!

Когда Фриц умер, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище. Проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я прово­дил гештальтистский уик-эндный семинар в Исалене, в Ральстон Уайт в Милл Велли. Многие из группы впервые приобщились к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о незакончен­ных делах и технике пустого стула, кто-то попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела открытка с фотографией Фрица, я пока­зал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незакончен­ные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц..." - и тут я зарыдал, и несколько минут не мог ничего сказать. Я наконец почувствовал все благоговение, а с ним - чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не мог и мечтать до встречи с ним.

3. Строчки из Фрица

Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интел­лектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени.

Одна из них - его комментарий по поводу жалобы на чувство одино­чества. Фриц ответил этой фразой на длительное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества - это быть одному плюс поток дерьма". Фраза, а не работа этого человека осталась во мне. В конце концов, быть одному - это быть одному. Бывают времена, когда все мы благодарны возможности побыть в одиночестве. Страх одино­чества имеет еще какую-то добавку, поскольку в одиночестве самом по себе много хорошего. Это внутренний диалог, разговор с собой, шум, который вы создаете в своей голове, интерпретации, предающие событию значение, вроде "Если я один, значит люди меня не любят -если люди меня не любят, они, должно быть, правы, я, наверное, не хорош - если я не хорош, это ужасно и невыносимо..." - одним словом, дерьмо.

Как бы ни было болезненно одиночество, и как бы ни было грубо слово дерьмо - полезно и ценно увидеть, что боль в конечном итоге человек причиняет себе сам. Поскольку же источник боли внутри, а не во внешних условиях, может быть что-то можно сделать, хотя неприятно то, что должен делать это я, а не эти ужасные другие, которые оставляют меня в одиночестве, со всеми моими приятными само-сожалениями.

Может быть, наиболее глубокая из фраз, которые я слышал от Фри­ца (не помню, когда и кому это было сказано): "Боль это мнение". Я много думал об этом с тех пор, сомневался, искал доводов за и против. Помню, как однажды маленький мальчик споткнулся и ушиб колено, а потом тер его, поглядывая на свою мамочку, жалобно хныкая и получая утешения. В другой раз я видел маленького мальчика, спе­шащего за двумя мальчишками постарше - он тоже упал и поранил колено, посмотрел на него и вздрогнул, потом посмотрел на старших мальчишек, ушедших уже вперед, - и побежал скорее, немного, прав­да, поглаживая колено. Если перевести их мысли, это может звучать примерно так:

1-й мальчик: "Ой, как больно! Ы-ыыы, пожалуй, если мама поду­мает, что дело плохо, может быть она минутку меня пожалеет - она меня торопила, так, может, быть она почувствует себя виноватой те­перь, и подержит меня. Ы-ыыы…

2-й мальчик: "Ой, как больно! Хммм, им нет дела - хорошо, что они хоть позволили мне пойти с ними, обычно они оставляют меня дома. Если они увидят, что я поранился, они уйдут и будут говорить, что я неженка, и больше никогда меня не возьмут. Лучше я как-нибудь обойдусь! Хмм, вот так можно бежать!".

Ощущения боли - это просто ощущения. Восприятие боли - это ком­плексный акт, требующий оценки всей ситуации. Чувствовал ли боль римский солдат, который на глазах этрусков сунул руку в горящий факел? Или это было горькое ощущение хорошо выполненного долга, окрашенное гордостью и любовью к Риму? Чувствует ли шизофреник, который кастрирует себя, боль, или облегчение от того, что он нако­нец освободился от этой ужасной угрозы своему бытию? Хотя источ­ник боли, по-видимому, всегда определенно локализован, фраза "Мне больно" всегда глобальна, всегда утверждение организма в це­лом.

4.Фриц и Я

Одно из значительных воспоминаний о Фрице появилось раньше, чем мы познакомились, раньше, чем я услышал о нем. Будучи уже за 35, я все еще искал теорию или систему психотерапии, которая бы имела для меня смысл и какую-то ценность. Ничто из того, чему я пытался научиться, не стоило многого, хотя определенный опыт в Государственной больнице на Гавайях показал мне, что в психотера­пии может быть что-то стоящее. На моем горизонте появилась психод­рама, и казалось, что этим стоит заняться. Я начал работать ассистен­том с психологом из Метрополитен-больницы в Лос-Анжелесе. Время от времени он делал нечто, от чего у меня пере­хватывало дыхание - красивое, точное и эффективное. Хотя он был весьма компетентен в психодраме и хорошо делал эту работу, такие моменты выделялись на ее фоне, как жемчужины.

В частности, мне вспоминается один инцидент. Женщина пыталась выразить свою ненависть и отвращение по отношению к матери -распространенный момент в психодраме тех времен - и кричала на женщину, играющую роль матери: "Я хочу избавиться, уйти от тебя!" Билл, мой учитель, сказал: "Так уйди." Девочка спросила : "Что вы имеете в виду?". Билл показал рукой: "Вон дверь". Девочка поглядела несколько ошарашенно, как бы говоря: "Хмм, действительно..." - и нерешительно пошла к двери. У двери она остановилась и осмотре­лась, затем, следуя логике своего действия, вышла, несмотря на очевидную амбивалентность. Спустя мгновение дверь снова приоткры­лась и ее голова выглянула из-за косяка. В этом действии она пережи­ла свою амбивалентность по поводу ухода от матери более полно, чем могли бы это выразить любые слова.

Я каким-то образом чувствовал, что такого рода вещи, которые он делал, отличались от его обычной работы, и стал расспрашивать его, откуда он это взял. Каждый раз в ответ он говорил: "Фриц Перлз". Хотя в это время Фриц ездил, кажется, в Японию, это оказалось нача­лом нашей связи.

Время от времени, когда он сам чувствовал утомление, Фриц пред­лагал упражнение: говорить друг другу какие-нибудь фразы в парах, бормотать что-то и т.п. Он никогда не придавал этому много значе­ния, но несмотря на это, они часто были очень полезными. Я тогда начал предполагать, что упражнения могут нести основную нагрузку встречи, более чем харизма ведущего. Иными словами, я думал об идее Фрица, что учение это открытие посредством делания, и что это может стать сутью гештальтистской групповой встречи. Ведение из задней части комнаты - вот форма, в какой я собирался записать эту идею. Я понимал, что Фриц останется равнодушным к такой форме, поскольку при этом он перестает быть в центре, но я уже начинал видеть, что основы гештальт-терапии следует отделять от личного почерка ее основателя, и эта мысль по-видимому была шагом в этом направлении.

Одно из фундаментальных упражнений такого рода, так сказать, остов этой работы, возникло случайно в однодневной встрече по снам, которую я проводил в Центре Семейной Терапии в Сан-Франциско. Один человек заявил, что никогда не видел снов - почему он пришел на специальный семинар по снам, осталось для меня загадкой, - но он был там. По ходу дела выяснилось, что он был фотографом, и меня поразила аналогия сна с фотографией - я попросил его описать мне его любимую картинку, а затем стал рассматривать ее как сон, предло­жил ему отождествляться с различными ее частями, создавать диало­ги и т.п. Помню, что одним из образов на картинке была белая автомо­бильная шина. Будучи белой шиной, он был несколько лучше и дороже обычной, черной. Этот фон легкого превосходства присутство­вал у него все время - когда он действительно выразил это в контексте картинки, все почувствовали себя легче в его взаимодействии с груп­пой.

Через неделю, на группе учащихся медицинских сестер, придумывая что-нибудь интересное, я предложил хозяйке помещения взять статуэтку сиамской кошки с палочкой и поиграть с ней, как со сном. Когда она кончила, кто-то еще, затронутый ее отождествлением, за­хотел проделать это, потом кто-то еще, - и так возникло упражнение "Сыграй это", описанное далее.

5.Ученики и открытие

"Учение - это открытие" - частая фраза Фрица, и некоторые момен­ты моего глубочайшего обучения были моментами, когда я делал что-то и обращал на это достаточно внимания, чтобы учиться. Это не всегда были приятные или поощрительные моменты. Однажды рабо­тая с предположительно шизоидной девочкой в группе, я задал ей технически совершенный гештальтистский вопрос в ответ на что-то, что она сказала. Может быть я даже подумал мельком что-то вроде "Фриц гордился бы, если бы услышал это". Она холодно посмотрела на меня и сказала: "Знаете, если бы я думала, что вы действительно ждете ответа на ваш вопрос, я бы ответила". Она была права - я задал вопрос технически, от умения, а не по-человечески, не от сердца, и ее ответ был по-человечески совершенно правильным. Я оценил ее му­жество, нужное, чтобы высказать это человеку, находившемуся в по­ложении авторитета - надеюсь, что с ней все в порядке.

6. Ларри

Однажды Ларри Блумберг забрел на трехчасовую группу, которую я проводил в Гсштальт-институте в Сан-Франциско. У него была пап­ка для бумаг с прорезями для смотрения сверху, и он не сказал ни слова в течении трех часов. Я видел, что это он, только по его огром­ным размерам и по концу бороды, выглядывавшему из-за папки для бумаг. Члены группы заинтересовались, пытаясь вовлечь его, говори­ли о нем, говорили о том, чтобы физически побудить его к контакту, вообще очень волновались.

Около часа меня очень тревожило его присутствие. Притворяясь, что я использую его действия на пользу группе, в действительности я переживал значительное напряжение. Только открывая рот, чтобы сказать что-то, я думал: "Хотел бы я знать, что подумает Ларри об этом, он подумает, что это тупо. Я думаю, он думает..." Затем я заметил, что так происходило не каждый раз - только время от време­ни, когда, говоря нечто, я думал об этом. Затем я, конечно, понял, что все суждения были моими! Теперь я понимаю, что это очевидно, но тогда это было открытием, откровением. Ларри что-то там делал, может быть замечал меня, может быть нет, может быть считал важным те же вещи, что и я, может быть даже - ой, ой! - критиковал то, что я не считал плохим.

Так или иначе, скоро я с волнением понял, что это была бесценная для меня возможность обнаружить все моменты мыслей и действий, где я чувствовал себя несколько слабым. Ларри то есть моя фантазия относительно Ларри - стал барометром любого моего дискомфорта или сомнения, которое возникало у меня относительно чего-то, что я гово­рил или делал. Спасибо вам, Ларри, за это.

Существует обучение, основанное на внутренней прозорливости» Это действительно было вкладом Ларри, хотя совершенно ненамеренным. Он ничего не делал для меня, он просто делал нечто, что показа­лось хорошей идеей и возможно было смешным. Я сам извлек из этого свою пользу. Лучшая помощь в мире та, которая совершенно ненаме­ренна, а многие деструктивные вещи происходят из намерения помочь. Терапевты, имейте это в виду!

7. Студенты

Однажды в группе с участницами - медсестрами, посвященной обучению осознаваниию мы должны были встречаться на квартире одной из участниц. Я пришел несколь­кими минутами раньше, и застал хозяйку квартиры возбужденно рас­сказывающей двум-трем участницам, что она только что пнула ногой шкаф и ушибла ногу, и показывающей повязку. Отчасти в шутку, а отчасти чтобы убить несколько минут до начала занятия, я предложил обычное гештальтистское упражнение: разыграть диалог между нею самой и ее ногой, как будто нога имела сознание и право голоса. Мы были поражены страстностью ее диалога, который звучал вроде следу­ющего:

Нога. Черт возьми, почему ты так скверно со мной обращаешься?

Мари. Заткнись! Я пну тобой все, что захочу!

Нога. Я тебя ненавижу за то, что ты так скверно со мной

обращаешься!

Мари. Ха-ха! Ты ничего со мной не поделаешь!

В этой точке к беседе присоединился шкаф, который был ударен ногой, и разговор продолжался еще одну-две минуты, со значительной враждебностью между участниками и с употреблением весьма соле­ных выражений. Как выяснилось, Мари была армейской медсестрой. Постепенно пришли остальные участники группы, началось занятие я инцидент скоро был забыт, На следующей неделе Мари с некоторым удивлением рассказыва­ла, что она прекратила грызть ногти - дурная привычка, которая пре­следовала ее всю жизнь, и насколько она может вспомнить, это про­изошло после предыдущей встречи, когда имела место беседа. Она шутливо заявила, что ее беспокоит, что теперь придется покупать маникюрный набор и учиться заботиться о ногтях. В действительно­сти она была довольна, т.к. давно оставила надежду избавиться от этой привычки. Два года спустя, когда мы опять встретились, я выяс­нил, что дурная привычка к ней не вернулась. Примечательны следующие черты этого эпизода:

1) Ясное и определенное изменение произошло относительно долго существовавшего симптома, хотя мы над ним не работали. Мари ни­когда не упоминала о нем, и я его не замечал. Задачи, которые ставил перед собой класс, вообще не включали проработку симптомов или проблем, - хотя и не исключали этого.

2) Не было никакого намеренного усилия или практики, что требо­валось бы, например, бихевиористской терапией. Изменение было спонтанным и непредсказуемым.

3) Не было никакого понимания или концептуального инсайта от­носительно того, что произошло, хотя предположительно мы могли бы и фокусироваться на этом.

4) Даже прямое словесное осознание того, что произошло, казалось бы, отсутствовало. В тот момент мы не только не знали, что произош­ло, мы даже не знали, что что-то произошло.

И все же нечто очевидно произошло - некоторый внутренний сдвиг, значимый и устойчивый. Если понятие осознавания можно расширить до включения в него возрастания внутренней коммуникации между частями личности, а не только повседневного эго, которое говорит о себе"Я".

Некоторые аутосадистские тенденции, которые до того проявля­лись в кусании ногтей, нашли выражение и растворение более холистическим способом, - хотя и не настолько холистическим, чтобы включить сознательное повседневное эго. Ссорящиеся члены компа­нии внутри Мари пришли к некоторому миру между собой. При этом председатель этой компании вышел на минутку и не заметил, как это произошло, так что она была удивлена, когда столкнулась с результа­том этой акции впоследствии.

Еще одна мысль приходит мне в голову. Может быть, что грызение ногтей постепенно переставало иметь ценность и необходимость в психоэкологии Мари и продолжалось до некоторой степени, как частично ослабленная моторная привычка, более поддающаяся измене­нию, чем могло быть раньше или чем могло быть у другого человека.

Эксперименты на осознание тела ( заметки с семинара «Практикум осознавания»)

Этот текст - слегка отредактиро­ванная запись одного из коротких семинаров, для небольшой группы, около 40 студентов-психологов. Здесь делается акцент на упражнениях в осознавании тела. Краеугольный ка­мень таких коротких семинаров - упражнения на проекцию и отожде­ствление.

1.Выражение лица.

Энрайт. Давайте попробуем поэкспериментировать. Примите та­кое положение, чтобы ваша голова была свободна и ни на что не опиралась. Лучше снять очки и закрыть глаза. С закрытыми глазами попробуйте почувствовать свое лицо изнутри, не ощупывая его рука­ми, просто почувствуйте напряжения, которые возникают, найдите их, но не расслабляйте. Легко и соблазнительно мгновенно расслабить их, но вместо этого постарайтесь просто отметить их, прочувствуйте все свое лицо, лоб и мышцы за лбом, глаза, щеки, рот, просто заме­чайте, что там... Итак - что же получается?

Участник. Чувство напряжения напомнило мне о чувстве крайней ненависти, предельного конфликта. А также о времени реального экс­таза. Это кажется не слишком осмысленным, да?

Энрайт. К счастью, в этом эксперименте нет необходимости искать, что это значит. Это лишь преувеличенное правило нашей культуры. Иногда оно полезно, чаще же оно становится препятствием к просто­му, открытому переживанию своего опыта.

Участник. Я почувствовал напряжение, чувство сжатости и подавленности, невозможности выбраться.

Энрайт. Заметьте, что эта невозможность выбраться очень сложное переживание, это не простой опыт. Это включает образ того, как вы могли бы реагировать, плюс борющиеся с этим реакции, которые вы осуществляете, плюс какие-то оценки, что то, что могло бы быть и в некоторых отношениях предпочтительнее и т.д. и т.п. Мы вернемся к этому позже - опыт невозможности, "я не могу" очень сложный и неприятный.

Участник. Я действительно почувствовал, что мои брови нахмурены, а зубы сжаты. Ассоциация, которая возникла в связи с этим, - предельное усилие. Я связываю с этим что-то вроде истории про атлетов, чувство "Я сделаю это несмотря ни на что, черт возьми!"

Энрайт. Знаете ли вы, что вы собираетесь сделать в этой ситуации?

Участник. Непосредственной ассоциацией было сосредоточение и попытка понять...

Энрайт. У кого-нибудь возникли воспоминания из прошлого, мо­жет быть из своего далекого прошлого? Это часто происходит. Или воспоминание о чем-то совсем недавнем?

Участник. Я почувствовал напряжение, злость, страх, тревожность - и я не хотел дать воспоминаниям возникнуть.

Энрайт. И вы затолкали их обратно: "Уйдите, забытые, вы не нуж­ны мне сейчас".

Участник. Я почувствовал напряжение в руках, щеках и ногах. Я почувст­вовал что-то вроде предостережения, концентрации и защиты. Были также вспышки сексуального напряжения.

Энрайт. Это упражнение иногда дает немедленные результаты, другие нуждаются в некоторой практике. Мышцы лица - местополо­жение качеств эмоций и чувств. Обратная связь от лица в значитель­ной степени определяет особенности эмоционального переживания. Ваше лицо всегда знает, что происходит. Иногда в этом упражнении вспоминаются события двадцатилетней давности, иногда - произо­шедшие пять минут назад - от самого тонкого до самого смешного. Ваше лицо всегда с вами, оно старается рассказать вам о том, что важно, что происходит здесь и теперь, что вы реально сознаете и т.п. Оно говорит вам, как вы относитесь к ситуации, какие моменты про­шлого значимы. Нужно только настроить его, выслушать его, найти несколько секунд, чтобы его заметить, - и вот оно.

2. Позы тела как выражение отношения.

0'кей. Останьтесь теперь в той позе, в какой вы находитесь прямо сейчас. Не делайте даже малейших перемещений и приспосаблива­ний. Почувствуйте, что с чем связано, чего касается, где напряжение. Посмотрите, можете ли вы просто дать этому быть как оно есть. У нас всегда существует принудительная тенденция расслабиться если мы замечаем напряжение. Пусть оно будет. Оно пытается сказать вам что-то. Почувствуйте, что происходит.

Можно подойти к этому двумя способами. Один состоит в том, чтобы найти три-четыре глагола - здесь нужны именно глаголы, чтобы выразить то, что происходит - удерживает, толкает назад, выдвигает вперед, достает, и так далее. Найдите три-четыре глагола, которые ваше тело выражает прямо сейчас: закрывается, открывается, стиски­вает. Просто дайте этим глаголам проскользнуть в ум, просмотрите свое тело и дайте глаголам появиться.

Есть другой подход. После того, как вы просидели в этой позе больше минуты, может быть, возникло несколько точек небольшой боли или напряжения, которые начали проявляться из фона. Найдите эти точки, особенно если это касается двух частей тела, или мест, где тело соприкасается с чем-то внешним. Найдите точку напряжения или неудобства, где встречаются два элемента, и дайте своему созна­нию перемещаться туда и сюда. Если это, например, рука и подборо­док, дайте своему сознанию сначала целиком войти в подбородок - почувствуйте, его, найдите слова, которыми это можно описать. За­тем перенесите сознание на руку, почувствуйте как она "себя чувству­ет". Один из способов сделать это - провести беседу. Локоть может сказать подлокотнику кресла: "О, спасибо, что вы здесь, мне так удоб­но лежать на вас", - а подлокотник может ответить: "О, пожалуйста, опирайтесь, я могу многое выдержать", -дайте им поговорить минутку-другую. Пусть ваше осознание перемещается от одного элемента к другому.

Существует очень полезное правило: когда вы вроде бы готовы ос­тановиться, кажется, что пора остановиться, - сделайте еще один шаг, скажите еще что-то. 0'кей. Давайте послушаем, какие глаголы пришли вам в голову.

Участник. Удерживаюсь.

Участник. Предчувствую.

Энрайт. Это довольно далеко от прямого наблюдения. Что пережи­вает тело, когда вы предчувствуете?

Участник. Я полагаю, готовность.

У. Сотрясение.

У. Обхватывание.

У. Возбуждение.

У. Полет.

Энрайт. Заметьте, что такие ответы, как "предчувствую" или "ле­чу", весьма метафоричны, довольно далеки от прямого, основанного на ощущениях тела, опыта. Это может быть красиво и поэтично, но здесь есть опасность неясности, предвзятости и поспешных заключе­ний, связанных с метафорой.

Ну, а какие разговоры возникли, что из них получилось? Пришли ли они к межличностным отношениям?

Участник. Я удерживал правую руку от действования, похоже, что только два пальца делали это. Правая рука сказала этим пальцам: "Да, вы не хотите в этом участвовать, потому что если бы это произошло, я была бы гораздо сильнее, чем вы, два пальца".

Участник. Мое колено поговорило с лодыжкой. "Ха, лодыжка!" "Ха, коле­но!" - "Мы с тобой не раз встречались" - "Как тебе удается всегда быть наверху?" - "Не знаю, привычка, наверное. Хочешь, давай поменяем­ся".

Энрайт. Весьма по-дружески!

Участник. У меня произошла беседа между задницей и стулом. Сначала стул сказал: "Вот я удерживаю тебя, и мне это нравится". Задница ответила: "Спасибо, ты мягкий и теплый". Потом стул сказал: "Минутку, ты совсем на меня взгромоздилась, слезай-ка", а задница ска­зала: "Нет, мне нравится здесь сидеть". Но стул говорил: "Нет, теперь моя очередь, я хочу, чтобы ты слезла и я побыл один", но моя задница отвечала: "И не подумаю, я буду здесь сидеть".

Энрайт. Один из способов отношения к тому, что из этого получает­ся, это увидеть, как вы постоянно создаете эмоциональное простран­ство, в котором живете, - между людьми или внутри себя, не важно. Обнаружив определенное качество взаимодействия между частями тела, поищите это качество в своей жизни.

3. Поза как информация об установке.

Проделаем еще одну-две вещи с телом, а потом перейдем к чему-нибудь другому. Примите на минуту центрированное, уравновешен­ное положение. Желательно, чтобы ноги и руки не перекрещивались и не касались друг друга. Это может показаться несколько искусствен­ным. Ничего, это только на минутку. Теперь оглядитесь, а потом наклоните немного голову в одну сторону, и снова осмотритесь, по­смотрите на людей вокруг, на меня. Дайте оформиться каким-то суж­дениям или восприятиям, пока голова слегка наклонена. Понаблю­дайте, какие чувства возникают, какие оценки и какого рода, когда вы видите мир из такого положения. Когда вы немного вживетесь в это, наклоните голову в другую сторону, тоже немного, просто чтобы по­чувствовать наклон, и посмотрите, что произойдет. Осмотритесь, и постарайтесь почувствовать разницу. Если кто-то вызывает у вас сильные чувства, попробуйте посмотреть на него такими двумя спосо­бами и понаблюдайте, что произойдет. Кто заметил какую-нибудь разницу? В чем она состояла? В каком отношении или направлении?

Участник. Когда я наклонил голову направо, мне стало теплее. Когда нале­во, это было несколько странно, причина, я думаю...

Энрайт. Не заботьтесь так о причинах. Сохраняйте переживание и испытывайте его в различных обстоятельствах.

Участник. Когда я наклонил голову влево, это ощущалось, как дружествен­ное, направо - несколько враждебно.

Энрайт. Это довольно частое направление различения. У меня, например, когда я наклоняю голову направо, я как бы говорю: "Я выслушаю то, что вы скажете, и помещу это в свои представления", а налево - это полная открытость, принятие того, что говорится на том уровне, на котором это говорится.

Участник. У меня это точно так же. Я чувствовал себя критичным, когда наклонял голову направо, и почувствовал себя гораздо уютнее, когда наклонил налево.

Энрайт. Для меня критичный - это слишком сильно сказано. Для меня это просто: "Я принимаю это не так, как вы говорите, а помещаю в рамки собственных представлений".

Хорошо, теперь зафиксируйте позу, в которой вы находитесь. По­старайтесь запомнить ее, чтобы иметь возможность к ней вернуться. Действительно запомните ее - до деталей, до мельчайшего изгиба брови, все, как оно сейчас есть. Когда вы будете совершенно уверены в том, что сможете вернуться в эту позу, примите опять то уравнове­шенное положение, которое я просил вас принять несколько минут назад, а потом очень медленно переходите из него в позу, которую вы запоминаете сейчас. Обращайте внимание на каждое изменение на пути, и старайтесь прочувствовать, о чем говорит каждый сдвиг. Итак, запомните позу, в которой находитесь, вернитесь к центриро­ванной позе, и медленно переходите в позу, которую запомнили.

Участник. Я сидел вот так, с центрированной спиной, и затем, когда я начал смещаться, ноги втянулись, и я наклонился вот так и вот так переме­стил ноги, так что они сблизились.

Энрайт. Я подчеркнул бы здесь глаголы: втянул, сблизил.

Участник. Я обнаружил, что из расслабленного, свободного положения я перешел в такое, когда все конечности напряжены. Рука давит на колено, колено на руку, так что я не могу пошевелиться.

Энрайт. То есть вы говорите о состоянии уравновешенного напря­жения.

Участник. Да, что-то вроде гордиева узла.

Участник. Я не прошел реально весь путь к начальной позе, но у меня возникло впечатление, будто кто-то мешает мне в моем медленном движении, как бы задерживает.

Энрайт. Посмотрите, что это движение может вам сказать о вашем отношении ко мне, к окружающим, к комнате, в которой вы находи­тесь. Что хочет сказать вам прямо сейчас это движение? Рассмотрите возможности; используя глаголы.

У. Мои ноги были скрещены, и я чувствовал, что скрещивание ног было как бы закрыванием, защитой, которой я пользовался. Я соеди­нил руки с подложенным большим пальцем и чувствовал себя, как будто я говорю: "У меня здесь стена и все мое имущество внутри". Моя голова несколько накренилась, будто я повторяю предыдущее упраж­нение, и я как бы смотрел на вещи искоса.

Энрайт. Отметьте значимость народной мудрости: смотреть искоса, выше голову и т.п. Народная мудрость знает про такие вещи.

Когда вы обнаруживаете, что пользуетесь словами типа, "защища­юсь", "отгораживаюсь" и т.п., посмотрите, не можете ли вы закон­чить фразу: "Защищаюсь от...", "предостерегаю себя от...". Посмотри­те, что произойдет, если вы попытаетесь закончить фразу. Но не насилуйте себя, просто составьте предложение и ждите, часто что-то пробивается.

Участник. Я не слишком переменила позу. Я заметила что-то вроде прогиба внутрь, как у девочки, которая хочет нагнуться к своим туфелькам.

Участник. В этот раз у меня возникло воспоминание, не возникавшее ра­нее. Я сидел вот так и ждал начала матча по спортивной борьбе. Я могу почувствовать это в своем затылке.

Энрайт. Мы сейчас очень бегло просмотрели подход Гештальта к состояниям тела. Если справедливо, что мы единые создания, - а фундаментальное предположение Гештальта таково - то ясно, что мы постоянно проявляем себя в позе, движении, напряжениях и т.п., всегда тем или иным образом выражая то, что происходит.

Часто то, что делает тело, или что делается с телом, уравновешива­ет или комментирует то, что говорится словами. Выражение тела не менее и не более реально, чем словесное. Лучший пример, который приходит мне в голову, таков • однажды, когда я работал с группой студентов-медиков, один из них все время задавал интересно звуча­щие вопросы, но каждый раз сопровождал это хлопком руки. Я попро­сил его соседа придержать его руку. Тогда другая рука начала хло­пать. Я попросил соседа с другой стороны придержать и эту руку. После этого в соответствии с каждым вопросом начало двигаться его плечо. Я попросил его повторить это движение, как бы преувеличи­вая, и это превратилось во что-то вроде пожимания плечами. Когда он настроился и пережил этот жест, это стало звучать для него как "д-да?". Его голос так же нес это интересное качество, а тело говорило: "Да никто за это гроша ломаного не даст".

Есть ли какие-нибудь еще реакции, возникшие, пока мы этим за­нимались? Нечто, что вас заинтересовало? Мы лишь бегло скользнули по поверхности гештальтистского подхода к телу.

4.Осознавание и изменения в теле.

Участник. Если вы реально чувствуете некоторого рода закрытость, и хоти­те больше открыться, можно ли достичь этого изменением положения тела?

Энрайт. Это прекрасный вопрос. Гештальтисты сказали бы нет, но есть и другие, достаточно глубокие точки зрения, которые сказали бы -да. И то, и другое может быть верным. Гештальт говорит: "Нет, если вы попытаетесь принудить себя к этому... - а часто так оно и есть - вы только сделаете защиту менее видной". Большая часть того, что про­исходит, сделана таким образом менее видимой, очень тонко, почти незаметно, но все это по-прежнему здесь. По существу, именно это происходило со студентом-медиком, о котором я рассказывал. Когда у ребенка возникает приступ раздражения, - это весьма ясное и опреде­ленное состояние, и он определенно его выражает. Взрослый пережи­вет мини вспышку - хмурится, слегка напрягается. Однако социаль­ное давление заставляет его это уменьшать. Так что если я сижу вот так (показывает), закрытый, а кто-то говорит: "ну-ка, откройся!", я могу изменить позу (показывает), чтобы выглядеть открытым, но я по-прежнему закрыт, может быть, даже еще больше.

С другой стороны, есть довольно глубокий взгляд на человеческую природу, утверждающий, что если вы можете практиковать форму, вы сможете достичь сути. Это может проводиться слишком грубо и этим можно злоупотреблять, но это может и помо­гать. В особенности, если практика достаточно длительна. Если я постоянно проверяю себя, постоянно удерживаюсь от своих замеча­ний, изменение может произойти. Правда Фриц очень определенно утверждал, что это невозможно - произвольное изменение невозмож­но.

Я не согласен с этим. Помню, недели две-три после того, как вы­шла "Гештальт-терапия дословно", ко мне пришли три паренька: та­кие двадцатилетние, такие беспомощные в организации своей жизни, но с экземплярами книги. Один из них подчеркнул абзац о том, что произвольные изменения невозможны, и был готов сдаться в отноше­нии всех попыток, которые он предпринимал. Все они хотели Гештальт-терапии, полагая, что это что -то очень современное, меньше всего они нуждались в том, чтобы получить дополнительное оправда­ние своему желанию сдаться. Но если вы правильно организуете ситуацию, произвольное измене­ние возможно. Практика формы может вести к изменению сути. Есть ли еще какие-нибудь соображения?

Участник. Мне кажется, что движения тела не могут быть интерпретирова­ны по схеме: то-то и то-то означает то-то и то-то. И мне кажется, что движение тела предшествует осознаванию.

5. Осознание против интерпретации состояний тела.

То, что вы говорите, вызывает у меня реакции. Есть множество исследований и популярных книг относительно интерпретаций тела. Я полагаю, что это опасные полуправды. Путь к осознанию не лежит через смотрение на другого. Я не могу посмотреть на вас и сказать, что у вас дело обстоит так -то и так-то. Я полагаю, что это разруши­тельно. Гештальт-подход состоит в том, чтобы помочь вам придти к собственным формулировкам. И вы обычно по существу правы в сво­их формулировках, хотя возможно, что они и не полны. Если вы сидите вот так (демонстрирует закрытую позу) и говорите, что чувст­вуете себя открыто, причем говорите искренне - вы открыты. В этот момент, в вашей вселенной вы открыты. Может быть, что альтерна­тива такова (зажимается больше), относительно этого вы раньше бы­ли открыты. Я не могу посмотреть на вас и сказать, что вы закрыты. Гештальт стремится помочь вам привести в более ясное осознание то, что существует для вас самих. В лучших проявлениях Гештальт не интерпретирует, не накладывает на вас ничего. Если я действительно работаю в духе Гештальта, ничто из того, что я знаю о вас, не имеет такой ценности, как то, что вы знаете о себе. Если я продолжаю видеть вас закрытым и настаиваю на этом, когда вы говорите, что в я открыты, мне нужно посмотреть на свои собственные проекции.

Участник. Если вы ведете группу Гештальта, и кто-то работает, а вы гово­рите: "Почему ты действительно не входишь в этот момент, сосредо­точься на этой вещи, которую ты делал..." - это звучит так, будто вы имеете гипотезу относительно этого момента.

Энрайт. Да, это так звучит, но можно надеяться, что это не так. Если у меня и есть гипотеза, хорошо бы, чтобы ее не было. Это энерге­тический момент, и я отброшу ее, как горячую картофелину, как только выяснится, что она ошибочна. Все, что я делаю - следование за потоком энергии. Я слежу за концентрацией энергии, за тем, что кажется ее фокусами, и привлекаю к ним внимание. У меня постоян­но были гипотезы, и они постоянно уводили меня не туда. Если я следую гипотезе, я не иду за тем, что значимо для вас.

Средства гештальт-терапии ( заметки с семинара «Практикум осознавания»)

Этот фрагмент - обзор основных средств гештальт-терапии и их применения. Я режу этот пирог несколько иначе, чем делал Фриц, так что некоторые ак­центы его текстов, такие как "здесь и теперь", у меня появляются редко. То, что в них содержится, для меня вбирается в такие понятия, как интенция намерение или сравнение. Все представления, которые названы здесь, использовались Фрицем, но акцент на их систематическом исполь­зовании - мое добавление. Фриц не очень-то любил систематичности и повторения! Фриц часто упоминал о феномене сравнений, иногда называя это игрой в "соответствие - представление" о намерении, что тоже явно содержатся в его работах. Но лишь когда я изучил их систематически, я понял их абсолютно центральную роль в процессе осознавания. Точно так же различие между представлением-поняти­ем и опытом-переживанием столь фундаментально для мышления Фрица, что вообще едва упоминается. Я же предпочитаю ставить это в центр.

1. Внимание и осознание

Я дам вам простую формулировку того, как работает Гештальт. Это так просто, что часто неправильно понимается. Можно составить о каждом человеке два независимых представления. Одно состоит в том, что можно измерить все состояния тела, все энергетические проявления в теле, причем с той или иной детализацией - ЭЭГ, электрокардиограм­мы, и другие способы измерения физических и энергетических процессов. Также мы можем записать то, что человек сознает. Высокая корреляция между тем и другим - это психическое здоровье. Низкая корреляция - психическое нездоровье. Единствен­ная цель Гештальта - соединить осознание и энергию, сделать их конструктивными, так чтобы энергетический поток сопровождался соответствующим осознанием. Или мог сопровождаться - иногда мы произвольно автоматизируем нечто на какое то время, не обращая на это много внимания, и это хорошо. Но возможность привести любой энергетический процесс немедленно в полное осознание - показатель психического здоровья.

Если напротив вас сидит паренек и говорит: "Да, сэр доктор, я действительно люблю свою жену, у меня нет здесь проблем", - а при этом он вбивает кулак одной руки в ладонь другой, вот так (показыва­ет),- здесь возможно несоответствие, имейте в виду - только возмож­ное несоответствие. Имеется энергетическое проявление, может быть не сознаваемое. Я спрошу его: "Можете ли вы сказать, что вы делаете руками?". Я не спрошу: "Замечаете ли вы, что вы ударяете рукой?", потому что может быть он и не ударяет. Он может сказать: "Я, вроде бы, поглаживаю руку". Я не хотел бы быть его женой, но если в его вселенной это ласка - это ласка. А если я назову это ударом вместо ласки, я, может быть, уведу его в сторону, я сделаю для него более трудным выяснить, что же происходит. Так что я очень-очень осто­рожно спрашиваю, оставляя ответ открытым, так что он дает в ответ глаголы. Если он скажет: "О, я, кажется, ударяю свою руку!", это хоро­шо. Я могу не сказать ничего больше.

Может быть осознавание возник­нет в нем спонтанно, может быть посредством отрицания: "Да, быва­ло, я ее иной раз поколачивал, но я никогда больше не буду этого делать". Хорошо, это то, где он находится. Или если я по-прежнему заинтересован тем фактом, что он ударял руку, и хочу, чтобы он обратил на это внимание, я могу спросить: "Где вы более живо чувст­вуете удар - в кулаке или в ладони?". Может оказаться, что это жена постоянно его бьет. Если он более живо ощущает ладонь, он может продолжить так: "Да, я люблю свою жену, хотя она меня постоянно бьет*'. Может оказаться, что не он бьет, а его бьют! Все, что мы знаем с уверенностью, это что имеет место определенный энергетический процесс, который может быть вне осознания, и может быть связан - мы не знаем как - с тем, что он говорит. Мы предполагаем, что его словес­ное утверждение относительно текущего осознания неполно, и физи­ческое действие, сопровождающее это утверждение, помогает нам до­полнить нечто, и поможет ему расширить свое осознание, включить е него еще что-то. Гештальтист в работе чаще всего занимается именно этим - приводит энергетический процесс, который кажется не полно­стью представленным в осознании, в более полное осознание.

Участник. Есть ли здесь какой-нибудь селективный процесс?

Энрайт. Да! Интенсивность. Это в действительности две вещи. Ин­тенсивность самого энергетического процесса, который кажется выпа­дающим из осознавания, и то, насколько он кажется выпадающим. Не очень интенсивный процесс, совершенно неосознаваемый, стоит при­влечь к осознанию. Интенсивный процесс, который лишь частично сознается, заслуживает привлечения к нему специального внимания. В случае парня, ударявшего себя по руке кулаком, у меня не было никакой гипотезы, я не представлял себе, что там происходит.

Вообще Гештальт работает лучше, когда у вас нет гипотезы. Одна из ценно­стей гештальтистского обучения для психотерапевтов, даже если они не принимают его в целом, состоит в том, что он освобождает от при­нудительной необходимости все понимать.

2.Аргументы против расчетливости в Гештальте.

Фриц часто произносил фразу, которая выводила людей из себя: "Оставьте ваш ум и обратитесь к чувствам". Если вы представите себе источник энергии с ограниченным выхо­дом и компьютерную систему сканирования и собирания информа­ции, пользующуюся этой энергией, вы поймете, что чем больше энер­гии уходит на собственно компьютерные процессы, тем меньше остается для сканирующей, сенсорной системы. Так что если я сижу и думаю как сумасшедший: " Что это он там делает своими руками, почему это он так сидит?" и т д., - то каждый квант энергии, потрачен­ный на эти спекуляции, - это энергия, отнятая у моих глаз, ушей и чувств.

Наблюдая работу молодых терапевтов, я вновь и вновь вижу такую картину: пациент говорит, возникает мгновение молчания, затем терапевт начинает что-то говорить, может быть очень ценный коммен­тарий, но как раз в тот момент, когда он начинает говорить, пациент тоже начинает что-то говорить. Он успевает проговорить три слова, и оказывается подавленным терапевтом.

Признак хорошего терапевта - способность прервать то, что он го­ворил, и слушать. Если вы и вправду можете этого достичь, ваша терапия улучшится на 10%. Если вы задаете кому -то вопрос, а он дает вам ответ, который, очевидно, не есть ответ на ваш вопрос, то большинство терапевтов в этом месте повторяют вопрос. А человек делает вам фантастический подарок! Он говорит, что есть другой воп­рос для него, настолько важный, что он просто искажает ваши слова в этом русле! Так оставьте тот глупый вопрос, который вы задавали, поймите, на какой вопрос он, как ему кажется, отвечает, и задавайте его. Если вы будете настаивать на своем и пытаться понять, в чем дело, вы упустите его реальность. Он сберегает вам час, потому что говорит вам, что нечто для него столь важно, что ему пришлось иска­зить то, что вы сказали, чтобы вернуться к этому. А большинство терапевтов отбрасывают это, повторяя свой вопрос.

Так что хотелось бы освободить вас от необходимости знать, что происходит и что будет происходить... это необязательно. Все, что вы видите - это энергетические процессы, вы привлекаете их в осознание, и то, что получается - прекрасно. Если у вас есть гипотеза относитель­но того, что это хорошо, то не давайте ей встать на пути того, что там на самом деле есть.

Участник: Мне непонятно, как вы определяете, что процесс, который вы наблюдаете, не сознается индивидуумом?

Энрайт. Я лишь предполагаю. Иногда вы ошибаетесь - и тоща... тоща вы теряете много времени. Действительный расточитель време­ни будет думать о том, что он может потерять время и беспокоиться о возможности ошибки, вместо того, чтобы просто следовать тому, что происходит. Если это происходит один раз,- это происходит 20 раз, что-то вроде этого. Женщина входит, садится, улыбается и говорит:

"Жизнь - это ад, правда, доктор?". Возможны два пути для работы:

"Знаете ли вы, что вы улыбаетесь?" или "Скажите это еще раз без улыбки". В половине случаев, если она скажет это без улыбки, - она разрыдается. В другой половине я ошибаюсь. Хорошо, не теряйте много времени, позже то, что иноща выглядит как ошибка или неточ­ный комментарий, может привести к таким аспектам работы, до кото­рых мы не добрались бы никак иначе.

В этом месте нужно поговорить еще вот о чем. В каждый данный момент человек находится в своего рода равновесии. Он имеет столько осознания» сколько, как он считает, он может удерживать. Как Виола только что сказала своим приходящим воспоминаниям: "Уходите, вы не нужны мне сейчас",- это очень хорошо, поскольку она это осознала. Большинство из нас делает это все время, не сознавая. В каждый данный момент у нас такое количество осознания, с каким мы можем управиться.

Путь увеличения осознания состоит в том, чтобы выталкивать че­ловека из мертвой точки в любом направлении. Многие гештальтист-ские методы можно отнести к преувеличениям или остановкам. И то и другое одинаково хорошо: уменьшить или увеличить. Около 90% гештальтистской техники принадлежит к такого рода методам. Каж­дый из них выбивает вас из мертвой точки, нарушает текущее равно­весие. Так, я могу сказать Виоле: "Дай этим воспоминаниям придти" или я могу сказать: " Продолжай, скажи этим воспоминаниям, чтобы они вообще забылись, ты никогда не захочешь к ним вернуться и ударь-ка кулаком, когда ты говоришь это". В любом случае это срабо­тает, нарушит равновесие и даст воспоминаниям вернуться и уйти, уйти и вернуться. Клаудио Нараньо в своей прекрасной небольшой книжке о Гештальте называл эти полюса путем "ДА" (тяни) и путем "Нет" (толкай).

3. Гештальт в одиночку и с другими

Участник: Обязательно ли, чтобы это равновесие (для выбора направления!) нарушал кто-то другой?

Энрайт. Нет. Одна из ценных сторон Гештальта - что это реально может осуществляться как само-терапия. Легче делать это с другим, но упражнения, которые я вам давал, вы можете делать сами. Можно просто их выполнять. Присутствие других лишь увеличивает их воз­действие. Здесь есть два или три уровня. Если я делаю нечто в вашем присут­ствии - даже если вы не даете мне обратной связи это становится для меня более важным. Это увеличивает воздействие. Если вы даете мне обратную связь - это уже другой уровень работы. Но я могу делать те же вещи один и получать из этого все ценное.

Может ли интеграция быть опасной?

Участник: Вы говорили, что техника Гештальта направлена на то, чтобы объединить две сферы, вы называли их компьютерной и сенсорной. По-видимому это значит, что тот, кто прошел эти процедуры, будет единым в этом смысле. Предположим, что вы собрали кого-то таким образом, и оказалось, что это крайний параноик или сильный мелан­холик, но вполне интегрированный. Говорит ли Гештальт: "Ну и хо­рошо", или вы пытаетесь изменить вещи?

Энрайт. Гештальт отвечает на это вполне определенно. Наша цель - интеграция энергетических процессов и осознавания, вот и все. Как в используете это - это ваше дело. Многие из нас вполне убеждены, что подлинная интеграция несовместима с такого рода поведением, о ко­тором вы говорите. Человек не может быть интегрированным, если он параноик. Паранойя, по определению, - преувеличенная проекция. Интегрированный человек, конечно, проецирует, но он обычно оста­ется в соприкосновении с этим. Верно это или нет, но Гештальт утвер­ждает, что это невозможно. Это что-то вроде высокого карлика: ин­тегрированный человек не может быть в сильной степени параноиком или мегаломаном.

4.Три уровня Гештальт-терапии

Участник: Предположим, что в человеке много враждебности, злости. Он удерживает это. Допустим, вы обнаруживаете эту злость в Гештальт-процессе. Утверждает ли теория, что если он обнаружит свою враж­дебность, она исчезнет, или он, обнаружив свою враждебность и со­знавая ее, начнет ее выражать, будет бить людей или что-то вроде этого? Или ему нужно просто уйти?

Энрайт: Большая часть техник Гештальт-терапии и большая часть того, что Гештальт-терапия делает, можно рассматривать на трех связанных, но несколько различных уровнях. Каждая техника затрагивает все три уровня, но фокусируется обычно на одном из них. Я называю их по порядку таким образом» что предполагается, что вы не можете достичь второго, пока не сделали что-то на первом.

Первый уровень – «доступная энергия». Пока нет некоторого количества доступной энергии, ничто не мо­жет произойти. Если вы находитесь в государственной больнице в комнате с 20 остальными пациентами, которых медперсонал доста­точно заглушил, вряд ли можно рассчитывать на возникновение зна­чительного осознания. Здесь нет энергии, нет свободного возбуждеиия. Необходим хотя бы минимум свободного возбуждения. Нужно иметь энергию определенного рода: враждебность, любовь, радость, волнение или тревожность - это самое обычное, это все годится - любого рода свободное возбуждение или энергия.

Второй уровень – «фокусирование». Допустим, я заряжен, но я не знаю, что происходит. Именно здесь Гештальт уместнее всего. Процессы, которые принято считать Гештальтом, лучше всего обеспечивают фокусировку какое количество энергии имеет место и где. Именно это мы делали с вами - фокусиро­вали процессы в теле.

Третий уровень – «присвоение или овладение» Допустим, у меня есть энергия, и я сфокусировался на ней - это гнев: "Ты сердишься на меня!". Видите, я еще не присвоил это. При­своение или овладение в действительности означает принятие ответ­ственности. Если человек действительно целостен в осознавании - он обладает энергией, знает, что это такое, и знает, что это принадлежит ему. По существу, конечный шаг Гештальт-терапии - принятие ответ­ственности. Я знаю, что я являюсь причиной, источником своей враж­дебности. Никто другой во вселенной не делает этого - я делаю. Затем я начинаю крутить это и сваливать это на других. Если я уже имею это, я имею эту энергию, и я знаю, что это враждебность, и вы делаете это - процесс осознавания не полон. Процесс фокусировки, если его продолжить, приведет к овладению или присвоению.

Большинство неудач в Гештальт-терапии происходит из неразли­чения этих уровней, непонимания, где вы находитесь. Я бы сказал, что наиболее общая проблема в Гештальте - попытка фокусировать прежде, чем есть достаточно энергии, то есть перейти на уровень два до освоения уровня один. Другая ошибка - пытаться овладеть фокусированием. "Примите на себя ответственность за это...", - но если вы не определили, что "это", ничего не происходит.

Я позволю себе историческое замечание. Эти понятия не появи­лись бы у Фрица, и вы не получили бы их от него, если бы говорили с ним, потому что они для него абсолютно сами собой разумелись. И вот почему. Представьте себе атмосферу семинаров. Фриц работал в Биг Суре, и дорога туда была не близкой. Допустим, я приехал на занятия к Фрицу. Прежде всего я заплатил за это около 200 долларов. Одно это уже обеспечивает энергетический подъем. Потом, в зале 60 человек; все они ненавидят меня, когда я иду к горячему стулу и занимаю все внимание.

Если вы можете сесть на горячий стул без огромной энергии в фор­ме возбуждения или волнения - вы являете собой нечто невероятное. Так что Фриц никогда не должен был иметь дело с не-возбужденным, не-энергетичным человеком. Или это мог быть один из тысячи. Так что он совершенно упускал это из виду. Все методы, которые он раз­вивал, касались фокусирования и овладения, больше фокусирования. Обычно он предоставлял людям овладение и ответственность осуще­ствлять самим. Он был наиболее блестящ в фокусировании. Наличие энергии было само собой разумеющимся.

Ну, а люди приезжали к нему, учились у него, наблюдали, что он делает, возвращались домой и пытались делать то же самое. Да, но люди, с которыми они работали, пришли к ним с той же улицы, а не проехали 200 миль, они не заплатили уйму денег и не находились в присутствии самого Мастера. Когда они были в присутствии Джо Та­кого-то, у них не было такого количества свободного возбуждения, так что когда Джо Такой-то пытался с ними делать то, что Фриц делал с людьми, они не реагировали. Джо Такой-то пытался фокусировать прежде чем есть свободная энергия, на которой можно было бы фоку­сироваться, или которую можно было бы фокусировать!

Если вы были в Гештальт-группе, которая еле тянулась посмотри­те, не происходило ли что-нибудь вроде этого: фокусирование прежде, чем появлялось что-то, что можно было бы фокусировать. И ведущий мог не знать, что проблема в этом. Мастер, у которого он учился, не сталкивался с этой проблемой, так что не мог показать, что с этим делать.

Вот почему я прежде всего обращаю внимание на источник возбуж­дения, который может быть в распоряжении. Интересно, что в начале своей работы Фриц хорошо сознавал эту проблему, подзаголовок пер­вой книги о Гештальте - "Возбуждение и рост в человеческой лично­сти". Отвечая на ранее заданный вопрос, добавлю, что когда кажется, что гештальт-терапия не очень подходит людям определенного типа, может быть, проблема именно в этом - пропущен шаг энергетизирования. В ранние годы Фриц работал короткое время в государственной больнице, и ему не слишком это понравилось. Думаю, что одной из причин этого было как раз то, о чем мы сейчас говорим.

Как же гештальт-терапевт создает энергию? Ее невозможно действительно создавать, ее можно только разблокировать, хотя хорошая работа по разблокированию может ча­сто выглядеть, как акт создания. Человеку уже должна была понадо­биться энергия, чтобы добраться к вам, так что если вы посмотрите на его тело, или прислушаетесь к тому, что он говорит, вы можете найти это. Может работать шок или неожиданность. Если паренек входит вот так: тело согнуто, расслаблено, как бы обесточено и говорит тусклым голосом: "О, доктор, у меня ужасные проблемы с женой", я могу ответить, реагируя больше на его тело и голос, чем на слова, "Что-то не верится". Это всегда мобилизует! Или я могу сказать: "Покажи, как ты сказал бы мне об этой проблеме, если бы чувствовал что-то по этому поводу".

Хорошо, я чувствую и вижу, что наше время истекло. Нет опреде­ленного места, где хорошо остановиться, так что это место так же хорошо, как любое другое. Мне понравились ваши вопросы и ваше участие прояснило некоторые вещи для меня самого, пока мы разгова­ривали.

Об осознавании.

1.Что такое осознавание?

Представьте себе, что вы заперты в темной комнате, полной инте­ресных объектов. Вам дали лампу-вспышку, и ваша задача внима­тельно рассмотреть каждый объект в комнате и дать его точное описа­ние. Вы не сможете рассмотреть все объекты в комнате, потому что лампа - тоже объект, а его вы не можете увидеть. Осознавание - это такая лампа, с помощью которой мы изучаем мир и себя, но как мы можем изучать осознавание?

Если мы наивным взглядом рассмотрим сознательный опыт, что мы увидим? Поток фантазий-образов и внутренней речи-мышления, ко­торый иногда связан с чем-то, что происходит во внешнем мире, но чаще являющийся несвязными мечтаниями. Внешний мир представ­лен в сознании временами, особенно если мы в нем что-то делаем -например, ведем машину. Иногда мы не обращаем на него внимания довольно длительные промежутки времени, хотя он, кажется, всегда присутствует, когда мы опять выглядываем или прислушиваемся. Ча­сто возникают сигналы ощущений тела, внутренних или в связи с контактом с внешним миром. Они обычно временны, иногда более или менее устойчивы.

Содержанием мечтаний может быть либо воспроизведение, либо предвосхищение чего-то, будь то с тревожностью или с ожиданием удовольствия. Это может быть пересмотр чего-то, что уже произош­ло. Часто в таких случаях добавляется: "Нужно было..." , "Если бы я сказал..." - сожаление часто является основным тоном чувствования.

В этом потоке может происходить множество вещей: внезапный сдвиг в том, что мы замечаем, сдвиг в чувствах относительно этих вещей. Или наоборот: сдвиг чувствования и вслед за ним сдвиг заме­чания. Мы можем делать одно, например говорить по телефону, но при этом сознавать, что мы машинально чертим что-то на бумажке, или еще что-то. Как погода, сознание постоянно меняется. Однако, так же, как и в случае погоды, может быть несколько лежащих за видимыми переменами тем или принципов, на которых основывается все разнообразие.

Что же такое осознание среди всего этого? Если это не синоним сознания, то что в него входит? Многое происходит, многое регистри­руется. Может быть осознание - это регистрирование? Акт регистри­рования? Или это то, что мы делаем? Действие делания? У нас могут быть длинные промежутки, которые кажутся свободными от регист­рирования, пустые мечтания, и все же, если внезапно спросят, мы можем оглянуться назад и вспомнить впечатление или действия, ко­торые, как нам кажется, мы не регистрировали в то время.

Делание - это очевидно не осознание, потому что многое из того, что мы делаем, даже сложные двигательные акты, даже значительная часть разговоров, - вполне автоматичны, выполняются на уровне органической деятельности, высоко интегриро­вание, но без сознания. Лунатизм редкий и драматический пример того, что происходит с каждым постоянно в менее драматической фор­ме.

Осознавание не находится ни в каком содержании или действии. Его суть - связанность любого содержания с любым другим из актуальной ситуации, в которой это происходит. Осознавание - одновременное делание и знание.

Пациент или друг может рассказывать вам, со значительным жа­ром о недавнем инциденте, в котором шеф что-то ему сделал. Он увлечен историей, в ней есть энергия. Вдруг он каким-то образом замечает свой пыл, с которым он пытается доказать вам, что он прав в этой ситуации. Мгновенно происходит расслабление - высвобождение его напряжения. Он может слегка улыбнуться, возникает момент смягчения, в этот момент он действительно разговаривает с вами. До этого, только что, он больше говорил вам, чем разговаривал с вами, слова не формировались прямо здесь, а были как бы заранее заготов­лены и воспроизводились, как из радиоприемника.

Осознавание - это не содержание того, что он в этот момент понял, это сам момент понимания, живой акт переживания "что - он - делает - когда - он - это - делает". Произошло мгновенное расширение поля его сознания, это не еще один факт в истории, который он рассказыва­ет, а факт контекстуального отношения истории к данной актуальной ситуации. Само содержание как таковое скоро потеряет свое особое качество осознания и останется просто фактом» процесс осознания может продолжаться, а может и нет.

Если этот особый процесс осознавания продолжается, он войдет более глубоко в настоящее время этой ситуации. История может быть ос­тавлена, и приятель может сказать что-то вроде: "Знаешь, твое мне­ние действительно для меня важно" - и это может быть следующим шагом в осознании, если для него в этом есть свойство живости и свежести, и новизны. Это может быть также и знакомым, заранее предположенным, утверждением ради манипуляции вами, и в этом случае его осознание, если оно есть, направлено куда-то еще, может, в оценивание того, насколько успешна его манипуляция.

Итак, что же такое осознание? Это мгновенное расширение, раздвигание границ того, что видится как соединенное и соотнесенное. Расширение перспективы - слова, близко передающие, на что похоже осознание, за исключением того момента, что перспектива обычно предполагает дистанцию, а осознание никогда не отдалено, оно всегда

в соприкосновении с тем, что в него входит.

Оно состоит в том, что больше элементов видится одновременно, причем видятся они как связанные, интегрированно. Всегда что-то из того, что видится как соединенное и связанное, присутствует здесь и теперь, как часть текущей ситуации. Поэтому в осознании всегда есть элемент новизны. Если человек говорит, что он обладает осознанием, таким же как предыдущее, вы можете быть уверены, что он говорит о чем -то другом. Содержание момента осознания может продолжаться, это может быть формулировка, осознанная в данный момент, но осоз­нание не продолжается отдельно в этой форме. Если качество осознава­ния продолжается, оно должно перетечь в какую-то другую форму.

Оно распознается по своему качеству, а не по содержанию. Содер­жание для осознавания - как раковина для моллюска, который выращи­вает ее как свой дом. Раковина может просуществовать столетия, и другие подобные моллюски будут роиться вокруг нес прямо сейчас, живые и благополучные. Но тот моллюск, который создал раковину, мертв. Вы можете многое узнать о нем, может быть, даже что-то важное, изучая оставленную им раковину, но вы никогда не узнаете его. Целые мешки инсайтов, которые люди таскают с собой, могут быть так же полезны, как раковины; мой опыт говорит мне, что они являются скорее препятствиями, чем путями к новому, свежему осоз­нанию. Вчерашний инсайт - сегодня прошлое, а завтра - сопротивле­ние.

Представьте себе рулон ткани из ниток разных цветов. Большинст­во нитей серые и неяркие, но есть одна полоска красного цвета, пробе­гающая через всю ткань. Иногда красная нить едва видна, окутана серыми, иногда она заметна и ярка. Она в любой момент где-то есть, хотя часто окружена и заслонена серым. Если ткань - это сознание, то переменчивая полоска красного цвета - это осознание, проходящее через него, вперемешку со всем остальным. Невозможно предсказать, где она будет, она уходит на задний план в одном месте, и внезапно вновь появляется в другой части ткани.

Осознавание обладает, так сказать, собственным умом. Это живое качество момента, не его содержание. Можно сравнить его еще с ру­чейком, где-то скачущим водопадом, где-то уходящим под землю, затем снова выбегающим на землю. Осознавание это вода, а не русло. Живость осознания может в некий момент быть в словах, в словесном содержании, в следующий момент осознавание уходит из них и перебра­сывается в заботу говорящего о том, что вы о нем думаете, которая может быть проблеснет в глазах, в этот момент живость осознания - во взгляде. Затем, возможно, переживается момент какого-то гнева, и осознавание переходит на напряжение каких-то мышц руки говоряще­го. По существу все, что делает гештальт-терапевт - следит за течени­ем этого качества, не обманываясь постоянными сдвижками содержа­ния и форм, в которых проявляется эта жизнь.

Осознавание, движущийся момент пересечения сознания с сейчас - существенная материя гештальт-терапии.

2.Континуум осознания

Основной гештальтистский прием изучения осознания - это конти­нуум осознания - натуралистический процесс простого наблюдения с абсолютным минимумом структуры или руководства. Это может быть практикуемо в одиночку или с другими, в качестве медитации, то есть как основной фокус внимания, или по ходу других дел. Инструкции просты: начинать предложение словами "Сейчас я сознаю...", и закан­чивать тем, что доминирует в сознавании в данный момент. Чтобы это было гештальтистским упражнением, нужно удерживать начало «Сейчас я сознаю..", хотя постепенно это начинает проговариваться коротко или во внутренней речи. Без этого предложения, которое удерживает настоящее в каждый момент, упражнение может перейти в свободные ассоциации или, как Фриц называл это, «свободные диссо­циации».

Если есть возможность, читатель может остановиться и проделать это упражнение в течение нескольких минут, с помощью магнитофо­на, и держать пленку под рукой к тому времени, как мы перейдем к обсуждению упражнения. Если вы делаете это, и если у вас возникают ощущения, что вы собираетесь остановиться, отметьте это, как осоз­нание, и продолжите еще немного.

Нет возможности выполнить это упражнение неверно, хотя некото­рые и стараются потерпеть неудачу изо всех сил. Некоторые люди характеристически привязаны к трудностям выполнить инструкции или преуспеть в выполнении задания. Я рад предупредить таких лю­дей, что им действительно придется трудно. Осознание "мне нечего сказать" или "я не сознаю ничего" так же хороши в качестве осознания для этого упражнения, как пик-переживание. " Мой ум пуст" - пре­красно, отметьте это и продолжайте. Как только люди прислушива­ются к пустому, многое проявляется из него, и оно становится бога­тым. Фриц любил говорить о плодородной пустоте, о «Ничто», из которого истекает осознание; это переживание может повторяться в этом упражнении.

Мы сразу же замечаем, что это редко - плавное течение. В нем есть паузы, колебания, неожиданные скачки. Мы можем пережить их в себе и можем слышать их, коща другие делают упражнения. Когда мы слушаем, как кто-то выполняет упражнение, мы можем услышать моменты, звучащие как выбор или решение сказать то или другое, хотя, если это и моменты выбора, о них редко сообщают именно как о таковых. Иногда поток течет очень плавно некоторое время, и мы можем догадаться, что человек наткнулся на уловку, облегчающую задачу вроде каталогизирования: сейчас я сознаю окно, дверь, стены, ковер... Можно продолжать автоматически и перечислять элементы выбранной категории, пока не надоест.

Уже давно, делая это в группе, мы заметили невероятные различия в широте и в типах опыта, или в областях опыта, на которых люди фокусируются. Одни почти целиком остаются при внешнем виде и цвете, другие в течение многих минут не касаются видимого материа­ла. Одни замечают в группе почти исключительно вещи, имеющие отношение к другим людям, другие рассказывают о том, что происхо­дит в них, и не замечают других людей. Те, кто начинают это упраж­нение в группах, часто изумляются тому, что слышат от других вещи, которые им самим никогда не пришли бы в голову, хотя когда кто-то об этом уже сказал, они могут подтвердить, что переживали такие же вещи.

Я уже отмечал, что когда вы выполняете это упражнение, вы, воз­можно, приходите к чувству "Теперь мне хочется остановиться", иногда деликатно представляемому "Мне пора остановиться" или "На­до дать возможность и другим". Если вы просто сообщаете об этом пару раз как о содержании осознания и продолжаете, - очень вероят­но, что появится что-то особенно интересное - нечто, что заставляет вас ерзать и чувствовать, что сейчас что-то будет. Как будто вы знае­те, что некоторое содержание, чуть более волнующее и неконтролиру­емое, чем обычные, ищет себе дорогу, и вы решаете, что, может быть, безопаснее остановиться прежде, чем оно появится.

Если вы внимательно наблюдаете кого-то, выполняющего это уп­ражнение, вы скоро начнете отмечать особенные качества поведения, сопровождающие моменты осознания - ерзание, интенсивность, свя­занность с реальной ситуацией. Вместе с тем, временами вы заметите, что человек говорит о чем-то без этого качества живости - вовлечен­ности, в иные моменты вы можете заметить, что эта вовлеченность относится к одной области, в то время, как человек говорит о другой. Я видел, как люди перечисляют свои осознания тусклыми, безжизнен­ными голосами, в то же время бросая быстрые взгляды на кого-нибудь в группе, показывая все признаки реальной вовлеченности, и лишь через несколько минут скажет с некоторым удивлением и вовлеченно­стью: "А сейчас я сознаю Мейбл..." - я думал, что он никогда этого не заметит!

Это наблюдение ведет к новым возможностям разговора об осозна­нии. Организм всегда фокусируется - то есть телесно внимает - тому и на том, что для него важно. Объекты фокусирования меняются по мере возникновения новых внутренних потребностей, их исчезнове­ния, смены и т.п. Когда я чувствую жажду, я буду искать что-то, что может ее утолить; когда жажда утолена (или если, наоборот, ясно, что такая возможность мне в ближайшее время не представится) то фокус может переместиться на что-либо другое. Фокус может сдвигаться, но всегда есть какая-то фокусировка. Осознание - это зона пересечения постоянно сдвигающегося фокуса внимания тела с сознанием.

3. Введение структуры в континуум осознания.

Когда мы натуралистически наблюдаем протекание осознания, это наблюдение может вмешиваться, ускорять или расширять сам про­цесс. Одной из форм вмешательства может быть отмечание внешним наблюдателем внешних указаний на возникающий фокус и предложение делающему упражнение включить это в осознание и посмот­реть, какое осознание возникнет. Это звучит просто, но это - суть Гештальт-терапии.

Пока же попробуем вмешиваться не так глубоко. Существуют оп­ределенные воспроизводящиеся полярности, альтернативные воз­можности в том, как осознание приходит или выражается. И можно многому научиться; обращая на это внимание. Каждая из этих полярностей, каждое из этих различений может быть основой простого уп­ражнения в осознании. Это формальные аспекты осознания, незави­симые от содержания, и их можно предложить человеку, осуществляющему континуум осознания, как структуру сообщений.

Первое различение " отмечать для каждого сообщения об осозна­вании, было ли оно выбранным или данным. Сообщая о каком -то опре­деленном содержании, имею ли я дополнительные чувства, что я мог сказать несколько вещей и из них выбрал эту одну, или она кажется прямо здесь присутствующей, данной, и только о ней я и могу сказать? Внезапный громкий звук посреди эксперимента обладает обычно этим качеством данности. Если читатель пробует выполнять упражнение по мере чтения, он может остановиться здесь и посвятить несколько минут выполнению континуума осознания под магнитофон, добавляя это различение. Люди сильно различаются в том, как они пережива­ют. Это различение "данного - выбранного" лишь отчасти связано с объективным качеством стимулов. Более полно мы рассмотрим его в пятой главе.

Два тесно связанных различения могут быть рассмотрены под об­щим названием оценки. Одна оценка - это различение приятного и неприятного. Это связано прежде всего с телом: пристальное внима­ние может дать возможность почувствовать приятное, как движение тела к стимулу, а неприятное - как отталкивание, отторжение. Вы­полняя континуум осознавания, просто добавляйте: "Сейчас я со­знаю...» и нахожу это приятным (или неприятным)" после каждого сообщения. Если добавить нечего (то есть такого рода оценка не воз­никает), - можно попробовать угадать или попробовать то или иное:

часто чувство начнет возникать.

Другого рода оценка, которая кажется исходящей, метафорически говоря, больше из головы, чем из тела - это суждение. Для исследова­ния такого рода оценки можно добавлять после каждого сообщения об осознании: "Я нахожу это хорошим (плохим)", точно так же пользу­ясь попыткой угадать, если оценка не возникает сразу. Когда то и другое некоторое время практиковалось независимо, может быть одновременно обескураживающим и завораживающим попробовать их вместе: "Я сознаю то-то и то-то, и нахожу это прият­ным и считаю дурным!"

Следующее различение лучше всего ввести на примере. Однажды во время группы, когда выполнялось основное упражнение на конти­нуум осознания, секретарша на высоких каблучках несколько раз проходила вверх и вниз по лесенке прямо рядом с комнатой, ще мы занимались. Каждый раз при этом говорящий отмечал: "Сейчас я сознаю, что кто-то проходит вверх (вниз) по лесенке...". Когда мы начали обсуждать упражнение, я показал участникам небольшую де­ревяшку и молоток; постукивая молотком по деревяшке, я мог воспро­изводить звук, очень похожий на стук каблучков по лесенке. В дейст­вительности я не делал этого во время упражнения, но ясно, что это могло бы быть в таком случае говорящий мог сказать о таком же сознавании.

Это яркая иллюстрация следующего различения - разделение "Я сознаю" на "Наблюдаю" и "Воображаю", т.е. представляю себе. "На­блюдаю" относится к чувственно данному в момент говорения, а "Представляю" - ко всему остальному: предположению, как в случае каблучков на лесенке, воспоминаниям и пр. Это наиболее яркое и, может быть, наиболее полезное из всех различий. Я советую людям практиковаться в этом, пока они не приобретут такого же искусства, как в вождении машины, то есть пока это не станет почти второй природой - осуществлять это различение, двигаясь по миру.

При этом мне предполагается, что в представлении или воображе­нии есть что-то плохое, хотя это одна из специфически человеческих функций, она придает жизни глубину и качество, источник творче­ских изменений во внешней реальности. Проблема возникает лишь

тогда, когда то, что могло бы быть, путается с реальностью - тем, что есть.

Вот пример применения этого различения. "Я сознаю, что ты мной недоволен",- превращается в: "Я вижу, что ты хмуришься. Я вообра­жаю, что ты недоволен". После некоторой практики и при некотором внимании это превращается дальше в "Я вижу, что губы у тебя кри­вятся и брови слегка морщатся. Я воображаю, что ты хмуришься. Я вижу, что твой взгляд направлен в мою сторону. Я воображаю, что ты смотришь на меня, и что твоя нахмуренность имеет ко мне какое-то отношение." Вполне возможно, что человек действительно хмурится и недоволен мною. Но важно понять, что такое восприятие - это нечто, созданное мной, верно оно или нет.

Таковы основные различения, с которыми я работаю. Возможны и другие. Например, я еще не изучил различения (хотя оно меня инте­ресует) существительного и глагола, который следует за "сейчас я сознаю": предпочтения могут быть интересными и значимыми.

Пользуясь этими средствами - натуралистическим следованием континууму осознания и структурированными различениями - мы можем начать исследовать то, что находится под поверхностью осоз­нания, не спекулируя по поводу причин потока осознания, а посредст­вом побуждения самого осознания двигаться глубже первого прибли­жения.

Универсальные процессы и осознавание: сравнение, намерение, оценка.

Три основных процесса более фундаментальны, чем осознание - это сравнение, намере­ние и определение.

1.Сравнение.

Однажды довольно продвинутая в осознавании женщина сказала: "Сейчас я сознаю, что Мери высокая, и ..." Я остановил ее и спросил: "Откуда вы знаете, что Мери высокая?" Постепенно прояснилось, что говорящая в какой-то момент быстро сравнила Мери с картиной сред­ней женщины, каким-то образом существующей в ее памяти. Сравне­ние было очень быстрым, совершенно неосознаваемым, хотя осознать его оказалось возможным, когда мы остановились и стали вниматель­но это прослеживать.

Хотя акт сравнения почти никогда не сообщается в качестве содер­жания сознания, и редко доступен осознанию без специального особо­го внимания. Акт сравнения воспринимаемого с некоторой представ­ляющейся альтернативой лежит в основе невероятного количества. содержания сознания. Существуют четыре основных вида формальных логических сравнений.

а) Сравнение, скрытые в кажущемся описании. "Я сознаю малень­кое дерево..." - хотя маленькое кажется описанием, оно содержит скрытое сравнение, подобное вышеописанному - высокая Мери. Де­рево, которое кажется маленьким среди секвой, может быть названо большим среди рощи саженцев. Это не является проблемой, когда речь идет о размере дерева, но когда делается утверждение, вроде "Моя жена всегда держит дом в чистоте" - возможны более серьезные последствия, и вопрос "по сравнению с кем" может быть полезным, чтобы выудить формальное сравнение, лежащее под этим описанием.

б) Другого рода формальное сравнение содержится в утверждениях об изменении или отсутствии изменения. "Я все еще испытываю..." или "Это, кажется, не изменилось..." основываются на формальном сравнении того, что есть, с некоторым представлением о том, что было - как правило, неполным и искаженным.

в) Оценки, предпочтения и выбор, основанный на формальных или творческих актах сравнения. Это становится очевидным в момент ре­флексии, но как акт редко переживается. Несколько лет назад я в своей машине ждал очереди у бензоколонки. Когда водитель передо мной получил шланг, служащий сказал, что бензин кончается, и сей­час они могут дать только минимальное количество до следующей колонки. До этого они. по-видимому, давали полные баки, так что я вышел из машины, чтобы выяснить, что случилось. Служащий объяс­нил, что бензин почти кончился, так что они решили давать из остав­шегося всем понемногу, а не отдать это все одному или двум. Я ворчал, получая свой минимум, и , ворча, выруливал на выезд, жалуясь на свою неудачливость и глядя на машины впереди меня, уезжавшие с полными баками. Затем я случайно поглядел назад, и увидел очередь машин, которым, по-видимому, вообще не достанется бензина. Тогда во мне поднялась волна благодарности по поводу моей удачливости, что мне хоть что-то досталось, так что я могу доехать до следующей бензоколонки.

Затем я осознал странность ситуации: вот я сижу с минимумом бензина в баке, количество его не меняется, а моя оценка - повезло мне или не повезло - скачет туда и сюда, буквально в зависимости от того, в какую сторону повернута моя голова. Оценка ситуации цели­ком зависела от сравнения, которое я делал.

г) Может, наиболее удивительным является понимание того, что большая часть так называемых чувств основана на формальных срав­нениях. В только что приведенном примере очевидно, что мои чувст­ва раздражения или облегчения были реакцией на оценку повезло-не повезло, которая, в свою очередь, основывалась на сравнении с теми, кто получил больше, или с теми, кто не получил ничего.

По существу, то же самое оказывается справедливым по отноше­нию к таким чувствам, как вина, обида, и т.п. Вина или самооправда­ние вытекает из моих сравнений того, что я сделал с представлением или образом моего идеального лучшего Я. То же относится и к обиде. Допустим, я услышал, что кто-то говорит обо мне гадости. Что я чувствую? Что я чувствую, зависит в меньшей степени от самого дейст­вия, нежели от того, кто это делает и в каком контексте.

Если речь идет о заклятом враге, я пожимаю плечами и говорю себе: "Чего же еще можно было ожидать?". Если это кто-то, кого я считал другом, я чувствую себя преданным и обиженным. Только сравнивая действие со списком того, что делают друзья, а что - враги, и чего не должны делать друзья, я могу почувствовать, что мне нанес­ли ущерб.

Исходя из подобных наблюдений, я пришел к точке зрения, что по

существу все негативные чувства и, кроме того, большинство пози­тивных основаны на сравнениях, осуществляемых без осознания. Из этого можно вывести ошеломляющие следствия для жизни и для тера­пии. Качество опыта в жизни меньше зависит от того, что с вами происходит, чем от того, с чем вы это сравниваете. Теперь я часто говорю пациентам, когда они рассказывают про свою жизнь и про то, что они чувствуют, что если они хотят чувствовать все время, что жизнь плоха, им достаточно регулярно сравнивать то, что есть, с чем-нибудь лучшим. Если же они хотят чувствовать, что жизнь хороша, достаточно сравнивать то, что. есть, с чем-нибудь худшим.

Другое следствие для терапии состоит в том, что если чувства уко­ренены в сравнивании, то мало смысла непосредственно работать с чувствами, результатами, поверхностными проявлениями. Вместо этого лучше проследить с осознаванием момент сравнения и сделать его открытым. Это приближает нас к представлению о просветлении, о чем речь будет позже.

Отрицание: "Я не чувствую..." также можно теперь вкратце рас­смотреть. Негативное осознавание: "Сейчас я сознаю, что я не чувствую гнева..." или "Я сознаю, что Мери здесь нет" можно понять, как неве­роятно сложный комплекс или смесь сопоставлений и оценок.

Шаги примерно таковы: (1) замечается наличие некоторого опыта-переживания; (2) оценивается, что некий другой опыт, другое пере­живание (например, гнев) был бы уместным или возможным в этой ситуации; (3) создание представления этого другого опыта; (4) припи­сывание значимости его отсутствию; (5) сообщение об его отсутствии. | В процессе человек часто забывает, что некий опыт (1) присутствует, и также не замечает, что для того, чтобы шаги (2) и (3) были осущест­влены, чтобы было создано представление гнева, нужно, чтобы при­сутствовал след этого гнева!

В английском языке есть также два небольших, но очень семанти­чески нагруженных слова: "Как ты себя чувству ешь?"" Да, пожалуй, ничего". Или "Куда идешь?" - "Да я, вот только, в магазин" - насколь­ко больше это говорит, чем "Все в порядке" и "Я иду в магазин". Чтобы проникнуть в это особое значение, нужно проделать все те шаги, кото­рые были описаны по поводу отрицания, затем все после 1 шага оста­вить в сторону и сообщить о том, что зафиксировано в 1 шаге, фор­мально подразумевая, но без осознания, все последующие шаги. Не удивительно, что в этих словах часто звучит оттенок неудобства.

2. Намерение

Подобно сравнению, но даже еще более тонко, намерение пронизы­вает весь процесс осознания. Оно настолько фундаментально, что я чуть было не напечатал его большими буквами, когда писал это мгно­вение назад, чтобы выразить мое намерение, показать его централь­ную роль. Я не осознавал этой цели, но мой левый пятый палец уже двигался к клавише больших букв. Когда я расширил свое осознание этого момента, понимание этой интенции появилось как часть полно­го осознания.

Намерение, цель - почти, но не совсем синоним, - это нить, которая связывает, соединяет поток осознания. То, каково содержание, проте­кание, направление, толчки - определяется намерением. Это то, за­чем я что-то делаю, не в смысле внешних причин или оснований, которые привносятся скорее, чтобы затемнить осознание намерений. Хотя слово "почему" обычно нелюбимо в гештальт-терапии, я при­знаю его, если намерение такого вопроса состоит в выяснении намере­ния.

Одно из упражнений, в которых удается поймать след этого трудно уловимого создания - намерения - упражнение с выбором: "дано или выбрано". Иногда можно заметить, что выбирается "а", чтобы избе­жать "б". В чем состоит намерение избегания "б"? Может быть ока­жется, что вы не хотите думать то-то и то -то по этому поводу. Это -первый проблеск того, что во второй части будет центральной темой в качестве создания имиджа. Хотя иногда здесь возникает опасность бесконечного регресса - "каково ваше намерение в выражении этого намерения?"

Практически следование за намерением кончается довольно быст­ро. Ясное и точное следование за намерением требует некоторой ис­кусности в осознании. Я редко предпринимаю слишком большие захо­ды в этом направлении с наивными пациентами, пока они не пройдут некоторое обучение. Вместе с тем, это способ тренировки осознания, может быть даже более фундаментальный, чем различение "наблюдаю-воображаю".

"Хочу" и "нуждаюсь" также часто появляются в повседневном осоз­нании. Они тесно связаны с намерением, но более поверхностны. "Хочу" основано на сравнении с представляемой ситуацией изобилия и основано на представлении об отсутствии. "Нуждаюсь" может отно­ситься к действительной потребности, но чаще - безответственный способ выражения "хочу". Если вам действительно что-то нужно для выживания, это, конечно же, у вас есть, так что перевод "мне нужно" будет "мне очень этого хочется и вы должны мне это дать!"

3. Определение (оценка).

Под определением или приписыванием я имею ввиду процесс обна­ружения, или точнее, - назначения источника или расположения со­держания сознания. Если я сознаю какое-то чувство, которое я решил на основе быстрого сравнения назвать гневом, следующий вопрос - где оно расположено или откуда оно проистекает? Это не такой легкий вопрос, и на него не так просто ответить, как кажется.

При некотором размышлении становится ясно, что гнев, который я чувствую - во мне, но возникает ли он реально во мне, или является резонансом, ответом на ваш? Хотя слово "проекция" используется во множестве смыслов и значений, я предпочитаю обозначить им непра­вильное определение: неправильное помещение в некоторый внешний источник чего-то, что лучше было бы рассматривать, как возникаю­щее во мне.

Когда люди говорят о проекциях, они, мне кажется, имеют в виду, что проецировать - значит помещать некоторые качества из себя в кого-то другого, то есть всякое обвинение автобиографично. Точнее сказать, что я вижу, слышу, чувствую некоторое качество скорее в другом, чем в себе - как я могу поместить его туда? На практике проекция означает повышенную чувствительность к качеству или те­ме, о которой идет речь.

Если я чувствую некоторую подавленность и оглядываюсь вокруг себя на лица других, которые, возможно представляют выражениеширокого диапазона человеческих чувств, я наверное замечу и отме­чу про себя, если не вслух, людей, чьи лица выражают подавленность. Если я зол, я замечу тех, кто этому соответствует. Это будет ощу­щаться как данное осознание, хотя в действительности оно - выбран­ное. Я переживаю подавленность или гнев, и затем приписываю ис­точник этого другим.

При этом, когда я оглядываюсь и говорю: "Что-то ты подавленно выглядишь", обычно это до некоторой степени, хоть чуточку верно, потому что именно так я выбрал материал своей проекции. Я не буду проецировать качество на того, кто не проявляет ни малейших его признаков (смотри заметку о Норберте), даже в крайних случаях это надо иметь в виду.

И еще одно наблюдение относительно проекции. Ясно, что я не могу проецировать чувство, если его у меня нет, но я думаю также, что я не могу воспринять чувство или качество, если во мне нет хотя бы следа его. Если я полон любви, я не могу видеть ненависть в других. Проекция и восприятие - две стороны одной монеты, неразде­лимые и проникающие друг в друга» так что иной раз, путаясь, я называю их «воспроекцией» и «проприятием».

"Побудь этим: проекция и игра в гештальт-терапии"

В этом разделе рассматриваются некоторые практические методы обна­ружения, переживания и изучения проекции. "Ты проецируешь" - частое замечание в терапевтических группах и группах личностного роста. В любом случае на это имеет смысл ответ "Конечно". Пере­живание собственного чувства или готовности к действию как свойст­ву чего-то или кого-то вовне вполне обычно. Хорошо это или плохо, но мы делаем это постоянно. Мера нездоровья в этом зависит лишь от упорства. Цель этого замечания - предложить использовать этот фун­даментальный человеческий процесс в работе вместо того, чтобы те­рять энергию, противодействуя ему или критикуя его; предложить пойти за ним в качестве упражнения, увеличивающего осознание и развивающего более живые чувства и восприятия. Это не новая тех­ника. Художники и артисты, в частности японские, использовали ее в течение веков. Я встречался с этой техникой в качестве салонной игры. В свое время вариации ее давал Фриц Перлз. Однако терапевту и руководители групп недооценивают ее простоту и широкие возможности. Я пользовался этим методом тысячи раз и хотел бы поделиться несколькими конкретными случаями и возможными вариациями.

В терапевтической или экспериментальной группе я обычно предлагаю это упражнение в паузе или перерыве, предлагая каждому оглядеться вокруг и выбрать объект, который привлечет его. Затем каждый в течение нескольких минут старается отождествиться со своим объек­том, то есть говорить нечто, как будто он и есть этот объект: описывать его, но говорить я. Когда я вижу, что большинство остановились (каж­дый делает это про себя), я предлагаю, чтобы каждый вернулся к упражнению, добавив еще одну-две вещи.

Часто момент остановки возникает как раз тогда, когда человек подбирается к чему-то особенно интересному. Почти всегда несколь­ко человек в группе оказываются сильно взволнованными тем, на что они набрели и делятся своими проекциями с группой. Удивительно сильные чувства и значительная вовлеченность развиваются этим уп­ражнением в течение одной-двух минут. Это может происходить даже при группе в несколько сотен человек, встретившихся в первый раз. Например, женщина, отождествившая себя со светильником на по­толке, поражается, слыша, как сама она говорит: "Я очень старомодна и обвешена бесполезными украшениями... Мне приходится выдержи­вать тяжелый груз... И никто мне не помогает. Ближайший светиль­ник далеко, и мне приходится нести мою часть нагрузки в одиночест­ве". Готовая разразиться слезами, она попросила позволения остановиться здесь, но спустя час смогла рассказать много важного, что с этим связано и много нового, понятного ей относительно ее жизненной ситуации.

Другая женщина, отождествив себя с ярко окрашенным куском сте­ны, разразилась слезами по поводу того, что она, как стена, недокра­шена наверху. Она нашла в себе мужество остаться с этим болезнен­ным ощущением и через несколько минут смогла радоваться факту, что эта недокрашенность давала ей возможность свободно расти и завершить себя своим путем. Человек, отождествивший себя с громко­говорителем, сказал, что хотя он много говорит, ничто из этого не исходит от него самого, он только передает то, что сказали другие.

Я всегда проделываю сам упражнение вместе с группой, часто с волнующими для себя результатами. Однажды мне не нравилась группа, с которой я работал, мне хотелось, чтобы меня не было здесь. Нечаянно я выбрал большой подсвечник, и из этого получились следу­ющие фразы: "Я красивый и крепкий, но сейчас во мне нет свечи, я пуст. Мое дело - давать свет, но сейчас я этого не делаю." Когда группа, и я вместе с ней, перестали смеяться, мне стало легче вернуться к работе без сожаления или недовольства.

Если читатель еще не остановился и не проделал это упражнение, я предлагаю ему сделать это. Однако группа создает своеобразный уси­ливающий эффект: видеть, что кому-то метод хорошо удался, кажет­ся полезным, чтобы продолжать самому. Трудно передать словами, насколько интенсивным и вовлекающим часто оказывается это уп­ражнение.

Часто, когда интенсивность снижается, можно возобновить поток энергии, продолжив какие-то манипуляции объектом или ситуацией. Одна женщина, работая с кастрюлей с крышкой, подчеркивала, как плотно и хорошо закрыта кастрюля. Я подошел и дотронулся до крыш­ки, собираясь поднять ее. В панике женщина бросилась ко мне и от­толкнула мою руку от крышки. На мгновение она действительно была кастрюлей, и она не могла допустить, чтобы с нее сняли крышку! Свернутый флажок может быть развернут, на стул можно сесть, лам­па может быть погашена или включена или, если есть возможность, свет может быть сделан более ярким или менее ярким, в то время как человек отождествляется с этим объектом, и из этого могут возник­нуть драматические изменения в чувствах и восприятиях.

Когда упражнение выполняется так, что люди один за другим рас­сказывают свои проекции, часто возникает эффект запаздывания: те, кто слишком долго ждет своей очереди, теряет спонтанность своего выбора. Тогда я часто предлагаю коробку с игрушками, и предлагаю тем, чья очередь подходит, выбрать фигурку и работать с ней. По­скольку они не видят фигурок до того, как придет их очередь осущест­вить выбор и начать работу, эффект пересказывания уже задуманного исчезает. В коробку может попасть все, что угодно. Мне часто прихо­дится пополнять коробку, потому что люди часто просят подарить им фигурку, которая оказалась особенно значимой.

Различия в реакциях в этом упражнении бесконечны. Моим люби­мым примером остается ворчливый самокритичный мужчина с игру­шечным бизоном. Внезапно, будучи бизоном, он стал сильным и бла­городным защитником своего стада. Остановившись на минутку, он заметил пластиковый накат на задней ноге и добавил: "Даже мой помет полезен, индейцы сушат его и используют, как топливо!" Жен­щина, работая с игрушечной гориллой, описывала, какая она сильная, пока не заметила легкую вмятину на спине, тогда она задохнулась от ужаса, проговорив: "Я ранена" и пустилась в интенсивные фантазии о смерти.

Последний пример показывает важное отличие этого метода от большинства техник, связанных с фантазиями и снами. Объект созда­ет определенное подталкивание к областям, которые могли не возник­нуть в чистой фантазии.

Когда один человек смотрит на другого, работающего со своим объектом, для него очевидно, что выбор того вполне адекватен, что воз­можности объекта бесконечны, и что тот опускает некоторые очевид­ные черты, выбирая нечто весьма особенное, что наблюдающему и в . голову не пришло бы заметить. Работающий же совершенно не созна­ет себя выбирающим, его ведет то, что воспринимается им как дейст­вительные объективные качества объекта. Он может сопротивляться проговариванию этого, если это его беспокоит или пугает, но он не видит выбора в видении этого. Субъективное переживание выполняю­щего эксперимент отождествления можно сравнить с аттракционом вроде санок для катания с гор: севши в них, вы проезжаете все поворо­ты, подъемы и спуски.

Часто, бросив взгляд на объект, человек больше уже на него не смотрит, а работает со своей фантазией объекта. Он смотрит в сторону или вообще закрывает глаза. Один человек, взяв игрушечный спор­тивный автомобиль, начал рассказывать, как он элегантен, какой он модный. Заметив, что он смотрит в пространство, говоря все это, я попросил его вернуться к простому описанию. Начав снова смотреть на свою игрушку, он был сильно удивлен, и начал грустно говорить о своих вмятинах и царапинах, задумываясь, не побывал ли он в ава­рии.

Когда человек начинает терять интерес к своему отождествлению, есть много способов обновить поток, часто вырастающих из того, как он говорил до этого. Я могу предложить ему сказать что-то группе от лица своего зверька или объекта, или достаю свою волшебную палоч­ку и позволяю ему сделать одно изменение к лучшему в его объекте. Если человек начинает ненавидеть свой объект, то есть себя, я предла­гаю ему выбрать другой объект и устраиваю диалог между ними.

Часто людей привлекает чужой выбор, они берут тот же объект и продолжают работу с ним. В некоторых случаях вся группа работает с одним и тем же объектом. Очень часто члены группы научаются не говорить, когда работает кто-то другой, понимая, что их восприятия, весьма значимые для них самих, могут быть лишь помехами для кого-то другого. В одной группе фраза: "Это твоя горилла, а не моя" - стала общеупотребимой формулировкой, призывающей не путать свой про­цесс с процессом другого.

Иногда после того, как члены группы поработали индивидуально, они начинают взаимодействовать друг с другом от лица их объектов-игрушек. Это может вести к шуточным, но очень продуктивным конфронтациям. Я был изумлен, как много теннисный мяч и скорпион имеют сказать друг другу. Иногда таким образом разрешаются за минуты долго тянувшиеся проблемы группы.

Одна жесткая, независимая женщина все время держалась в сторо­не, члены группы оставили надежду добиться общения с ней, указы­вая ей на это. Она выбрала игрушечный грузовик-тяжеловоз, и была очень довольна своей силой и способностью перевозить тяжелые гру­зы. Затем она заметила, что в кабине у нее есть место только для одного человека. Ее одиночество и горечь, вызванные этим восприя­тием, были столь трогательными, что несколько членов группы' от­крылись к ней, и ее отношения с группой сразу же переменились.

В другой раз два аллигатора 45 минут разговаривали о жизни в болоте. Одна женщина подчеркивала, сколь она сильна - другая, как это опасно: тогда были в моде ботинки из крокодиловой кожи. Отно­шение этих женщин к жизни и к себе прояснились больше, чем это было бы возможно в течение часов обычных разговоров.

Это лишь немногие из возможных примеров применения этого ме­тода в групповой работе. В других случаях нечто происходит спонтан­но - кажется нет предела групповому творчеству. Ведущему остается лишь следить за сохранением отождествления. Соскальзывание в мо­дальность "оно или это", может быть либо указано, либо, иногда, в гештальтистском духе, может быть воспринято, как знак того, что человек чувствует угрозу или потребность остановиться.

Эту технику несколько сложнее ввести в индивидуальной работе, но и здесь она может быть плодотворной. Одна ригидная женщина, имеющая опыт неудачного замужества однажды опоздала на пять ми­нут, что было на нее не похоже. Она увидела несколько тюленей, играющих у берега, и остановилась посмотреть. Когда она описывала их, я предложил ей говорить от их имени. Через минуту она расплака­лась, коснувшись долго прятавшейся, казалось бы, умершей части себя. Тюлени стали для нее началом терапии. Много раз впоследст­вии, когда она описывала тяжелые и тупиковые ситуации, мне доста­точно было спросить: "Что сделал бы тюлень в такой ситуации?", и она сразу же находила, как освободиться от собственных самоограниче­ний.

Неудивительно, что одним людям этот метод подходит больше, чем другим. Те, кому он нравится, часто начинают сами использовать его дома и в других местах как способ настроиться или выяснить, что с ними происходит. Так, одна хронически подавленная леди осознала, сколь часто она замечает лилию, выросшую из кучи компоста, рабо­тая в саду. Решив, что это хороший момент для упражнения отождест­вления, она начала: "Я, лилия, выросшая на куче мусора..." Чувство надежды и обновления, которое в ней возникло, создало реальное и устойчивое изменение в ее состоянии.

Я сам постоянно пользуюсь этой техникой, чтобы выяснить, что происходит, не для информации, а потому что прорывы осознания часто очень благотворны и богаты. В качестве побочного эффекта я обнаружил, что стал более чувствителен к природе и поэзии.

В данный момент у меня нет законченной теории относительно того, что происходит в этом процессе. В себе я замечаю, что когда эксперимент работает хорошо, возникает комплекс, развивающий энергию и вызывающий осознание и часто перед этим я испытываю беспокойство. Объект, воспринимаемый вовне, становится организу­ющим фокусом для комплекса чувств.

Я могу увидеть мое обескураживающее чувство мертвенности и бесплодности как ветку дерева, сломанную бурей, или я могу перене­сти свое чувство возрастающей фокусировки и обретения направле­ния на ведущего в стае гусей вдали. Как он, я всегда знаю, в каком направлении следует двигаться, и ничто не может сбить меня с пути. Чувство удовлетворения и облегчения, когда такой комплекс возни­кает в осознании, очень сильно, даже если сами чувства каким-то образом негативны. Я заметил, что если человек старается связать себя с объектом во время этой работы, эксперимент остается поверх­ностным. Чем больше я могу потерять себя в объекте, тем глубже я обнаруживаю себя в конце.

Кроме индивидуальных приобретений в осознании этот метод ведет к определенным качествам групповых взаимодействий и процессов. Группа, прошедшая несколько раз этот процесс, часто создает живой, метафорический внутренний язык ("Опять этот твой проклятый слон!"), выразительный и эффективный, так что даже те, которые казалось бы, сами не очень эффективно работают в этой технике, поддаются ее энергии. Обретая в себе дотоле дремавшие части себя, люди становятся более живыми и дифференцирование восприимчи­выми к другим, менее замкнутыми в своих социальных ролях. Даже жестко антагонистические супруги, слишком защищающиеся и испу­ганные, чтобы слышать друг друга в обычном разговоре, обнаруживают симпатию друг к другу, когда партнер глубоко погружается в про­екцию.

В некоторых группах, как упоминалось, обобщается опыт : "Это твоя горилла". Каким-то образом, когда человек работает интенсивно с гориллой, я как наблюдатель могу глубоко почувствовать, что он действительно видит то, о чем говорит, и что это действительно отли­чается от того, что говорю я, - он не просто описывает неправильным образом объективную реальность, которую я вижу так ясно. Мы дей­ствительно различны, и это ОН. Следствием такого понимания часто оказывается способность дать другому быть тем, что он есть. Боль­шинство из нас сохраняют за собой право судить других постоянно, когда они выражают себя, с точки зрения норм социального поведе­ния. Мы свободно позволяем себе говорить: "На самом деле ты име­ешь в виду..." или "Тебе следует..." Когда же человек глубоко вовле­чен в выражении себя в упражнении отождествления, было бы совершенно неуместным вторжением сказать: "Но в действительности этот объект..." или "Твоя горилла должна...". Приобретение в этой области способности дать другим быть собой часто обобщается и пере­носится в жизнь, как вообще способность давать людям быть самими собой в их уникальности.

Кроме того, для меня наибольшее воздействие этого упражнения на группу - просто общее ощущение возбуждения и игры, которые возни­кают. Понимание, что смех может быть глубоким, а глубина - весе­лой, что мы можем смеяться до слез и плакать до смеха на несколько минут, и при этом может возникнуть очень нужное и полезное знание. Все это поможет группе сдвинуться от тяжелой, ориентированной на проблемы настроенности к чему-то более богатому и полному. Тре­щина между учением и жизнью, очень частая как в жизни, так и в группах, начинает зарастать. В конце концов не так уж важно, что еще делает группа, если она может достичь этого.

Несколько экспериментов Гештальта.

Здесь мы рассмот­рим некоторые пути изучения и практики осознания и некоторые воз­можные результаты этого изучения и практики. В действительности вы знаете все, что я собираюсь сказать. Знание не суммируется, мы не добавляем кирпичи друг к другу и не ставим друг на друга блоки. Мы скорее все более глубоко и полно дифференцируем и проясняем отношения в пределах поня­тий, о которых мы уже имеем некоторое представление. Я собираюсь лишь напомнить вам некоторые вещи и кое-что акцентировать.

Это один из принципов, с которым гештальт-терапевты подходят к своим пациентам. Пациенты уже знают все, что им следует знать, имеют все, что им нужно. Они нуждаются лишь в некоторой помощи Для прояснения. Эта помощь, скорее всего, будет состоять совсем не в том, что обычно понимается под помощью, а в разрушении глубокого убеждения пациента, что он нуждается в помощи, и в демонстрации ему на его же собственном опыте, что он уже обладает тем, что ему нужно. Все наиболее важные иллюстрации будут взяты из вашей собственной жизни. Упражнения или эксперименты читатель должен сделать сам, записывая то, что у вас получится. Каждое упражнение - это, по существу, структура или позиция, в которую вы должны поместить себя, в которой вы имеете возможность пережить определенные состо­яния и обнаружить нечто новое относительно себя и гештальта.

1 эксперимент.

В качестве первого эксперимента зафиксируйте ту позу, в которой он вас застал. Сидите так, как вы сидите, не изменяя по возможности ничего. Обратите внимание на то, как именно вы сидите, где и как вы держите книгу, какое отношение к ней у вас уже сформировалось, каково ваше настроение в этот момент.

Когда вы будете полностью сознавать, что в этот момент происхо­дит, попробуйте сделать несколько обращений. Измените свою позу на противоположную. Представьте себе, что ваше настроение являет­ся также противоположным. Посмотрите, что будет при этом проис­ходить.

Научение чему-то, что вовлекает полностью весь организм и ведет к "знанию** в отличие от "знания о", лучше всего происходит посредст­вом делания чего-то, и получения обратной связи от мира, затем не­больших перемен, новых попыток, новой обратной связи и т.д.. Кто-то отметил, что сложная вещь, которой дети лучше всего научаются – это ходьба. Дело в том, что ходьбе обучают не люди, а сила тяжести, которая весьма надежна и точна в обратной связи.

Поскольку я не могу предоставить вам обратную связь по поводу того, как вы взаимодействуете с моими словами, я предлагаю вам несколько способов увеличения той обратной связи, которую вы мо­жете для себя создать.

1. Держите под рукой во время чтения тетрадь и делайте заметки по тем экспериментам, которые я предлагаю.

2. Каждый раз, когда вы не выполняете эксперимент в тот момент, когда вы до него дочитали, запишите суть вашего возражения против того, чтобы сделать его в этот момент.

3. Если вы не делаете ни первого ни второго, то обратите внимание на качество вашего чувства, которое создает в вас отказ, и переживите полностью это чувство.

4. Поработайте с кем-нибудь еще из тех, кто читает эту главу, получая обратную связь друг от друга.

5. Создайте какой-либо образ меня и поместите его на пустой стул рядом со своим столом. Каждый раз, когда у вас возникнет какое-либо соображение, в особенности, возражение, высказывайте его моему об­разу, затем меняйтесь с ним стулом и отвечайте, как будто бы вы - это я. Прилагайте максимум усилий к тому, чтобы догадаться, что бы я сказал. Для наилучших результатов продолжайте каждый диалог, как минимум, до трех реплик каждой из сторон.

Вы можете, если вам нравится, посчитать это предложение смеш­ным, тем не менее я рекомендую его серьезно. Если в какой-то момент вам придет в голову использовать мой образ для втыкания иголок, не забудьте потом поменяться с ним местами и ответить за меня.

В целом не верьте ничему в этой главе, пока не проверите на своем собственном опыте. Экспериментируйте с идеями и формулировка­ми, еще лучше играйте с ними. Пока вы не сделаете этого, они не станут вашими. Я получил ученую степень и годами рассказывал в лекции о проекции, но не понял, что это такое, пока Фриц Перлз не провел меня через эксперименты, в которых я мог почувствовать это всем своим существом на своей шкуре. До этого я знал о проекции, а после этого я "восчувдумделал" то, что я знал. Вместе с тем не спешите отбрасывать понятия, если они не начинают немедленно соответство­вать вашим сегодняшним представлениям. Дайте этим идеям честный шанс: испытайте их в разных контекстах и в разное время.

Я всю жизнь проучился в школе, думая про себя свое "но", и больше обращая внимание на критику, исключения и ошибки, чем стараясь открыто искать нового более широкого значения. Посмотрите, нет ли в вас самих такой установки и дайте, по меньшей мере, такое же время другой, более открытой и естественной. Помните, что то, что кажется правильным, может казаться таким только в силу длительной при­вычки, Человек, привыкший сутулиться, чувствует себя как-то не так, если выпрямляется. Испытайте эти идеи в течение достаточно длительного времени, чтобы они смогли составить конкуренцию при­вычному и знакомому.

В качестве начала для рассмотрения Гештальта выберем простую точку зрения. В каждый момент каждый человек вовлечен в множест­во энергетических процессов: движений, ощущений и пониманий. Мышцы человека всегда находятся в тонусе. Это происходит даже в покое. На уровне физической энергии всегда что-то происходит. В то же время, если только не затрагивать состояние сна или потери созна­ния, что-то всегда происходит в сознании человека, он что-то осознает каким-нибудь видом сознания. Этот процесс гораздо труднее опреде­лить или заметить, но это происходит все время.

С точки зрения Гештальта психическое здоровье состоит в тесной связи этих двух процессов: физического и умственного. Когда осозна­ние-замечание конгруэнтно или соответствует протеканию энергети­ческого процесса, человек психически здоров, даже если он испытыва­ет боль. Психическое нездоровье состоит в отсутствии этого соответствия, то есть в том, что важные энергетические процессы вы­падают из сознания и не замечаются человеком.

Здесь необходимо некоторое уточнение. Нет нужды, чтобы созна­ние следовало за каждым энергетическим проявлением, если нет пре­пятствий его следованию. Например, если человек в течение двадцати лет играет на рояле буги-вуги, он почти совершенно не сознает, что делает его левая рука, когда он играет пьесу. Если только вообще его внимание привязано к тому, что он играет, то оно следует за правой рукой. Более вероятно, что он с кем-то болтает, пока его руки играют то, что нужно, или он флиртует с официанткой. Однако, если что-то вдет не так, например, запала клавиша, нет никаких препятствий к тому, чтобы его сознание быстро и полностью перешло к процессу игры.

В ситуации терапии может возникнуть момент, когда мужчина го­ворит: "Да, сэр, я прекрасно уживаюсь с женой, я действительно люб­лю ее". В то же время его правый кулак ударяет левую ладонь с большой силой. Это может быть просто подчеркивающим слова жес­том, но может быть чем-нибудь другим, и гештальтист привлечет внимание человека и предложит посмотреть, что за осознание придет вместе с этим жестом и нет ли какой-нибудь враждебности или страха, сопровождающих слова о любви.

2 эксперимент.

В идеальном случае; этот эксперимент лучше проводить с одним или двумя друзьями, читающими эту книгу, или с магнитофоном. Рабо­тая, когда другие просто наблюдают или когда магнитофон включен на запись, начните просто отмечать все, что вы осознаете. Начинайте каждую фразу словами: "Сейчас я осознаю...", и заканчивайте ее тем, что более заметно в осознании в текущий момент. Если это что-то такое, что вы не хотели бы говорить вслух, так и скажите: "Сейчас я осознаю свою цензуру". Гораздо лучше подвергать осознание цензу­ре, чем блокировать его. Чувствуйте себя свободным цензором и де­лайте это столько, сколько хотите. Если в течение некоторого времени не появится желание цензуры чего-либо, то вы или лжете, или блоки­руете сознание , или вы не обнаруженный до сих пор святой.

В какой-то момент вы почувствуете желание остановиться и пере­дать очередь кому-нибудь другому. Первые два раза просто отметьте это как очередное осознание и продолжайте. В третий раз останови­тесь и дайте проэкспериментировать другому. Когда каждый продела­ет это один-два раза, посвятите некоторое время обсуждению или прослушиванию записи. То, что вы заметите и спонтанно выделите для себя, важнее для вас и для вашего понимания Гештальта, чем аспект эксперимента, на который я собираюсь обратить ваше внима­ние, сколько бы существенны мои замечания не были.

Очень возможно, что наблюдая друг друга во время эксперимента, вы заметите определенный способ поведения, иногда довольно интен­сивного, который не отмечается в осознании выполняющего экспери­мент. Во многих случаях то, о чем не сообщается, просто оказывается пропущенным из-за отбора. Если спросить человека об определенном поведении в то время, когда оно существует, то он отметит, что вполне осознает его. Но может быть и такое поведение, которое явно не осознается. Может быть и такое поведение, которое не осознается полностью и не выпадает из осознания полностью. Если спросить об этом поведении, то человек может, например, сказать: "Да, я, навер­ное, улыбался. Я не замечал этого в тот момент, но, конечно же, так и было".

Почти каждый человек часто пропускает некоторые очевидные энергетические проявления, а определенные процессы выпадают сис­тематически. В процессе гештальтистской работы мы часто обнаруживаем, что если указать на какое-то энергетическое проявление, а пациент заметит его и сфокусируется на нем, то это обычно вызывает взрыв чувств и мгновенное расширение сознания, а также чувство удовольствия и высвобождения энергии. Как будто существовали препятствия к возможности осознавать некоторые процессы, а теперь их нет. Чем больше таких препятствий, тем больше энергии человека связано в этих процессах и находится вне сознания. Иногда энергия находится и в самих препятствиях, которые мешают осознанию и тем меньше энергии остается для плавного пластичного и эффективного проживания жизни.

3 эксперимент.

Примите удобное положение в одиночестве или с одним-двумя друзьями, читающими эту главу. Обратите внимание на то, чтобы ваша голова ни на что не опиралась. Закройте глаза и начните ощу­щать свое лицо как бы изнутри - просто замечайте, что с ним происхо­дит. Постепенно, после того, как вы заметили какое-либо напряже­ние, усильте его в том месте, где вы его обнаружили. Делайте это, даже если вашему лицу это становится неудобно и оно превращается в гримасу.

Делая это, заметьте, не напрягается ли какая-нибудь часть тела. Отметьте, не приходят ли в голову какие-нибудь мысли, образы, вос­поминания. Заметьте, что происходит, когда вы напрягаете до преде­ла то, что обнаружили, но с закрытыми глазами. Уделите особое вни­мание возникающим чувствам.

Часто выражение лица отражает вполне определенную эмоцию. Если эмоция понятна, посмотрите, не появился ли некий фокус или объект этой эмоции. Это может произойти, а может и не произойти. Посмотрите, не возникнут ли специфические воспоминания о каком-нибудь времени или месте. Важно не форсировать этот процесс. Просто будьте открыты к воз­можности всего происходящего и отмечайте, когда оно происходит. Если, например, вы начинает осознавать гнев, не уходите из этого переживания, задавая вопрос: "Чего это я сержусь?*', - а просто оста­вайтесь в нем. Пусть чувство гнева продолжается, дайте прийти вме­сте с ним и другим образам, а не отходите в сторону, спрашивая "поче­му?".

Запишите или расскажите, что произошло с вами. Если вы расте­рялись при выполнении этого эксперимента, попробуйте еще раз. Ча­сто нужно несколько попыток, прежде чем люди научаются делать это. В этом эксперименте может возникнуть много различных вещей. Часто люди переживают эмоции к чему-то и это то, что они давно носили с собой не замечая. Это может быть воспоминание большой давности, но чаще это что-то более близкое по времени.

На лице расположено много мышц, хорошо снабженных нервными окончаниями. Лицу доступно огромное количество различных тонких выражений. Лицо гораздо более важно в общении, чем обычно дума­ют, причем не только в общении с другими, но и в общении с самим собой. Тонкость и разнообразие переживаний основаны на обратной связи центральной нервной системы с мышцами лица.

Каждое сообщение об осознавании в одном из экспериментов или вообще в жизни, может рассматриваться с точки зрения того, насколь­ко это прямой опыт, а насколько представление об опыте. Если вы записывали на магнитофон вашу первую попытку проде­лать упражнение по осознанию, то прослушайте эту запись. Если нет, то повторите эксперимент и отметьте каким-либо образом то, о чем вы говорите, перенося фокус своего внимания от момента к моменту.

Отметьте, что осознание, о котором говорили вы или говорят другие люди, существенно отличается по ощущениям от осознания в прямом опыте. Например, если человек во время эксперимента говорит: "Я осознаю возникающую тревогу", - мы в действительности не знаем, каков его реальный опыт. Если мы спросим, не мог бы он более точно описать свои ощущения, то кто-то может сказать: "Я чувствую неко­торое напряжение в горле, и у меня слегка потеют руки", а другой скажет: "Я чувствую тяжесть внизу живота, и у меня напряглись но­ги".

Говоря о тревожности, люди основываются на совершенно различ­ных комплексах сенсорных переживаний. Кто-то еще, сообщая о сво­ем осознании, может начать говорить весьма поэтично: "Это похоже на вихрь, бушующий в голове" или "Я чувствую себя так, будто бы мой лучший друг внезапно появился передо мной". Такого рода сравнения что-то передают, но могут также использоваться как препятствия к полному переживанию опыта. Говорящие могут так использовать свое воображение, что вызовут в слушателях чувства, которые они сами не испытывают.

В эксперименте со своим лицом вы могли заметить, что осознание, начинающееся весьма смутно и обобщенно, становиться все более точ­ным и четко локализованным в определенных мышцах лица. В то же время связанная с этим эмоция становится яснее. Представление "Я чувствую тревогу" - это довольно сложное заключение, основанное на живаем, что если указать на какое-то энергетическое проявление, а пациент заметит его и сфокусируется на нем, то это обычно вызывает взрыв чувств и мгновенное расширение сознания, а также чувство удовольствия и высвобождения энергии. Как будто существовали препятствия к возможности осознавать некоторые процессы, а теперь их нет. Чем больше таких препятствий, тем больше энергии человека связано в этих процессах и находится вне сознания. Иногда энергия находится и в самих препятствиях, которые мешают осознанию и тем меньше энергии остается для плавного пластичного и эффективного проживания жизни.

4 эксперимент.

Повторите первоначальный эксперимент на осознание, но с одним отличием. Говоря о своем осознании, используйте слово "замечаю" или "наблюдаю" вместо "осознаю". Делайте это, когда вам ясно, что осознаваемое действительно присутствует в ощущении в данный мо­мент. Когда ясно, что осознание, о котором вы говорите, просто пред­ставление или воспоминание, или фантазия,- воспользуйтесь словами "представляю себе". Если вы сомневаетесь по поводу того, что это такое, или, если это кажется смесью того и другого, используйте пер­воначальное слово "осознаю". Например, в первоначальном экспери­менте вы могли сказать: "Сейчас я осознаю, что я несколько надоел Джону". В новом варианте вы можете сказать: "Я замечаю, что Джон зевает и смотрит вниз. Я представляю себе, что я ему, наверное, надоел".

Практикуйтесь в этом, пока не станете сравнительно легко и быст­ро отличать, действительно ли вы замечаете что-то, или воображаете, то есть представляете себе. В этом могут быть свои тонкости. Если человек, который только что сидел с вами в комнате, встает и направ­ляется к двери в кухню, а через 30 секунд вы говорите: "Сейчас я осознаю, что Джон пошел на кухню", - то это, скорее всего не осозна­ние, а память, и слова "представляю себе" были бы более точными, потому что в этот момент он уже на кухне, а не идет на кухню. То, что он идет, существует только в вашем воображении. Продолжайте наблюдать в жизни реальный опыт и концептуализа­цию в себе и других. Когда различение станет более ясным, обратите внимание на то, как это различие действует на ваше ощущение в жизни - то есть на ощущение себя живым - и на ваше общение с другими. Различите, когда вы имеете дело преимущественно с пред­ставлениями, а когда - с прямым опытом.

Есть несколько показателей отвлечения от чистых переживаний. Один из них - это любого рода обобщения. Как только люди начинают говорить о том, что они обычно переживают "часто, когда ...", мы знаем, что они не имеют в виду конкретного опыта, а говорят о поня­тиях или обобщениях, и в этой ситуации может произойти лишь не­многое. Это будет так, пока они остаются на этом уровне. Решающим является то, перейдут ли они к тому, что актуально происходит, то есть к актуальному опыту определенной ситуации, или нет.

Любое обращение ко времени - другой показатель возможного ук­лонения от полного переживания. Например, обращение к будущему событию почти неизбежно означает, что говорящий не перейдет к конкретности. Можно быть очень конкретным относительно прошлого события, но это лучше всего происходит, когда мы просим человека оживить это прошлое событие, говоря о нем в настоящем, а не остав­ляя его в прошлом посредством использования прошедшего времени.

Переживание может быть осуществлено только сейчас, в то время как представления растянуты во времени. Так что если человек хочет быть открытым, хотя бы в возможности переживания, он должен быть в настоящем. Говоря о прошлом событии, он должен воспроизводить его так, как будто оно происходит сейчас.

Еще более тонкий показатель - это все, что указывает на сравнение опыта говорящего с чьим-нибудь чужим. В момент сравнения внима­ние человека не может быть полностью сосредоточено на его опыте. Некоторая часть внимания уделяется тому, с чем опыт сравнивается, а еще часть - самому сравнению. Если человек говорит: "Я все еще сознаю ..." , - мы знаем, что имеем дело со смесью манипулирования представлениями и опыта. Чтобы сказать "все еще", человек должен сравнивать то, что он делает сейчас, с чем-то, что было раньше или с чем-то ожидаемым. Сравнение и ожидание - это проявление концеп­туализации.

Нет ничего плохого в сравнении. Это означает лишь, что мы до некоторой степени отстранились от опыта, который в настоящее вре­мя является материалом для сравнения. Мы интерпретируем опыт или часть его, как объект отдельный от нас, который можно сравнить с другим объектом, также отделенным от нас. Если в момент сравнения мы полностью ощущаем сравнение - мы переживаем его. Но если, например, мы сравниваем степень волнения, которое переживаем сейчас, с тем волнением, которое присутствует обычно, - мы не пере­живаем волнение полностью. Нам остается пережить только акт срав­нения.

В качестве практического теста меры переживания и меры концеп­туализации в отчете об осознании многие гештальтисты используют возможность локализовать нечто в теле. Если человек говорит: "Я чувствую себя сердитым", - гештальтист может сказать: "Где вы пере­живаете это чувство?" Если человек не может найти места для этого ощущения в своем теле, то он, скорее всего, имеет дело с представле­нием. Человек не сердит в настоящий момент, а имеет лишь смутное воспоминание о том, как он обычно сердится. Если человек может найти локализацию ощущения в теле, то гештальтист может работать с темой, предлагая пациенту сфокусироваться и все более точно и ясно распознавать, что именно переживается.

У каждого человека есть много степеней злости и сердитости, а также смеси рассерженности с чем-то еще. В данный момент гешталь­тист интересуется именно конкретной смесью, а не гневом вообще. Основной гештальтистский принцип состоит в том, что корень знания и понимания значения любого опыта состоит в переживании его, а не в отстранении и задавании вопросов "почему" и поисках причины и следствия.

Когда я задаюсь вопросом, почему же у меня болит голова или почему я так зол на кого-то - я отхожу от опыта. Опыт стал этим воспоминанием, чем-то, что уже произошло. Я нахожусь где-то в дру­гом месте, рассматривая связи состояния с остальным миром. Опыт заморожен и неизменяем. Это воспоминание или представление о том, что когда-то было опытом. В этой позиции нет ничего нового и ничто не может из нее возникнуть. Я фиксирован в мире объективного опыта. Использование местоимения "это" в обозначении ситуации -также указатель, что говорящий отдален от полного переживания и находится на уровне представления.

Путь к знанию заключается в том, чтобы оставаться с опытом. Если у меня болит голова, я просто локализую и переживаю боль так полно, как только возможно. Если я сердит, то остаюсь в переживании своей рассерженности, фокусируясь на том, на ком фокусируется мой гнев.

Из этого опыта, если я остаюсь с ним, возникает мера значения, которая необходима в данной ситуации и вся необходимая дальнейшая информация. Если я сердит и не знаю почему, я просто остаюсь с опытом и углубляю его, двигаясь к нему все больше и больше, уходя все дальше и дальше от концептуализации. В результате внезапно может появиться образ того, на кого я сердит. Если я уже знаю на кого я сердит, но не знаю повода и буду продолжать фокусировать мой гнев, то рано или поздно повод проявится. Все, что мне нужно знать, будет внезапно проявлено при углублении опыта.

При этом процесс выявления ощущения и повода, вызвавшего его, вызывает увеличение жизненности. В этом процессе я , по крайней мере, нахожусь так близко к своему опыту, как это возможно. Дейст­вует именно это нахождение рядом, а не вопрос "почему". Я не хочу сказать, что в концептуальном мышлении есть что-то неправильное. Значительная часть общения, в особенности научного, нуждается в нем. Когда цель состоит в том, чтобы сравнивать, классифицировать, понимать в научном смысле слова, естественно пользоваться поняти­ями. Коща же цель в радости, полном знании и контакте, целесооб­разно обращаться к полному опыту. Говоря словами Мартина Бубера, понятие - словарь отношений Я - ОНО. Опыт же - словарь отношений Я - ТЫ, будь то с объектами или с людьми. Этот принцип настолько прост, что трудно представить себе, что это - основа всей гештальт-терапии. Все дальнейшее может рассматриваться как расширение этой основной темы.

5 эксперимент.

Оглядитесь в комнате, в которой вы сейчас находитесь и выберите какой-нибудь объект. Лучше, если объект выберет вас, то есть что-то бросится вам в глаза. Начинайте описывать этот объект с одним изме­нением. Все время говорите о нем, как о себе. Если вы выбрали книж­ный шкаф, говорите: "Я - книжный шкаф, Я стою у стены". Поместите на некоторое время свой центр осознания в этот объект. Вы - этот объект, переживающий и воспринимающий вселенную в такой пози­ции.

Когда вы почувствуете, что иссякли, что сказали все, что можно было сказать, постарайтесь заново войти в объект и сказать еще две-три фразы. Теперь проговорите несколько предложений, начиная их словами: "Я, конечно, не ...". Проделайте это, оставаясь в позиции выбранного объекта.

Часто оказывается, что некоторые из фраз, которые произносятся вами, содержат в себе импульс чувства или производят на вас какое-то действие. Выберите две-три такие фразы, вернитесь к объекту и про­следите эти темы чуть глубже. Например, если в качестве книжного шкафа говорить, что стоите прислонившись к стене, вернитесь в ощу­щение опоры на стену и проследите за ним, оставаясь книжным шка­фом, и оставайтесь в нем настолько долго, насколько вам это удастся. Часто некоторые из таких фраз или тем, в которые вы входите, оказы­ваются спонтанно связаны с вашей жизнью. Если нет - тоже хорошо.

В качестве еще одного варианта вернитесь опять в свой объект и позвольте себе сделать одно изменение любого рода. Представьте се­бе, что изменение может быть сделано в вас, как в объекте, и почувст­вуйте, что с этим для вас связано. Если проделывая этот эксперимент, вы почувствуете тенденцию использовать слово "Это" вместо "Я", от­метьте эту тенденцию. Такой способ говорения отдаляет вас от экспе­римента и уменьшает вероятность того, что из него выйдет что-нибудь интересное.

Попробуйте проделывать этот эксперимент несколько раз в тече­ние следующих дней, как только какой-нибудь объект обращает на себя ваше внимание. Исследуйте, что он имеет вам сказать - точнее, что вы имеете себе сказать через него.

Процесс, в который вы вовлекаетесь в этом эксперименте, называ­ется проекцией или идентификацией. В каждый момент вашей жизни есть возможность для этого эксперимента. Каждый беглый взгляд на объект, если его развернуть, может привести к вещам, какие выявля­ются в этом эксперименте.

У опыта есть тенденция изменяться, как только я вхожу в него. Только понятие может длиться неопределенно долго. Опыт всегда по­движен, текуч. Как только я реально переживаю опыт, нечто происхо­дит и опыт меняется. Часто, если я нахожусь в состоянии защиты или малейшей тревоги, ближайший фокус осознания переносит опыт скачком в какую-то совершенно иную область. Например, если я сфо­кусировался на каком-то человеке, внезапно центром осознания ста­новится какая-то часть моего тела. Или, может быть, я разговариваю с человеком и внезапно в какой-то части моего тела появляется напря­жение, или мой взгляд привлекает какой-то объект в комнате, так что впору делать основное упражнение на осознание.

Следующий принцип Гештальта, вытекающий из этого – следует всегда оставаться с доминирующим фокусом осознания. В классическом представлении об образовании фигуры-фона мы остаемся с образую­щейся фигурой. В вербальных формах взаимодействия есть искуше­ние оставаться с мнимым содержанием, с тем, что, как мы говорим, является предметом разговора с нашими понятиями и словами. Фак­тически, пока мы проговариваем слова, центр нашего осознания блуждает вокруг, иногда соединяясь со словами, иногда перескакивая на тело или на восприятие чего то еще во внешнем мире.

Одна из наиболее сильных сторон Гештальт-терапии состоит в го­товности и способности гештальтиста следовать за фокусом энергии, куда бы он ни двигался, не будучи пойманным словами. Для невнима­тельного наблюдателя работы с пациентом может показаться, что те­рапевт не обращает внимания на слова, перебивает, меняет тему. Од­нако, к концу работы, если она успешна, человек испытывает значительное чувство облегчения и интеграции. Он обнаруживает, что он все время был в фокусе внимания терапевта. Придерживаясь ведущего осознания, я, фактически, прислушиваюсь к организму в целом, а не только к части его, которая произносит слова.

Очень часто, когда фокус осознания сдвигается, он движется между импульсом продолжения работы над тем, с чего человек начал, и со­противлением этому. Как раз здесь подвижность и гибкость терапевта особенно полезна. Если, например, человек работает со сном и вне­запно как бы отходит, смотрит в сторону и голос его бледнеет, возмож­но, что происходящее это внезапная вспышка тревожности или сопро­тивления.

Нежелание продолжать возникает в этот момент как доминирую­щая фигура. Проход через это нежелание возможен, но почти навер­няка после этого у человека будет меньше свободной энергии. Геш-тальтист пойдет сразу же вместе с сопротивлением, позволит ему превратиться в сознательное, принимаемое осознанием, обратит вни­мание на жест ухода и взгляда в сторону. Человек проживает более явно и полнее осознает то, что он делает. Если сопротивление очень сильно, человек может действительно захотеть остановиться в этой точке, что совершенно "0'кей". Если у него нет больше свободной энергии, то он прекращает процесс вместо того, чтобы продолжать то, против чего протестует весь организм. Более вероятно, что когда чело­век полностью переживет сопротивление, его энергия иссякнет, и он сможет вернуться к первоначальной теме с большей способностью фокусироваться и продвигаться.

Очень часто смена фокуса осознания происходит в противополож­ностях. То есть, пережив полностью некоторый аспект происходяще­го, человек скорее перейдет к противоположному, чем к чему-то, не имеющему отношения к пережитому. Большая часть незаконченных дел, которые люди несут с собой, существуют в виде полярностей. Эти полярности существуют одновременно, продолжая внутренний спор. Часто эти споры ведутся обвиняющим критическим голосом долженствования - я должен, я обязан, которые Фриц Перлз назвал "собакой сверху" и протестующим голосом лени - я не могу, я не хочу, который он назвал "собакой снизу".

6 эксперимент.

Повторите несколько раз вариант первого эксперимента ориенти­рованного на обращение. Представьте себе или претворитесь, что де­ла обстоят не так, как они обстоят, а наоборот. Сделайте (что бы это ни значило для вас) так, чтобы ваше чувство в определенной ситуации стало бы полностью противоположным. Побудьте с этим достаточно долго, чтобы посмотреть, что из этого получится.

Большинство конфликтов появляется в форме поляризованных по­зиций типа "я должен выполнять домашнее задание" и "мне этого не хочется". Гештальт-подход состоит в том, чтобы продвигаться от одно­го к другому, переживая ощущения каждой стороны так полно, как это возможно. Это делается вместо того, чтобы сидеть в напряженном, неудобном и смешном амбивалентном положении. Переход на каж­дую из сторон и полное переживание каждой стороны часто дает воз­можность осуществить новый синтез, который с большим удобством включает большую часть вас.

Есть еще один принцип Гештальта, который следует из вышеска­занного. Если действительно пребывание с опытом - лучший способ использовать его наиболее плодотворно и пережить его наиболее по­лно, то почему бы не попробовать в качестве произвольной техники использовать преувеличение для ускорения процесса полного пере­живания. Разумеется, первые попытки преувеличения состояния мо­гут быть искусственными, но часто они довольно быстро переходят в подлинный опыт.

Если человек жалуется на головную боль, то мы знаем, что он каким-то образом создает эту головную боль, но не знаем, каким именно. Мы просим человека увеличить ее, то есть сесть так, как для этого нужно, или думать о том, о чем нужно думать, или смотреть туда, куда для этого нужно. В общем, делать то, что пациент найдет нужным делать, чтобы усилить боль. Вместо того, чтобы пассивно наблюдать и ждать действий пациента, мы вмешиваемся и пробуем сделать боль сильнее. Часто человек может сделать это довольно быс­тро. Когда он демонстрирует способность изменять боль в одном на­правлении, он обычно спонтанно находит способность двигать ее и в другом, то есть заставить ее исчезнуть в большей или меньшей степе­ни. Если человек говорит о некотором раздражении, мы предлагаем ему притвориться серьезно раздраженным и раздосадованным. Если потенциал существует - он проявится.

Далее. Большинство конфликтов или напряжений существует че­рез полярности, и человек в данный момент проявляет одну из сторон. Произвольное обращение часто вводит полярность в непосредствен­ное осознание. Если человек говорит о том, что кто-то сводит его с ума, то можно быть почти уверенным, что существует довольно силь­ное притяжение к тому человеку, иначе гнев не был бы столь силь­ным. Человек не будет терять время на злость в отношении людей совершенно для него не важных. То есть помимо состояния гнева определенно существует какое-то позитивное чувство. Хорошим при­емом может быть притворство на одну-две минуты, что эти позитив­ные чувства существуют и высказать одно-два предложения с позиции этих чувств.

Техники преувеличения и обращения вместе называются "тяни-толкаем". Они являются основными в гештальт-подходе. Их дейст­венность легко понять благодаря воспоминанию о способе сдвигания застрявшего автомобиля. Вы не тянете его в одну сторону, а скорее раскачиваете вперед и назад. Последний сильный толчок вперед мо­жет оказаться самым решающим. Человек, завязший в конфликте, или в двойственных чувствах, часто с помощью тяни-толкая может быть перемещен на новое место.

Мы уже намекали на гештальтистскую теорию измене­ния. Настало время выразить ее более четко. С точки зрения Гештальта все, что необходимо для изменения, это просто ситуация, в которой человек переживает то, что есть в наличии. В момент полно­го переживания изменение происходит мгновенно, спонтанно и неиз­бежно. Как только я осознаю процесс, просящийся в осознание, ситу­ация проясняется и я перехожу к тому, что стоит на очереди. Это может быть не тем, что я предполагаю и что я хотел бы изменить. Это движение всегда происходит в направлении большего равновесия и всегда сопровождается освобождением некоторого количества энер­гии, ощущением легкости, что бы не происходило.

Если человек старается измениться в течение некоторого времени, то основным препятствием к изменению может стать как раз это самое старание. Оно удерживает человека от возможности переживать ос­новное событие.

Если я боюсь пережить свое одиночество, то я буду делать все для того, чтобы избежать его. Я буду встречаться с людьми, курить с ними, пить кофе, заведу ряд ничего для меня не значащих сексуальных знакомств, и так далее. Но парадоксальным для меня образом эти самые действия, которые я использовал для защиты от одиночества, более всего поддерживают ситуацию неизменной. Они создают мне условия, при которых я избегаю опыта, хотя только в полном пережи­вании одиночества есть шанс, что оно пройдет и даст мне свободу пережить что-нибудь еще. И тогда возникает следующий парадокс. Как только я действительно начинаю переживать этот пугающий про­цесс, так он растворяется, становясь чем-то иным, нежели то, чего я ожидал и чего боялся. Иным, чем ранее представление о нем, то пред­ставление, которое я составил и носил с собой так долго.

По-другому это можно представить так, что мое поведение всегда определяется тем, что я отказываюсь пережить в реальности. Отсюда понятно, почему гештальт-терапию называют парадоксальной техни­кой изменения. Мы просим людей, которые приходят, чтобы изме­ниться, сделать труднейшую вещь в мире. Сделать то, что они больше всего не хотят делать - отказаться от представлений об изменении и просто переживать то, что есть. Люди избегают опыта, притворяются, что его нет, делают что-то еще и остаются теми же самыми, если только не более сложными. Это происходит до тех пор, пока они не сделают этого простого и трудного шага: переживать то, чего они избе­гали.

Нужно сделать еще одно дополнение, чтобы это утверждение могло быть полным. Часто может показаться, что человек переживает нечто полностью, но все же остается привязанным к этому, привязанным к попыткам избегать этого в дальнейшем. Он не обнаруживает облегче­ния или исчезновения неприятных симптомов.

Важным моментом является параллельное осознание вместе с опы­том и своего выбора. Того, что я сам выбрал и создал этот опыт, а не являюсь его жертвой. Если переживание одиночества сопровождается чувством, что на это одиночество меня обрекли мои родители, или кто-то меня оставил и этим сделал меня одиноким, - я еще не полно­стью переживаю происходящее. Необходимо в дополнение к этому мое осознание, что в каждой точке моей жизни я по собственной воле участвую в ситуации, создающей опыт, которого я пытаюсь избежать.

Гештальт-терапию часто отождествляют с формами психотерапии, требующими драматических телесных действий и выражений в каче­стве необходимых элементов процедуры. Действительно в нашей культуре стремление к минимуму выражения создает серьезную про­блему. Старание жить одним интеллектом вместо полной жизни всего организма, - может быть это основная проблема большинства людей.

Тотальное выражение того, что происходит,- естественный путь к полному переживанию. Многие техники гештальт-терапии использу­ют процесс перевода словесных заявлений в телесные действия. На­пример, если муж и жена говорят о трудности быть близкими, тера­певт может предложить им встать и попробовать, как близко они могут находиться друг к другу, и как они себя чувствуют на различ­ных физических расстояниях друг от друга.

Если человек в группе жалуется на комплекс неполноценности, терапевт может попросить его оглядеться и указать двух-трех чело­век, по отношению к которым он чувствует себя особенно неполно­ценно. Такие процедуры делают более конкретным и реальным то, что происходит. Они действительно способствуют более полному пе­реживанию, чем это возможно при простых разговорах о чувствах.

Однако часто проблемой является смешивание драматического вы­ражения с полным переживанием. Это необязательно одно и то же. Драматическое избивание подушек не гарантирует, что люди полно переживают то, что выражают. Переживание может быть тихим и все же очень значимым. А большая доля драматизма может быть проявле­на и без полного осознанного переживания.

Часто, когда пациент достигает точки противостояния опыту, кото­рого он более всего боится и которого он обычно эффективно избегал, в случае, когда все привычные средства избегания уже не работают, он готов скорее покинуть ситуацию, чем встретиться с основой собст­венного страха. Перле называл эти моменты тупиками. Они могут встречаться много раз в слабой форме, хотя в некоторых случаях про­исходят с большой интенсивностью. Это всегда одно и тоже. Человек приближается к опыту, подходит очень близко, а затем отказывается идти дальше. Поскольку для человека почти невыносимо принять, что он избегает проработку центральной проблемы, он отрицает свое избегание или, более вероятно, находит оправдание в окружении. Что-то не так в группе, что-то не так в ведущем и поэтому он не может идти дальше и оказывается в тупике.

Иногда присутствие лидера или группы, или просто некоторое дав­ление может помочь человеку собрать силы и миновать тупик. Необ­ходимо признать полно и ответственно свое избегание в этой точке, а не отрицать его. Это создаст для человека лучшие условия, чтобы справиться с тупиком в следующий раз, когда он снова встретится. Однако противостоять тупику так же нормально, как и не противосто­ять. Это так, коль скоро выбор осуществлен с полным ответственным осознанием. Делать же выбор в любую из этих сторон, думая, что меня вынудили обстоятельства, группа или ведущий - менее нормаль­но и менее здорово.

Уже упоминалось представление об ответственности и было бы це­лесообразным поговорить об этом подробно. Быть ответственным оз­начает просто признать действия своими собственными. Я сделал это и меня не принуждали ни обстоятельства, ни мое бессознательное, ни судьба, ни социальное давление, ни говоря уже о начальнике, жене и детях. Такого рода давление, разумеется, влияет на мое поведение, но Я сам взвешиваю и выбираю, каким влияниям придать большее значе­ние. В противном случае я выбираю не взвешивать и не выбирать, то есть выбираю не видеть, что у меня есть выбор.

Есть две распространенные ошибки в понимании ответственности. Одна состоит в смешивании ответственности и вины. Чтобы найти вину, нужно добавить моральную позицию к ситуации, которая сама по себе таковой не содержит. Важный шаг заключается в том, чтобы помочь людям принимать ответственность или просто увидеть, что они ответственны. Это происходит тогда, когда человек освобождается от предположения, что ответственность подразумевает вину.

Если я хорошо прицелился из винтовки, нажал курок и убил чело­века, я, вне всякого сомнения, ответственен за его смерть. Является ли это виной - зависит от того, кто он и кто я. Если я - полицейский, а он - убийца-маньяк, то я буду героем. Если я - убийца, а он - одна из моих жертв, то я виновен.

Другая ошибка заключена в соединении ответственности с долгом или обязанностью. По приведенному выше определению ответствен­ность - это признание действия в качестве своего собственного. Дело в том, что можно исполнять долг и более и менее ответственно. Есть и солдат, который защищается утверждением, что действовал по прика­зу и бюрократ, который говорит, что ему все это не нравится, но такова политика, и он ничего не может поделать. Они выполняют свой долг с разной степенью ответственности, точнее с разной сте­пенью безответственности.

Первый уровень ответственности, который прорабатывается в обу­чении гештальту, это фундаментальный уровень использования сво­их чувств и своего ума. Если при обучении гештальту человек утвер­ждает, что не слышал того, что я сказал, я вместо того, чтобы повторить прошу его сказать то, что он слышал. Приблизительно в 80 процентах случаев память точна. Он может точно повторить то, что я сказал. Обычно, когда он это делает, он может прийти в соприкоснове­ние с природой своих возражений против того, чтобы слышать. Может быть ему не хочется этого слышать, или он хотел бы, чтобы я этого не говорил, или ему нужно время, чтобы сформулировать более точный ответ.

Точно так же, если человек утверждает, что он не понимает чего-то из того, что я сказал, мне кажется бесполезным повторять или пы­таться выразить это другими словами. Человек все равно понял что-то. То, что он услышал или понял, является ключом к причине того, что он не слышит или не понимает полностью. В таких случаях я спрашиваю, что он понял из сказанного. Если человек утверждает, что он совершенно озадачен и не знает ничего о том, что произошло, я прошу его вернуться к последнему этапу нашего взаимодействия, ко­торый кажется ему ясным и начать оттуда, точно выясняя, где нача­лось непонимание. Кроме этого я ничего не делаю. Эту процедуру нужно применять очень мягко. Тогда она может сделать человека более ответственным за свое участие.

7 эксперимент.

Выпишите на лист бумаги список вещей, которые, как вы полагае­те, вы должны делать в вашей жизни. Затем переведите каждую за­пись в следующую форму: "Если я не сделаю (название действия, которое я должен сделать), тогда..." - и укажите последствия, которые вам предстоит пережить, если вы не сделаете того, что должны.

Далее постройте предложение типа: "Лучше я сделаю (действие), чем испытаю (последствия невыполнения)". Если последнее предло­жение верно, как это и должно было бы быть в большинстве случаев, рассмотрите вопрос о том, почему вы осознаете это действие как дол­женствование вместо того, что при данной альтернативе вы просто хотите делать это. Что дает вам ощущение этого действия через "Я должен?". Или вы действительно не верите, что последствия вашего неделания будут иметь реальное место?

Вы можете использовать эту модель для обнаружения того, что выражаясь логически, все в вашей жизни вы переживаете, как "Я должен". На самом деле, если предположить, что мир такой, какой он есть, а это на самом деле так, эта позиция дело выбора.

Второй путь, с помощью которого можно проработать ответствен­ность при обучении гештальту - это использование языка. Утвержде­ния людей, что они должны или не могут чего-либо делать, почти никогда не принимаются. Вместо этого им предлагают увидеть точки выбора, которые существуют в этих ситуациях. Это делается до тех пор, пока человек не увидит, что если принять мир таким, каким он его видит, то он сможет делать то, что он хочет делать, платя при этом минимальную цену. Однако люди извлекают некоторую вторичную, глубинную или бессознательную выгоду из того, что они не принима­ют в свою ответственность, используя фразу "Я должен".

Существует такая технология, как создание фраз типа "Мне в голо­ву пришла мысль" или "У меня возникают сомнения". Например, можно предложить начать предложение со слова "Я" с добавлением глаголов, например: "Я выражаю сомнение относительно того, о чем я думаю". Цель состоит в том, чтобы подчеркнуть, что это не внешние процессы, а то, что происходит внутри человека то, что он сам делает. Точно также в гештальт-практике люди сами отвечают за то, что они помнят или предпочитают вычеркивать из памяти, за то, что они воспринимают в окружающем их мире. В каждый конкретный мо­мент существует бесконечное множество вещей, которые можно восп­ринимать; и то, что мы воспринимаем, определяется нашим выбором в данный момент. Если я начинаю скучать и не хочу это признать, то оглядываясь вокруг, я наверняка отыщу одно-другое скучающее лицо вместо лиц заинтересованных или радостных, или сердитых.

Расширение осознавания

Мы рассмотрим упражнение и принципы более слож­ного и тонкого изучения осознания, чем мы это делали ранее. Первые два упражнения в некотором смысле противоположны друг другу по своей внутренней идее. Они кажутся похожими на два различных подхода в психологическом исследовании развития человека. По­скольку для человека, по-видимому, невозможно все время осозна­вать происходящее, то крайними возможностями является полное осознание в короткий период времени или осознание некоторой темы в течение определенного продолжительного времени.

1.«Моментальные снимки»

Подход, который можно было бы назвать поперечным сечением, был описан П.Д.Успенским в книге "В поисках чудесного". Он назы­вает этот подход моментальными снимками. Задание состоит в том, что человек должен исследовать все, что существует в его сознании в конкретный момент времени. Ценность этого процесса заключается в том, чтобы увидеть, что именно существует и как это взаимодействует в данный момент времени.

Сделав ряд таких моментальных фотографий и рассматривая их вместе, человек может увидеть, какие события чаще всего с ним происходят и какие феномены имеют тенденцию происходить одновре­менно. Очевидно, что человек не может сам выбрать момент для вы­полнения этого упражнения без прогнозирования результата. Выби­рать наугад - это означает выбирать в соответствии с неизвестным критерием. Успенский описывает то, как учитель может использо­вать этот метод для своих учеников. Поскольку рядом со мной не оказалось учителя, я стал искать источник случайных сигналов из вне. В конце концов я воспользовался автоматическим устройством, которое укрепил на поясе. Когда раздавался сигнал, я замирал и даже задерживал дыхание на несколько мгновений. Я тщательно просмат­ривал свое тело, замечая точки напряжения. Я проходил по своему полю восприятия, отмечая звуки, запахи и цвета. Кроме того, я отме­чал настроения, мысли, внутренние диалоги и присутствующие обра­зы. Наиболее важное я сразу же записывал в записную книжку и вновь включал устройство, начинавшее отсчет неизвестного проме­жутка времени. После этого я продолжал заниматься своим делом.

Выполнение этого упражнения на людях было очень неудобным. Получалось, что я больше объясняю окружающим, что я делаю, чем на самом деле делаю это. Когда у меня появилась возможность оди­ночной пешеходной прогулки в Северной Калифорнии, я взял с собой это приспособление. Поскольку я был один, все мои мысли по поводу окружающих отпали. Я установил сигнальное устройство на частоту примерно одного сигнала в пятнадцать-двадцать минут. Когда появ­лялся сигнал, я замирал и просматривал телесное напряжение, на­строение и содержание сознания. Мне удавалось заметить свои состо­яния, возникшие в результате моих размышлений.

Я выяснил много интересного для себя. Наиболее ярким оказалось то, что более половины из пятидесяти-шестидесяти осмотров, которые я совершил за эти два дня, я по-прежнему объяснял что-то кому-то в своей голове! Я был в глуши на много миль от тех, кто меня знал, и у меня было десять свободных дней впереди. Никто не интересовался ни мной, ни моими делами и мне незачем было объясняться. И все же постоянным содержанием моего сознания были объяснения, что я по­шел по этой тропинке потому, что ..., я остановился так как ..., я думаю, что надо написать господину Х потому, что.... Это было почти навязчивой идеей, но я не мог остановиться.

Это было во многих отношениях беспокойное упражнение. С одной стороны постоянные "объяснялки" уронили мое достоинство в собст­венных глазах. С другой стороны я испытал шок, пережив нервное, дрожащее, испуганное и не поддающееся управлению качество моего повседневного импульса к осознанию случайных фантазий, пережи­вания незавершенных дел и страха будущего. Индийская сказка опи­сывает ум как запертую в клетке сумасшедшую и пьяную обезьяну, которая судорожно дергается, как от укуса осы. Пока я не проделал это упражнение, я полагал, что эта сказка относится к обыкновенным людям, а уж никак не ко мне!

2. «Отслеживание».

После этого путешествия я решил исследовать феномен постоянно­го объяснения более подробно, используя метод постоянного наблюде­ния. Коль скоро феномен обозначен, то можно проследить его появле­ние, записывая в тетрадь содержание объяснений, обстоятельства и кажущуюся цель этих объяснений. Я обнаружил, что мне трудно заставить себя делать это весь день подряд, поэтому я установил двух или четырехчасовые вахты, в тече­ние которых я наблюдал и записывал различные объяснения во всех формах и проявлениях - как внутренних, так и внешних.

В качестве варианта на некоторые из этих вахт я накладывал запрет объяснений. Это было сделано исключительно в качестве эксперимента, а не с целью остановить объяснение. Попытка остановки объяснений ис­пользовалась как источник материала для наблюдения. Этот момент иногда неверно понимают в гештальте, используя произвольно созда­ваемые изменения не как способ получить материал для наблюдения, а воспринимая изменение, как таковое.

Теперь, если во время моих экспериментов кто-то простодушно спрашивал меня, почему я это делаю, я, в качестве упражнения, отве­чал: "Потому что я так решил", и, кроме этого, не давал никому никаких объяснений. Это оказалось неимоверно трудным. Иногда я не сдерживался и срывался в убежище мета объяснения того, что я не даю объяснений. Многие люди, которым я предлагал это упражнение, также рассказывали о значительной трудности запретить себе объяс­нения. Они говорили о таких реакциях, как сильный страх и мгновен­ная дезориентация, если они настаивали на остановке объяснений, которые они чувствовали себя вынужденными делать.

У меня созда­лось впечатление, что для некоторых людей жизнь связана с потоком объяснений и их психологическое благополучие зависит от постоянно­го подтверждения этих объяснений. Одним из последствий этих наблюдений для меня стало некоторое уменьшение бесконечного потока объяснений и принятие того, что некоторая часть его бесследно исчезает. Другим последствием была сверхчувствительность к процессу объяснения в других людях и восприятие того, какое чудовищное количество энергии связывается в них этим процессом. Я выделил целую шкалу подобного рода реакций. Если я отмечал объяснение, то я получал защиту, а если я отмечал защиту, то наталкивался на активное оправдание.

«Круг осознавания»

"Если бы зеркала восприятия были бы чисты, все явилось бы чело­веку таким, каково оно есть - бесконечным. Но человек закрыл себя до такой степени, что видит все вещи через узкие створки своей раковины".

У.Блейк.

Пользуясь несколько рискованной аналогией, можно сказать, что моментальные фотографии предыдущего эксперимента выглядят так, как будто они сняты дешевой карманной фотокамерой. Моменталь­ная фотография, взятая в момент обычного повседневного осознания, ясно выделяет одну-две черты и оставляет еще несколько на перифе­рии. Остальное исчезает в нерезкости и нужно всматриваться или вслушиваться, чтобы различить, что там происходит.

Однако каждый человек знает моменты своей жизни, когда ограни­ченность сознания очень незначительна. Это прекрасные моменты особенно глубокого опыта, который живо сохраняется в памяти даже спустя много лет. Александр Маслоу указывает на эти моменты, называя их пиком переживания. В отличие от повседневного осознавания, эти мо­менты обладают богатством и широтой осознаваемого. Я знаю описа­ния моментов, в которых живо соединились телесные ощущения раз­ного рода, яркое восприятие звука и цвета, богатая гамма чувств, смены настроений и мироощущений, многие уровни мышления и т.д.

Сопоставляя преобладающие обычные моменты осознания с немно­гими полными, мы приходим к интересному вопросу: являются ли обычные тусклые моменты нормой, а моменты яркого богатого восп­риятия - исключением? Может быть моменты тусклого восприятия являются просто обрезками полного восприятия? Другими словами, является ли полное восприятие экстраординарным, а тусклое воспри­ятие • ординарным на самом деле? Может быть, особые моменты не содержат больше, чем обычные, а просто мы замечаем в них больше? Может быть, возможность пика переживаний всегда присутствует, но мы глухи к ней, а моменты их возникновения тоща похожи на срывание завесы или чистоту зеркала восприятия.

Если так, то, вероятно, существует возможность вернуть, раскрыть теряемые и пропускаемые области и не просто вернуть, а возвращать систематически. Вернуть себе наибольшую полноту переживания, возможную в каждый момент времени. Вот два пути, по которым я пытался реализовать эту идею.

Первый я назвал кругом осознавания. Это делается в группе в форме медитации под руководством. В ней участники молча фокусируются на своих реакциях по предложению ведущего, даваемого сразу всей группе. В качестве начального пункта я предлагаю ясное устойчивое телесное ощущение или, если угодно, симптом, если он может быть локализован относительно точно и воспринимается отчетливо. Устой­чивая и повторяющаяся привычка также может быть отправной точ­кой. Я рекомендую начать с устойчивого опыта, от которого хотят избавиться, поскольку исчезновение начального опыта часто является результатом этого опыта.

Участникам ничего не нужно делать, кроме как наблюдать, что происходит в них по мере получения инструкций. Желательна удобная свободная одежда, неперекрещенная поза, без очков, с закрытыми глазами, то есть положение, в котором возможно начальное расслабление. Затем предлагается сосредоточить внимание на начальном ощущении. После этого звучит фраза: «Какое телесное ощущение вы можете заметить по ассоциации с выбранной вами те­мой?» Эта фраза повторяется дважды после паузы. «В связи с этим ощущением (пауза для сосредоточения на происходящем) какое поло­жение тела вы отмечаете?» Эта фраза также повторяется после паузы. «Во время этого переживания обратите внимание на особенности вы­ражения вашего лица». И вновь повторение фразы после паузы.

С различными вариациями побуждающей фразы и числа повторе­ний могут быть затронуты области привычных жестов и других телес­ных проявлений, состояния ума, чувства, эмоции, настроения, идеи, разговоры других людей и нечто неизвестное. Могут проявиться пред­ставления о причинах нашей веры и решений, проблемы связи с дру­гими событиями и основания наших действий в мире. Возможно узнавание причин отношения с другими людьми, возникновение фантазий, мыслей о будущем или воспоминаний и т.д. Подобное описание может создать иллюзию, что это упражнение перегружено. В действительности оно выполняется довольно легко и занимает около часа, включая многократное возвращение к ситуации в настоящем. Вот комментарии участников одного семинара, где ис­пользовалось это упражнение:

Участник. Я был очень удивлен. Я начал с того, что казалось мне случайным ощущением. Чем больше вопросов вы задавали, тем боль­ше это ощущение становилось всепроникающим. Я так же думал, что был бы счастлив избавиться от него, но затем я почувствовал, что попал в целую вереницу связанных с этим ассоциаций. Я понял, что избавиться от этого - значит разрушить значительную часть телесного панциря, который у меня есть. Если я действительно потеряю все, что связано с этим, я буду черт знает как близко к беззащитности в том смысле, в котором панцирь обеспечивает защиту. Это показалось мне совершенно неуместным.

Ведущий. Прекрасный пример взаимосвязанности! Воистину в осознании нет заданного размера и направления. Недаром поэт гово­рил о Вселенной в крупинке песка.

Участник. Опыт был для меня настолько богатым, что мне трудно его обоб­щить. Я переходил от одного чувства к другому, от одной стадии к другой быстрее, чем вы успевали повторять инструкции. Великое множество вещей проходило сквозь меня. Я даже не знаю, что это были за чувства!

Участник. Мне потребовалось бы несколько дней, чтобы описать все это!

Участник. Мне было жаль, когда вы остановились. Мой ум лишь пребывал, наблюдая то, что происходило.

Участник. Для меня это происходило так, что когда вы предлагали вспом­нить ситуацию или образ из прошлого - они возникали как на экране.

Ведущий. Это вы спроецировали их, я только предложил вам возможность.

Участник. Я полагаю, что обнаружил нечто, что меня очень беспокоит и причиняет большую боль. Сначала я как бы отказывался рассматри­вать это. Когда вы предлагали сделать что-то, то я этого не чувство­вал. Затем я начал чувствовать это. Я понял, что несмотря на все мое обдумывание, рассуждение и обсуждение я этого никогда реально не чувствовал.

Участник. Когда вы сначала спросили, хотим ли мы отказаться от какого-то своего состояния, я автоматически сказал "да". Но когда мы проходи­ли через это я почувствовал некоторую трудность. Когда вы спросили:

"Какими вы станете после отказа от своего переживания?"- я почувст­вовал себя как резиновая лента, которую все тянут, тянут и тянут, а затем мгновенно поймал суть. Мне стало ясно, что я не могу найти приемлемой альтернативы этому поведению.

Участник. Я попал в гипнотическое состояние, вроде сна, и не слышал ничего до тех пор, пока вы не сказали, что мы можем возвращаться. Это я слышал отчетливо.

Участник. Со мной было то же самое!

Ведущий. А как вы чувствуете себя сейчас?

Участник. Великолепно!

Ведущий. Из опыта, который у меня есть в проведении этого упражнения, я могу предположить, что ваш организм целиком реагировал и вбирал все это так же полно, как те, кто был пробужден. Это так, потому что ваше болтливое эго не болталось у вас на дороге. Многие из тех, кто считал себя вполне Просветленным, могли бы здесь заснуть.

Поразительная черта многих реакций в этом упражнении – это чувство, что возникающее осознание просто происходит, а не является резуль­татом намеренного действия. Когда структура упражнения установ­лена, ведущий делает все, что необходимо, а участники могут просто пассивно наблюдать результаты. Такое же качество спонтанно проис­ходящего отмечает "пик переживания". Хотя я и не утверждаю, что предлагаю процедуру вызывания "пик переживания", но, по-видимо­му, некоторые качества богатства этих моментов могут быть произ­вольно восстановлены систематическим вызыванием избегаемых или подавляемых областей опыта вокруг начальной точки. Второй подход также имеет свойство, что кто-то другой как бы делает необходимую работу, освобождая в субъекте возможность осознания, а не вынуждая ее. В этом упражнении сидят лицом друг к другу. Один из них выби­рает тему, которую он хотел бы разработать. Другой спрашивает его: "В связи с (рассматриваемое переживание) какие ты замечаешь телес­ные ощущения", и т.д. Список используемых областей может менять­ся в зависимости от темы, но в общем он соответствует тому, который приведен выше.

«Цензура» и осознавание ( об оценках и негативных суждениях)

1.Избирательность и осознание.

Различения между "избирательным» и «дан­ным", оценка, воображение - могут быть расширены до получения весьма интересных результатов. Опыт избирательности одного содер­жания осознания из многих воспринимаемых возможностей при бли­жайшем рассмотрении часто ведет к пониманию, что некое содержа­ние А часто выбирается вместо содержания В. Это в свою очередь ведет к пониманию, что часть намерения в выборе А состоит в избега- нии В, а это ведет к осуществлению цензуры. Почти каждый времена­ми производит цензуру при выполнении упражнения на континуум осознания - реже или чаще, грубо и очевидно или скрытно, тонко находя, чем заместить нежелательное содержание столь мягко, что человек сам не замечает своей цензуры.

2. Разрешение «цензуры» как путь к осознанию.

Работая с континуумом осознания, я давно пришел к интересному открытию, что если человек признает цензуру, то когда он ее завер­шает, то ему легче оставаться в потоке осознания или вернуться в него; при этом человек обнаруживает меньше суеты и беспокойства. Когда цензура и сообщение о ней как просто об очередном осознании рассматривается как совершенно приемлемое действие, то оно пере­стает быть проблемой. Люди начинают говорить, что то самое содер­жание, которое они только что подвергли цензуре, вдруг перестает казаться запретным, и тогда они свободно сообщают о нем. По-види­мому, акция утверждения, включающая отмеченное право цензуры, дает человеку почувствовать себя управляющим ситуацией. Но уди­вительно, что владеющий ситуацией человек не нуждается в цензоре! Это наблюдение привело к интересному упражнению, которое впер­вые появилось на семинаре под названием "Разговоры о сексе".

Двое сидят лицом друг к другу. Первой обращается ко второму дважды. В первый раз он предлагает ему (ей): "Скажите мне что-нибудь, что вы хотите сказать о сексе". Выслушав сказанное, он обраща­ется со второй просьбой: "Отметьте в себе что-нибудь, чего вы не хотите говорить, и когда вы установили это, дайте понять мне кив­ком". Получив этот знак, он вновь обращается с первой просьбой, и далее они чередуются одна за другой в течение нескольких раз. Оказа­лось, что многие сообщают в следующем круге как раз то, что они не хотели сообщить в предыдущем! Таким образом возникает спираль углубления осознания и общения, основанная на силе признания вме­сто укрывания и стыдливости по поводу цензуры. Эта форма может быть использована, разумеется, относительно любого содержания, Принцип полной свободы цензуры оказался клинически неоценимым. Если человек производит и скрывает свою цензуру, он в действитель­ности вытесняет некоторое содержание, потом вытесняет само вытес­нение, что означает дальнейшее отдаление вытесняемого из осозна­ния. Признание вытеснения вместо вытеснения самого вытеснения приближает содержание к осознанию.

Размышляя над этим феноменом, я понял, что в культуре, вроде нашей, где в течение долгого времени учили цензуре и сокрытию вплоть до середины XX века, предложение прекратить цензуру - по­лезный шаг к осознанию. Однако в некоторых субкультурах вроде энкаунтер-групп давление в противоположную сторону - прекратить цензуру и открыть все - становится настолько сильным, что люди пугаются этого давления. В таком случае разрешение цензуры может быть движением к большему осознанию.

Можно (1) сознавать что-то и хотеть сообщить об этом, (2) созна-I вать и не хотеть сообщить (то есть производить цензуру) и (3) можно этого не сознавать. Первая и третья зоны по существу не ограничены | в своем содержании. Однако, по-видимому, может быть ограниченное количество содержаний, которые человек может удерживать в созна­нии не сообщая о них то есть осуществлять цензуру. Основание для откровенности, для того, чтобы делиться чем-то, быть открытым и т.п. состоит в том, что перемещение содержания из второй зоны в первую, из зоны цензуры в сообщаемую, создает во второй области больше свободного пространства, и в нее может проникнуть нечто из третьей, из несознаваемого в сознаваемое. Однако, если человек оказывается в ситуации, где он обязан сообщать все, что он сознает, возникает тенденция, принужда­ющая к исчезновению второй зоны. Кое-что из того, что в ней было, переходит в первую зону, то есть сообщается, но если человек сильно не хочет сообщать о каком -то содержании, но при этом испытывает давление, он в итоге переместит содержание в третью зону, в неосоз­наваемое.

Таким образом, при некоторых обстоятельствах давление, оказы­ваемое на человека, чтобы он обнаруживал содержание, отодвигает определенный материал в неосознаваемое - таков парадокс. Разреше­ние на цензуру, на то, чтобы удерживать в сознавании, не сообщая, может в таких обстоятельствах облегчить и увеличить осознание, вос­станавливая промежуточную зону сознаваемого, но не сообщаемого.

3. «Не судите, да не судимы будете»

В определенный момент суд, то есть негативная оценка, стала для меня центральной темой. Казалось, что негативные суждения, а так­же вытекающие из них чувства и состояния составляют основную часть жизни: для некоторых - иногда, а для иных - большую часть времени. "Я его не люблю", "Она не слишком-то хороша", "Весьма посредственный учитель", "Не люблю помидоры", "Ты делаешь не то". Отвержения: "Она мне не нравится", "Ее может увлечь каждый", "Она слишком жирная". Негодования: "Я ненавижу его, потому что он ...". Предубеждения часто молчаливы. Молчаливая горечь, горечь в семьях. Источник всей жестокости - великой и малой. Вина. Должен­ствование. И далее, конечно: "Я не должен чувствовать вины" - нега­тивные оценки негативных оценок. Большая часть яда в человече­ской жизни происходит из негативных оценок или, по крайней мере, включает их. Я начал искать пути систематического уменьшения их.

4. Автоматичность суждения.

Один из ключей к работе с негативной оценкой - ее невероятная автоматичность. Хотя восприятие и оценка - различные вещи, в дей­ствительности большинство людей "оценовоспринимает" или "видясудит" в одном, по-видимости, едином действии. Качество суждения переживается как часть "оценовоспринятого" объекта, а не как добав­ление воспринимающего. "Он - безобразен" - для наивного наблюдате­ля это просто описание, просто сообщение наблюдаемого факта, вроде того, что "он носит очки". В действительности происходит процесс, подобный следующему: "Я замечаю в этом человеке ряд вещей -складки жира в разных местах, гладкую кожу, улыбку, мягкий голос и т.д. Я выбираю из этого множества подмножество характеристик, которые обобщаю как "жирный". Просматривая свои внутренние ассо­циации, я нахожу формулировку "жирный - это безобразно" и дальше "быть безобразным - плохо, плохо быть жирнобезобразным".

5. «Только в глазах наблюдающего»

Принцип не нов и в нем нет ничего удивительного. Красота и ее противоположность существуют в глазах наблюдающего, точнее в уме, а не содержатся как объективное качество в наблюдаемом объек­те. В теории это признается, но реально редко понимается, то есть редко применяется. Мне показалось полезным очень тщательно про­следить за этим феноменом, работая с людьми. Когда предъявляется автоматическое "оценовосприятие" я останавливаю человека и наста­иваю на обнаружении зазора между видением и суждением, прошу человека помедлить и заметить, что тут есть два шага, и что он полно­стью ответственен за второй.

Может быть, рассматриваемый человек ответственен за то, сколько он весит, но наблюдатель ответственен за то, что он оценивает этот объективный факт как "жирный и безобразный". Пациентов и учени­ков, которые постоянно оценовоспринимают, я прямо-таки муштрую, заставляя их отмечать вещи, которые они негативно оценивают и точно осуществлять различение между наблюдением и оценкой, пока они к нему не привыкают. Прорабатывая негативную оценку, я понял библейской изречение "Не судите, да не судимы будете". Раньше я думал, что это что-то вроде сделки: вы не будете судить меня, а я не буду судить вас. Теперь я вижу, что более глубокое значение таково:

если я сужу негативно, моя субъективная вселенная, а не ваша, будет наполнена ядом негативной оценки.

6. Источники негативной оценки (упражнение «шкалирование чувств»).

Коль скоро выясняется, что оценка не пре-дана, что ее нет в объек­те, что она - во мне, становится возможным и законным вопрос: что это за процесс во мне, который порождает энергию, превращающуюся в негативную оценку? Постепенно сложилось упражнение для иссле­дования этого вопроса. Оно может проделываться в одиночку, вдвоем или в группе. Упражнение начинается с выбора объекта в комнате, или ее особенности, или какой-либо характеристики или аспекта дру­гого человека, которые вызывают сильную негативную оценку.

Я заметил, что использование сравнительно простых объектов или особенностей удобнее для проработки. Второй шаг состоит в оценке по шкале от минус единицы до минус десяти, насколько сильно негатив­ное чувство. -1 соответствует легкой неприязни, при -10 человек едва может удержаться от того, чтобы растереть раздражающий объект в порошок. Затем человек должен описать настолько точно и объектив­но, насколько возможно, какие именно особые паттерны или черты являются фокусом негативных чувств.

Из практики очевидно, что есть три источника «энергетической подпитки оценки». Обычно один из них является основным источником, хо­тя в той или иной мере часто участвуют все три.

(А) «Проекция».

Качество объекта, которое не нравится, оказывается качеством, которое воспринимающий чувствует в себе, но не хочет признавать за свое собственное.

Следующая запись с семинара иллюстрирует это:

Стив. Мне не нравится растение, которое вон там висит.

Энрайт. Что именно тебе в нем не нравится, и чем оно плохо?

Стив. Мне не нравятся его верхние листы. Они как пластиковые, они выглядят больными. Как будто о нем нужно заботиться, что-то для него делать. Около -5, я думаю.

Энрайт. Хорошо, теперь повтори все это еще раз, только вместо "оно" говори "я".

Несколько возбужденный Стив обнаруживает чувство не то чтобы "болезненности", но что-то вроде того, что он нуждается в какой-то заботе и внимании в своей жизни. Ему все еще не нравится растение, но уровень негативной оценки падает где-то между -1 и -2.

Другой пример: женщина говорит о том, что ей не нравится картина на стене, она «неприятная». Женщина находит картину неприятной, потому что картина "бро­сается в глаза и доминирует". Когда она признает в себе тенденции навязываться и доминировать, негативная оценка картины падает почти до нуля. В стенограмме эти реакции кажутся удовлетворяющими и интеллекту­альными. На практике такое понимание сопровождается множеством эмоций, обычно неприятных. Одна женщина, прежде чем она пере­несла характеристику "мещанской" с безответной лампы на саму себя, прошла через состояние сильной тошноты и отвращения, когда она сосредоточилась точно на не нравящемся качестве.

(Б) «Внутренние незаконченные дела.»

Второй подход является в некотором смысле обращением проекции» Не нравящееся качество - не мое, а нечто, по отношению к чему у меня есть незаконченное дело. Не моя собственная "навязчивость", а моя незаконченная, незавершенная реакция в какой-то момент моей жизни на чью-то навязчивость является источником. Так одна жен­щина избрала в качестве объекта неудовольствия шрам на лице парт­нера. Переживая собственную внутреннюю реакцию, когда она со­средоточилась на шраме, она внезапно вспомнила инцидент в детстве» связанный с детским велосипедом, полный страха, крови и боли. Пе­режив полностью эту ситуацию, пережив до сих пор запертые чувст­венные реакции на этот инцидент, она обратилась к партнеру и обна­ружила, что шрам перестал вызывать в ней какие-либо негативные чувства.

Вот более полная запись похожей ситуации:

А. Мне не нравятся его усы. Около -6, я полагаю.

Энрайт. Что именно вам не нравится в них? Что конкретно являет­ся стимулом?

А. Я не знаю. Все в целом. Они какие-то неопрятные как будто.

Энрайт. То есть они действительно неопрятные?

А. Нет, не на самом деле.

Энрайт. Какая часть усов находится в центре негативного чувства?

А. Там, где они закругляются над губой.

Энрайт. Хорошо, сосредоточьтесь точно в этой области, сосредо­точьте свой ум на качестве "закруглении-над-губой", которое вас бес­покоит. Обращайте при этом самое пристальное внимание на то, где и что в вас происходит - телесные ощущения, воспоминания, - что бы ни возникло. Отдайтесь этому на некоторое время, а потом скажите, что пришло вам в голову.

А. Это непонятно, но я чувствую, будто я отшатываюсь от него. Я боюсь.

Через пару минут А. вспомнила фильм, который она видела в 8 лет, где Фу Манчу страшно испугал ее, но она боялась признаться в этом. Когда она успокоилась после вновь пережитого гнева, то сказа­ла: "Мне все еще не нравятся усы. Что-то около -1 или -2. Мне не нравится, что они разрушают чистые линии его лица. Но сейчас это кажется не так плохо, как вначале.

Энрайт. Может быть можно очистить это в вас до конца, но пока вы сделали достаточно.

Один из наиболее драматических примеров незаконченного дела как источника негативной оценки дала женщина, которой очень не нравился во время занятий по консультированию черный дым, валив­ший из трубы, которая была видна из окна. Она распространялась про загрязнение, экологическое равновесие и т.п. Все это было верно, но энергия ее речи казалась совершенно непропорциональной содержа­нию. Качество, на котором она фокусировалась в упражнении, было "загрязнением" ("поллюция"),

Я попросил ее внешне фокусироваться на этом, внутренне же про­смотреть воображаемые реакции тела. К некоторому моему удивле­нию она вскоре сказала, что чувствует боль и напряжение в области влагалища. Продолжая фокусироваться на этом, а также на загрязне-' нии, она неожиданно вспомнила свой первый половой акт с первым мужем - как беспомощно запачканной она чувствовала себя в этот момент, не в состоянии протестовать, поскольку они были женаты, и в то же время чувствуя, что происходит что-то глубоко неправильное. Это было очень интенсивное чувство. Когда оно улеглось и было ска­зано все, что может и должно быть сказано по поводу этого инцидента и его проработки, она вновь посмотрела на дым, сам по себе. Внеш­няя, несоответствующая энергия, добавлявшаяся из другого источни­ка, который не сознавался, теперь исчезла.

Люди часто протестуют в этом пункте, утверждая, что дополни­тельный источник энергии может быть полезным, если действуют против такого зла, как загрязнение среды, Гитлер и т.п. Я думаю, что энергия личных незаконченных дел не полезна в выполнении соци­ально желательных действий. Она может лишь исказить действия и извратить цели.

(В) «Внешние незаконченные дела».

Этот путь проработки негативности также касается незаконченных дел, но иного рода. Они могут быть названы внешними в противоположность внутренним, о которых только что шла речь. Неприятный стимул напоминает вам о каком-то действии, которое вы должны бы­ли или хотели предпринять, но не выполнили или не выполняете. В этом случае раздражение скорее относится к вам самим по поводу не делания этого, но кажется, что легче направить его на посторонний объект.

7.Различение между "не нравится" и "кажется неправильным"

Внимательная проработка негативных оценок дала мне возмож­ность увидеть более тонкое и полезное различие между тем, что мож­но было бы назвать "не нравится" и "возражение", "несогласием". Не нравится - непосредственная, спонтанная, данная реакция, с этим мало что можно сделать. Если она у вас есть, то она у вас есть. Это похоже, хотя и не вполне совпадает, с тотальным "приятно - неприят­но", о котором идет речь в третьей главе.

Возражение - дополнительная энергия, добавляющаяся к спонтан­ной неприязни. Как и суждение, она основана на эго. При внимании и практике она более поддается контролю, чем изначальное моменталь­ное неудовольствие. Обычно, если не всегда, оказывается, что есть некая цель или предполагаемая выгода от добавления этой энергии, хотя эта потенциальная выгода редко сознается.

Для наивного человека этот дополнительный шаг не кажется до­полнительным, он кажется данным в первоначальном неудовольст­вии. Для человека, тренированного в осознании, клин между этими шагами очевиден. В качестве иллюстрации представьте себе, что вы убираете в очень грязной кухне, заваленной помоями, грязной посу­дой и пр. Очевидно, вы органически будете испытывать некоторое неудовольствие от запахов и неудобств. Будете ли вы добавлять энер­гию возражения - зависит от контекста.

Если весь этот разгром остался после празднования совершенноле­тия вашего сына, когда он впервые играл роль хозяина дома, и если впервые он оставил такую грязь, вы скорее будете переживать не неудовольствие, а мысли о сыне и его будущем, тщательно прибирая кухню. Если же - это последствия очередного визита родственников вашей жены, которые к тому же наговорили вам кучу гадостей, вы, возможно, будете кипеть негодованием и, конечно же, фокусировать­ся на худших сторонах беспорядка.

Хорошую аналогию этому различию можно отыскать в примере с радиоприемником. Настройка на станцию аналогична "собственно не­ удовольствию", но есть еще отдельное действие увеличения громкости посредством добавления энергии - это "возражение". С пациентами, сильно отягощенными негативными суждениями (я чуть было не ска­зал: "посвящающими себя суждению") я провожу много времени в обнаружении этого промежутка между неудовольствием и возраже­нием, настаивая на важности этого различения.

Концептуализация и опыт. Упражнение «Рондо»

"Память говорит мне, что я сделал это. Гордость утверждает, что я не мог этого сделать. Гордость скоро победит". Ницше.

Представление или концептуализация играют особую роль в потоке опыта. Практикование различения "наблюдаю-воображаю" в течение не­которого времени привела меня к несколько пугающим представлени­ям об опыте. От момента к моменту наше восприятие в значительной степени определяется не новыми, приходящими ощущениями, а уже существующими структурами интерпретации, в которые попадают новые сенсорные данные. Иногда ( и такие случаи запоминаются) новые данные сдвигают или даже отбрасывают существующую струк­туру, но гораздо чаще новое теряется или трансформируется в пред-существующих старых формах. Глядя через стол напротив во время завтрака, я редко вижу вновь рожденную, только что созданную жен­щину, - я вижу мою давно знакомую жену. Я не слышу, что она в действительности говорит, я знаю, что она в действительности имеет в виду. Если через пять минут меня спросить, что она говорила, я дам пересказ моих представлений, а совсем не того, что она действительно сказала. Вопрос здесь в том, сколь много в опыте каждого момента определяется тем, что актуально, находится здесь и сейчас, что ново, - а сколь много принадлежит понятиям. Цель концептуальных струк­тур, я полагаю, в том, чтобы создавать больше устойчивости в воспри­ятии, но любой хорошей вещи может быть слишком много.

Одно из упражнений в наблюдении, которое я часто предлагаю, таково: прямо перед обедом обратить внимание на опыт "голодности" и просмотреть, сколь много в этом того, что основано на здесь и теперь присутствующих ощущениях, таких как урчание в желудке или слю­на во рту, а сколь много - на концептуализации: как много времени прошло после завтрака, который час и т.п.. Концептуализация обыч­но доминирует в создании голода и часто после этого упражнения люди некоторое время не испытывают голода.

Долгое время, когда я работал целыми днями, я страдал от послепо­луденных спадов - периодов слабости, приходивших около четырех часов дня и длившихся до пяти. Я принимал это как факт жизни, ожидая их, и был внимателен в назначениях чего-то на этот час, зная, что это случится. Затем, практикуя регулярно осознание, я начал замечать с подозрением, что в некоторые дни не было спада, и по рассмотрении оказалось, что это были дни, когда происходило что-то интересное. Внимательно рассматривая, что происходит во мне, я обнаружил, что случайный зевок вызывает за собой мысль "А, вот оно", может быть воспоминание, что я поздно лег вчера вечером, - и скоро я оказывался в кульминации спада. Я понял, что концептуали­зация и ожидание формировали реальность и делали это с самоподтверждающей силой. Если же я лишь замечал зевок и не придавал ему значения, то иногда я чувствовал себя усталым, а иногда - нет! При­чем это больше зависело от того, что мне предстояло, чем от того, что было в прошлом, от того, куда я шел, а не от того, где я был.

Однажды в эти времена пациентка сказала мне: "Я знаю, терапия -долгий и сложный процесс..." - и я понял, что для нее это так и будет. Даже если она скоро почувствует себя лучше, она найдет какие-ни­будь представления, с помощью которых она снизит ценность видимо­го улучшения и оправдает свою концептуализацию - утверждая ее правоту и делая ее еще более правой для следующего раза!

Концептуализация может стать препятствием для протекания опыта. Понятия и представления, какова бы ни была их цель или предпо­лагаемая ценность , действуют на опыт замораживающе, замедляют поток, подавляют то, что свежо и ново в ситуации, вносят некоторую, так сказать, затхлость. Сюда относится и то, что раньше говорилось об оправдании, указывая на нечто в структуре и проявлениях концепту­ального мира. Когда у человека возникает чувство какого-либо рода: любовь, страх или гнев, то часто первой реакцией бывает проверить это чувство на правильность, посмотреть, соответствует ли оно правилам личного мира человека. Если возникшее чувство не подходит, оно почти наверняка будет уничтожено или искажено до степени компромисса, который более соответствует и может быть объ­яснен, защищен и оправдан.

Упражнение, которое я называю «рондо», полезно для ослабления привязанности опыта к концептуализации, для того, чтобы дать опы­ту, который хочет иметь место - получить его, а понятиям, которые стремятся сдерживать его - ясно проявиться. Инструкции для рондо: человек, выполняющий упражнение, сидит лицом к партнеру, помогающему ему. Оба сидят в открытых позах, довольно близко друг к другу, поддерживая контакт взглядом. Выпол­няющий упражнение выбирает ключевое слово или фразу, которая содержит для него какой-то эмоциональный заряд. Это могут быть названия эмоций - страх, гнев и т.п., или более сложные состояния -унижение, отверженность; имена людей, фразы, которые человек много раз слышал в детстве. Цель упражнения в том, чтобы снять некоторую часть заряженности через катарсис, и в том, чтобы рас­крыть нечто из содержания и значения, окружающего слово или фра­зу, но пока неясного.

Процедура состоит в том, чтобы повторять слово или фразу снова и снова без остановки, но не быстро и не автоматически. Как только возникают мысль, воспоминание, телесное ощущение или образ, име­ющие отношение к теме, выполняющий упражнение рассказывает или описывает их, занимая этим столько времени, сколько это зани­мает. Затем он немедленно возвращается к повторению слова или фразы. Отсюда и название - рондо - музыкальная форма, которая постоянно возвращается к одной и той же теме. Инструкция требует все время занимать рот говорением, не останавливаясь и не давая концептуальной организации и стиранию возникать. Слезы и интен­сивные переживания обычны и "о'ксй", если только они не останавли­вают и не замедляют процесс. Дайте им пройти и продолжайте. Глав­ная задача помощника - быть здесь и принимать то, что возникает, напоминая выполняющему, чтобы он не останавливался, щелчком пальцев или повторением ключевого слова или обращая его к созна­нию, если он начинает произносить фразу механически.

Работа с различением концептуализации и опыта может быть на­звана хлебом продолжительной консультативной работы терапевта. Представления о себе, о прошлом, о самом времени, о других, о собы­тиях со сравнениями, суждениями и чувствами, естественно вытекаю­щими из представлений, - основные препятствия к простой, принима­ющей жизни опыта, жизни как она есть. Гештальт-терапию часто связывают с фокусировкой на чувствах, но я все больше вижу, что чувства - только естественный результат концептуализации, которой человек придерживается - именно с ней надо работать. Если человек говорит о страхе как проблеме, то нужно смотреть на представления, которые он использует для возбуждения страха.

Доступ к внутреннему знанию: «виртуальное пространство»

В 1960 году, предлагая тест Роршаха пациенту, затрудняющемуся в выражении своих мыслей, я не получил ответа ни на одну из карто­чек, и не знал, что мне делать. Я взял снова первую карточку и сказал пациенту: "Я знаю, что вам это не кажется похожим на что-то, но если бы это было на что-то похоже, то на что?" - Он сразу же ответил: "О, если бы это было на что-то похоже, это было бы похоже на бабочку." -"О, сказал я, - если бы это была бабочка, где именно была бы она расположена на карточке?" - Мы снова прошли все карточки с этим новым вопросом, и он давал весьма сложные ответы.

Таков был мой первый опыт использования техники или, скорее, способа обращения с опытом, который я называю виртуальным про­странством или, иначе говоря, пространством возможности. Это ока­залось чрезвычайно полезным во многих формах. Кроме того в этом есть интересные и поистине глубокие моменты относительно того, как люди представляются и что они есть. Эта техника довольно близко соответствует, теоретически и практически, гештальт-подходу. Книга О.Вейнингера "Виртуальная Философия" была одной из опор раннего гештальтизма. Я сотни раз использовал буквально ту форму, которая была описана -"Если бы вы знали ответ, каким он был бы?". Постепен­но возникало все больше различных вариаций, часто с такой же уди­вительной спонтанностью, как первая находка.

Я начал обнаруживать, что люди, по-видимому, знают гораздо больше о своем будущем, чем они знают, что знают. Например, чело­век говорит, что ему кажется, что жена собирается его бросить, но он не знает, так ли это. Я предлагаю ему на минутку притвориться, что он знает - неожиданно из этой позиции он оказывается вполне уверен, что это так. Будучи очень рациональным в это время, я много думал об этом феномене, пытаясь как-то разобраться в нем. Одна формули­ровка показалась мне отражающей суть, и сегодня она кажется значи­мой. Ответить на вопрос в контексте, так сказать, определенности: "На что похоже чернильное пятно?" - "Оно похоже на бабочку" -значит быть открытым тому, что ты ошибаешься. В таком случае я, тестирующий, могу сказать: "Что, что за глупости ты говоришь, какая же это бабочка?!!" - и тестируемый в ловушке.

Если же он отвечает в контексте, так сказать, возможности, говоря: "Если бы это было на что-то похоже, это могло бы быть похоже на бабочку", - он в безопасности. Если я выступлю со своими упреками, он может просто сказать: "Я же не сказал, что это похоже на бабочку, я только сказал, что если бы это было похоже на что-то, то могло бы быть похоже на бабочку". Человек таким образом избегает дилеммы правильно-ошибочно, в которой большинство людей безнадежно путаются.

Сущность «виртуального подхода» в том, чтобы отойти от ограничи­вающих сторон повседневного практического эго, которое слишком буквально, слишком реалистично и подвержено проблеме правильно -ошибочно. Все эти качества прекрасны для определенных целей, но мешают широте и свежести взгляда. Сигналом того, что вам удалось совершить этот прыжок в виртуальное или возможное, может стать внезапная свежесть и новизна мышления и восприятия, а также, па­радоксальным образом, - ощущение уверенности и определенности. В действительности это чувство уверенности не парадоксально: если ошибаться нехорошо, а оно так и есть в повседневном мире, то нужно быть осторожным и проверяющим. Если можно ошибаться, если это "о-кей", точнее, если правильно и ошибочно не оцениваются, тогда я могу позволить себе безопасно ощущать уверенность. Не удивитель­но, что одним из способов использования этой техники стала практика ограничения сомнений. Клиент говорит: "Я хочу оставить работу, но не знаю, когда лучше это сделать". Я прошу его найти дату, которая очевидно преждевременна: клиент не может предположить, что сде­лает это так скоро. После этого я прошу установить возможную са­мую позднюю дату, время, когда он уверен, что уже оставит эту рабо­ту. Когда мы установили промежуток: "Ясно, что не раньше 1 апреля, и уж конечно не позже августа", я начинаю двигаться от обеих границ к середине: "Как насчет 1 мая?". "Раньше чем в июле кажется это возможным?". Когда людей спрашиваешь таким образом, варьируя форму вопросов, оказывается, что человек может быть очень точно чувствует, когда именно он собирается сделать нечто и сомнение исче­зает. Подобная процедура работает и в других случаях.

Вот другая подобная техника: когда пациент кончает описание проблемы, я спрашиваю вполне серьезно и прямо, разрешима ли про­блема так, как она поставлена. После разных уверток и избеганий прямого ответа весьма часто люди начинают с удивлением понимать, что на каком-то уровне знания они считают проблему неразрешимой, хотя на другом уровне они только что закончили ее развернутое опи­сание. Поразительно - для меня и для них - пережить два столь раз­личных, противоречащих друг другу способа организации данных.

Одним из способов представить себе эти одновременно существующие и противоречащие друг другу организации - это особое осознание. Коротко говоря, предполагается, что способы думать, чувствовать, форма отношения и позиции, и вид действования связываются в упа­ковки или создают роли, существующие, как самостоятельное целое. Только не спрашивайте меня, в каком пространстве! Так, если обыч­но бережливый человек вдруг проявляет щедрость, это не значит, что он неожиданно стал щедрым, а все остальное в нем не изменилось. Скорее, он соскользнул в другое целое, и внимательный наблюдатель может при этом заметить множество других изменений в его чувство­вании, мышечном тонусе, движениях и пр. Он сейчас не старый скря­га Джо, а Джо щедрый. Многие теории личности придерживаются этой точки зрения. Например, транзактный анализ называет это эго-состояниями. Мне из транзактных состояний больше всего нравится маленький профессор - эго состояние наблюдающего, лишенного предрассудков, ребенка, который видит то, что есть - то есть Голого Короля. Психосинтез называет это субличностями. Эти состояния привязаны к определенным стимулам, и могут быть вызываемы ими - так женщина перестает быть студенткой и превращается в мать, как только она слышит плач своего ребенка.

«Виртуальное пространство» может позволить принять свойства иных личностей, которые еще не существовали организованным обра­зом до этого момента. Так, если пациент отрицает способность к чув­ству определенного качества, например, уверенности в себе, я спра­шиваю, знает ли он кого-нибудь, кто уверен в себе. Конечно да, иначе у него не было бы такого представления. Становясь этим человеком в порядке ролевой игры, он начинает принимать и организовывать эле­менты чувствования и действия, которые необходимы для этого опыта, и уже есть в такой степени, что это удивляет его. Имя представителя качества во внутренней картинке может быть временным якорем для образования этой группировки, пока он не начнет более устойчивое собственное существование.

Одна из наиболее разработанных и сложных форм использования этой идеи называется консультант. Когда пациент кажется безнадеж­но запутанным в множестве пересекающихся проблем, я драматиче­ски довожу ситуацию до кульминации и говорю с подчеркнутой значительностью, что крайне сложные проблемы требуют крайних решений, объявляя, что я решил обратиться к Консультанту. Затем я рассказываю, как замечательно мудр, компетентен и знающ этот кон­сультант. Я отмечаю, что формальная обученность здесь не сущест­венна, но важна глубокая и точная осведомленность во всех обстоя­тельствах жизни пациента. Я учу пациента оказывать должное ува­жение консультанту, организуя для него удобное место, подчеркива­ющее его значимость.

К этому моменту намеки, которые я использую при подготовке, уже делают свое дело в сознании пациента, так что он не слишком удивляется, когда оказывается, что он-то и будет играть роль консуль­танта. Я объясняю ему, что я понимаю, что в данный момент он не знает, как это делать, но когда он будет сидеть в надлежащем кресле и когда ему будут задавать вопросы правильным образом, он будет знать. Затем я обсуждаю с пациентом, какие именно вопросы больше Иьсего нуждаются в помощи консультанта. После этого мы оставляем

Какой-нибудь физический символ присутствия пациента на его стуле, Цон выходит из комнаты, стучится, вновь входит, встречаемый надлежащим образом, как КОНСУЛЬТАНТ.

Затем мы более или менее подробно обсуждаем проблему, причем консультант указывает решения, предлагает что-то и т. д. Часто таким образом возникают весьма примечательные решения, и люди очень удивляются тому, что возникает у них самих в этом состоянии. Некоторые пациенты отмечают, что они сохраняют эту игру в даль­нейшем, создавая таким образом новое эго состояние,- другие удов­летворяются результатами одного сеанса.

Временами я просто теряюсь перед возможностями, которые от­крывают этот подход. Почти любое состояние, какое только можно вообразить, потенциально может быть организовано, закреплено и сделано приемлемым. Временами я перехожу в некую трансперсо­нальную субличность, которая полагает, что, может быть, любое зна­ние доступно любому человеку, если он может организовать и укре­пить подходящее состояние. Я сам, как более трезвая и критичная личность, в это не верю..., но все же... Я начинаю смотреть на гипноз, как на возможное средство расширения этих возможностей, но, к сча­стью, многое возможно и без таких вспомогательных средств. Вы мо­жете начать использовать эти идеи и этот способ работы прямо сейчас, в вашей текущей жизни и практике, если уже не начали. Что? Вы говорите, что вам неще это применить? Хорошо, а если бы было где, то где это было бы?

Заметки о практике Гештальт-терапии

1. Гештальт-терапия синдромов стрессовых реакций

Вместо того, чтобы рассуждать на тему психотерапии синдромов стрессовых реакций, я изложу несколько предположений относитель­но человека, лежащих в основе работы гештальт-терапевта. Принято думать, так как это респектабельно и научно, что человек в значительной степени или целиком определяется силами, находя­щимися вне его контроля: генетическими, силами среды, социальны­ми силами и т.п. С этой точки зрения имеет смысл изучить повторяю­щиеся паттерны поведения и симптомы, обнаруживать их связи , формулировать гипотезы, прогнозировать течение болезни, предпи­сывать лечение и пр. Такого рода феномены могут быть изучаемы с большой степенью точности. С другой точки зрения человек в конечном счете является ответст­венным, постоянно выбирающим, центром собственной вселенной, источником собственного опыта и творцом событий, которые с ним происходят.

Нет способа показать правоту или неправоту каждой из этих точек зрения - обе имеют свои аргументы. Выбор между ними осуществля­ется на эстетических или прагматических основаниях. Я предпочи­таю вторую - мне кажется, что так жизнь интереснее и значительнее. Более того, мне кажется, что то же самое происходит с людьми, ^ которыми я работаю: когда они двигаются в этом направлении, их жизнь становится лучше. Важно отметить при этом, что эти точки зрения трудно соединить. В частности, если человек старается работать со второй точки зрения, информация с первой точки зрения может быть деструктивной для него, и терапия, проводимая с первой точки зрения, может принести ему вред.

Если я присоединяюсь к утверждению, что у кого-то синдром, или что прогноз такой-то, я действую в направлении превращения этого прогноза в более реальный и определенный и уменьшаю возможность человека самому все это преобразовывать. Если человек определенно выбирает первую точку зрения, рассматривая себя, как пациента с болезнью, я конечно приму его выбор. Но пока он не сделал его, я не хочу делать ничего такого, что уменьшит или ослабит ответствен­ность, которую он готов принять сам. Иными словами, я буду рабо­тать с ним все время, как с ответственным выбирающим организмом, пока он не сообщит мне, что он предпочитает быть реактивным, детер­минированным.

Перефразируя вышесказанное, бытие пациента - это дело не состо­яний тела, а отношения к ним. Человек может иметь множество сим­птомов и оставаться выбирающим человеком, движущимся вопреки им, признающим свой выбор по поводу них и дающим им уйти, когда он находит лучшие способы действия. Другой человек, с подобным же набором симптомов, может рассматривать их как навязанные ему или случившиеся с ним и будет абсолютным пациентом.

Другая фундаментальная предпосылка гештальт-терапевта в том, что организм является очень искусным и адаптивным и всегда делает наилучший возможный для него выбор в мире, как он его видит. Лю­бое неприятное или деструктивное поведение может рассматриваться с этой точки зрения так, что несмотря на кажущуюся деструктивность на деле это поведение каким-то образом конструктивно.

С позиции своего эго пациент может утверждать, что симптом или поведение неприятны и нежелательны, не являются частью его, но несмотря на это всегда имеет смысл рассмотреть его с точки зрения, что оно в каком то отношении конструктивно. Парадокс состоит в том, что когда человек обнаруживает и признает, насколько симптом в действительности конструктивен, при этом высвобождается энергия для изменения и принятие человеком того, где и как он находится. Одновременно становится возможным изменение и новый этап адап­тации.

Гештальт-терапевт принимает совершенно всерьез часто произно­симое, но редко принимаемое изречение, что лечить можно только человека, а не симптом. Однако невозможно изменить один фрагмент жизни, не затрагивая всего остального, иначе вся жизнь пациента входит в конфликт с ним.

Кроме того, предполагается, что история возникновения симптома или поведенческого паттерна представляет гораздо меньше интереса, чем вопрос, что удерживает его. Функция, выполняемая симптомом в настоящий момент в жизни человека, точнее позитивная ее часть-выгода - вот что прежде всего подлежит рассмотрению. Все организмы инстинктивно и эффективно уходят от неприятных стимулов и ситуа­ций, за исключением двух случаев: если нынешний дискомфорт сулит больше удовольствия в будущем, или если нынешний дискомфорт да­ет возможность избегнуть большей неприятности. Если человек со­храняет нежелательное поведение, мы знаем, что в этом есть какая-то выгода, какое-то видимое приобретение, ради которого организм и сохраняет это поведение.

Часто сам выбор не осознается, и задача терапии - вернуть выбор в осознание, так, что человек может выбрать, сохранять ли ему этот паттерн поведения и его выгоду, или отказаться от того и другого. История возникновения симптома часто используется как способ тя­нуть время, отвлечение, или как перекладывание ответственности на другого, вместо того, чтобы принять ее самому.

2. Использование гештальта в необычной среде

Часто во время обучения гештальт-терапии возникают вопросы, применима ли она к людям и группам в случаях сильных отклонений от нормы - к тюремным заключенным, психотикам, умственно непол­ноценным и пациентам с органическими нарушениями. Часто вопрос сопровождается страшными историями: "Я пробовал технику пустого стула в тюрьме и можете себе представить, что из этого вышло". Я стараюсь как можно лучше ответить на такие вопросы, использую демонстрации, рассказываю анекдоты из собственного опыта подо­бной работы, но при этом я часто чувствую некоторую неудовлетво­ренность. Со временем я стал испытывать странное чувство, когда задается такой вопрос. Хотя люди обычно задают его искренне, вопрос кажется неоправданным.

Гештальт как техника или Гештальт как основа бытия? Наконец я стал понимать, что сам вопрос задается с точки зрения определенного представления о Гештальте, то есть в предположении, что Гештальт определяется как набор техник! Если терапевт исполь­зует пустой стул, избегает определения "это-оно", спрашивает :''Что вы испытываете?" достаточно часто, и работает со снами - это гештальт-терапевт, и занимаясь всем этим, он осуществляет гештальт-терапию. Я понимаю это с точностью до наоборот. Для меня - и я пола­гаю, что для большинства гештальтистов, Гештальт - это не набор техник, а основа бытия. Не то, что вы делаете, делает вас гештальтистом, а цели, с которыми вы делаете нечто. Еще точнее, даже не цели, а состояние сознания, в котором вы делаете то, что вы делаете. Много написано про технику Гештальта и я сам написал главу под таким названием утверждая, что определенные действия более подходят для Гештальта. Но не в этом суть Гештальта.

Задача Гештальта - в расширении сознания, в большей интеграции, большей целостности, большей внутриличностной коммуникации. Все, что делается с подобными целями, - это Гештальт. Все, что дела­ется с другими целями, - нет. Если у вас есть подобные цели, вы можете пользоваться вопросами из языка "оно-это", интеллектуально говорить о прошлом и все же осуществлять гештальт-терапию. Если же вашей целью является приспособление, самоуправление или изме­нение чего-то - это не гештальт-терапия, даже если вы пользуетесь пустыми стульями, говорите о фигуре и фоне, и прекрасным образом используете язык ответственности.

Нет ничего плохого в других целях. Все это может случиться и в результате гештальт-терапии, и это даже весьма вероятно. Другие цели также вполне справедливо могут быть целями пациента. Тера­певт может иметь любую из этих целей в течение определенного от­резка работы, - но работая на эти цели, он не гештальтист. Терапевт может свободно менять стили и задачи; он может в течение 40 минут заниматься приспособлением или десенсибилизацией, т.е. уменьше­нием чувствительности, и 10 минут - гештальтом. Но занимаясь Геш-тальтом, терапевт не может ставить перед собой фиксированную зада­чу, он должен быть готов принять то, что возникает спонтанно, цели работы остаются открытыми.

Однажды студент спросил: "Если вы движетесь в определенном на­правлении с пациентом во время гештальт-терапии, а ваш со-тера-певт слева говорит..." - я прервал его, ибо ответ был ясен: если вы "движетесь в определенном направлении", то вы не занимаетесь Геш-тальтом, что бы ни говорил ваш со-терапевт слева.

Если мы принимаем Гештальт как основу бытия, тоща техника становится просто вопросом стратегий, тактик и приемов, в которых эта основа бытия воплощается в той или иной ситуации - иная ситуа­ция потребует иной техники, и она, естественно, будет разработана.

3.Гештальт посредством ролевой игры и самораскрытия.

Я полагаю, что если мы применим Гештальт как основу бытия или цели сознавания, интеграции и большей внутриличностной коммуни­кации к дезорганизованным, запутавшимся, фрагментированным лю­дям, которых называют шизофрениками или "пограничниками", мы перенесем акцент на ролевое моделирование посредством самораск­рытия.

Я не имею в виду самораскрытие здесь и теперь, практикуемое многими гештальтистами. Скорее речь идет о раскрытии структуры собственной жизни - не только фактов, но контекста и значения собы­тий.

Однажды в Лангли-Портере молодой человек с диагнозом шизоф­рения быстро шел к улучшению и был близок к выписке. Врачи пола­гали, что должен стать вопрос о работе, а поскольку он никогда не работал, то возникающая из-за этого зависимость от родителей со­ставляла часть его проблемы. Однажды он пришел в группу, похожий на только что откачанного утопленника и готовый весьма драматично возобновить шизофренические симптомы, которые он раньше демон­стрировал. Я спросил его, что происходит. Он отрицал, что дело пло­хо, но по ходу выяснилось, что на следующее утро у него назначен разговор по поводу работы. Я предположил, что его могло взволновать это, но он отрицал такие чувства. Когда он говорил это, я внезапно вспомнил себя много лет назад, когда я только что получил свою степень, и написал в госпиталь с просьбой об докторантуре.

Вспоминается мне тот момент, когда я получил ответ: "У нас нет ничего подобного, но мы можем предложить вам работу". У меня екнуло под ложечкой на мгновение от перспективы после 31 года отказаться от щита ученичества и быть обнаженным в мире, где от меня будут ждать, чтобы я стоял на собственных ногах и выполнял реальную работу. Я заколебался, нужно ли рассказывать об этом юноше - казалось, что это так далеко от его ситуации, но воспомина­ние настаивало на своем, и я рассказал. Двое других членов группы рассказали о похожих событиях в их жизни, и все мы поговорили о неизбежности для человека такого рода состояния перед шагом в мир работы. Послушав это все, молодой человек смог поделиться своей тревожностью, пережил и выразил ее более подходящим образом, не­жели демонстрация симптома. Он оставил группу все еще в некоторой тревоге, но уже без опасности декомпенсации.

Как назвать эти разговоры про прошлое, да еще мое прошлое, в гештальт-терапии? Человеку нужны связность и значение, а не дан­ные и не изолированные фрагменты сознавания. Ему нужно было понять что-то, что в нем происходит, это простые чувства, они не являются ни странными, не неестественными, - они составляют часть Обычного человеческого опыта. Может, он не знал этого потому, что люди вокруг него были ему непонятны - такого рода знание могло придти только, если бы он видел людей целиком и в действии, - это он и увидел в нас. В более собранном состоянии он мог, наверное, обнару­жить все это и в рамках более традиционной гештальтистской техни­ки, но более собранный человек и не нуждался бы так отчаянно в этом знании!

Для людей с серьезными нарушениями может быть затруднительно принимать свое осознание, так сказать, прямо. Чтобы быть ассимили­рованным, оно должно приходить в человечески оформленных видах: в контексте всей жизни, - иначе осознание невозможно увидеть. До­статочно интегрированный человек .может принять изолированный момент осознания хоть во время семинара, и заняться самостоятельно приспособлением этого фрагмента к целостности своей жизни. Менее интегрированные люди в большей степени нуждаются в жизненном контексте, чтобы фрагмент осознания был полезен.

4. Эффект самораскрытия.

Самораскрытие рождает некоторые эффекты и помимо основного, то есть передачи человеческой правды в жизненном контексте. Один из них состоит в доверии пациента - доверии не только относительно инфор­мации, но такое доверие, которое дает возможность наилучшим обра­зом применять полученное : человек может как бы посмотреть сквозь это и найти, что ему нужно, за пределами того, что мы, как мы пола­гаем, даем ему. Людям обычно трудно проявлять четкость относитель­но того что им нужно или чего они хотят - когда терапевт осуществля­ет самораскрытие, пациенту не приходится высказывать, что именно ему нужно. Достаточно посмотреть сквозь то, что предлагается, и взять то, что понадобится. Я часто бывал сильно удивлен, когда позже люди говорили мне, что именно открылось им в фрагментах моего самораскрытия - это часто отличалось от того, что я намеревался им показать.

Самораскрытие может разбить барьеры и открыть общую человеч­ность участвующих - все мы плывем на одном корабле. Однажды в группе алкоголиков я без всякого результата пытался применить мою Гештальтистскую технику или что-нибудь еще. Люди смеялись надо

мной или начинали разговаривать между собой. Насколько я мог ви­деть, мы были совершенно различны, прямо-таки противоположны во всех наших жизненных выборах. И вот в противоположности я увидел ключ. Если мы выбрали противоположные решения, то это было отве­том на сходную проблему!

Я начал говорить о выборе еще в школе, когда выбирал между сохранением собст­венной индивидуальности вопреки давлению и конформизмом. Хорошим в сопротивлении была надежда сохранить собственную лич­ность, собственное единство, а плохим - социальные неудобства вплоть до правонарушений, приведших их в эту психушку. В конфор­мизме хорошим было социальное принятие и вытекающие из этого блага, например моя ученая степень и то, что в отличие от них я сегодня буду ночевать дома. Дурным было то, что теряется чувство внутреннего единства. Я был готов рассказать им о цене конформиз­ма: одиночестве, чувстве, что сам себя предал, потере внутренней части себя, преодоление которых заняло у меня многие годы. Я пола­гаю, что мне удалось привлечь их внимание, когда я рассказал, что такое "капитан отряда бойскаутов" - кем я был, ценой потери несколь­ких возможных друзей среди бунтовщиков. Так или иначе, они уви­дели, что наша точка сопротивления - именно в различии выбора по одному и тому же поводу, и что каждый выбор имеет свои плюсы и минусы, свои потери и свои приобретения. После этой встречи у нас возникла вполне эффективная группа, в том числе мы использовали многое из традиционной техники Гештальта.

Самораскрытие может быть понято как способ жизни. Процесс самораскрытия моделирует сам себя: независимо от содер­жания, он показывает ценности и трудности открытой жизни в общи­не или обществе. Фриц Перлз был могущественным и эффективным терапевтом, но когда он выходил из комнаты, люди поворачивались друг к другу и пытались делать то же самое исходя из своих закрытых позиций. Возникала какая-то неприятная атмосфера, в которой все ждали возвращения мастера. Лучше, когда лидер, практикующий са­мораскрытие, выходит, остальные продолжают разговаривать: ничто не должно измениться.

Я бы не хотел оставить впечатление, что ролевое моделирование и самораскрытие предназначено для менее развитых качеств. Многим, конечно же, более всего хотелось бы услышать некий яркий анализ снов или какие-нибудь другие моменты техники. Но чаще всего при­ходилось слышать что-то вроде: "Да я не знаю - я просто начала себя

лучше чувствовать и лучше понимать себя, когда увидела, как вы общаетесь с вещами..."

А кто, как вы думаете, получает больше всего от ролевого модели­рования и самораскрытия? Правильно, терапевт. Как бы я ни любил традиционно гештальтистскую работу, меня больше затрагивает, и больше интересует человеческое во мне, - самораскрытие.

Существует ли сопротивление в гештальт-терапии?(Гештальт и психоанализ)

Цель этой заметки двоякая: во-первых, рассмотреть понятие сопро­тивления в гештальт-терапии, чтобы прояснить пути более эффектив­ного обращения с пациентами. Во-вторых, показать при этом нечто относительно природы и качества Гештальта, как я его понимаю.

Терапевтическое сопротивление - краеугольное понятие в психоа­нализе, и из этого развиваются его методы. Ему посвящены многие книги, любая конференция уделит ему достаточно внимания, и в по­вседневных разговорах оно тоже занимает свое место, обычно как объяснение неудач.

По сравнению с другими подходами в психотерапии, гештальтисты уделяют сопротивлению сравнительно мало внимания. Упоминание о нем есть в книге Перлса "Эго, Голод и Агрессия" (1947г.) и его же книге с соавторами "Гештальт-терапия" (1950г.). Однако в 800-страничной книге "Пособие по гештальт-терапии" (Хатчер и Химельстайн, 1976г.) лишь 5-6 раз упоминается это понятие, и то в основном в главе "Гештальт-терапия с точки зрения психоанализа". Если упо­минание сопротивления и можно встретить в работах гештальт тера­певтов, то лишь постольку, поскольку последние практикуют смесь Гештальта с психоанализом, а отчасти, может быть поскольку счита­ют, что такое распространенное понятие должно найти свое место или может быть они знают чего-то, чего мы не знаем.

Я хочу выдвинуть предположение, что в гештальт-терапии нам не нужно это понятие, оно вносило бы путаницу в наше мышление. Это не имеет отношение к применению этого понятия в любых других школах психотерапии. Понятия существуют только в контексте, и в контексте гештальт-терапии нет необходимости и нет места для со­противления, сколь бы ни было оно важным для психоанализа.

Прежде всего мы должны коснуться некоторых философских и лин­гвистических вопросов. В нашей жизни мы почти всегда имеем дело не с реальностью, а с ее описанием, и это в тем большей степени, чем более культурными мы становимся. Вещи, или процессы не существу­ют в готовой форме в природе, ожидая человека, чтобы получить свое название. Из аморфного потока физико-химических событий мы абс­трагируем вещь называнием ее, причем эту объективацию, или абст­ракцию, мы осуществляем весьма различными путями. Часто наши способы основываются на очевидных практических соображениях. Так, в эскимосском языке есть восемь различных слов для льда, отра­жающих практически значимые различия: насколько быстро он за­мерз, насколько он толст и пр. У нас есть только одно слово, а в древне-ацтекстком языке было одно слово для лада, снега, мокрого снега и града - для жителей субтропиков вполне достаточно.

Сравнительное языкознание дает массу других примеров таких различий. Б.Л.Уорф приводит прекрасный пример: Английская фраза "Я прочищаю ружье шомполом" может быть довольно точно переведе­на на язык индейцев Пауни. но если эту фразу индейского языка перевести обратно, получится что-то вроде следующего: "От сырого до сухого, в отверстии движением руки". Чистить и шомпол не скажутся в индейской фразе, хотя фраза в целом - вполне точный перевод.

Мы думаем, что шомпол - это вещь, которая есть в мире, и очевидно должна появиться в любом описании фрагмента реальности, где она, эта вещь, есть. В индейском языке решающими элементами являются движение внутрь и наружу, а шомпол нечто совершенно случайное, воплощающее эти отношения, но не существующее само по себе. Одна из любимых фраз Кожибского (Перлз часто указывал на него, как на один из источников): "Карта - это не территория". Карта, которая может быть вполне полной, точной и удовлетворительной для военного, может быть совершенно непригодной для ботаника.

Из этого следует, что в двух системах, одинаково эффективно и точно описывающих реальность, мы можем не найти тождества в от­ношении описания некоторого определенного элемента. Каждый эле­мент в своем значении зависит от системы в целом и не может быть вынут из юонтекста.

Значение этих философских рассуждений для нашей темы, навер­ное, уже понятно. Сопротивление - это не физико-химический факт, независимо существующий в реальном мире, а всего лишь элемент в определенной системе описания, в частности в психоанализе. С точки зрения другой системы описания, например Гештальта, это понятие, которое как таковое может не иметь смысла, хотя в целом система вполне пригодна для описания целостных сегментов реальности, из которых извлекается сопротивление.

Применим в действие эту предпосылку - что мы имеем дело здесь не с реальностью, а с альтернативными ее описаниями: представим себе гештальт-терапевта и классического аналитика, прослушивающих фрагмент записи разговора между пациентом и третьим терапевтом, и сравнивающим сои замечания. Каждый будет описывать происходя­щее в своих характерных представлениях. Гештальтист будет гово­рить о мобилизации возбуждения и сознавания, об образовании фигур на фоне, может быть о характерном поведении пациента, подходяще­го к тупику. Фрейдист скоро заговорит о перенесении и сопротивле­нии. Можно представить себе гештальтиста, оживленно указываю­щего на то, как пациент мобилизует свои ресурсы для самоподдержания, в то время как Фрейдист будет слушать это нетер­пеливо и говорить "может быть и так, ну и что?" и тут же перейдет к указанию на моменты перенесения или сопротивления, о чем гештальтист в свою очередь скажет "может быть, ну и что?" Каждый будет отбирать феномены, более всего соответствующие определенным по­нятиям, с которыми он знаком, и затруднится оценить феномены, наиболее интересные для другого.

Теперь представьте себе, что они обсуждают три коротких фраг­мента, взятых из разных сеансов. А - фрагмент взаимодействия, хо­рошо соответствующего классическому анализу. В эпизод из геш­тальт-терапии, С - начальные две минуты работы терапевта какого-либо третьего направления. С некоторым трудом гештальтист опишет фрагмент А без понятия сопротивления, фрейдист также с некоторым трудом опишет фрагмент В, не пользуясь гештальтистскими терминами, но это будет довольно трудно сделать. Трудно не признать сопротивления в фрейдистском примере или мобилизации в гештальтистском, потому что эти вещи создаются дей­ствиями терапевтов. Иными словами, фрейдист с первой минуты сле­дит и ждет перенесения и сопротивления и конечно он заметит их. Он будет избирательно на них реагировать, а пациент будет реагировать на эту избирательность и скоро начнет демонстрировать эти феноме­ны. Точно так же гештальтист своими акцентами и своей избиратель­ностью будет создавать определенные вещи.

Здесь применимо старое наблюдение, что фрейдовские пациенты видят фрейдистские сны, а юнговские пациенты видят юнгианские сны.. Может быть полезным дать довольно грубое различение меж­ду двумя видами сопротивления. Одно может быть названо сопротивлением терапии или терапевту. Другое - сопротивление жизни, или чувствам, или выражению импульса. Хотя они и не всегда могут быть различены с абсолютной точностью, различение может быть полезно как начальный пункт. Отсылание к первому, к сопротивлению тера­пии, быстро исчезают из гештальт-терапии.

Для драматизации, хотя и согласившись на некоторые упрощения, противопоставим существенные различия психоанализа и гештальт-терапии, описывая пять шагов терапии, как они видятся с двух пози­ций:

Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивле­ние в нашей дихотомии - сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один элемент. Мы говорим здесь о подавлении чувств и импуль­сов, отход от участия в жизни, избегание контакта и опыта и т.п. Часто такого рода процессы и приводят пациента к терапевту, или по меньшей мере они скоро выявляются в воздержании от упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перле говорил о процессах, в результате которых это происходит - ретроф­лексии, проекции, десенсибилизации и интроекции. Я не буду здесь вдаваться в детали этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить таким образом:

Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воз­держиваюсь ради своей безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно назвать сопротивлением - это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, что в субъектив­ной реальности пациента то, что внешнему наблюдателю кажется сопротивлением или колебанием, сделать ли определенный шаг в жизни, - это просто осторожность, такая же, как мое нежелание пере­секать опасную улицу. Хотя импульс может содержать что-то привле­кательное, общая оценка опасности - выше. Может быть, с некоторой

точки зрения это воздержание ограничительно для пациента, может быть он и сам так думает, когда все же воздерживается. Но вместо того, чтобы называть воздержание нехорошим, сопротивлением, или даже назвать его воздержанием, а не просто осторожностью, мы гото­вы видеть абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого взгляда изнутри и исследование его, а не маркировка его извне - вот что такое Гсштальт.

Короче говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значе­ния тому, что другой терапевт может назвать актом сопротивления. То, что делает пациент - еще один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может выглядеть следующим образом:

Терапевт. Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговори­те с ней.

Пациент. Я не хочу.

Типичные гештальтистские ответы могут быть такими:

1. Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять это упражнение.

2. Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что не хотите делать?

3. Хорошо! А как бы мать реагировала на это?

4. Бели продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас?

Список возможностей здесь бесконечен - гештальтисты известны своей изобретательностью, но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они принимают то, что говорит пациент, как выход энергии и следуют вместе с ним каким-либо образом, не называя это плохим, обструктивным, сопротивлением, не противопоставляясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с чем можно работать.

Итак, отвечая на вопрос, стоящий в названии раздела, можно сказать "нет". Понятие сопротивления, необходимое и полезное в психоана­лизе, не находит себе места в Гештальте. Конечно пациенты говорят "нет", отказываются выполнять упражнения, настаивают на поведе­нии, кажущимся разрушительным - но ключом как раз и является слово, содержащееся в последнем утверждении. Есть только энергия и осознание. Маркирование энергии как "хорошо" и "плохо" затрудняет осознавание ее. Не входя в детали, замечу, что называние поведе­ния пациента хорошим может быть столь же вредным, как порицание» Выражая это радикально - если гештальт-терапевт говорит о сопро­тивлении пациента, это больше сообщает о путанице в его теоретиче­ских взглядах, чем о пациенте!

"О КЕЙ" или "НЕ О КЕЙ» (концепция совершенства и Гештальт)

Я начал свою деятельность психолога, будучи вполне уверенным в представлении, что люди в своем обычном состоянии определенно "не о-кей". Я выучил множество латинских названий болезней и научился применять кучу тестов, подтверждающих эту точку зрения. Я не вы­бирал ее - казалось, что таково положение вещей. Я также хорошо знал, что я сам "не о-кей", но этот факт находился в ином мире, чем моя работа.

При некоторой подготовленности и небольшом опыте можно было увидеть, что люди не только "не о-кей", но и не движутся к улучше­нию. Смесь Фрейда с Роджерсом, которой я следовал скрепя сердце, была не слишком эффективной. Даже настолько неэффективной, что я на несколько лет отказался от терапии и занялся исследованиями и административной работой. Позже, увлекшись психодрамой и геш-тальт-терапией, я вернулся к консультированию.

Я, конечно, постоянно слышал фразы, что люди совершенны в та­ком виде, в каком они есть. При этом ссылались на Дзен или другие восточные философии. Я пропускал это мимо ушей, как "позитивную болтовню", и если я вообще думал о таких вещах, то примерно так, как Вольтер осмеял их в своем "Кандиде".

По мере развития "движения роста" я начал заменять названия симптомов и болезней именами более современных дьяволов, таких как "блоки", "паттерны", а проведя год у Эрика Берна, - "играми" и "скриптами". При этом, однако, я не подвергал сомнению саму точку зрения, что люди "не о'кей".

Гештальт дал нечто новое. Несколько раз в конце интенсивной гештальтистской работы я об­ретал чувство благополучия и ощущения, что даже "дурные чувства", которые я переживал, каким-то образом хороши и "правильны". В это время я начал посещать семинар для продвинутых, и самым живым воспоминанием от него остался случай, когда Вернер Эрхард, стоя рядом со мной, кричал моему соседу: "Я не думаю, что ты совершенен, я не вычислил, что ты совершенен, я не верю, что ты совершенен, я ЗНАЮ, что ты совершенен".

В течение 50 часов я или кто-нибудь еще пытались уронить себя каким-нибудь образом, но флаг поднимался вверх и нам показывали, что каким-то образом мы "0'кей", несмотря ни на что. В течение не­скольких дней после этого семинара я ощущал ту опору, которую обретал минутами в гештальтистской работе - реальное ощущение "окейности". В это время мое поведение драматически изменилось и, я полагаю, к лучшему, без всякого ощущения усилия или делания с моей стороны.

Я обнаружил, что в собственной работе в группе, на семинаре, или в общении с человеком, обнаруживающим дурной симптом, я говорю: "Я уверен, что когда это появилось, это было лучшее, что вы могли сделать в тот момент". И действительно, при тщательном рассмотре­нии всегда так и оказывалось. Это настолько нравилось мне, что я стал специалистом по показыванию людям их собственными словами и на их собственном опыте, что любой их выбор был лучшим возмож­ным в тот момент. И тогда я говорил умно и убедительно: "Что же такое жизнь, как не совершенство, если она состоит из ряда совершен­ных выборов?"

Я придумал упражнение "другое название симптома", которое по­зволило показать, что любое дурное качество или дурная черта чело­века - это просто дурное имя, данное по существу полезному качеству, которое они приобрели в какой-то момент своей жизни. Если люди это видят, то они ни за что от него не откажутся. Проделав это упраж­нение с несколькими сотнями человек, равно как и в одиночестве, я почувствовал изменение точки зрения на жизнь, как на свою собст­венную, так и на жизнь других. Новым было ощущение органическо­го качества в жизни человека, которое предвещало дурное определе­ние событий или черт в результате недалекости, непонимания того, что в целом хорошо.

Дурное оказывалось недостатком понимания ситуации в целом, - и, конечно же, эта недалекость и непонимание были также совершенны в свое время. Я начал разрабатывать за этим "экологическую", так сказать, модель ума. Вид стаи волков, напавшей на лося, может быть неприятен, но волки поддерживают здоровье и нормальную числен­ность лосей. Подобным же образом считать симптом или черту чело­века дурными - это просто недальновидность в оценке небольшого фрагмента без представления о связном целом. Я начал также обна­руживать, что иногда, когда люди работают над своими проблемами, каждый оказывается замечательным знатоком как раз в той области опыта или чувства, которая именуется проблемой.

Практически эта точка зрения привела к простому и эффективно­му способу общения с дурными чувствами, на которые жалуются лю­ди. Когда человек рассказывает мне о дурных чувствах, таких как тревожность, вина и т.п., я могу показать ему на его собственном опыте, что эти чувства абсолютно необходимы и даже неизбежны при данных предположениях и данном восприятии мира. Человек может увидеть, что было бы глупым и даже рискованным не пережить этих чувств.

С этой точки зрения фобия - лучшее решение, к которому человек мог прийти относительно серьезной, ощущаемой им проблемы. Отри­цать или осуждать это решение, называя его симптомом, значит скры­вать серьезность проблемы, подлежащей решению/ Привычки или симптомы можно рассматривать таким же образ<^. Если мы будем просто осуждать человека за пьянство, мы не узнаем, какую серьез­ную реальную проблему он решает. С точки зрения совершенства мы не проводим анализ симптомов или, уходя от него, мы скорее идем прямо через него, находя его неузнанную пользу в том виде, в каком она существует.

Там, где я сейчас нахожусь, я не обладаю полной уверенностью, что все в мире хорошо, таким, я полагаю, должно быть восприятие мира того, кто полностью стоит на точке зрения совершенства. Я обладаю искренней уверенностью относительно множества специфи­ческих вещей, которые еще некоторое время назад я вряд ли бы мог рассматривать подобным образом. Я обладаю предположением, тео­рией, как можно было бы сказать, что все хорошо. Я даже начинаю подозревать, что я сам - "о" ксй", хотя я и думаю, что буду более почищусь.

Мой партнер Джордж Пранский, более уверенный, чем я, в точке зрения совершенства, создал стиль консультирования, названный на­ми позже бархатным катком. Он состоит в нахождении для каждой жалобы пациента, какой бы грустной или тяжелой она не была, кон­текста, в котором она является выражением совершенства в жизни человека. В этом нет ни вопросов, ни советов для действий. Пациент может осознать свое совершенство там, где он находится, или про­явить некоторое стремление к тому, чтобы увидеть это совершенство* В последнем случае каждое новое высказывание пациента трактуется подобным образом, даже если пациент выражает сопротивление.

Одно из следствий этого стиля - создание атмосферы принятия, в которой человек обретает свободу исследовать значение и смысл свое­го поведения. Часто результатом этого для пациента становится осоз­нание и реальное переживание того, что он сам и его ситуация "о-кей". Изумительно, однако, как часто люди этому сопротивляются. Они сражаются до последнего, лишь бы не пережить совершенства. Мы заметили два возможных вида этого сопротивления. Одно состоит в том, что проблема, которую излагает пациент, - не проблема. Пробле­ма состоит в убежденности, что здесь должна быть проблема. Само же положение реальности не переживается как дурное. Часто, когда че­ловек рассказывает о ситуации, которая привела его к консультанту, например, 30 кг лишнего веса, и мы спрашиваем, что же в этом плохо­го, человек затрудняется ответить. Он не переживает ситуацию как плохую. Собственно, проблема и возникает, выдумывается или разду­вается, чтобы соответствовать убеждению, что должна быть проблема.

С этим связан второй феномен, который мы обнаружили в сопро­тивлении совершенству. Некоторые люди глубоко привязаны к жест­ко заданной цели, конечному состоянию, в котором они будут совер­шенны - фантастическому состоянию, которое может называться здоровьем, спасением, самоактуализацией или достижением. Эта ил­люзия прекрасной цели становится основным препятствием к пози­тивной оценке наличной реальности, того, что есть прямо сейчас.

Перефразируя это, можно сказать, что идеальное совершенство -величайшее препятствие для переживания существующего совершен­ства, которое уже есть. Этот журавль в небе, идеальное совершенство - одно из коварных препятствий для простого переживания "окейно-сти" настоящего. Однако люди готовы быть скорее несчастными сей­час, но сохранить мечту, чем отказаться от этой мечты и просто пере­живать движение жизни со всем тем, что она несет.

Среди возражений точки зрения совершенства наиболее часто встречаются три группы:

Первая: "Как быть с дурными привычками, которые будут сохраняться в атмосфере принятия?" Ответ: "Кто на самом деле знает, что действи­тельно эти привычки являются дурными с более широкой точки зре­ния?" Часто черта или привычка называется дурной только с точки зрения иллюзии совершенства. В безопасной атмосфере пациент может посмотреть на дурной симптом своими собствен­ными глазами и в своем собственном контексте, и наметить те измене­ния, которые он сочтет нужными.

Парадоксально, что сторонники совершенствования в противопо­ставлении совершенству чаше всего пессимисты в отношении к чело­веческой жизни. Представление, что мы должны бороться и стремить­ся к улучшению, исходит из предположения, что улучшение не будет происходить спонтанно, и мы, по существу, несовершенствующиеся создания, которых нужно подгонять к совершенствованию.

Точка зрения совершенства оптимистична в своем предположении, что если людям дать немного времени, места и силы, то они будут естественно двигаться к лучшему. Рассматривать содержание жизни как совершенное, значит с большей вероятностью давать людям это время, место, силу и свободу от давления. Требование измениться в определенном направлении в конце концов определяется той же точ­кой зрения, с которой первоначально данную черту называли дурной, что только мешает на пути естественного процесса совершенствова­ния.

Второе, более серьезное возражение возникает, когда пациент обнару­живает актуально деструктивное поведение вроде пьянства и т.п. С точки зрения совершенства импульс пьянства или избиения детей сам по себе совершенен. Он лишь нуждается в рассмотрении в атмосфере принятия, чтобы можно было найти его позитивную суть. В конце концов, в тот момент, когда пациент разговаривает со мной, он не делает этого, так что импульс или желание делать это может быть безопасно рассмотрено в таком контексте. Часто я заключаю согла­шение с пациентом не осуществлять это поведение некоторое время, пока мы не рассмотрим его, но я не соглашаюсь называть это дурным.

Третье, более абстрактное возражение касается других людей. "Как быть относительно Гитлера и евреев?" "Как относиться к войне и к голоду?" "Как насчет природных катаклизмов или расизма?" Один из ответов состоит в том, что зло - это оценка с близкой точки зрения. Кто знает? Я уверен, что многие люди в Сан-Франциско, если бы они могли отмолить землетрясение 1906 года, так бы и сделали. Однако, в таком случае напряжение, которое возрастало бы и накапливалось в течение последующих лет, привело бы к тому, что недавнее землетря­сение было бы гораздо суровее, так что, оглядываясь назад, мы можем только желать, чтобы было все так, как оно было. Называть что-то хорошим или дурным - это высокомерие и псевдоуверенность вместо реальной уверенности, которой никто из смертных не может обладать.

Я всегда вспоминаю о лосе и о волках. Мы все - части более широ­кой системы, и никто из нас не знает реального значения того, что происходит в более широком контексте. Многие суфийские притчи прекрасно это иллюстрируют. Человек умирает в результате случай­ности. Какая жалость! Затем выясняется, что он отправился в путь, чтобы убить халифа. О, как хорошо, что он погиб! Затем выясняется, что халиф сошел с ума, и в ближайшие два года станет несчастьем для всей страны. Как жаль, что тот человек не добрался до него! И так далее ...

Есть другой ответ тем, кто выдвигает в качестве возражения совер­шенству события в мире. Я начинаю искать основу этого сопротивле­ния в их уме, в их жизни. Какова ценность этого возражения? Часто оказывается, что они не делают того, что, как они полагают, они хотели бы делать. Рассматривая свое противопоставление, они нахо­дят следующий шаг, который возможен, чтобы затем его сделать, а может быть нет. Тогда все повторяется.

Я собираюсь завершить эту главу собственным отчетом. Я в некото­ром смысле являюсь одним из представителей движения роста. Я рас­сматриваю концепцию совершенства вещей, как они есть, и нахожу ее прекрасной и удовлетворительной.

1. Действие этой концепции на мою работу было очень значитель­ным. Моя работа стала сложным и динамичным единством методов изменения и методов принятия. Я изменяюсь, сохраняю лучшее из старого и двигаясь в направлении все большего принятия того, что есть. Каждая техника, каждая формулировка, которая получена мною в прошлом, трансформируется, чтобы соответствовать новой точке зрения. Вот хороший пример: Раньше я пользовался таким определением -"Это цена, которую вы платите за привязанность к себе, разрушая себя..." Новое определение, прошедшее через трансформацию приня­тия таково: "Это способ удержания в сознании выбора поведения в течение того времени, пока вы не собираетесь пользоваться этим вы­бором." Переход от таких слов как "цена", "привязанность", "разру­шение" к краткости и принятию второго определения очевиден. В моей работе стало больше легкости и игры, меньше тяжести, меньше серьезной погруженности в проблемы. Работать над проблемой - зна­чит до некоторой степени укреплять ее. Как сказал С.Т.Элиот, "думая о ключе, каждый укрепляет тюрьму". Чувствуя, что рост, изменения и улучшения неизбежны, вряд ли стоит подталкивать их с таким уси­лием.

2. Я стал в большей степени принимать самого себя. Я продолжаю Испытывать неуверенность и дискомфорт. Но вместе с этим я более умиротворен и менее подвержен напряжению, во мне меньше сожаления, беспокойства и чувства экологической правильности все более проникает в мою жизнь.

3. Эта точка зрения может повлиять на движение роста и на обще­ство, поскольку проблема не в том, каковы вещи, а в иллюзии какими они должны быть. Распространение позиции совершенства может ос­лабить мертвую хватку иллюзий в нашей культуре. Отказ от оболь­стительной фантазии конечной цели, к которой мы идем, и просто понимание вещей такими, какие они есть, - весьма привлекательная возможность для меня.

Тактика «переименование симптома». Просветление.

1.Просветление.

Одно из фундаментальных достижений даосизма в понимании, что качество создается и поддерживается существованием его противопо­ложности. Говоря словами святого, когда мы слышим о сыновней поч­тительности, мы знаем, что дети уже не слушают родителей. Дейст­вительно, кто будет рассказывать о детях, слушающихся родителей, если это действительно происходит. Это начинает заслуживать об­суждения, если хотя бы некоторые из детей не слушаются.

Ключевым аспектом Просветления в этом разделе является пережи­вание того, что настоящее совершенно таким образом, как оно есть. Всякая мысль о противоположном - это искажение, неполное видение ситуации, хотя это искажение само становится совершенно в этот момент.

Есть два существенных момента, которые приводят к потере совершенства настоящего.

Первое - это ошибка присваивания ценности событиям. Есть исто­рия о старом китайце, который единственный в деревне имел лошадь. Это означало, что он мог вспахать больше земли, чем его односельча­не, так что он был относительно богатым. Все называли его счастлив­цем, пока однажды его лошадь не убежала. Тогда все стали называть его несчастным. К обеим этим оценкам он относился равнодушно. Несколькими днями позже его лошадь вернулась, ведя за собой дру­гую, дикую лошадь. Поскольку вторая лошадь тоже стала принадлежать крестьянину, все говорили о его удачливости. Однако на следующий день его сын, забираясь на дикую лошадь, упал с нес и сломал ногу. Это односельчане сочли несчастьем, пока не появились гонцы императора, забира­ющие молодежь на войну. Они, разумеется, оставили юношу со сло­манной ногой в покое. История имеет продолжение, но смысл уже ясен: ценность события может трактоваться ошибочно, с любой огра­ниченной точки зрения. Только более широкий взгляд может воспри­нять совершенство события, которое рассматривается как "не о'кей" с ограниченной точки зрения.

Вторая ошибка, ведущая к невозможности пережить совершенство, более глубока и фундаментальна. Некоторые говорят: "Я называю это так, как я это вижу." Однако существует понятие "Этого нет, пока я это не назову". Просветление - это не понятие вроде неудачи, тревоги или убежав­шей лошади, а фундаментальное энергетическое событие, как тако­вое. Когда мы говорим что-то себе о событии, мы ограничиваем его своими категориями, придаем ему значение, лишь приближенное к тому, что есть в действительности. Может быть, старому китайцу сто­ило сказать, что его лошадь не сбежала, а пошла за другой лошадью? Единственной существующей определенностью в тот момент было пу­стое стойло. Все остальное - плод воображения. Само описание собы­тия - это набор теорий. Оно безнадежно насыщенно предположения­ми и предрассудками. Неудивительно, что трудно увидеть совершенство вещей, поскольку мы видим, в основном, не сами вещи, а наши собственные неузнанные предположения.

Итак, нет дурных привычек, черт или симптомов. Это лишь повто­ряющиеся события, которые люди настойчиво заставляют значить что-то, и которым они настойчиво приписывают негативные ценно­сти. "У меня есть дурная привычка", - в более точном изложении значит: "Я делаю нечто значимое, что делал и раньше, кроме того, у меня есть дополнительная мысль, что это плохо". Привычка - это теория относительно повторяющегося поведения, а не факт. То, что она дурная, очевидно, существует как мысль у того, кто называет ее дурной, не более того.

Теперь мы посмотрим, как можно применить эту точку зрения в психотерапии, точку зрения, что вещи совершенны в том виде, как они есть. А если я не вижу этого - я либо неправильно воспринимаю события, либо приписываю несвойственные им ценности. Но сначала нужно остановиться еще на одной детали.

Часто полагают, что Просветление - это событие класса "все" или "ничего". В моем опыте Просветление происходило фрагментарно. Я мог обрести Просветление, то есть увидеть сущностное совершенство некоторого аспекта моей жизни, без значительного сдвига в других аспектах. Поэтому далее мы будем говорить о том, как люди могут пережить частичное Просветление или Проблеск.

2.Истоки подхода.

Несколько лет назад я работал с женщиной над проблемой ее ре­вности, проявлявшейся как гнев, направленный на мужчину, с кото­рым она жила, когда он проявлял интерес к другим женщинам. Она считала ревность ужасным симптомом, и ее неудовольствие по поводу собственной ревности было столь значительным, а реакция на само слово столь болезненной, что мне показалось неуместным рассматри­вать с ней возможную незамеченную ею ценность этой ревности.

Тогда мне в голову пришла идея найти новое имя для ревности, чтобы появилась возможность разговаривать об этом более спокойно. Пока мы искали новое имя, женщина вспомнила свои переживания того, что отец оставил ее, когда она была ребенком. Через несколько минут появилось новое-наименование: "Ранний предупредительный сигнал панического страха быть неожиданно покинутой". К моему удивлению, это открытие не сделало терапевтическую работу воз­можной, - оно привело работу к концу. Женщина разрыдалась, уви­дев, что ревность не враг, а друг и защитник, который ей очень нужен.

Проблема переместилась с вопроса "что делать с ревностью" на вопрос о правильном поведении в жизненной ситуации, которая угро­жает ее благополучию. Женщина тут же поняла, что ей нужно делать и, отправившись домой, сделала то, что считала необходимым.

Столь выраженный результат десятиминутной работы заставил ме­ня присмотреться к тому, что произошло и из этого возникла основная тактика.

3.Переименование симптома.

Дело в том, что мы имеем возможность найти новое название для симптома или вызывающей отрицание особенности, описывающее по­ведение не менее точно, чем первоначальное название, но обладающее позитивным качеством. Так, если отрицаемой чертой было уп­рямство, то новым наименованием может быть упорство. Термины описывают одно и то же поведение, различна только оценка. Во время поиска нового названия пациент ясно переживает тот факт, что он сам приписывает оба значения ценности событию, о котором вдет речь. Нет ничего раз навсегда хорошего или дурного в повторяющемся сходном поведении. Будет ли это названо упрямст­вом или упорством, зависит целиком от того, что из этого выйдет.

У человека существует почти универсальная тенденция к улыбке облегчения в тот момент, когда новое наименование найдено удачно. Этот момент облегчения, хотя бы в одном аспекте жизни, и называет­ся частичным Просветлением.

Я приведу несколько примеров переименования и промежуточных шагов. Вряд ли найдется много симптомов, к которым эта процедура не может быть применена. Взрывы ярости по отношению к детям становятся динамическим накладыванием ограничений, промедление превращается в спонтанное обнаружение более срочного, утаивание называется таинственностью, безответственность превращается в же­лание выяснить, что на самом деле следует делать. Отмечу, что не может быть «словаря переименованных симптомов». Опыт индивидуален, так что редко два человека с подобными симпто­мами приходят к одним и тем же названиям. Так лень одним челове­ком называется соединение с Дао, другой же называет ее запрещен­ным, но желательным перерывом.

Техника наиболее ясно работает с симптомами, которые успели надоесть. Она может быть выполнена по-разному. Для некоторых людей полезным шагом является описание самого поведения, а не произнесение слова, которым его называют. Для некоторых полезно представить себе куклу, демонстрирующую это поведение, и попросить их проиграть это поведение вместе с кук­лой. Другим полезным действием может быть разделение ситуации на составные часто, действия или мысли с тщательным выделением каж­дой части. Например, скрытность превращается в такой процесс: "Я разгова­риваю с приятелем, намереваясь раскрыть ему секрет в ответ на его открытость, но затем у меня возникает другая мысль, и я ничего не говорю". Новое название становится таким: "Способность удержаться от болтовни о себе, даже если для этого есть повод".

Когда пациенту удается описать существующее поведение без оценки, может быть полезно предложить ему описать ситуацию, в которой такое поведение уместно, а потом спросить, как бы он назвал такое поведение в новой ситуации. Так, юноша жаловался на пугливость, но однажды в баре его волнение по поводу двух парней оказалось весьма обоснованным, и он назвал это поведение благоразумным.

Одна из точек зрения на повторяющееся поведение, которое не кажется уместным в данный момент, состоит в том, что поведение было уместным в тот момент, когда появилось впервые. Человек до сих пор привязан к нему, полагая, что это по-прежнему будет рабо­тать. Называние этого поведения плохими именами не помогает изба­виться от него, но вместе с тем способствует уничтожению его преж­ней полезности, оставляя человека в недоумении, почему же он делает все это.

Переименование симптома возвращает в сознание прежние пре­имущества поведения и дает человеку более целостное чувство самого себя. Значительная часть возбуждения и юмора при переименовании возникает как раз при узнавании прежней ценности поведения. Воз­вращение в сознание прежней ценности позволяет также более гибко управлять им. Когда человек переименовывает убегание в предостав­ление возможности исчезнуть, он знает, что это точно подходит к тому, что может действительно исчезнуть. Он перестает быть жерт­вой дурной привычки и становится обладателем ценного искусства, которое раньше он не всегда правильно применял. Чем больше я рабо­тал с переименованием симптомов, тем более ясно видел, что в старых симптомах и дурных привычках есть скрытая выгодность, и именно она удерживала это состояние на месте.

4.Жизненная основа тактики Просветления.

Может сложиться впечатление, что переименование симптома - это техника, и до некоторой степени она может быть использована сама по себе. Однако, по-видимому, существует определенный жизненный процесс, для которого эта техника является всего лишь одним из про­явлений. Может быть не всегда очевидно, что отрицаемая черта или действие является законной частью пациента, а всякое свидетельство противоположного возникает из точки зрения, с которой пациент рас­сматривает данную особенность. Дело не в том, что симптом может быть сделан приемлемым, а в том, что действие является симптомом только потому, что пациент его так называет.

Возможно, что негативная оценка пришла со стороны: от желающе­го добра родителя, учителя, терапевта, друга и пациент, подобрав негативную оценку, сделал ее своей. Верно также, что в тот момент это был наилучший, ориентированный на выживание шаг. Беспокой­ство вызывает лишь то, что приходящие извне негативные оценки и

негативные оценки негативных оценок типа "мне не следует быть столь критичной к себе" становятся большой грудой противоречивых тенденций и контр-тенденций, заслоняя от пациента его собственную реальность.

Точка Зрения Просветления предлагает просто отшелушить эту противоречивую массу по слоям, начиная с верхнего. Допустим, я много критикую себя, а затем критикую себя за критику себя. Жизнь облегчится хотя бы немного, если я прекращу метакритику, увидев свою сверхчувствительность к проблемам, как необходимое для жиз­ни умение, которое было когда-то важным и может стать таковым вновь.

Женщина, которую постоянно бил муж-алкоголик, корила себя за то, что она сносила побои и была зависимой, полагая, что в ней что-то не так. Может быть верно, что жизнь без битья была бы предпочти­тельной, и что ее жизнь была бы лучше, будь она более независимой, так что некоторое изменение вроде бы уместно. Однако вся ее кри­тичность не вела к изменению. Она тратила на самокритичность мно­го энергии и потеряла из виду ценность своего поведения. А оно, без сомнения, имело ценность, иначе бы она этого не делала, но поначалу она была совершенно не в состоянии увидеть эту ценность. Когда она переименовала симптом, то это звучало так: "Готовность выносить даже плохое обращение, лишь бы знать, что у моих дочерей есть дом".

Она начала больше ценить себя и ей стало несравненно легче. Она также стала догадываться, увидев позитивную цель действия, что мо­гут быть менее болезненные способы обеспечения дома для своих до­черей. Она покинула занятие, размышляя на эту тему. Человеку, не побывавшему на занятии по переименованию, трудно оценить изме­нение сознания и новые перспективы, которые открываются, когда люди оказываются в состоянии правильно оценить качества, которые они отрицали.

Переименование может работать даже с симптомом кого-то друго­го. Женщина на консультации жаловалась, что ее муж часто занят, даже когда он дома. Дети жаловались, спрашивая, в чем дело, почему папа не хочет с ними заниматься. Она принимала и усиливала их жалобы, чувствуя себя весьма ущемленной занятостью мужа. Она ругала его за это, и при этом его занятость и отчужденность усилива­лись. Когда ее попросили все же объяснить, чем же муж занимался все это время, она нашла , что муж дома занимался тем, что связано с его работой, но не могло быть выполнено на самой работе, там он испыты­вал значительное напряжение.

Она начала видеть, что эта занятость имеет для него какой-то смысл, а поэтому имеет смысл и для семьи. Поняв это, она решила, что и она и дети начнут давать возможность закончить папе то, что нужно, чтобы заботиться о семье. Действительно, и она и дети начали ценить его периоды домашней работы и все почувствовали себя вовле­ченными в дело материального обеспечения семьи. Хотя я не имел возможности проверить это, но полагаю, что периоды домашней рабо­ты ее мужа стали короче.

5. Процесс Частичного Просветления.

Молодая вдова пришла на консультацию по настоянию друзей, ко­торые твердили, что смешно, что она уже три года как оплакивает своего умершего мужа, вместо того, чтобы встречаться с людьми и, может быть, найти нового мужа и отца для ее маленьких детей.

Я занял позицию полной поддержки ее выбора оставаться дома и оплакивать умершего мужа, сказав, что такая любовь редка в наши дни, когда все куда-то спешат, не испытывают глубоких чувств и быстро забывают старую любовь. Я восхищался ее верностью весьма экспансивно. Когда она добавила,, что по меньшей мере раз в неделю посещает могилу мужа, я полагаю, она ждала, что я скажу, что это слишком часто, я попросил ее подумать, не мало ли это, не "ускольза­ет" ли ее привязанность к нему. Не прошло и нескольких минут, как она сказала, что сделанного достаточно, и что ей, наверное, пора на­чать жить несколько иначе, и что поиски другого мужчины не повре­дят памяти ее мужа.

Поскольку последствиями этого терапевтического взаимодействия было изменение, нужно рассмотреть это подробнее, чтобы понять, что я делал в отличие от парадоксального изменения. Принципиальным отличием было то, что я был полностью на стороне выбора оплакивать мужа до конца жизни. Я считал, что это прекрасный способ жизни, если это то, чего она хотела. Я даже помню, что переживал несколько поэтическое чувство по поводу редкой красоты такой возможности. В отличие от "парадоксального изменения" я считал бы, что терапевти­ческой удачей была бы и ситуация, когда она вернулась бы домой, полная новой решимости продолжать оплакивание до конца жизни, не давая друзьям лезть не в свое дело.

Ее "проблема" состояла в том, что она не переживала свой выбор полностью, не оценила его и поэтому не могла довести его до конца. Этот пример также показывает, что люди не всегда довольны, когда их поведение, такое, какое оно есть, поддерживается с энтузиазмом. Люди много вкладывают в самообвинение по поводу того, что они делают, поэтому они сопротивляются точке зрения Просветления.

Последняя история также иллюстрирует сопротивление принятию "симптома" и потребность упорствовать и поддерживать его. Пятнад­цатилетняя девочка убежала , или сделала свое пребывание невоз­можным, в трех детских домах в течение года. Она на удивление не демонстрировала никаких иных симптомов умственного расстройства или дурного поведения и вполне хорошо училась в школе. Ее беспо­койство было связано именно с детским домом. Она утверждала, что хочет жить с матерью, однако мать отказывалась принять ее.

С точки зрения того, кто занимался ею по линии "социальной помо­щи", именно ее невыполнимое желание жить с матерью было причи­ной ее невозможного поведения в детских домах, хотя она по видимо­сти понимала и принимала невозможность жить с матерью. После нескольких минут предварительного знакомства наш разговор стал приблизительно таким:

Т. (терапевт): «Ну, так что ты, собственно, хотела бы делать?»

П. (пациент): «Я хотела бы жить с матерью».

Т. «Так почему же ты не живешь с ней?»

П. «Она не хочет жить со мной.»

Т. «Давай-ка посмотрим, она же твоя мать» (1) – (цифры обозначают последующий комментарий ), «можешь же ты как-то заставить ее де­ржать тебя" (2).

П. «Я не знаю, как я могла бы». (3)

Т. «Ну, скажем, постучись под дверью, и ворвись, когда она откро­ет" (4).

П. «Я пыталась, но она захлопнула дверь».

Т. «Хорошо, возьми с собой спальный мешок, и спи на крыльце!»

(1) В этом месте, следуя точке зрения Просветления, мы принима­ем ее желание жить с матерью в качестве совершенного каким-то неизвестным образом. Не вступая в спор и не отрицая его, мы встаем на его сторону и поддерживаем его. Она не верит, органично и полно­стью, в его невозможность - и может быть оно и не является невозмож­ным. В любом случае, если девочке еще раз скажут со стороны, что это невозможно, это не имеет никакой ценности.

(2) Хотя предложение исходит, вроде бы, от меня, очень вероятно, что она думала о такой возможности сотни раз. Хотя она может уди­виться, что я это говорю, само содержание удивления не вызовет.

(3) Это поддерживает мое предположение.

(4) Опять же, наверняка она не раз фантазировала на эту тему.

Через еще несколько минут, со смесью раздражения и горя, она заявила, что глупо говорить о возможности жить с матерью, и мы перешли к обсуждению проблем в детских домах. Однако очень ско­ро, когда мы говорили о трудностях там, она снова стала говорить, насколько лучше и легче было бы жить с матерью. Я немедленно ответил ей, что не буду больше терять времени на разговоры об этих чертовых детских домах, и что мы камня на камне не оставим, но попытаемся найти способ вернуться к матери.

Мы обсудили возможность подать в суд, угрожать мэ^ери само­убийством, возможность написать письмо с отравленными чернилами мужчине, с которым жила мать (основное препятствие, из-за которого девочка не могла жить там), превратиться в абсолютно покорную слу­жанку матери, и множество других, правдоподобных и причудливых идей (которые без сомнения приходили ей в голову в разное время).

Наконец, в большом горе, и со злостью на меня за развенчивание ее мечты, она действительно, изнутри отказалась от надежды жить с матерью. Хотя она, казалось бы, и раньше принимала эту возмож­ность, она была привязана к маленьким проблескам невысказанных надежд. Негативными следствиями этих надежд было, разумеется, то, что они разъедали ее готовность действительно приложить усилия, чтобы ужиться в детских домах. Отказ от надежды был глубоко болез­ненным.

Интересно, что она восприняла ситуацию таким образом, будто я разрушил ее мечту, в то время как я все время с энтузиазмом поддер­живал ее, предлагая возможные пути реализации. Хотя эта надежда мешала ей вести свою жизнь успешно, она была привязана к ней, и способом этого привязывания было - не смотреть на нее слишком пристально. Только моя явно преувеличенная и, по-видимости, неоп­равданная поддержка ее мечты заставила девочку пережить ее в до­статочной мере, чтобы отказаться от нее. Опять же, различие между этой тактикой Просветления и "парадоксальным изменением" состоит в том, что я не стремился к изменению. По мне, для нее было хорошо и продолжать убегать из детских домов и мечтать о жизни с матерью. Так или иначе, с помощью тера­пии Просветления, помогающей ей делать это лучше и лучше, что-нибудь хорошее могло получиться из этого эксперимента - как быть человеком в этом одурманенном мире.

6 Изменение или Просветление (Противопоставление стратегий)

Почти каждый обращается к терапии для того, чтобы измениться (или, нередко, заставить измениться кого-то другого). Человек мо­жет весить слишком много, и хотеть сбросить вес, человек может чувствовать себя виноватым из-за интрижки и хотеть чувствовать себя спокойнее, человек может быть одиноким и хотеть наладить от­ношения и т. д.

"Изменение" может рассматриваться как сдвиг в отношении между двумя элементами: "тем, что есть" и "тем, что может быть". "То, что есть" может быть вес 180 фунтов, а "что могло бы быть" - 150. "То, что есть" может быть частыми прогулками в одиночестве, а "могло бы быть" - те же прогулки с кем -то другим.

Другие названия "того, что есть" - реальность и поведение. Другие названия "того, что могло бы быть" - воображение, мечта, цель, идеал или норма. Изменение состоит в том, чтобы мечта воплотилась в ре­альность (прогулки с другим), в достижении цели (вес 150 фунтов), в соответствовании идеалу и норме ( прекращение интрижки); когда она происходит полно, то включает такие чувства, как успех, завер­шенность и удовлетворение. Когда изменение происходит, хотя еще не завершено, то есть когда происходит какое-то движение того, что есть, в сторону того, что мог­ло бы быть, - потеря веса, начинающееся общение с разными людьми, - возникают чувства предвосхищения, надежды и волнения. Когда движения нет несмотря на все усилия, когда то, что есть, так же далеко от того, что могло бы быть (весы по-прежнему показывают 180 несмотря на диету, прогулки по-прежнему одиноки), это сопровожда­ют чувства разочарования, застоя, вины и отчаяния.

Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляют их искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения "здоровье" и благополучие определяются как "то, что могло бы быть",а нездоровье и неблагополучие - как "то, что есть" симптом.

Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается и часто не удается. К счастью, есть другой путь соединения того, что есть, и того, что могло бы быть - убедить то, что могло бы быть соответствовать тому, что есть. Это значит понять, что то, что есть вполне "о^кей" такое, как оно есть. Это и есть Просветление.

Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении столь же полно, как в изменении, хотя здесь оно окрашено не успе­хом, а более мирным чувством возвращения домой. С точки зрения Просветления совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть. Нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем они есть.

Давайте применим эти представления к человеку, весящему 95 кг, этому человеку за пятьдесят, и он всегда весил лишние 25 кг всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам таблицу соотношения веса и роста, в которой вес в 70 кг является оптимальным для мужчины его роста. Он цитирует врачей, утверж­дающих, что лишний вес опасен для здоровья. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 70 кг, хотя удовлетворения от этого омрачалось бы постоянным беспокойством в возможном возврате лишнего веса, заботой о диете.

С точки зрения Просветления попытки уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье. Человек может с тем же основанием посмот­реть на таблицу соотношения веса и роста, выбрать рост, соответству­ющий его весу и стараться вырасти. Человек, весивший 95 кг, обладал некоторой системой иллюзий, которая ведет к хроническому чувству вины, самоотрицанию, негативному восприятию себя, что и составля­ет его проблему.

Прежде чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на один мо­мент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, который также переживал проблему собственного веса. Его рост был около 165 см при весе 72 кг, а проблема состояла в том, что ему нужно было добрать еще 10 кг, чтобы иметь оптимальный вес для выступле­ния в своей категории. Вес в 82 кг имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить его здоровью и вызвать лишнее напряжение сердца, но его жизнь в целом при 82 кг была бы лучше.

Ясно, что лишний вес являлся правильным для него, точнее сказать 82 кг совсем не лишний вес с точки зрения его жизни. С точки зрения того, что для него важно, 82 кг правильный вес.

Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весившему 95 кг, с той только разницей, что соображения, по которым его вес подходит ему, не столь явны и понятны, как у спортсмена борца. Существуют какие-то неизвестные преимущества веса в 95 кг и недостатки веса в 70 кг. Неизвестные преимущества могут быть чем угодно, хотя бы глубокой привязанностью к обильной еде, в которой он не признается. Неизвестные недостатки могут быть также чем угодно, хотя бы нежеланием уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять в том, что принимая во внимание все, в целом 95 кг правильный вес, а его постоянное стрем­ление к похудению - патология. Что касается медицинских таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к спортсмену борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному человеку. Более того, если он ощутит свое совершенство при 95 кг, он, может быть, увидит все до сих пор неизвестные ему выгоды этого веса. Со­знавая эти выгоды, он, может быть, постепенно без всякого самоотри­цания, найдет другие способы достижения их, и, воспользовавшись ими, он, может быть, сбросит вес. В любом случае чувство вины и самоунижения исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.

З. Дополнения

Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это изложение.

1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек в той обла­сти жизни, в которой он Просветлен, не уступает чему-то, а позитив­но относится и убеждается в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением абсолютной истины принимает свой ранее отвергавшийся комплекс, как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от принятия сквозь зубы. Нетрудно заметить, когда пациент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на ощущении света.

2. Каждый человек постоянно изменяется, в том числе и Просвет­ленные люди. Изменение, которое противопоставлялось Просветле­нию ранее,- это произвольное, заранее запланированное, целенап­равленное и, как правило, требующее усилий преобразование, а не те спонтанные изменения, которые происходят со всеми. В действитель­ности, спонтанные изменения скорее произойдут с теми, кто избавил­ся от самоотрицания и старания и больше осознают полноту своей природы. Вместе с тем Просветление не трюк, чтобы достигнуть пара­доксального изменения. Пациент, обретший Просветление, безразли­чен - он доволен и изменением и его отсутствием.

3. Несколько раз я употреблял фразу "выбрать выбор пациента" -нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я восторга­юсь, нахожу хорошее в чем-то, поощряю самый неожиданный жиз­ненный выбор. В действительности же, в контексте общения людям всегда понятно, что я несерьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных событий. '

Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они сами совершают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то это лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное осознание смутные фантазии, на которых люди основываются, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что делают люди. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают увеличивало их жизненность.

Однако любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность, - это мои представления, которые могут только увели­чить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Что бы пациент ни говорил, я обращаюсь с ним как с королем в его вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности события в его жиз­ни.

4. Хотя точка зрения Просветления может быть использована в постоянной длительной работе, она очень хороша в непродолжитель­ной кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Про­светление приходит короткими интенсивными вспышками, за кото­рыми следуют периоды самостоятельного действия, а затем, когда человек естественно готов к большему, вновь приходит Просветление.

Поскольку эта глава посвящена процессу Просветления, может по­казаться, что я считаю, что она лучше, чем подход к терапии с пози­ции изменения. Это не так. Для каждой из этих позиций есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей в том виде, каковы они есть. Терапевт, владеющий двумя способами работы и не привязанный к одному более, чем к другому, будут делать свою работу настолько хорошо, насколько это возможно.

Каждый аргумент пациента относительно трудности изменения становится аргументом для принятия и чем более невыносимым нахо­дит пациент существующее, тем больше энергии в работе по измене­нию может от него ждать терапевт. Основное правило для терапевта, владеющего двумя процессами, таково: любое чувство неэффективно­го напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить позицию. Когда третье "да, но..." следует за третьим "почему бы вам не...", - может быть пора сказать: "Знаете, вы правы, похоже, что это невозможно. Давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в действительности".

В этой главе представлена позиция, которая, хотя она выросла из практики гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма совпадающей с идеей Просветления. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека,- некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его жизнь целиком. Если человек сам не переживает этой правильности, то лишь потому, что он прини­мает некоторую узкую локальную позицию, основывающуюся на чужой внешней точке зрения или оценке.

Были предложены способы восполнения у пациента целостного подхода. Если только пациент сможет пережить целостность того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как патология, его жизнь немедленно начинает спонтанно нормализовываться. Она будет ста­новиться настолько хорошей, насколько это возможно и так быстро, как это возможно, и теми способами, какие нельзя было предвидеть с позиции патологической точки зрения.

Существенной чертой завершения процесса Просветления являет­ся тот факт, что пациент действительно отбрасывает негативную са­мооценку и внезапно начинает чувствовать себя "о'кей" в том виде, в каком он есть. Это прежде всего относится к той области жизни, в которой ранее проявлялась негативная оценка. В любом случае отпа­дает потребность защиты от себя и в контрнападении на других, при­чем в том объеме, в котором новое понимание имеет место. Человек, которого не судят может не судить. Когда негативная самооценка убывает, одновременно увеличивается возможность к переживанию более глубокого контакта с другими людьми, увеличивается способ­ность к трансперсональным переживаниям. Когда я действительно "о'кей", я могу видеть все другое и всех других также "о кей".

От Осознавания к Просветлению. Заключение.

С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отделяло ее, от различных форм динамической психотерапии. Моменты, которые я лучше всего помню из ранних опытов в Лос-Анжелесе и Исалене, обладали качествами мира и благорасположенности, сколь бы ни было болезненным их внутреннее содержание. Это отличало их от других опытов терапии, сколько бы эффективны они не были. Сам Фриц Перлз, ощущая это отличие, начал в середине 60-х годов употреблять термин "мини-сатори", стремясь отразить это ощущение. Однако его язык и темы разговоров все же продолжали вращаться вокруг понятий патологии и роста.

В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные пре­пятствия к осознанию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапевтов первого и второго поколения, включая меня самого, в большей степени, чем мне хотелось бы думать, это часто оставалось занятием. Исключение составлял сам Фриц. Нужно было что-то де­лать, осознание часто ощущалось заданием, которое может не удаст­ся, если вы не будете выполнять его правильно.

Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявлявшуюся и в этой новой области. Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других процессов вокруг. В 1977 году, в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражне­ние переименование симптома.

Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой кол­лега Джордж Пранский предложил новый способ его использования. Он брал любое заявление пациента и применял эту технику. Закон­чив, он ждал. Если пациент говорил что -то еще, он вновь применял эту технику к новому высказыванию пациента. Не оставалось делать ничего другого. Вопросов, на которые можно было бы отвечать, уп­ражнений, которые нужно было бы выполнять и которые могли бы не получиться. Оставалось только мирно ждать и смотреть, что возника­ло дальше.

Сознание целительно. Все процессы, которые я осознаю, происхо­дят во мне и со мною настолько хорошо, насколько это возможно. Это не гарантирует счастья, но создает путь к большему количеству хоро­ших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым боль­шинство гештальтистов согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля осознания хороша, то больше осознания - еще лучше.

Именно на этом основана большая часть технологии гештальта - на расширении и увеличении осознания. Направление этого расшире­ния, метафорически выражаясь, направлено наружу. Иначе говоря, к некоторой следующей сознаваемой части, к следующему шагу.

В этом стремлении к большему осознанию есть опасный побочный эффект, свойственный нашей культуре, ориентированной на дости­жения. Обретение следующего осознания вместо того, чтобы просто давать осознанию происходить, становится сначала целью, потом ожиданием, потом нормой, а для некоторых навязчивой идеей.

Начинаются сопоставления: "это сознавание не так хорошо, как то, которое было недавно, не так хорошо, которое было у Джо, не то, которое должно было бы быть". Следует оценка. Может быть этот партнер, эта группа, этот лидер, эта форма терапии не то, что мне на самом деле нужно. Может быть, прости, Господи, со мной не все в порядке, поскольку осознание, которого я достигаю, хуже нормы. На­строение группы, в которой я работаю, становится все более тяжелым, и энергия продолжает уходить.

Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов, вспомнит времена, коща возникали такого рода процессы либо с ни­ми, либо с кем-нибудь рядом. На самом деле этот побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, в нашей соревновательной культуре возникает слишком часто. В эти моменты мы, по существу, впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему куску, вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, что у нас во рту.

Основная проблема в обжорстве осознания состоит в том, что ^вни­мание переносится на что-то следующее и при этом оно отнимается от полного использования, которое уже возникает. Полная целительная сила осознания существующего не приобретается в этой погоне за следующим. При этом в каждый конкретный момент существующее осознание - достаточный кусок, и следующий шаг не состоит в том, чтобы увеличить количество. Исходя из этого понимания, мы начали работу в направлении расширения осознания, стремясь к возможно­сти более полно использовать то, что есть, а не достигать большего.

Метафорически выражаясь, это распространение осознания вверх, а не вперед и дальше. Мы добавляем пациенту не количество сознава­емого, а лишь усиливаем значение того, что он говорит. Пример на­чинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.

Пациент. Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.

Терапевт. Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без осознания. Вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже пред­принимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.

П. Я уже близок к тому, чтобы сдаться.

Т. Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказы­вая о нем здесь.

П. Но это разрушит мою семью!

Т. Так вами движет не только забота о себе, но и забота о вашей семье!

П. То, как я веду себя, часто не создает впечатления большой любви.

Т. В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность того, что вы их не любите.

Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется никакого нового знания, только другая точка зрения, с которой состо­яние, о котором говорит пациент, неожиданно начинает выглядеть позитивным. Первым утверждением пациент зачисляет себя в класс людей, которые много пьют. Автоматически он не сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много. В таком сравнении он, разумеется, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выража­ются тоном голоса и подавленным поведением.

Терапевт принимает утверждение факта - пьет слишком много -как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологичный включает тех, кто пьет слишком много, но не осознает этого. Меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет много и осознает это. В таком сравнении пациент, разумеется, выгля­дит гораздо лучше, даже для самого себя. Дело не в том, что он нуж­дается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представле­на, он может увидеть, что она уже существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения. Таким образом под­черкивается изменение перспективы, а не оценка, которая может слу­жить лишь драматическим способом представления новой позиции.

Наше основание состоит в том, что пациент уже сознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения на то, о чем идет речь, а мы общаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в кото­рой то, что он делает, выглядит как "о'кей".

Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и усваивать то, что уже есть. Этому способствует тот факт, что в таком диалоге пациент никогда не сталкивается с тем, что он должен будет делать. Он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, ка­кой он есть. Мы хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени. Разумеется, в молчании, которое последует за репликой терапевта, нечто придет. Может быть это бу­дет возражение на позитивную перспективу, которое само будет представлено в надлежащей перспективе, чтобы показать ее совершенст­во, или произойдет новый шаг осознавания. Поскольку этот шаг исхо­дит от пациента, он будет наиболее оптимальным, подходящим и не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательств завершится, последнее молчание обычно представляет собой порыв добрых чувств пациента, который ощущается во всей комнате. Пациент с удивлением обнаруживает внезапное ощущение "окейности", хотя ничего нового в отношении жалобы не произошло. Как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что про­изошло весьма многое, но не то, что пациент ожидал.

Часто в процессе переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может за­местить первоначальное содержание центра внимания. Замечательно наблюдать на какие уловки некоторые люди готовы пойти, чтобы удержать негативный образ, невозможный в процессе такого стиля терапии. Одна из пациенток, когда ее упорное сопротивление нако­нец капитулировало, назвала этот процесс бархатным катком.

«Бархатный каток» - сравнительно новый метод и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности: Он, очевид­но, полезен с опытными пациентами, в особенности с теми, кто попал в тиски жадности сознания или упорного негативного восприятия са-мого.себя. В частности, мы нашли это очень полезным процессом для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые возве­щают позитивность и не оставляют пациенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормота­ние, негативность и желание делать умные замечания. Такой стиль работы создает прекрасную возможность изменить эти тенденции.

Нетрудно догадаться, как можно соединить этот процесс переоцен­ки с более традиционными вмешательствами гештальт-терапевте. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергичному качеству "делания" классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы проводить большими сегментами, посвящая каждый значи­тельный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий - другому. Для целей обучения использование лишь одно­го из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно. Кроме содержания реплик, сам тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем раз­личные методы или обучаем различным методам.

Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то отношение к гештальт-терапии. Казалось, что он исходит из других оснований. Однако, когда мы были уже готовы опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворении и хорошем самочувствии, которое появлялось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем. И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о "пробуждении от кошмара" , я понял, что это ощущение является основным в гештальте, и что несмотря на все отходы в сторону и иное использование, гештальт по существу всегда был "западным подходом к Просветлению"

Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальт-се-минары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, дале­ко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источни­ком информации, как это часто понимается. Их собственная жизнь, в некоторых отношениях более глубокая и значительная, чем то, о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывает сны и "про­рабатывает" их. Я часто чувствовал, что ночь снова спокойно продол­жается, не обращая внимания на безумное круговращение поверхно­сти эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У обезьяны создалась иллю­зия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда -сюда, хотя иногда он не слушается.

В действительности обезьяна весьма мало может управлять. Это немногое основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюда­тельности, что наполовину одурачила саму себя, думая, что она дей­ствительно правит. Временами, поскольку она нещадно прыгает на спине <уюна, он замечает ее существование, так что она действитель­но узнает, что "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение. Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное со­знание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-тера­пия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности" как и его постоянно презрительное отношение к болтовне - он называл ее "птичьим пометом", который люди пытались выдавать за "чувства" его уважение к "плодотворной пустоте" - все это отражение его проры­вов на высокий уровень и сопротивление тому, чтобы ограничивать возможности Гештальта.

Размышляя над этим источником жизни и силы за пределами его -"запредельным внутри", я задумался о том, как примирить человека с представлением об ответственности, о котором я говорил во 2 главе "согласии признать своим": если источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признавать своим" что-либо. Я вижу в этом одну из цент­ральных проблем нашей ориентированной на деятельность культуры:

путаницу между "признанием своим", то есть принятием ответствен­ности, и "управлением", то есть принуждением случиться. Это очень глубокая путаница, может быть более глубокая и коварная, чем пута­ница между ответственностью и стыдом, виной, о которой шла речь в 4 главе. О них пойдет речь и далее, пока же достаточно сказать, что возможность "признавать своим" посредством ответственности, охва­тывающей неизбежное - это радостное отдавание себя "тому, что есть" полностью ответственно.

Это отличается от обиженного ощущения себя жертвой не отдава-нием себя неизбежному, а качеством чувствования: жертва сопротив­ляется и подчиняется, тот же, кто отдается своей судьбе и своему предназначению, полон мира и даже радости. В нашей культуре ши­роко распространено представление, что "признание своим" и "ответ­ственность" тождественно управлению. В гештальт-терапии это так­же является источником непонимания и ложных трактовок. Можно быть ответственным, управляя и не управляя - это разные вещи, так­же как ничего не имеют общего с ответственностью стыд, вина и дове­рие.

Эта линия заставляет меня добавить четвертый уровень к трем,э упомянутым во 2 главе: после энергии, фокусировки и признания:» своим следует уровень мирной передачи себя тому что есть - фрицев-ское "дайте управлять ситуации". Таким образом завершенный гештальт представляется мне объемлющим четыре уровня:

1. Наличие энергии возбуждения.

2. Фокусированного видения качества вовлеченной энергии.

3. Признание своими, во мне и от меня, этих качеств, каковы бы они ни были.

4. Принятие и способность ценить эти качества такими, каковы они есть.

Гештальт-терапия часто довольствуется первыми тремя, и это вно­сит тонкие искажения. Если четвертый шаг пропущен, то гештальт может служить целям самоуправления и самоманипуляции. Это по­зволило мне понять многие злоупотребления в гештальт-терапии. Я, например, замечал, что коща человек действительно отказывается от "долженствовании", вроде "я должна прибираться дома", результатом является то, что как правило он начинает спонтанно лучше приби­раться в доме.

Однако если он "разумно" отказывается от долженствования, чтобы лучше прибираться в доме, ничего не происходит. А происходит то, что он не принимает свое долженствование таким совершенным, ка­ково оно есть, а пытается манипулировать им, изменить его. Теперь я могу объяснить, что Гештальт в этом случае не полон, и возникает застой и конфликт.

Как все остальное в Америке, Гештальт часто пытались использо­вать на службе амбиций и целей повседневного. Нет ничего внутрен­не дурного в самих этих целях. Единственная проблема состоит в том, что будучи узкими и частичными, они могут так или иначе исказить более глубокие тенденции и импульсы жизни человека. Говоря язы­ком образа, приведенного выше, если обезьяна получит гештальт-те-рапию, она перестанет прыгать с таким шумом и отдастся движению слона, помогая чем может в его движении, но в основном - радуясь прогулке.

Даосы учат, что в каждом центре относительно сильного проявле­ния некоторой тенденции рождается ее противоположность. Гештальт-терапия возникла в культуре, связанной со стремлениями, и была профессией, привязанной к патологии и к уверенности, что вся­кое изменение неизбежно болезненно и требует усилий. Я подозре­ваю, что даже Фриц поначалу думал, что он владеет способом не­сколько лучше решать проблемы, не зная еще, что он развивает способ видения, в котором сами проблемы - это иллюзии, которые должны развеяться, а не разрешиться.

Теперь мне кажется, что важная, если не центральная тема в гештальт-терапии - это понимание, что проблемы, симптомы, привычки, тревожность, конфликт и т. п. - не существуют в "реальном мире ^w . Это иллюзии, конструкции, выдумки, фикции, набрасываемые на ре­альный мир, как проектор отбрасывает черты изображений на экран» Чтобы "стать лучше", мы не должны "изменять реальность", нам нуж­но лишь расстаться с иллюзиями. Нам не нужно отрицать реальность или бороться с ней, как это делается с точки зрения изменения, нужно принять реальность и играть с ней, - такова точка зрения гештальта. Играя с реальностью, мы обнаружим, что так или иначе можем с ней примириться.

Часть 2. «Позиция слушателя-терапевта»

Введение

На то, каким образом один человек влияет на другого, слушая его, можно смотреть с разных точек зрения. В этой работе обсуждается один из аспектов такого влияния. Когда я сижу и слушаю кого-нибудь (друга, коллегу, пациента и т.д.), я использую некоторое количество установок, касающихся людей, отношений между ними, процесса коммуникации. Что касается наличия у меня установок, то здесь у меня нет выбора - я их попросту не имею. Существует некоторая свобода в отношении состава и содержания этих установок, а также степени их осознания, но так, чтобы их не было вовсе, не бывает никогда.

Эти установки (принципы) проявляются в стандартных комбинациях, которые я называю позициями. Каждая позиция представляет собой систему взаимосвязанных установок в отношении самого себя, других форм и целей коммуникации. Слушание в одной из позиций дает результаты, которые могут резко отличаться от результатов слушания в какой-либо иной позиции. Изучение этих различий возможно скорее в практике, чем в теории. Основной «экспериментальный» прием - сознательное использование той или иной позиции под строгим самоконтролем и регистрация всех эффектов коммуникации. Целью этой работы является представление этой возможности, как эффективного инструмента обучения как методам терапии и консультирования, так и в технике интервьюирования. Поскольку я ориентировался на практическое обучение, теоретическое обоснование позиций ограничено до минимума.

Эти позиции и способы их использования испытаны не только в процессе профессионального обучения, но и в процессе консультирования, групповой терапии. Слово «говорящий» обозначает лицо, рассказывающее о своей жизни, а «слушатель»- лицо, обучающееся слушанию в той или иной позиции. Под «говорящим» можно понимать пациента, а под «слушателем» - терапевта.

Позиция терапевтического слушания

Помочь другому человеку возможно через вхождение с ним в интеракцию способом, по крайней мере, частично, вербальным. В этом сходятся все терапевты и консультанты. Однако на этом сходство их взглядов кончается. Не согласия в вопросах о том, что такое «помощь», каким образом она воздействует на пациента и что надо предпринять, чтобы она имела место. Все эти вопросы трактуются в разных теориях и школах по-разному.

Слушатель бессознательно влияет на говорящего. Слово «слушатель» предполагает принятие пассивной роли, а «процесс слушания» намекает на некую активность. Слушатель влияет на говорящего посредством вербальных реплик, интонаций и тембра голоса, мимики, позы и множества других средств, использование которых, как правило, остается за пределами сознания. Это явления выражают отношение к процессу слушания, которое имеет слушатель, а также установки в отношении интеракций. Степень осознания позиции может быть весьма различной. Иными словами, слушатель может знать о своих намерениях и установках, а может не знать, но независимо от этого действует в согласии с ними. Позиция слушателя терапевта - суть терапевтической теории.

Каждая из теорий психотерапии устанавливает или подразумевает определенную позицию слушания. Каждая из теорий имеет так же разработанную систему принципов и установок в отношении личности и ее опыта, их истории и причины. Это системы часто весьма сложные и замысловатые, иногда называют «теологией» теории. С точки зрения психотерапевтической практики позиций слушателя-терапевта является наиболее существенным моментом. От «теологии» можно во многом отвлечься, а для целей обучения позиция слушания может быть использована, как собственно теория вне отношений к ее «теологии». Посредством старательного и вдумчивого отношения к позиции можно также проникнуть и в то, что составляет истинную суть теологии. Если она является чем-то большим, чем теоретической декорацией, она непременно проявится и в соответствующей ей позиции слушания.

Поскольку позиция слушания и теология теории до некоторой степени неразделимы, возможно случаи ложного следования теории, когда терапевт принимает содержание той или иной теории, а в практической работе занимает позицию слушателя, не согласующуюся с теологией, принятой им теории. Так, терапевт может быть на словах и в своем убеждении ярым последователем Роджерса и использовать в своей работе много слов, ассоциирующихся с его теорией, но занимать позицию авторитарного слушателя. В результате - пациенты сбиты с толку и неизбежны реакции психологической защиты.

Оказывается также, что теории с совершенно различными теологиями генерируют позиции слушания, различия которых неуловимы. Это наблюдение позволяет предположить, что и теологические различия не так велики, как кажутся теоретикам.

Полагаю, что для целей обучения вполне возможно предлагать позиции слушания, как таковые, без теологии. Посредством сознательного целенаправленного их применения можно довольно быстро освоить их на уровне перцепции и действий, выяснить, какие эффекты вызывает та или иная позиция у пациентов. Практическое обучение порождает знание не столько интеллектуальное, сколько «организменное». Уровень приобретенного знания подобен тому, который мы получаем при обучении езде на велосипеде или игре на пианино. Обучаясь ездить на велосипеде, мы изучаем нервно-мышечные последствия каждого своего движения. Если я определенным образом поверну руль при данной скорости и на данной поверхности, велосипед сделает вполне определенный поворот в движении. С течением времени можно научиться вязать при езде «без рук», что в начале обучения представлялось совершенно невозможным. Обучаясь позиции слушания, аналогичным образом можно узнать, какие последствия имеют определенные слова и предложения, высказанные в той или иной ситуации. При достаточно долгом и упорном обучении у такого «опытного» слушателя происходит усвоение знаний на организмическом уровне и он ощущает в своем поведении (как слушатель) все больше свободы, эластичности и размаха.

Рекомендуем студентам какое-то время посвящать целиком тренировкам в одной позиции, не прибегая к другим стилям интервенции, даже если они более уместны в данной ситуации. Оставаясь в пределах одного стиля реагирования, можно гораздо быстрее и эффективнее освоить его возможности, чем обучаясь ему «в смеси» с другими стилями.

Кое-кому может показаться, что мы говорим о «техниках», используемых на основе сознательного выбора в тех или иных ситуациях. Однако реально не бывает так, что терапевт имеет «под рукой» все позиции и выбирает из них нужную в конкретной ситуации. Скорее слушатель сам становится этими позициями или они становятся его частью, которая в соответствующей ситуации проявляется в виде интенций. В японском искусстве самообороны айки-до именно так представляют отдельные приемы и всю их совокупность (ката). Там не обучают отдельным приемам в связи с их использованием в той или иной ситуации нападения на обороняющегося («слушателя»). Абсурдно говорить о сознательном выборе техники самообороны, когда вы подверглись внезапному нападению. Не менее абсурдно рассчитывать на возможность выбора психотерапевтического приема в момент выслушивания пациента.

Вместо этого учителя айки-до побуждают учеников столь долго и углубленно отрабатывать и изучать приемы, что их исполнение становится свободным, плавным и спонтанным, а в ситуации нападения делается по-простому то, что делается. Подобно этому обучающийся игре на фортепиано, долго время играет «гаммы». Чем больше он тренируется в этом, тем лучше играет музыкальные произведения. Опытный пианист не подумает во время концерта: «Так. Теперь я играю гамму «А», так же и терапевт, освоивший все позиции слушания, просто сделает в процессе психотерапии то, что сделает, не думая о том, какую позицию он использует. Таким образом, искусное использование приобретенных знаний и навыков сводится не к оперированию этими знаниями, а к оперированию самим собой, владеющим этими знаниями.

Обычно обучение позициям слушания происходит в парах, причем участники по очереди играют роли слушателя-терапевта и пациента. Во время таких тренировок мы рекомендуем не «смешивать» изучаемые позиции, а применять каждую в течение достаточно длительного времени (минуты, десятки минут). Как уже отмечалось, такая концентрация на приеме ускоряет общий процесс обучения.

Мне приходилось также проводить тренировки в «живой» ситуации. С согласия пациента, введенного в курс дела, он проводил 10-15 минут, слушая исключительно в одной позиции. Иногда этот «тренировочный» период психотерапевтического сеанса становился и для меня, и для пациента его наиболее плодотворной частью. Введение в атмосферу психотерапевтического сеанса духа исследования и взаимного обучения помогает преодолеть дистанцирующую мистику «эксперта», которая так часто вредит отношениям пациента и терапевта, помогает пациенту осознать свои силы и возможности и пределы возможностей его терапевта.

На сеансах групповой психотерапии я иногда отвожу некоторое время на тренировку выслушивания в разных позициях. Это может быть и самостоятельным психотерапевтическим приемом и подсобным – для повышения качества коммуникации в группе.

Ниже представлены девять позиций выслушивания, применение которых отработано на практике. Для каждой сформулированы фундаментальные принципы, касающиеся поведения и сознания участников коммуникации. Предложены возможные формы и приемы реализации этих позиций. Приводятся также дополнительные замечания и исторические данные, которые могут оказаться полезными.

Позиция «0» Нулевая позиция

Принципы:- Чем меньше сигналов производит слушатель, тем в большей мере реагирует на них говорящий (пациент).

Эта позиция основана на двух принципах. Согласно первому, говорящий может сам, без входных сигналов извне, вести монолог в наиболее подходящем для него темпе, и, преодолевая всевозможные трудности, но будет делать это лучше и с большей энергией в присутствии слушателя. Термин «входные сигналы извне» включает в себя не только слова, но и невербальные средства коммуникации: жесты, выражение лица, мимика, междометия, покашливание и т.д. Такие сигналы (в общем-то, в основном вербальные) отвлекают говорящего от формулировок, которые кажутся ему точными и адекватными, одновременно склоняя его к таким формулировкам, которые по сути являются «смесью» его истинных интенций того, что уже усвоил из предыдущего слушатель. Поскольку очевидно, что чем меньше внешних сигналов принимает говорящий, тем в большей мере он реагирует на каждый из них, представляется важным вообще элиминировать какие бы ни было входные сигналы извне.Уже Фрейд, разрабатывая основы психоанализа, нашел решение этой проблемы в выходе терапевта из непосредственного поля зрения пациента. Это находится в согласии с первым принципом, но присутствие слушателя становится для говорящего скорее теоретическим фактом, а не чувственным опытом. Тем самым утрачивается благотворное влияние присутствия слушателя. Поэтому в рассматриваемой позиции терапевт продолжает находиться перед говорящим, но его задача - сохранить в течение всего контакта неизменно спокойное, бесстрастное выражение лица и нейтральную экспрессию позы.

Говорящий затрачивает в такой ситуации много сил на слежение за выражением лица терапевта, ожидая, а иногда и домысливая в воображении его реакцию. В конце концов эта практика оправдывает себя: говорящий имеет возможность определить, в каких сферах он чувствует себя наименее уверенным и ожидает психологической поддержки партнера или оценки. Видимое присутствие слушателя, даже если он никак не реагирует, является для говорящего сильным мотивирующим фактором. Это и является основным компонентом нулевой позиции.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ. Слушатель сидит напротив говорящего в экспрессивно нейтральной, свободной позе, в готовности к ай-контакту. Не следует: опускать голову, сплетать пальцы рук, закладывать ногу за ногу и т.п. Задача слушателя - в максимальной мере сосредоточиться на слушании, ничем не выдавая своей реакции и отношения к услышанному. На первых порах рекомендуется выдерживать эту позу в течение десяти минут. При дальнейших тренировках становится возможным удлинение сеанса.

КОММЕНТАРИЙ. Слушатель, избавленный от необходимости проявлять отношение к монологу говорящего, получает возможность лучше слушать.

Обсуждаемая позиция, хотя и самая простая, может оказаться наиболее важной из всех рассматриваемых ниже, в плане психотерапии, так и обучения психотерапевтической коммуникации. Слушатели, прошедшие тренировку в этой позиции, отмечают, что, особенно, поначалу им чрезвычайно мешают сложившиеся стереотипы, требующие «поддерживать» собеседника, дать совет, «быть любезным» и т.п. Для некоторых «внутренний шум», связанный с желанием реагировать на слова говорящего, так силен, что они просто не в состоянии внимательно слушать собеседника. «Шум» этот, однако, постепенно стихает и многие начинают замечать, что им удается слушать и понимать говорящего гораздо лучше в этих условиях, когда они избавлены от необходимости внешне оформлять свои реакции и комментировать услышанное.

Девиз такого образа действий - «Не научишься ничего делать хорошо до тех пор, пока не научишься хорошо ничего не делать». Если ты «должен» что-то сказать, у тебя нет возможности свободно и точно определить, что именно ты хочешь сказать. Если же ты не чувствуешь обязанности что-либо говорить, то у тебя есть время и свобода, необходимые для точной формулировки того, что ты хочешь сказать.

Обычным в самоотчетах студентов, проходивших тренировки в нулевой позиции, является наблюдение, что пациент сам приходит к формулировке или точке зрения через 1-2 минуты после того, как слушатель воздержался от высказываний подобных мыслей. Многие студенты начинали относиться к пациентам с большим уважением и откровенностью после приобретения такого опыта.

Сколь же часто отмечается, что интервенция слушателя нечувствительным образом уводит говорящего от его собственной версии проблемы в сторону концепции, в основном отражающей мнение слушателя-терапевта.

Позиция «1»: позиция вовлечения или восприятия интенсивности.

Принципы:Слушатель может заметить в собственном теле определенные признаки телесного вовлечения в ткань беседы, которые являются верным отражением степени телесного вовлечения говорящего в свои высказывания.

Человек говорит о себе гораздо продуктивнее, когда он глубоко проникся своим высказыванием и в генерировании этого высказывания участвует как бы тело во всем богатстве его проявлений, выходящих за пределы того, что традиционно считается коммуникативными средствами. Противоположностью этому будет чисто вербальная продукция, протекающая без участия тела или при его незначительном участии. В чем большей мере говорящий будет вовлечен «душой и телом» в содержание своей речи, тем более освобождена его энергия, его опыт и тем быстрее он будет продвигаться сквозь материю своих высказываний в сторону конструктивного решения.

После весьма непродолжительной тренировки слушатель-терапевт может обнаружить у себя собственные телесные реакции, которые соответствуют степени вовлечения говорящего в свои высказывания. Когда слушатель сообщает об этом пациенту, его склонность оставаться при вовлеченном (ангажированном) стиле высказываний возрастает.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Слушатель принимает свободную открытую позу, подобную позе, используемой в нулевой позиции, и следит в течение речи говорящего прежде всего за собственными внутренними переживаниями. Обращая особое внимание на ощущения нарастания и ослабления телесного резонанса с говорящим. Ощущение нарастания телесного резонанса - в моем случае и у большинства участников тренинга - принимает форму определенных телесных ощущений. Обычно это ощущения сопровождают важные блоки вербальной продукции говорящего, но часто и предшествуют им.

У разных слушателей телесные ощущения резонанса локализуются в разных частях тела, но, как правило, у каждого лица локализация этих ощущений остается постоянной. Когда я ощущаю телесный резонанс, я сообщаю об этом пациенту, говоря что-нибудь вроде: «До меня дошли ваши слова» или «В том, что вы сейчас сказали, я почувствовал напряжение».

Девизом для действий в этой позиции можно считать слова: «Оставь разум и обратись к своим чувствам». Ослабление телесного резонанса открывается не столько в виде телесных реакций, сколько в сфере диффузного ощущения, что что-то закончилось, прервалось, которое не локализуется к какой-либо части тела, либо в виде внезапной деконцентрации внимания или «волны скуки». Когда я испытываю что-либо в этом роде, я сообщаю об этом говорящему: «В том, что вы сказали, я почувствовал меньшую интенсивность переживаний» или «Это не дошло до меня».

По мере приобретения опыта слушатель может выработать у себя способность различать перепады интенсивности с точностью до отдельных фраз и даже отдельных слов (особо одаренные чувствуют их в пределах одного произносимого слова). Главная задача слушателя в этой позиции - выключить свой интеллект («компьютер») и работать в режиме регистрации интенсивности речи своего собеседника. Точная и краткая инструкция для действий в этой позиции выражена в известных словах Ф.Перлза, основателя метода гештальт-терапии: «Оставь разум и обратись к своим чувствам».

Слушатель должен избегать отвлечения внимания, мыслей о том, что хочет сказать говорящий своими словами, его задача - вслушиваться в поток собственных ощущений, сигнализирующих об интересе или скуке, и сообщить о них собеседнику. Слушатель в этой позиции работает тем лучше, чем в большей мере он ориентируется на собственные переживания.

КОММЕНТАРИЙ: Бывало, что я был потрясен физически интенсивностью ощущений, переданных мне пациентом. Чтобы вполне оценить описываемую позицию, надо пережить ее на собственном опыте. В моей практике бывало, что я был буквально потрясен интенсивностью переживаний, переданных мне некоторыми пациентами, когда после нескольких неудачных попыток сформулировать то, что они хотели выразить, им наконец удавалось достичь органично интегрированного уровня экспрессии.

Однажды на сеансе групповой терапии один из участников группы, проводя тренинг в паре со мной, начал с высказывания: «Я хочу, чтобы ты меня любил». В течение 2-3-х минут он пробовал разные варианты этого высказывания, но ни на один из них я не почувствовал органичной реакции. Тогда, оставив попытки сформулировать то, что он хотел сказать, он задумчиво через некоторое время сообщил, что высказывание «Я не хочу, чтобы ты меня унижал ближе его интенциям». Но и это высказывание не «дошло» до меня, хотя я ощутил в нем несколько больше энергии. После довольно долгих раздумий, он внезапно произнес: «Я хочу сравняться с тобой». Моя реакция была так сильна, что я как будто почувствовал удар «под ложечку». Интенсивность переживаний, на которую я так отреагировал, никак не отразилась в его голосе. Это фраза была произнесена спокойней, чем предыдущие, однако участники группы, сидевшие за нами, обернулись и посмотрели на нас, реагируя на исключительную интенсивность переживаний, переданную в ней.

Пытаясь описать ощущения, испытываемые при восприятии такого интенсивного посыла, я воспользовался аналогией с рассеянным лучом света, внезапно собираемыми в узкий, насыщенный пучок, подобный лучу, генерируемому лазерами. С тех пор тренировки в первой позиции слушания мы именовали «лазером». - Полезно также умение распознавать моменты, кода говорящий лишает энергии свою вербальную продукцию.

На противоположном - от интенсивности - полюсе, я научился различать признаки утомления и блуждания мысли, как реакцию на ослабление интенсивности в тот момент, когда оно начинается, а также связывать спад интенсивности с конкретными словами или фразами, которые говорящий произнес с меньшей эмоционально-энергетической вовлеченностью. Такое умение точно улавливать момент, в который говорящий лишает свою вербальную продукцию энергии весьма полезно в терапии, в частности, позволяя быстро и точно локализовать темы, которые представляются пациенту нежелательным либо связанным с теми или иными проблемами. Прежде, ощущая скуку в разговоре укрыть этот факт или «что-нибудь сделать». Теперь я принимаю это как ценную информацию. - Важно отличать интеллектуальное оформление фразы от ее органичной интегральности.

При использовании данной позиции важно различить три пары аспектов: одна касается говорящего, две другие - слушателя. Часто бывает, что его высказывание не «дошло» до терапевта, и, узнав об этом, он полагает, что должен выразиться ясней в интеллектуальном смысле, хотя речь идет совсем не об этом. В действительности же стремление к безупречной интеллектуальной ясности высказывания может препятствовать спонтанному достижению органичной интегральности, необходимой для интенсивной коммуникации. Оттого необходимо четко отличать интеллектуальную отчетливость и непротиворечивость формулировок от их эмоционально-энергетической вовлеченности. Слушатель должен отличать свои реакции на содержание высказываний говорящего от своего органического резонанса с реакциями пациента.

Второе различие важно для слушателей-терапевтов, особенно, на начальных этапах их деятельности. В это время они часто путают поверхностное волнение говорящего с глубоким органическим вовлечением в речь, которое составляет суть рассматриваемой позиции. Уже само понимание существования такого различия позволяет начать воспринимать его.

Гораздо более трудно для различения является третья оппозиция: реакция слушателя на содержание высказывания говорящего - внутренний резонанс слушателя с состоянием говорящего в момент, когда он доносит до него это содержание. Различение этих двух явлений представляет значительные трудности, трудно преодолеваемые даже при длительной практике.

Одно из лучших тренировочных упражнений для преодоления этих трудностей сложилось благодаря счастливому стечению обстоятельств. Оказалось, что родным языком одной из студенток был язык, не принадлежащий к индоевропейской языковой группе, в котором к тому же практически отсутствует интернациональная лексика. Поскольку никто не принимал содержаний высказываний, когда она говорила на этом языке, слушатели могли, не «отвлекаясь» на содержание, вслушиваться исключительно в интенсивность телесного вовлечения говорящей. Приобретя некоторый навык, можно научиться отличать свою реакцию на содержание от телесного резонанса и тогда то, что было раньше проблемой, начнет приносить пользу: можно будет узнать, на какие содержания вы реагируете сильнее всего и, возможно, проецируете эту реакцию на пациента.

Другим полезным результатом тренировки в первой позиции является повышение сензитивности к собственным органическим реакциям и более сознательная их рефлексия. Когда я начинал такие тренировки, мои реакции были локализованные по локализации реакции: одна в желудке, а другая в грудной клетке. В настоящее время я научился различать еще две реакции: в гортани и в глазах. В последнее время я пытаюсь сопоставлять физическую локализацию моих ощущений с характером состояний, переживаемых пациентом. Из того, что раньше представлялось одномерной (больше-меньше) интенсивностью начинает вырисовываться система, состоящая из качественно различных элементов.

Позиция «2»: позиция «оригинальности».

Принципы.: Концепции неподвижны, а жизнь - текуча».

Эта позиция основывается на идее, что концепции, обобщающие живой опыт, быстро устаревают, особенно если они выражены общепринятыми словами и стереотипными оборотами. Субъективные переживания неизбежно теряют значительную часть своего содержания, будучи выражены посредством отстоявшихся словесных форм. «Концепции - неподвижны, живой опыт - текуч». И сколь часто и легко живой опыт застывает в виде немногих, всем известных форм. Несчастья бледнеют, открывается новый путь к решению проблем, а жизнь приобретает новый блеск, когда язык, которым мы общаемся, свеж и черпает выразительные возможности в живом, непосредственном опыте.

Тот факт, что говорящий склонен выбирать безопасные, стереотипные формулировки, имеет своей причиной тревогу и порождаемую тревогой осторожность: насыщение речи банальными оборотами - один из способов укрытия чувств перед окружающими и перед самим собой, чувств, осознание которых или открытие окружающим, представляется говорящему угрожающим. Таким образом, стереотипная речь свидетельствует не столько об интеллектуальной недоразвитости пациента, сколько о его психологической защите.

Уяснив этот момент, мы начинаем находить сходство между выслушиванием некоторых пациентов, контролирующих свои высказывания и наблюдением за человеком, передвигающимся по минному полю. Правда, в некоторых случаях такая осторожность экспрессии оправдана и желательна, но в высказываниях большинства людей стесненность и осторожность представлены столь тотально, что, как говорит Вордсворт, «слова... наполовину приоткрывают, а на половину заслоняют душу». Поэтому, вместо того, чтобы в «поте лица» докапываться до пластов живого опыта, скрытых под толстой шелухой стереотипных банальностей, лучше попытаться устранить эту шелуху и дать дорогу свежим животворным формам перцепции и экспрессии. Когда говорящий выражается естественно и оригинально, в его высказываниях с большей легкостью появляется то, что для него в этот момент является истинным, действительным и значимым.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ:Отработаны два метода влияния на говорящего в этой позиции. Один из них основан на идентификации свежих оригинальных фрагментов его речи в момент их появления, настраивании пациента на ощущение живости и свежести и побуждения его к закреплению возникающего стиля изложения: «Была ли среди последних ваших фраз хотя бы одна, затронувшая вас в большей мере, чем другие? Не показалось ли вам, что эта фраза заключала в себе что-то новое? Если да, то давайте продолжим разговор от этого момента, а вы постарайтесь рассказать побольше о том, что показалось в этом необычным и новым».

Если пациент улавливает напряжение, которое вы хотите придать беседе, готов последовать вашим предложениям и в достаточной мере способен к рефлексии, оба собеседника будут быстро продвигаться в сторону установления более живой коммуникации. Это несколько напоминает первую позицию с тем отличием, что центр тяжести перемещается с ощущения интенсивности на качественную характеристику чувств.

Второй метод, который можно назвать «лингвистической деструктурализацией», основан на блокировании выражений банальных, стереотипных и предпочтении свежих, оригинальных. Применяя такой подход, я часто прошу пациента повторить фразу по-новому, например, заменив прошедшее время фразы на настоящее, существительные – на местоимения и т.п. В процессе такого переформулирования появляется возможность спонтанного самовыражения.

Часто я задаю вопросы пациенту, не слишком ли банально звучит произнесенная им фраза. Если да – я прошу его изменить форму выражения его мысли. Этот метод оставляет содержание и форму высказывания на усмотрение пациента. Изменение формы высказывания позволяет установить более непосредственное, близкое испытываемым чувствам отношение к его содержанию, делает его формулировку более точной, и, в конечном счете, способствует большей личностной интеграции.

КОММЕНТАРИЙ: Первый из описанных методов можно применять отдельно, второй же в изолированном применении представляется слишком острым, ведущим к конфронтации. Видимо, наилучший вариант – комбинированное использование обоих методов. Вторая позиция привлекает меня богатыми возможностями и я ее часто использую. В свою очередь я сам часто практикую моделирование необычных оборотов и форм экспрессии, используя игру слов и неожиданные окончания фраз.

Если контакт с пациентом надежен, позицию 2 можно использовать без ограничений. Достойно удивления, как много побочных линий можно разработать, не нарушая общей линии коммуникации. Терапевты, которые оценят достоинства этого стиля, найдут неограниченные возможности его применения.

Позиция «3»:отражающее слушание.

Принципы: Если говорящий пытается выразить не совсем ясные для себя вещи и получает отражение (повтор) своих слов, причем слушатель никак не меняет структуру высказывания и не вводит в него «шум», то для говорящего становится яснее то, что он старался выразить. Отражение обычно приобретает форму дословного повторения (почти слово в слово) или незначительной парафразы. В практике отражение подвергаются не любые, а по той или иной причине значимые высказывания, например, обладающие большой интенсивностью (см. выше).

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: -Важнейший момент поведения слушателя в этой позиции – не отяготить свои реакции повтора собственными перцептивными добавками.

Из каждого фрагмента монолога говорящего слушатель выбирает и повторяет то, что по его мнению является центральным ядром фрагмента, его цементирующим началом, будь то выражение чувство или какая-либо идея. При этом можно изменить вспомогательные или несущественные слова, выступающие в высказывании, но все ключевые слова, несущие смысловую или эмоциональную нагрузку, должны быть повторены точно. Важнейшим моментом адекватного повтора (отражения) является отсутствие в нем перцептивных искажений, которые могут быть допущены слушателем. То, что следует повторить, должно быть выбрано на основе значимости этого содержания для говорящего, а не на основе собственных взглядов терапевта и его оценок важности того или иного фрагмента (в том числе и для психотерапевта).

КОММЕНТАРИЙ: Использование этой позиции чрезвычайно широко распространено в психотерапевтической практике. Она выступает под разными названиями и является одной из характерных черт психологического консультирования в Соединенных Штатах. Широко известны два варианта позиции отражения: «активное слушание» и «недирективное консультирование. Одним из прекурсоров позиции был Карл Роджерс. Писал на эту тему Юджин Дженджин, разработавший интересный вариант этой позиции, известный под названием «техники сосредоточения».

Позиция 4: сознательное слушание.

Принципы: Для коммуникации в этой позиции необходимо только сознание. Эта позиция основывается на предположении, что при увеличении степени осознания поведения или расширение поля сознания автоматически приводят к гармонизации поведения, благодаря чему пациент начинает делать то, что он делал, более совершенно и эффективно. «Сознательность» поведения проявляется либо во временном расширении сознания, которое начинает охватывать большее множество идей и объектов, либо в его большей «интенсивности» (ясности) при восприятии ситуации и отдельных ее элементов.

Сознание расширяется, когда принимает в себя более «широкое» (обширное) содержание, организованное более совершенным образом так, что его целостность (интегральность) делает его более «удобным» для восприятия и мышления. Иногда момент расширения сознания ощущается как нарастание отчетливости понимания, однако расширение сознания к пониманию не сводится: мы не столько начинаем понимать «почему это», сколько «это» начинаем воспринимать более полно, связно и отчетливо.

В рассматриваемой позиции сознание – это единственное, что необходимо для гармонизации (большей легкости, связанности и приятности) процесса коммуникации, в частности, и психотерапии вообще. Слушатель может способствовать расширению сознания, отмечая моменты бессвязности и противоречия в монологе говорящего, особенно те случаи, когда вербальный поток начинает противоречить органическим реакциям (т.е. степень телесной вовлеченности не соответствует содержанию высказываний), и сообщая об этом пациенту.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Простейший образ действия терапевта в этой позиции: в момент, когда речь говорящего становится бессвязной или в ней появляются противоречия, слушатель задает вопрос: «Что с вами сейчас происходит?» Слово «происходит» выбрано как намеренно некорректное, а сам вопрос допускает неоднозначное толкование. Он может относиться как к вербальной продукции, так и к телесно-эмоциональным реакциям. В результате говорящий побуждается к более широкому охвату сознанием своих актуальных переживаний и действий.

Противоречия в текущей речи обычно сигнализируют о том, что что-то в ней упущено (мы не рассматриваем случаи намеренного сокрытия, которых в общем не должно быть при глубоком контакте и доверительных отношениях терапевта и пациента). Слушатель обращает внимание говорящего на противоречия, тот тщательно «просматривает» еще раз поле описываемой ситуации, т.е. вводит в сферу ясного сознания все ее компоненты (расширения сознания), и, как правило, локализует элемент, который он упустил и отсутствие которого стало источником противоречия и бессвязности.

По мере накопления опыта выявления противоречий терапевт расширяет круг задаваемых вопросов, строя их таким образом, чтобы они точно «ложились» на область противоречия и упущенных аспектов отношений: «Чего вы хотите добиться?», «Что вы ожидаете от этого?», «Что вы избегаете» или «Почему (с какой целью) вы это сказали (сделали)? Эти вопросы содержат большой заряд скрытых спекуляций и возможных интерпретаций и использовать их следует с большой осторожностью, т.к. они могут увести в сторону от избранной им линии. Но их относительная точность и связанная с этим экономия времени до некоторой степени оправдывает риск.

Другой образ действий терапевта в рассматриваемой позиции – это использование континуума сознания. Этот аспект подробно разработан Ф.Перлзом и другими последователями гештальт-терапии. Концепция континуума сознания дает хорошие результаты в процессе обучения психотерапевтов, но переход от «экспериментальной» ситуации ее использования к применению в реальной практике психологического консультирования далеко не всегда удается. Обычно она не соответствует ожиданиям наивного пациента, полагающего, что он будет говорить непосредственно о себе и своей ситуации.

КОММЕНТАРИЙ: Позиция сознательного слушания, конечно ближе всего стоит к принципам гештальт-терапии. Современная гештальт-терапия с ее блестящей техникой, вызывающей восхищение наблюдателей, преисполнена скрытыми интерпретациями и сильно отличается от того метода точного следования потоку переживаний пациента, который был разработан в ранних работах Ф.Перлза и некоторых его учеников.

Применение уже описанных нами позиций терапевтического слушания (в той же, приблизительно, последовательности) и составляет главный предмет обучения принципам гештальт-терапии. Ими можно пользоваться довольно долго без возникновения потребности в дополнительной интервенции.

В обычной ситуации психологического консультирования слушатель-терапевт решает две взаимосвязанные задачи: он должен решать, когда что-либо сказать и что сказать. Вопрос типа «Что с вами происходит?» или другой вопрос, сформулированный столь же неопределенно, снимает вторую задачу (о содержании вопроса) и позволяет сосредоточиться на тщательном наблюдении и выборе времени для вопросов. Это упражнение дает слушателю время и возможность повысить свою сензитивность к пациенту и отключиться от проекций на него собственных мотивов, ценностей и состояний.

Позиция «5»: позиция ответственности.

Принципы: Тот, кто воспринимает свои интенции как источник действий, воспринимает себя как активный фактор своей жизни.

Каждый человек в каждый момент своей жизни может воспринимать себя (свои интенции, выбор) как источник, как причину своих действий, либо может усматривать побудительную причину своих действий во внешних обстоятельствах (давление служащих, «везение», свойства социальной среды и т.п.). Чем в большей мере человек считает свои интенции причиной действий, тем более он будет ощущать свое значение и участие в своей жизни: «Я сделал то-то и то-то», а не «со мной случилось то-то и то-то». Даже если результаты этих действий будут плачевными. Человек, искренне считающий, что он сделал то, что собирался сделать, будет переживать превратности судьбы с большим терпением и большей дозой акцептации.

- Я не могу отменить закон всемирного тяготения, но вполне могу проверить свой парашют перед прыжком.

Если представить все «причины» какого-либо события в виде двух списков, причины, локализованные внутри меня и причины, лежащие вовне, то именно первый список заслуживает более пристального внимания. Хотя внутренних причин может быть немного и казаться они могут незначительными, но это единственное, что мы сами можем изменить. Внешние причины могут казаться подавляющими по своему значению, но они -данность, которую мы в большинстве случаев изменить не можем. Я не могу отменить закон всемирного тяготения, но могу проверить парашют перед прыжком.

Если установка, которую люди занимают в отношении ответственности, т.е. готовности к активному участию в формировании своей судьбы и исследованию в первую очередь «внутренних причин», явным образом проявляется в языке: выбор подлежащего и дополнения (субъекта и объектов действий), активных или пассивных грамматических форм и т.д.) В рассмотренной позиции мы обращаем внимание и реагируем на «Язык активности».

-Кто локализует «инпут» в пределах своих действий, тот говорит ответственно.

Фундаментальное понятие для этой позиции – «инпут» (трудно­переводимый термин, употребляемый во многих областях техники, главным образом, в теории цифровых машин; означает вход системы переработки информации, ввод самой информации, вклад, участие, подводимую мощность в электротехнике и т.п. Прим. переводчика ) или участие. «Инпут» может представлять собой непосредственное действие или воздержание от действия, которое было возможным. Более тонкими проявлениями могут быть перцепция, приписывание событиям важности или определенных значений и т.п. Речь и, возможно, образ мыслей пациента тем более ответственен, чем в большей мере он склонен в своих высказываниях помещать инпут в сфере своих действий или перцепции, т.е. считать эти сферы исходной точкой развития тех или иных событий.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Мы просим пациента описывать события так, чтобы становился ясным его личный вклад в их развитии. Данную позицию легче использовать, если предварительно познакомить его с понятиями «инпута», ответственности и активности, но и обобщение с «непосвященным» пациентом не представляют особых трудностей. Мы просим или рекомендуем пациенту описывать происшедшие и происходящие события таким образом, чтобы в каждом случае становилось ясным, каков был в них «инпут» - его вклад в сами события или в то, что именно эти события он выбрал в качестве темы разговора.

Два главных оборота, используемые терапевтом в этой позиции: «Не могли бы вы еще раз рассказать то, что вы только что сказали, но с больше ответственностью?» и «Расскажите, пожалуйста, еще раз об этом событии, уделяя больше внимания вашему вкладу в его развитие (инпут)».

Приведенный ниже пример беседы поможет пояснить суть дела:

Пациент: На работе у мен создалась невыносимая обстановка и в конце концов я был уволен (вышвырнут с работы).

Терапевт: Не могли бы вы это сказать еще раз, выявив ваше участие в происшедшем?

Пациент: Шеф объявил мне, что я должен вести финансовую отчетность по еще одному проекту, который я уже обслуживал, поэтому я ему сказал, что не хочу делать и он меня уволил.

Терапевт: Не могли бы вы сосредоточиться на этом «поэтому» и определить свой вклад в происшедшее?»

(ВНИМАНИЕ: это тонкий и важный момент - слово «поэтому» предполагает непосредственную причинно-следственную связь, что источником действия «я ему сказал, что не хочу этого делать» было новое служебное поручение. В действительности же источником его была оценка пациентом этого поручения.)

Пациент: Ну мне не хотелось брать на себя дополнительные обязанности, поэтому я так сказал.

(ВНИМАНИЕ: теперь пациент позволяет предположить, что причиной действия было его желание или нежелание. На практике мы можем приостановить свою интервенцию в любой момент, но с точки зрения «чистой» позиции ответственности мы должны и дальше зондировать слово «поэтому» до тех пор, пока не дойдем до утверждения, что в данной ситуации пациент решил уйти с этой работы, причем уйти таким образом, чтобы иметь возможность говорить, что его уволили (вышвырнули с работы).

КОММЕНТАРИЙ: - Терапевт должен познать активность и инпут в своей собственной жизни, если хочет эффективно применять эти понятия в отношении других. Слушателю-терапевту следует немало потрудиться, чтобы развить в себя способность чувствовать действительную свою активность и личное участие (инпут) в собственной жизни, если он хочет научиться использовать эти понятия в отношении других: не сможет понять ситуацию, увидеть личное участие пациента от того, кто принимает его версию о том, что он стал жертвой обстоятельств.

Надо сказать, что применение этой позиции в психотерапевтическом процессе учит и самого терапевта аналитически относиться к событиям своей жизни. По этой причине позиция ответственности относится к наиболее охотно используемым.

Позиция «6»: позиция раскрытия.

Вариант «6А» :раскрытие своего прошлого слушателем-терапевтом.

Принципы: Люди нуждаются в жизненных целях, на которых могли бы учиться. Множество людей живут в полном незнании простейших вещей, происходящих на свете, в частности того, как в жизни человека чувства соединяются с действиями. Возможно, их родители скрывали от них многие важные аспекты своей жизни с серьезными коллизиями. Так или иначе у таких людей есть существенные пробелы в постижении ткани бытия.

В работе с такого рода пациентами не достаточно и неэффективно обучение их «по частям», от одной частности к другой. Им надо дать представление о том, как в реальной жизни разные ее аспекты и события вступают в сложные взаимоотношения. Короче говоря, им нужны модели жизненных ролей, с которыми бы они могли себя идентифицировать и на которых могли бы учиться.

- Потенциальная модель жизненной роли должна предлагаться человеком, имеющим определенный авторитет, но не настолько подавляющий, чтобы этой модели невозможной было последовать.

Желая стать моделью роли, терапевт должен захотеть раскрыть свою жизнь, как прошлое, так и настоящее, ее «хорошие» и «плохие» стороны, важные и тривиальные так, как они выглядят, без умалчивания, морализирования и оправданий. Если такое раскрытие содержательно связано с тем, что принес с собой пациент, ему будет легче освоить новое знание, ассимилировать его и стать, возможно, личностью более целостной.

Слушатель-терапевт для того, чтобы стать действительно пригодной моделью роли, должен удовлетворять двум требованиям. Во-первых, он должен восприниматься пациентом как человек, обладающий определенной силой или компетентностью (иначе ему не стоит подражать), т.е. имеющий некоторый авторитет. Во-вторых, модель должна быть доступна подражанию, т.е. иметь достаточно много элементов, совпадающих с ситуацией пациента. Оптимальной моделью является человек, идущий той же «дорогой», что и пациент, но несколько опередивший его.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Суть приема в том, чтобы проиллюстрировать на конкретном примере, как у других протекают процессы, подобные тем, что захватили пациента.

Эта позиция пожалуй наиболее трудна для профессиональных психотерапевтов, обучение которых во многом посвящено тому, как избежать самораскрытия. Во время рассказа пациента терапевт отслеживает воспоминания собственной жизни и, если они увязываются с обсуждаемой проблемой, рассказывает о них говорящему более или менее подробно. Подобное должно заключаться не в сходстве внешних обстоятельств ситуаций, а в глубокой идентичности значений и чувств.

Суть приема (подхода) – проиллюстрировать конкретными примерами, как происходило развитие событий в ситуации подобной той, в которой оказался пациент, у других людей. Причем эти иллюстрации лишены даже намека на вынесение моральных оценок и поучений. Это не идеализированный образ (так быть должно), а бывший в действительности «инцидент» с элементами глупости, трусости, непоследовательности, через которые проходит каждый живой человек. Приводимые данные должны быть достаточно подробными и точными, чтобы пациент имел возможность сам сделать выводы. Недопустимы примеры, предполагаемые однозначную моральную оценку или сформулированные в такой общей форме, что их содержание сводится к воспроизводству общих мест из теории этического выбора.

КОММЕНТАРИЙ: Люди испытывают облегчение и укрепляются духом, когда видят, что ситуация, казавшаяся безнадежной, нашла разумное разрешение в чьей-то жизни.

Подход, выраженный в рассматриваемой позиции, описали и распространили С.Джурард и О.Маурер, хотя мне приходилось встречать его и раньше (в «Синаноне»). Раскрытие (рассказ своей истории) было очень важным элементом игры в «Синаноне», хотя в публикациях это и не было достаточно отчетливо выражено. Я живо вспоминаю чувство заинтересованности, безопасности и вовлечения (я играл роль «пациента»), когда кто-то, кого я уважал и которым восхищался, описывал случаи из своей жизни подобные, но гораздо худшие чем те, которые представил я, и при этом не производил впечатление несчастного и вел себя очень мило. Действуя в противоположенной роли (рассказывающего свой опыт), видел, как мои партнеры испытывают облегчение, когда я описывал ситуации, в которых я оказывался, подобные структурно тем, в которых они пребывали в то время: увольнение с работы, непонимание окружающих, уход близких людей и т.д.

«Я не одинок в своем положении», «Может быть все образуется, хотя сейчас выглядит безнадежно», «возможно у меня все в порядке», ведь у него было что-то подобное, а он производит впечатление нормального человека» – вот фрагменты самоотчетов моих партнеров по занятиям. Во время одного из занятий (воркшопов) я познакомился с женщиной, социальным работником в доме для одиноких матерей. Она сама в возрасте 16 лет родила внебрачного ребенка и счастливо его воспитала, но никогда не рассказывала об этом женщинам, с которыми работала, хотя когда-то ей очень хотелось это сделать. Только теперь она поняла, что этот факт ее жизни может быть мощным инструментом для проведения позитивных перемен в поведении ее подопечных.

Самораскрытие, являясь весьма полезным приемом для пациента, не меньше пользы приносит и для личностного роста терапевта. Я не знаю лучшего способа приобщения к жизненной мудрости и интеграции, чем приобщение других к своему жизненному опыту, что позволяет увидеть его с разных точек зрения.

Вариант «6Б» : раскрытие актуальных (сейчас и здесь) чувств слушателя.

Принципы: Пациент достигает большей ясности восприятий окружающего, если будет получать полноценную информацию по обратной связи.

Пациент сможет выработать более отчетливый и адекватный взгляд на то, какое влияние он оказывает на окружающий мир, на то, что для него является действительно важным и значимым, если будет получать достоверную и полную «обратную» информацию от слушателя-терапевта. Если в его речи, манере выражать свои мысли есть что-то вызывающее раздражение или скуку у слушателя, то об этом лучше знать, чем не знать. Слушатель оказывает говорящему услугу, когда открывает эти чувства в момент их появления.

Очень существенный момент применения этой позиции: слушатель не утверждает, что его чувства намеренно или случайно вызваны словами или действиями говорящего. Слушатель не пытается понять, почему он ощущает раздражение или скуку либо побудить партнера «сделать что-нибудь». Нет: он просто регистрирует появление таких чувств, предоставляя их интерпретацию и эвентуальные предупредительные меры пациенту.

Данная позиция, как правило, применяется в отношении пациентов с сохраненными личностной структурой и характером, самооценка которых не будет поколеблена негативной информацией.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Существенный момент похода заключается в том, чтобы терапевт не приписывал говорящему «причины» своих чувств. Слушатель непосредственно сообщает говорящему о чувствах, испытываемых им «здесь и сейчас», формулируя высказывания от первого лица в настоящем времени. Терапевт может в любой момент прервать пациента, чтобы сообщить ему о своих эмоциональных реакциях: «Мне стало скучно», «Теперь мне чрезвычайно интересно то, что вы говорите», «Я теряю терпение» и т.д. Весьма важно то, что высказанные чувства были искренни, полны (ничто не замалчивается), и чтобы слушатель никоим образом не приписывал пациенту ответственности за возникновение у него тех или иных чувств.

КОММЕНТАРИЙ: Эта позиция разрабатывалась главным образом в рамках гештальт-терапии, а также немногочисленными психотерапевтами, придерживающимися экзистенциальной ориентации. Применяя рассматриваемый подход, очень легко скатиться либо к моральному «эксгибиционизму», либо к манипулированию собеседником. Здравый смысл подсказывает, что тем, кого эта позиция привлекает очень сильно, лучше ей вообще не пользоваться. При умеренной же преференции работа в этой позиции безопасна и для пациента и для терапевта.

Позиция «7»: экзистенциальная позиция.

Принципы: Каждое высказывание отражает всю систему мировоззрения говорящего. Данная позиция основана на предположении, что каждое высказывание выводится из всей системы мировоззрения человека. Высказывание в отрыве от мировоззрения совершенно непонятно. Дело затрудняется тем, что мировоззрение вовсе не всегда осознается. Вербальная продукция может порождаться без малейшего сознательного учета мировоззрения подобно тому, как не всякий идущий человек может сформулировать биомеханические условия сохранения равновесия.

- Открытие того, что точка зрения есть только точка зрения, а не реальность, может привести к снятию проблемы. Рассматриваемый круг явлений выступает не так часто, но его возможное присутствие надо иметь в виду, когда мы встречаемся с упорно держащимися проблемами. В этих случаях речь может идти о существовании комплекса мировоззренческих установок, которые я называю «основой бытия». Бывает, что проблемы возникают лишь потому, что в «основе бытия» пациента существует значительные деформации и противоречия, затрудняющие адаптацию.

Открытие пациентом факта, что его точка зрения является лишь точкой зрения, а не реальностью, часто приводит к снятию (а не решению) проблемы. Достаточно того, чтобы само собой разумеющееся стало предметом критического осознания.

Каждое высказывание пациента укоренено в пластах установок, лежащих за ее пределами сознания. Если он осознает существование той или иной установки (принципа), определяющей его поведение, то либо сознательно признает ее истинность и будет следовать ей в дальнейшем, либо сознательно отвергает ее и не будет ею руководствоваться по крайней мере на этом уровне.

Во втором случае все, что пациент собирался сказать и, что опираясь на «ложное» убеждение, теряет смысл и способ рассмотрения (точка зрения) проблемы или темы может подвергнуться решительному изменению. Мы не можем и не должны предвидеть, какова будет новая точка зрения и влиять на ее содержание и формирование - достаточно, что ранее неосознаваемый принцип поведения вошел в поле сознания.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: Проблема «мировоззренческих» предпосылок подробно изложена во втором разделе. Здесь мы приведем лишь одни пример, иллюстрирующий процесс «вслушивания» в предпосылки и его целевое назначение.

Одна из пациенток сказала как-то с отчетливо выраженной неприязнью: «Мой бывший муж даже не помогал мне при ходьбе, когда мы отправлялись куда-нибудь вдвоем». Для того, чтобы составить такое высказывание, она должна была полагать, что ее экс-муж мог или должен был ей помогать. Когда я спросила у нее: «Вы всерьез думаете, что он должен был это делать?», она выглядела смущенной (этим чувством сопровождается осознание предпосылки), но быстро сориентировалась, что не только не было причин ожидать от него помощи, но она сама не захотела бы принять помощь с его стороны, учитывая их тогдашние отношения. Это позволило ей перенести центр тяжести с выражения неприязни к бывшему мужу на рассмотрение собственных экспектаций, существовавших в то время, и мешающих ей по-новому устроить свою жизнь.

В рассматриваемой позиции слушатель-терапевт вслушивается не в содержание высказывания, сколько в логически ??? его, слой предпосылок и установок. Затем терапевт выносит на обсуждение предпосылки (в нашем случае вопрос: «Вы действительно думаете, что он должен был вам помогать?). Если пациент сознательно принимает предпосылку, он просто говорит: «Да, должен», и продолжает свою речь. В приведенном примере было не так: пациентка должна была задержаться и разрешить выявленное противоречие.

Принципиальный момент действий терапевта в этой позиции – не выражать сомнений относительно услышанного высказывания и протеста по поводу его содержания. Его задача – установить логические предпосылки высказываний и продемонстрировать его пациенту, чтобы убедиться, что он полностью принимает, или чтобы дать ему возможность выявить самому противоречие в своих рассуждениях.

КОММЕНТАРИЙ: Способность использовать рассматриваемую позицию на практике зависит от того, насколько сам терапевт способен выявлять в собственных словах скрытые предпосылки. Если у терапевта и пациента есть общий выбор недоступных сознанию установок, их сотрудничество в данной позиции будет невозможным.

Позиция «8»: позиция совершенствования.

Принципы: Тот, кто в своей жизни в каком-то смысле «сошел с дистанции», может стараться «вернуться на дистанцию», размышляя и говоря о своей ситуации. Его способ выражения своих мыслей и может содержать элементы смущения, беспокойства, сомнения и т.д. Эти элементы неотъемлемы от поведения человека, решающего трудную жизненную задачу, но со стороны могут выглядеть недостаточно привлекательными и уж совсем не эффективными.

Потребность сохранить привлекательность своего образа для окружающих может побудить пациента сделать свое поведение и слова «совершенными»: преодолеть смущение, беспокойство, сомнение – быть «крутым». Все это существенно затрудняет его дела. Вместо того, чтобы основательно проработать свои проблемы, этот пациент больше озабочен своим «внешним» видом: «Я не должен проявлять смущение, это не достойно» и т.п. Если создать ему условия для естественного поведения, он будет действовать быстрее и эффективней.

- Помочь пациенту в преодолении смущения может кончиться коллизией с ясностью его мысли.

Предпринятые терапевтом с самыми лучшими намерениями попытки помочь преодолеть пациенту его сомнения, смущение и т.п., могут усилить описанный процесс самоблокирования и затруднить пациенту продвижение вперед. Поэтому в рассматриваемой позиции терапевт сосредотачивается на подтверждении, что каждый очередной шаг пациента хорош и правилен, даже если это не ясно до конца ни тому ни другому:

Терапевт: Это замечательно, что вы заботитесь о ясности мысли, хотя еще не до конца разобрались в своей ситуации.

Пациент: Я боюсь, что мне никогда не удастся выразиться по этому поводу яснее.

Терапевт: В вашем положении выражать такие опасения – это требует немалой смелости!

Данная позиция базируется на факте (наблюдении), что ни одно событие не имеет значение само по себе, но его значение устанавливается в сравнении с другими событиями. Одно и тоже событие может иметь разное значение и ценность в зависимости от актуального состояния системы ценностей субъекта. Замешательство, понимаемое как блокирование поведения, может быть негативным фактором. Понимаемое же как естественный этап в достижении ясности, может быть принято как натуральное и даже желательное состояние.

СПОСОБ ИСПОЛНЕНИЯ: если в этой позиции сокрыта какая-то техника, то она сводится к изменению системы соотнесения (сравнения). Каждое высказывание пациента, сделанное в негативном тоне, изолируется от системы сравнения, в котором она имеет негативную окраску, и перемещается в другую систему соотнесения, в которой можно увидеть его позитивные стороны.

Новая система соотнесения должна быть знакома пациенту, но быть из числа тех, которые он, очевидно, давно не использовал. Суть метода не в убеждении пациента принять новую систему соотнесения оценки событий, а в том, чтобы напомнить ему о существовании таких систем, от применения которых он по тем или иным причинам отказался. Это не означает также, что новая система в каком-то смысле более правильна, чем та, которой он пользуется. Речь идет лишь о том, чтобы у пациента появилась возможность выбора, чтобы он убедился, что у него больше свободы интерпретации, чем он предполагал: если, например, пациент считает повышенное беспокойство своей проблемой, то терапевт в рамках позиции совершенствования может высказать предположение, что при взглядах пациента на мир и окружающие его опасности его повышенное беспокойство логически оправдано. В том случае исчезает, по крайней мере, «беспокойство по поводу беспокойства» и пациент остается наедине со своей фундаментальной проблемой.

К позиции совершенствования лучше подходить не как к «технике», а как к «способу бытия». Терапевт должен с головой уйти в представление, что «все, что происходит на свете, закономерно» и действовать в этом духе.

КОММЕНТАРИЙ: Позицию совершенствования, чтобы оценить, надо испробовать. Удивительно, сколь многие отзываются о ней резко негативно после теоретического знакомства!

Вспомогательные позиции слушания.

Кроме описанных, мы выделяем еще три позиции, имеющие скорее вспомогательный характер. Они полезны в обучении, особенно, на начальных его этапах.

1. Анонимные позиции. - Пациент тратит значительную часть энергии на отслеживание реакций терапевта и формирование своих наблюдений.

Использование анонимных позиций мы иногда называем, в шутку «исповедальней». Половина участников тренировочной группы, играющие роль пациентов, рассаживаются по краям комнаты лицом к стене, а за каждым из них ставится стул. Вторая половина («терапевты») тихо усаживаются на эти стулья и по данному знаку кладут руку на плечо «своего» пациента. Тот говорит после этого в течение десяти минут на любую тему, связанную с его жизнью и представляющую для него особый интерес. Обычно «терапевт» поддерживает физический контакт (рука на плече) с «пациентом» в течение половины этого срока, другая же половина протекает без физического контакта.

Несмотря на исключительную простоту ситуации, влияние установления и прерывание физического контакта многообразно и драматично. Хотя момент прерывания контакта случаен, «пациенты» считают, что физическое отделение «терапевта» как-то связано с тем, что они сказали. Различны и реакции «пациентов»: одни чувствуют себя без физического контакта как «нереализованные», другие, напротив, расцветают. В этой позиции «пациенты» могут прочувствовать, до какой степени они зависят от контакта в своей мотивации высказываний, а также (поскольку в этой позиции они не могут следить за реакциями «терапевта» и даже не знают кто он) тот факт, как много сил и энергии отнимает у них отслеживание реакций «терапевта» и попытки влияния на него.

«Терапевты», в свою очередь, могут сравнить свое состояние слушателя в ситуации, когда он является объектом наблюдения «пациентом» и без этого. Подобно, как при применении нулевой позиции, многие бывают поражены тем, что пациенты сами могут находить дорогу к конструктивным решениям без каких бы то ни было сигналов со стороны терапевта. - В этой позиции помощи нет ниоткуда: «пациент» остается один на один с тем, что он сказал и что собирается сказать.

До того, как эта позиция будет испробована на практике (то касается также нулевой позиции), трудно оценить, насколько она может быть важна для подготовки терапевта. Обычно, когда говорящий в ситуации обычной или терапевтической беседы начинает «напрашиваться на отклик», он получает его от слушателя в виде той или иной формы интервенции. В этой же форме беседы помощь ниоткуда не приходит. Говорящий остается с тем, что он сказал и что собирается сказать.

В этих условиях пациенты нередко начинают неровно, но удивительно быстро продвигаться в сторону фундаментальных для них тем, которых они прежде избегали. Участники занятий сообщали, что в течение десяти минут достигали существенного прогресса в понимании своих важных жизненных проблем, не улавливая даже в какой момент они делали их предметом обсуждения. Хорошим сравнением для описанного процесса может послужить ручей, текущий частью по земле, частью под землей. Хотя временами мы перестали его видеть, он продолжает течь своим, наилучшим для него руслом.

Применение анонимных позиций в практике обучения терапевтов дает лучший эффект, если они используются не изолированно, а в комбинации с другими приемами.

2. Шесть интервенций. «Терапевт» использует нулевую позицию с тем, что может в течение десяти минут шесть раз (и только шесть!) использовать те или иные формы интервенции. Это эффективная переходная позиция. Принятые ограничения освобождают терапевта от необходимости реагировать, но вместе с тем обязывают слушать с мыслью об определенном числе интервенций, что не позволяет слишком удаляться от содержания высказываний пациента. Прошедшие эту тренировку отмечают, что данная учебная процедура способствует особо тщательному отношению к качеству интервенции: ограниченное их количество заставляет задавать себе вопросы: «Необходимо ли это замечание? Самое ли это лучшее из того, что я могу сказать? Подходящий ли это момент для реплики?» и т.п.

2А. Шесть вопросов. В этом варианте упражнения шесть интервенций должны иметь форму вопросов. В процессе обучения «терапевт» учится отличать вопросы, определяемые его собственными интересами от тех, которые органично вытекают из хода и манеры изложения, принятых пациентом.

2Б Шесть утверждений. Этот вариант упражнения дает право терапевту на произнесение шести утвердительных предложений в течение десяти минут. Используя попеременно варианты А и Б, участники занятий могут ознакомиться с различиями реакций «пациента» на утверждения и вопросы «терапевта». Становятся так же понятными различия эффектов «ознакомительных» утверждений в первом лице (см. позицию 6Б) и «толковательных» утверждений, т.е. спекуляций на тему внутреннего состояния пациента. Мы рассмотрели лишь некоторые из вспомогательных позиций. Почти каждый важный для обучения терапевта вопрос можно переложить в терминах позиций терапевтического выслушивания таким образом, что обучение будет протекать в поведенческом плане, что удачно дополняет теоретическое обоснование. Применяя те или иные позиции, обучающийся получает возможность сам делать открытия, которые затем будут закреплены на теоретических занятиях.

Обсуждение.

Главной целью использования рассмотренных 12-ти позиций есть учебное исследование того, как влияют на процесс коммуникации различные установки слушателя-терапевта. Эти эффекты весьма многообразны и чем большим количеством позиций владеет терапевт, тем эффективнее он может исполнять роль слушателя.

Обычно мы имеем дело с учебной группой. Это могут быть «здоровые» пациенты, профессионалы-терапевты или просто люди, желающие расширить свои коммуникативные возможности. Участники группы попеременно выступают в роли то терапевта (слушающего), то пациента (говорящего). Последний может использовать реальные факты и обстоятельства своей жизни, или играть чью-то роль. С этого занятия начинаются, но затем практически все участники группы приходят к обсуждению тем, которые их лично интересуют или составляют для них проблему. Многие высказываются в том смысле, что группа приносит им пользу, выходящую далеко за пределы приобретения или повышения квалификации.

Общий аспект тренировок – умышленное сужение возможных реакций в ситуации, когда отрабатывается одна и только одна позиция. Обучаясь всему сразу, мы не обучаемся ничему. Опыт показывает, что последовательная концентрация на отдельных приемах дает лучшие учебные результаты.

Иногда можно услышать упрек, что рассмотренные позиции – это нечто «механическое», неспонтанное. Я считаю, что в каждой ситуации слушания мы имеем дело с той или иной позицией, а все они когда-то были предметом обучения. Дело лишь в том, насколько обучение позициям и их использование было сознательным. «Естественной» позиции слушания не существует: каждая культура или субкультура осваивает определенный набор возможностей и представляет его как естественный. Цель, которую мы ставим в процессе обучения, сводится к плавному и уверенному владению максимально набором приемов, позволяющих реализовать каждую интенцию в любой ситуации.

Я ни в коей мере не утверждаю, что составленный мною список позиций полон. Существуют и другие, значительно отличающиеся от рассмотренных. В качестве примера можно упомянуть хотя бы три: понимание, катарсис, конфронтация. Я сосредоточился на менее известных позициях, которые кажутся мне ценными для обучения и профессионального использования. Первые четыре я выбрал по причине их ценности. Их можно применять, не чувствуя себя связанным какими-либо теоретическими положениями. Это в особенности относится к позициям 0 и 1: они находят применение в контексте каждой «теологии». Позиции 2 и 3 уже заключают в себе некоторые реакции на содержании высказываний и оттого к одним теориям приложимы лучше, чем и другим. Тем не менее первые четыре позиции можно применять почти механически, позволяя теории исчезать из поля зрения.

Позиция «4» занимает промежуточное положение. Ее можно использовать едва ли не механически, но освоить ее легче при некоторой доле теории и демонстрации. Наконец, позиции «5», «6» и «7» требуют принятия определенных принципов и предварительной тренировки и демонстрации.

Мы обсудили потенциальные позитивные эффекты каждой из позиций. Однако каждая из них может дать и негативный результат при неадекватном использовании. Нулевую позицию «терапевты» – участники учебной группы воспринимают как «холодную» и требующую «каменного выражения лица» в большей мере, чем спокойствия: тогда как «пациенты» не выносят такого впечатления. Слушатель может так концентрироваться на «правильном» ее исполнении, что это сказывается на его способности слушать.

Позиции «1» несет в себе риск, что «пациент» расценит коммуникацию, как свою неудачу. Сообщение «терапевта» по обратной связи: «Это до меня не дошло» часто воспринимается как оценка (осуждение), а не как информация.

Подобная опасность сопутствует позиции «2», хотя и в меньшей мере. Слушатель здесь может так увлечься отработкой позиции, что перестанет слушать.

Позиция «3» реализует между двумя крайностями одинаково отрицательного свойства: механической перифразой столь дословной, что становится бесполезной, и - избыточной интерпретацией, в которую терапевт вплетает слишком много своего, утрачивая контакт с реальным миром пациента.

Позиция «4» относительно безопасна. Терапевт выбирает момент интервенции на основе своих побуждений, а пациент продолжает концентрироваться на том, что для него важно. В этой позиции терапевт может стать слишком «активным», что отвлекает пациента.

Позиция «5» может создать впечатление излишней активности и оценочности.

Позиция «6А» терапевт рискует отнять слишком много времени собственными «россказнями».

Позиция «6Б» таит в себе опасность того, что терапевт излишне сконцентрируется на себе. Ему легко будет счесть свои реакции следствием поведения пациента.

В позиции 7 терапевт впадает в грех чрезмерной аналитичности и насаждения собственных ценностей в рамках интервенции.

Реплики, высказываемые терапевтом в позиции 8, могут выродиться в неосторожное рационализирование, поддерживающее и даже фиксирующее актуальное поведение пациента, вместо продуманной модификации его системы соотнесения.

Послесловие четыре рода свободы в терапевтических беседах.

Рассмотренная система позиций слушания постепенно складывалась в течение последних десяти лет. Отдельные позиции меняли свое значение и «вес». Постепенно, не благодаря использованию какой-то одной из них, но благодаря применению их всех и благодаря самому понятию «позиция» я стал замечать, что я меняюсь как коммуникатор. Студенты, широко использовавшие те же методы, делали наблюдения, подобные моим.

Мало помалу пришло осознание существа происходящих перемен: я и мои студенты освобождались от приписывания особого значения четырем аспектам, которые принято считать основополагающими для терапевтической беседы. По довольно случайной литературной ассоциации я условно обозначаю это «четырьмя родами свободы». Ниже представлен их краткий обзор.

1. СВОБОДА ОТ ПОНИМАНИЯ. Когда беседа протекает в нулевой или анонимной позиции, довольно часто наступали долгие периоды молчания, в течение которых пациент очевидным образом «боролся» с обсуждаемым материалом. Нередко бывало, что когда он вновь начинал говорить, мне не хватало некоторых звеньев его рассуждений (прошедших в молчании) для понимания того, как он дошел до этого пункта. Поскольку принятая позиция не позволила задавать вопросы, мне не оставалось ничего иного, как смириться со своим непониманием. Постепенно мне стало ясно, что оно вообще не имеет никакого значения. Пациент сам доходил до способа рассмотрения проблемы, приносящего ему облегчение или пользу. Я осознал, что мои вопросы, ставящие себе целью мое (и только мое) понимание, только отвлекли бы пациента от его хода мыслей. Я даже начал подозревать, что понимание своей ситуации пациентом вовсе не обязательно обуславливает благоприятные в нем перемены, а уж мое понимание - и подавно!

2. СВОБОДА ОТ СОДЕРЖАНИЯ. Во время одного из занятий пациент испытывал столь сильное чувство вины, что не был в состоянии обсуждать ее причины. Я предложил ему говорить о своих чувствах, действиях, мыслях, группирующихся вокруг чувства вины без упоминания о поступке или помысле, ставшем источником его эмоционального переживания. Это оказалось не только не трудным для выполнения, но и продуктивным. Скоро выяснилось, что процесс, который я назвал «управление образом», позволяет держать чувство вины на «поводке» и пациент может свободно дозировать его, если хочет или готов приблизиться к болезненной точке. Во мне созрело убеждение, что существует только несколько фундаментальных тем и говорить о них можно, не вникая в конкретное содержание. То, что можно назвать структурой переживаемого, почти не зависит от его содержания и заниматься этой структурой - это все, что в действительности необходимо. Более того, я убедился, что включение содержания переживаемого в терапевтический процесс есть явление в общем нежелательное. Оно отвлекает от главного и создает опасность, что с обсуждаемым содержанием будут смешаны реакции на него самого терапевта. Хотя я и не вижу запретов на обсуждение частных содержательных аспектов проблемы, но настраиваю пациента на то, чтобы это сделалось лишь в тех случаях действительной необходимости. И довольно часто бывает так, что такой необходимости не появляется.

3. СВОБОДА ОТ ЛИЧНОСТИ. Нередко случается, что участники учебно-терапевтических групп, исполняющие роль пациентов, достигают существенного прогресса в своих жизненных проблемах, работая в паре с другими участниками, которых они совсем не знают и с которыми не имеют возможности познакомиться во время занятий. Это особенно ясно видно на примере анонимной позиции, где «пациент» знает только то, что его «терапевтом» является кто-то из участников группы. Хотя дружеское отношение, забота, душевное тепло могут быть важным моментом во многих терапевтических ситуациях, они не в коем случае не являются основополагающим моментом. Личность терапевта, его индивидуальность искушают его заняться решением проблем пациента, к тому же так, как ему (терапевту) кажется правильным. Истинное слушание происходит вне пределов личности: скорее на экзистенциальном уровне, чем на уровне поверхностного «эго».