Учебное пособие: Методические указания для подготовки к семинарским занятиям, написанию контрольных работ и рефератов по дисциплине «История Украины» для студентов всех форм обучения

Министерство образования и науки Украины

Севастопольский национальный технический университет

ГОЛОДОМОР 1932-1933 гг.:

причины, последствия, виновники

Методические указания

для подготовки к семинарским занятиям,

написанию контрольных работ и рефератов

по дисциплине «История Украины»

для студентов всех форм обучения

Севастополь

2003

УДК 94 (477) “19”

Методические указания по дисциплине «История Украины»

/ Сост. ФИРОВ П. Т. – Севастополь: Изд-во СевНТУ, 2003. - 58 с.

Методические указания подготовлены в соответствии с требованиями Министерства образования и науки Украины и учебной программы курса «История Украины» для высших учебных заведений. В них даются методические рекомендации студентам, изучающим одну из важных тем в украинской истории первой половины ХХ в. – голодомор 1932-1933 гг. Методические указания составлены с учетом современных разработок исторической науки по данной теме. Они содержат контрольные вопросы.

Методические указания рассмотрены и утверждены на заседании кафедры философских и социальных наук (протокол № 4 от 1 декабря 2003 г.)

Допущено учебно-методическим центром СевНТУ в качестве

методических указаний.

Рецензенты: Денисенко Н. Н., Кухникова Т. К.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Голод – вечный спутник человечества. Он постоянно возникает то в одном, то в другом уголке планеты, унося жизни тысяч, а то и миллионов людей. Случается эта беда, как правило, в экономически отсталых государствах, в странах с низкой культурой земледелия, там, где мало плодородных земель, или вовсе их нет, а также в засушливых зонах планеты. Войны также порождают продовольственные кризисы.

В 1932-1933 гг. голод обрушился на Украину. Проходили десятилетия, но в СССР не было случаев, чтобы факт существования голода, не говоря уже о причинах его возникновения, попал на страницы научных изданий или учебников. Официальная позиция сводилась к посылкам на так называемые «трудности» и «проблемы». Относительно голода как такового, то, например, в «Большой Советской Энциклопедии» он характеризуется как «социальное явление, присущее антагонистическим социально-экономическим формациям», когда «десятки миллионов» страдают от недоедания в США и других странах. Это явление, дескать, можно преодолеть «только в результате социалистического переустройства общества». Дальше «БСЭ» утверждает, что «благодаря эффективным мерам, принятым Советским государством, катастрофическая засуха 1921 года не привела к серьезным последствиям»; о 1933 г. не упоминается вообще ничего. В англоязычном издании «Советская Украина», выходившем в Киеве, в 1970 г. проскользнул сюжет о «значительных трудностях с пищевыми продуктами» в начале 1930-х годов, которые объясняются «неопытностью», «кулаческим саботажем» и другими причинами; однако эти трудности как писалось далее, были ликвидированы при помощи правительства.

Но не молчала зарубежная общественность и украинская диаспора на Западе. Уже в 1934 г. американский корреспондент Чемберлин издал первую книгу о голоде в СССР. 28 мая 1934 г. на рассмотрение членов Палаты Представителей США поступила резолюция от конгрессмена Гамильтона Фиша, которая зарегистрировала факт голода и выражала надежду, что СССР изменит свой курс и воспользуется американской помощью. Комиссия Конгресса США по голоду 1932-1933 гг. в Украине, которая завершила свою работу в апреле 1988 г., признала этот голод актом геноцида. К такому же выводу пришла международная комиссия, которая работала под руководством профессора Джейкоба Сандберга в 1988-1989 гг.

Принятию такого решения способствовала активная деятельность украинской диаспоры, которая собирала материалы о голодоморе, издавала обширную литературу, проводила мероприятия, посвященные памяти жертв голодомора. Самой массовой и значимой стала акция скорби по жертвам трагедии, проходившая в Канаде в 1983 г. Но даже спустя 50 лет правительство СССР продолжало отрицать факт голода и выражало свой протест правительству Канады, обвиняя его в том, что оно не препятствует распространению украинскими националистами клеветы о советском строе. Советское посольство в Оттаве 28 апреля 1983 г. обнародовало коммюнике «О так называемом голоде на Украине». Главной причиной нехватки продовольствия в нем называлась засуха, не были обойдены вниманием и «зажиточные крестьяне», которые занимались «саботажем, террором и убийствами». Относительно «уменьшения количества украинского населения», то оно было, дескать, совсем несущественным в тот «далеко не трагический период, наполненный энергичным трудом и беспримерным энтузиазмом».

Только во второй половине 1980-х гг. голод перестал быть запрещенной темой. Правительство УССР и Компартия Украины признали факт голода, началась публикация ужасных документов и свидетельств очевидцев трагедии. В настоящее время уже издано много документальных сборников, увидели свет более 10 тысяч оригинальных документов, воспоминаний, свидетельств. В частности, это сборники документов «Голод 1932-1933 рр. в Україні», «Колективізація і голод в Україні. 1932-1933», «Упокорення голодом» и другие. Весной 2003 г. в Верховной Раде Украины состоялись парламентские слушания, посвященные памяти жертв голодомора, на которых был дан основательный анализ трагических событий 70-летней давности, были сделаны политические и научные выводы.

Следует подчеркнуть всю значимость нынешнего активного процесса осознания причин и последствий народной трагедии 1932-1933 гг. для истории Украины, для истории всего мирового сообщества. Сегодня Президент Украины, Верховная Рада, Кабинет Министров откровенно заявили об искусственном характере голодомора, о почти полувековом сокрытии компартийным режимом правды о причинах и невиданных масштабах этого преступления против украинского народа, сознательно совершенного сталинизмом и местными исполнителями его указаний.

2003 год – это год 70-летия голодомора. Президент Украины издал специальный Указ «О мерах в связи с 70-й годовщиной голодомора в Украине» и специальное распоряжение «О дополнительных мерах в связи с 70-й годовщиной голодомора в Украине». Еще раньше соответствующим Указом четвертая суббота ноября была определена как День памяти жертв голодомора.

Выступая на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 24 сентября 2003 г., Л. Д. Кучма сказал: «В этом году исполняется 70 лет со времени, когда тоталитарным режимом был организован искусственный голод в Украине. Его последствием стала гибель от 7 до 10 миллионов наших сограждан. К сожалению, тогда, в 1933 году мир не откликнулся на нашу трагедию. Международное сообщество поверило циничной пропаганде Советского Союза, который продавал хлеб за границу в то время, когда в Украине ежеминутно от голода умирали 17 человек. С этой трибуны я хочу призвать всех вас поддержать инициативу Украины по почтению со стороны ООН памяти погибших. Мы не хотим сводить счеты с прошлым. Мы стремимся лишь, чтобы наша трагедия стала известной как можно большему количеству людей. И чтобы это знание помогало нам избежать подобных катастроф в будущем».

Призыв Украины был услышан. Аргентина, Канада, Швейцария и другие страны выразили свое сочувствие Украине.

Голодомор – одна из самых трагических страниц в украинской истории. Изучение причин этой трагедии, определение виновников и извлечение уроков на будущее не утратили актуальности. В данном пособии анализируется ситуация, сложившаяся в украинских селах во время сплошной коллективизации; показана репрессивная политика партийно-государственного аппарата, осуществлявшего преступную политику по отношению к крестьянству; указаны главные виновники и трагические последствия голодомора. Пособие рекомендуется студентам для подготовки к семинарским занятиям и экзаменам, для написания контрольных работ, рефератов, сообщений.

Продразверстка в условиях колхозного строя.

В 1921 г. советские руководство взяло курс на внедрение новой экономической политики (НЭП). В ее основе – замена продразверстки продовольственным налогом, разрешение продажи крестьянам излишков сельхозпродукции, допуск в экономику частного капитала. НЭП предусматривала внедрение стоимостных товарно-денежных отношений непосредственно в экономику социалистического сектора, отказ от военно-коммунистической модели социализма, которая сложилась в годы гражданской войны. Переход к НЭПу обеспечил динамическое развитие всего народного хозяйства, но этот динамизм начал теряться во второй половине 1920-х гг. Ярким примером возрастающего в народном хозяйстве влияния административного начала служит трансформация первоначального плана кооперирования населения. Хотя сеть кооперативов различного профиля развивалась в сельской местности усиленными темпами, высшей формой кооперативного движения стали считаться колхозы в тех их формах, которые возникли в годы «военного коммунизма». Лозунг коллективизации сельского хозяйства оставался актуальным. Происходил постепенный процесс огосударствления кооперативных объединений. Выбор в пользу административных методов управления объяснялся тем, что эти методы для партийного, государственного и хозяйственного аппарата были привычными, более простыми и удобными. Решающее значение при этом имела позиция руководства Коммунистической партии. Курс на демократизацию, без которой экономические методы были невозможными, этим руководством не поддерживался. Проводимая в СССР индустриализация требовала огромных денежных вливаний. Ни водочная монополия, ни эмиссия не могли быть главным источником. Эта роль принадлежала сельскому хозяйству. Касаясь роли крестьянства в накоплении средств индустриализации, Сталин в 1928 г. говорил, что оно платит государству не только обычные налоги, но оно ещё переплачивает за промышленные товары и вынуждено продавать сельскохозяйственные продукты по низким ценам. Сталин не скрывал, что крестьяне платят «дополнительный налог в интересах поднятия индустрии». В резолюции XV съезда ВКП (б) «О директивах по составлению пятилетнего плана народного хозяйства» отмечалось, что отказ от привлечения крестьянских средств на строительство индустрии означал бы замедление темпа развития и нарушения равновесия во вред индустриализации страны.

Руководствуясь идеей народнохозяйственного оптимума, директивы съезда определяли достаточно высокие темпы индустриализации и кооперирования сельского хозяйства в годы первой пятилетки. Наряду с другими коллективными объединениями крестьян, колхозы должны были составлять 20%. Но дело в том, что пятилетка еще в форме директив XV съезда ВКП(б) имела существенный недостаток: «ножницы цен». Крестьяне были не согласны с этим и зимой 1927-1928 гг. практически прекратили поставки хлеба на рынок. В стране вспыхнул хлебозаготовительный кризис.

После поездки в Сибирь в январе 1928 г., Сталин в выступлениях перед партийными работниками изложил программу из трех пунктов:

1. Потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам, а на случай отказа – применить чрезвычайные меры и конфисковать излишки.

2. В ближайшие 3-4 года провести частичную коллективизацию сельского хозяйства.

3. После частичной провести сплошную коллективизацию сельского хозяйства.

Важно подчеркнуть, что осенью 1927 г. в беседе с делегациями иностранных рабочих Сталин заявил, что всеобъемлющая коллективизация – дело далекого будущего. Не прошло и три месяца, а Сталин уже выдвинул лозунг сплошной коллективизации, который противоречил самому понятию добровольного вступления в колхоз. Колхозы были нужны Сталину, чтобы преодолеть хлебозаготовительный кризис и получить от села дополнительные средства на индустриализацию.

Таким образом, сразу после XV съезда ВКП (б) Сталин отошел от курса намеченного в директивах по пятилетнему плану. Никто не мог предусмотреть, что брошенный мимоходом лозунг сплошной коллективизации обещает в недалеком будущем ликвидацию новой экономической политики и рождение жестокого антикрестьянского курса.

Ликвидация НЭП, переход к сплошной коллективизации встретили сопротивление со стороны известных партийных и государственных деятелей: Н. Бухарина, А. Рыкова, М. Томского. Но они оказались в меньшинстве и потерпели поражение. Сталин победил под знаменем борьбы за ускорение индустриализации страны. Получив абсолютный контроль над партией и страной, он немедленно перешел к авантюристической левацкой политике «прыжка» в индустриализацию. Основным поставщиком средств оставалось крестьянство.

1929 г. был объявлен «годом великого перелома». Этот год характеризовался окончательным откатом к политике «военного коммунизма». Начало форсированной коллективизации совпало с фактическим запретом торговли и введением плановых заданий относительно сдачи хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, с определением плана по каждому селу, коллективному или индивидуальному хозяйствую. С лета 1930 г. распространилась практика твердых заданий по сдаче всех «излишков».

Поставки товарной продукции государству провозглашались для колхозов первой заповедью. Цены на продукцию были заниженными, а через инфляцию вскоре стали вообще символическими. Относительно объемов поставок, то здесь господствовала неопределенность. Государство не вступало в налоговые отношения с колхозами, по которым заранее определялась часть продукции, которую надлежало передать хлебозаготовительным органам. За исключением семенного, продовольственного и фуражного фондов хлеб должен был поступать только государству.

Первая колхозная весна 1930 г. была многообещающей. В Украине созревал неплохой урожай, рассчитывали собрать более 1.300 млн. пудов хлеба. 376 млн. пудов необходимо было для создания продовольственного фонда с расчета 16 пудов на человека (в УССР насчитывалось 23.5 млн. человек сельского населения). В посевной, фуражный, страховой и резервный фонды – 500. Исходя из этих расчетов, хлебозаготовительный план определялся в 430 млн. пудов. Потом его увеличили до 440 млн., 472 млн. и, наконец, до 490 млн. пудов. До 1 июня 1931 г. заготовки с урожая 1930 г. достигли 477 млн. пудов против 310 млн. с урожая 1929 г.[6, с. 21]. Складывалось представление, что колхозы способны обеспечить «прыжок» в индустриализацию. Сталин говорил, что зерновая проблема в СССР «решается в основном с успехом».

Результаты первого года сплошной коллективизации привели крестьян в шоковое состояние. Хотя грозное слово «продразверстка» не употреблялось, в колхозное село возвращался полузабытый быт десятилетней давности. Рынок исчезал. Деньги потеряли свою покупательную способность. Фонд отоваривания заготовок был ничтожным, а заработки в коллективном хозяйстве нищенскими. Чтобы прокормиться, надо было рассчитывать в основном на приусадебный участок.

Коллективизация сопровождалась экспроприацией зажиточной прослойки крестьянства и разрушением развитой системы сельскохозяйственной кооперации. Продразверстка вела к быстрому разрастанию кризисных явлений. Ярким проявлением кризиса, охватившего молодой колхозный строй, была полнейшая незаинтересованность крестьян в развитии общественного хозяйства, их прямое нежелание работать. Так, по заданию ЦК КП(б) Украины в начале 1933 г. были обследованы 340 колхозов разных районов республики. Оказалось, что 19% трудоспособных колхозников за год не заработали ни одного трудодня, а 30% имели от 1 до 50 трудодней [6, с. 22].

До начала сплошной коллективизации в колхозах господствовала «поденщина». Иногда доходы распределялись по едокам или количеству работающих в семье. Колхозцентр СССР в директиве от 6 июня 1930 г. «Об оценке и учете труда в колхозах» высказался за внедрение новой экономической категории – трудодня, который давал возможность учитывать не только количественные, но и качественные результаты труда. В 1932 г. преобладающее большинство колхозов перешло к организации труда по трудодням. Однако в самом порядке их начисления существовало много недостатков. Одним из самых серьезных – дискриминация труда полевых работников, вызванная, прежде всего, бюрократизацией управленческой сферы. За первую половину 1932 г. в колхозе им. Ворошилова (с. Крымка Одесской области) на полевых работников приходилось только 800 трудодней из 2700, а в колхозе им. XVI партсъезда (с. Дерюгин Брод той же области) – 4 тысячи из 13 300. Большинство трудодней «заработал» управленческий и обслуживающий персонал. Об этих фактах писала газета «Правда» 22 августа 1932 г. [6, с. 23].

В 1930 и 1931 гг. в колхозах создавались временные бригады – на период сельскохозяйственной кампании. Непостоянный состав бригад и незакрепленность рабочего скота, инвентаря, земельных участков влекли за собой обезличивание и уравниловку. Постановления о создании постоянных бригад, за которыми закреплялись бы земельные участки и средства труда, не выполнялись. Правительственные структуры установили, что в 1932 г. постоянных бригад не было в большинстве колхозов. О низкой эффективности временных бригад, об отсутствии организации в их работе, о бесхозяйственном отношении к инвентарю и рабочему скоту писали в областные и республиканские газеты сами колхозники.

Бюрократические методы руководства колхозами были неминуемы в условиях разверстки и отрыва непосредственных производителей от средств производства. Они сильно сказывались на результатах хозяйствования.

Количество колхозов быстро увеличивалось, до конца 1932 г. в Украине в них вовлекли почти 70% крестьянских хозяйств и 80% посевных площадей. Но значительная масса колхозников обнаружила неготовность к коллективному труду. Они демонстрировали низкий уровень дисциплины, безответственное отношение к обобществленному имуществу и скоту, равнодушие ко всему, что было за пределами собственного приусадебного участка. Это происходило на фоне недостаточных мер со стороны государства по организационному и хозяйственному укреплению колхозов, материальной помощи им и внедрения продразверстки.

С одной стороны, крестьяне не могли чувствовать себя хозяевами в собственном колхозе, потому что произведенная коллективным трудом продукция не становилась собственностью коллектива. С другой стороны, они знали, что колхозы созданы путем объединения их собственных средств производства. Коллизия разрешалась просто: колхозники начинали забирать продукцию, произведенную в колхозе, до ее оприходования и вывоза. Такие действия расценивались как воровство. В нем порой участвовало до 80-90% колхозников. Воровали, чтобы обеспечить себя продовольствием или заработать на продаже продукции. На рынке, который существовал практически нелегально, цены на продукцию сельского хозяйства до конца первой пятилетки выросли в десятки раз. Понятно, что для колхозов, колхозников и единоличников не существовал вопрос, сдавать ли произведенную продукцию государству по низким ценам, или сделать попытку реализовать ее на рынке.

Колхозники применяли своеобразную тактику саботажа хлебозаготовок: пытались скрыть при учете действительные размеры урожая, оставляли зерно в соломе во время обмолота, чтобы потом перемолотить ее повторно – для себя. Эти случаи стали массовыми. В процессе контрольного переобмолота соломы в колхозах Дворичанского района Харьковской области оказалось, что припрятанный урожай составлял 9 пудов зерна с гектара. Когда такие факты становились известны, они вызывали усиление административного нажима на районы и колхозы, которые не выполнили продразверстки.

Вместо того, чтобы покончить с производственными отношениями, которые заставляли колхозников воровать собственную продукцию, Сталин и его ближайшее окружение избрали путь репрессий. Хотя давно уже было объявлено о ликвидации кулачества как класса, Молотов снова заговорил об угрозе со стороны кулака, который якобы организовал в селах расхищения хлеба и другого колхозного добра, чтобы вредить колхозам.

Разрушительное влияние продразверстки на производительные силы сельского хозяйства в полной мере проявились в 1931 г., когда в колхозы объединилось большинство сельского населения Украины. Однако дезорганизация и деградация общественного производства колхозов не отразилась на поставках государству: их взыскивали железной рукой. Зато уровень жизни колхозников, который зависел от «остаточного» принципа оплаты труда (поставки государству – первая заповедь!), катастрофически снижался. Уже в первые месяцы 1932 г. во многих сельских районах были исчерпаны запасы продовольствия, прежде всего хлеба. Над колхозниками нависла угроза голода.

6 июля 1932 г. в Харькове начала работу третья конференция Компартии Украины. Она обсудила доклад секретаря ЦК С. Косиора «Об итогах весенней посевной кампании и о задачах организационно-хозяйственного укрепления колхозов». Созыв конференции накануне жатвы, ограничение повестки дня одним вопросом, участие в ее работе членов политбюро ЦК ВКП(б) Л. Кагановича и В. Молотова – все это свидетельствовало о том, что ситуация сложилась чрезвычайная.

Действительно, в сельском хозяйстве Украины наблюдалось катастрофическое положение. Посевная кампания затянулась до конца июня и, все же, не засеяли более 2 млн. гектаров, отведенные под пары площади превратились в рассадник сорняков. Так как пропашные культуры не обрабатывались, часть посевов погибла. На значительных территориях не было осадков. В докладе Косиора отмечалось, что уборка урожая идет плохо, много хлеба терялось во время обмолота и вывоза. Во многих выступлениях делегатов конференции говорилось о фактах голода и росте апатии среди крестьян, В. Молотов тоже коснулся тяжелого продовольственного положения в некоторых районах УССР. Делегаты подвергали критике политику продразверстки. Но Сталин не считался ни с какими аргументами и отстаивал экономически ошибочную и политически опасную систему продразверстки.

О состоянии украинских сел свидетельствуют материалы приемной председателя ВУЦИК Г. И. Петровского, куда обращались за помощью голодавшие крестьяне. В апреле 1932 г. из колхоза «Червоный Жовтень» Лозовского района писали: «в колхозе 70 дворов, 260 едоков, хлеба хватило только до 1 февраля, колхозники употребляют в пищу исключительно свеклу, через что болеют, были четыре случая голодной смерти, больных – 50 человек». Из хутора Степного Пещанского сельсовета Решетиловского района поступила жалоба крестьян: «план хлебозаготовок выполнен, однако совсем нет хлеба, нет картофеля, люди пухнут с голода». Из артели «Трактор» Сумского района писали: «во время заготовок взяли все зерно, колхозники не имеют хлеба и картофеля, без фуража остался скот». В мае 1932 г. один из жителей Остерского района писал Петровскому: «Я хочу жить, но не могу, умираю с голоду. Как у нас в селе Крихаеве, так и по целому району Остерском настоящая голодовка: пуд муки ржаной 100 руб., пуд картофеля – 20 руб. и то нигде не купишь»[6, с. 29-30].

Уже в первой половине 1932 г. жалобы и просьбы о помощи от колхозников, школьников, студентов, членов партии в большом количестве направлялись в ЦК КП(б) Украины и Совнарком УССР, в ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР, партийным и государственным деятелям.

В конце апреля 1932 г. отдел агитации ЦК КП(б) Украины подготовил обзор писем, адресованных Центральному Комитету и лично Сталину. Из Глобинского района Полтавской области писали: «Уважаемый тов. Сталин, есть ли закон Советской власти, чтобы крестьянство сидело голодное, так как мы, колхозники, не имеем с 1 января 1932 года в своем колхозе ни фунта хлеба. Мы, колхозники, решили спросить, – что будет дальше. Возникает вопрос. Как мы можем строить социалистическое народное хозяйство, когда мы обречены на голодную смерть. Спрашиваем, за что мы бились на фронтах, за то, чтобы сидеть голодными, чтобы видеть, как умирают дети с голода?»[15, с. 162]. В письме из Днепропетровщины автор пишет, что учился в партийной школе, где «изучал марксизм, ленинизм и нигде не встречал в их учении, чтоб детей морить голодом, ведь они невинные жертвы. Дальше жить нельзя, я себе не представляю, как дальше так жить, и на их слезах строить фундамент социализма, тот бетон поливать их слезами - это я нигде не видел и не читал»[15, с. 163].

Член партии П. В. Смирнов из Киева в письме Сталину писал: «Тов. Сталин, Вам очевидно идут сведения, что кругом хорошо. Я Вам только одно скажу: на селе несчастье, люди голодают, лошади дохнут. Уже люди начали с голода умирать. Советую Вам выехать в село не в России, а вот здесь на Украине, хотя бы в Киевской области. Я два дня тому приехал из села, я там своими глазами видел все то несчастье, как через каждые 2-3 саженя по дороге лежат дохлые лошади и их крестьяне режут по куску и едят. Тов. Сталин, у нас делается то, что делалось при царе, - царь жил далеко, а Бог высоко, но сейчас в тысячу раз большая беда». Член партии с 1925 г. Крофан П. С. из Винницы писал М. Калинину и В. Молотову: «В нашей местности голод охватил все районы. Все крестьянство движется и удирает из сел, дабы спастись от голода. В селах в день умирает от голода по 10-20 семей. В деревнях не осталось ни лошадей, ни скота. Говорить о выполнении посевной кампании – не приходится, так как процент крестьян в наших селах малый и все истощены голодом»[15, с. 163].

Тревожные письма шли не только из голодающих районов Украины. В июле 1932 г. в ЦК КП(б) Украины направили письмо рабочие Петров, Савин и Кудук из Белоруссии. Они писали: «Когда это было, чтоб Украину Белоруссия кормила. Были худшие годы, но Украина кормила Белоруссию, а теперь наоборот». Белорусские рабочие писали, что по городам БССР «голодные скитаются украинцы» в поисках продуктов. В своем письме они спрашивали: «Как разрешена хлебная проблема на Украине, где ЦК партии Украины, где ЦИК, что предпринимает?»[3, с. 222-223].

Сложившееся в украинских селах положение подрывало авторитет советской власти. Студенты Днепропетровского химико-технологического техникума писали Сталину: «Дорогой товарищ Сталин, обратите на это особое внимание и улучшите положение трудящихся масс, ибо будет внутри страны война. Дорогой товарищ Сталин, чтобы этого не было, надо быстро, очень быстро обеспечить село хлебом, ибо будет стыдно, будет грех и партии и ЦК, когда пойдут все крестьяне против Советской власти и поднимут забастовку с требованиями: «долой Сталина, долой конину, давай царя, давай свинину»[15, с. 164-165].

Подобная тревога звучала в письме комсомольца Ткаченко, направленном в июне 1932 г. секретарю Компартии Украины Косиору. После посещения Киевщины, Белоцерковщины, Уманщины он писал: «Люди страшно голодают. Я просто не понимаю и если бы мне кто авторитетный доказывал где-то в 1927-1928 гг. о том, что при советской власти могут умирать на работе с голода, я не поверил бы и прогнал бы его, считая идиотом, контрреволюционером. Ну, а что же мы имеем сейчас? Десятки и сотни колхозников выходят в поле и умирают. Разве возможно идти на тяжелую работу, нахлебавшись каких-то сорняков с обычной мякиной. А «начальство» провозглашает красноречиво «за темпы, за социализм». Куда к черту годится такой социализм, когда целыми семьями крестьяне просят кусок хлеба, пухнут с голода.

Ну и чем я тому крестьянину или рабочему, которым раньше объяснял верность политики партии, смогу доказать, что мы социализм строим и построим, когда в них полностью исчезла вера в победу социализма. На мой взгляд, все это зависит от головотяпства руководства. Мне кажется, что насколько партия была авторитетна среди широких масс, сейчас все меньше. Я сам за социализм, безусловно, но против такого идиотского пути»[15, с. 155].

Доведенные до отчаяния люди не скрывали в письмах своих имен и фамилий и рассчитывали получить ответ из Москвы. Секретарь комсомольской ячейки из села Полонистое возле Умани Пастушенко писал: «Вот такое выслушайте товарищ Сталин. Село насчитывает 317 дворов. Коллективизация выполнена на 100%. А что тут, думаете, - Советская власть? Нет, не советская, а чисто буржуазный строй… Село выполнило план на 65%. Колхоз вывез весь хлеб до фунта. Нет ни зернышка. Свиней было 500 голов. На все село остается на 1932 год 14 голов. Люди пухнут. Люди говорят: «Хлеба, хлеба…». В прошлом году урожай был средний, и то еле выжило население, и план был 38 тыс. пудов, а сейчас – 57 тыс. пудов. Теперь буксир над буксиром – бригада 86 человек ходит три месяца, ничего не делают, изо дня в день ходят под каждую хату. С начала кампании, раз по 60 каждую хату перелопатили. Забрали до фунта все огородное в колхозе, у колхозников на душу два пуда картошки, а все до фунта – в заготовку. Никаких запасов на весенний сев, ни фунта какой бы то ни было культуры: ни картофеля, ни гороха, ни гречки, ни проса, ни ячменя, ни овса, ни сои. Все до фунта – и свеклу, капусту квашеную забрали и забирают кур. Такое вот, товарищ Сталин. Трудодень обошелся 37 копеек, пара сапог – 36 рублей, пара ботинок – 26 рублей, костюм – 80 рублей. Вот так, тов. Сталин, сто дней на одну пару сапог. Довела власть Советов… Фунта соломы не дают, в хатах холод, раскулачивают бедняков, колхозников выбрасывают из колхоза за то, что хлеб не сдают. Зажим, не дают крестьянину говорить на собраниях. Масса населения настроена против Сов. Власти. Население босое, голое, голодное. Дети не посещают школу, тоже босые, голые, голодные. В селе ни керосина светить, ни мыла.

Ответ персонально по адресу: Бабанский район УССР, Полонистое. Комсомолец, секретарь ячейки. Член бюро РКМ Пастушенко».

Подпись Пастушенко в письме заверил печатью председатель Бабанского РК (рабочего контроля) и РККИ (комиссии рабоче-крестьянский инспекции) Г. Максименко. Письмо из Москвы было возвращено в Украину, в приемную председателя ВУЦИК Петровского. С грифом «срочно» письмо переслали в Бабанский район для проверки фактов и составления ответа с выводами. Проверку поручили уже известному нам Г. Максименко. Через неделю он подготовил ответ: «В ВУЦИК. Сообщаем: Автор письма тов. Сталину за подписью «Член бюро РКМ Пастушенко, не обнаружен. Таким образом, письмо анонимное»[14, с. 47].

«Буксирные бригады», о которых писал Пастушенко Сталину, создавались в Украине повсеместно. От населения поступали многочисленные жалобы на действия этих бригад. Так, в с. Пчельная на Винничине была создана бригада по хлебозаготовке почти из 400 человек, которую назвали Отряд «Летучая эскадрилья». В состав отряда входили не только местные активисты, но и представители из других сел, а также студенты зоотехникума и рабочие из местечка Теплик. В селе было организовано несколько штабов, из них один главный штаб, начальником которого был председатель райколхозсоюза Алексюк. Отряд при главном штабе Алексюка насчитывал 50-60 человек. Село было переведено на военное положение, члены бригады по 2 человека были размещены по крестьянам, которые не выполнили хлебозаготовку. Крестьяне должны были содержать и кормить членов бригады до того времени, пока они не выполнят хлебозаготовку. В селе проводились поголовные обыски у всех без исключения колхозников, бедняков и середняков; для питания бригады забирали у крестьян без всякого учета овец, кур, мед и другие продукты.

Колхозник из с. Пчельная Онуфрий Стойко даже перевыполнил план хлебозаготовки, но после допроса и издевательств в штабе «летучей эскадрильи» у него реквизировали: часы - будильник, ведро, долото, две кадушки с капустой, керосин, скатерть, нож, дрова, сено, кур и т.д. Секретарь партячейки Ефим Федоренко рассказывал, что отряд «всегда ходил по селу в строю под командой Алексюка с песней. Сам Алексюк впереди отряда верхом на лошади… Алексюк говорил, что штабы должны сами себе находить харчи: овец, бычков, сало, кур, мед, крупу, капусту, огурцы и так далее»[14, с. 50].

Село Пчельная предстала этакой малой моделью большой государственной диктатуры пролетариата с его классовыми подходами, идеей экспроприации экспроприаторов, с неизбежным перерастанием диктатуры класса в диктатуру личности, вождя, вожака и т.д. В Москве – Сталин; в Пчельной – уполномоченный Алексюк.

На районном уровне было много руководителей, которые старались как можно быстрее отрапортовать о выполнении плана хлебозаготовок. Так, например, секретаря Марковского райкома Луганской области Барышева не интересовало, останется ли зерно для нужд тех, кто его выращивает. Его беспокоило лишь то, почему на железнодорожных станциях России плохо организован прием хлеба. В письме Косиору в апреле 1932 г. Барышев писал: «… очень много мешают выполнению хлебозаготовок и такие безобразия, о которых я хочу доложить: станционные ссыппункты Кантемировка и Зориновка на территории Центрально-Черноземной области по несколько дней не принимают хлеб, давая официальные распоряжения нашим заготовителям телеграфом, чтобы прекратить вывоз хлеба на ссыппункты на 3-4 дня, имели место случаи, когда нами отправленный обоз с хлебом возвращался обратно в село, ссыппункт не принимал. Нами внутри района заготовлено 100 000 пудов хлеба, исчерпаны все складские помещения, внутри положение катастрофическое, о чем считаю необходимым доложить Вам, эти безобразия не единичные, а повторяются дальше»[12, с. 11].

Руководители Украины и СССР были достаточно информированы о надвигающейся катастрофе. Писали не только взрослые, но и дети. Они рассказывали о своем бедственном положении, о возможной голодной смерти. В одном из писем украинские школьники писали: «Нам надо учиться, а мы от голода не можем по свету ходить, пухнем от голода, в желудке болит от того мусора, который мы сейчас едим, так как у нас забрали не только хлеб до зернышка, но и картофель, фасоль и все, что можно есть. Мы верим, что советская власть нам поможет и спасет нас от голодной смерти». Но помощи дети так и не дождались.

Так как ждать помощи от государства было бесполезно, крестьяне из восточных районов Украины в поисках хлеба направлялись в Россию. Секретарь Кантемировского райкома Центрально-Черноземной области Журилов докладывал в обком партии: «Начиная с февраля 1932 г. с рядом лежащих районов Украины начался приток граждан за покупкой, меной и выпрашиванием хлеба; в последние дни мешочники формальным образом наводнили район. Станция битком набита людьми, во всех селах ходят толпами люди, причем целыми семьями с маленькими детьми и дряхлыми стариками… О действительно тяжелом голоде свидетельствует еще и такой факт: в Кантемировке только за последние дни похоронено 12 человек, пришедших за хлебом с украинских соседних районов». Журилов просил обком договориться с Харьковским обкомом о том, чтобы вопрос о загрузке украинских крестьян работой на местах был «разрешен немедленно»[12, с.11].

Нельзя сказать, что все руководители были равнодушны к человеческой беде, из областей часто докладывали в столицу о катастрофическом положении в украинских селах. Так, председатель Киевского облисполкома Василенко сообщал председателю СНК УССР В. Чубарю о том, что в области недоедание становится массовым, голодают десятки колхозов и тысячи детей; среди крестьян быстро растет смертность, а в Белоцерковском и Смелянском районах зафиксированы случаи людоедства. Василенко писал, что хлеба, круп, растительных жиров уже не осталось, а снабжение районных центров хлебом сократилось с 442 тонн хлеба до 161 тонны. Облисполком просил СНК Украины предоставить продовольственную помощь области[15, с. 157-158]. Секретарь Харьковского обкома Терехов просил ЦК Компартии Украины «немедленно поставить вопрос перед ЦК ВКП(б) о продовольственной помощи как путем отпуска продовольствия, а также предоставить права потребкооперации Харьковской области закупать хлеб и продукты на территории ЦЧО и Северного Кавказа»[3, с. 222].

Секретарю, ЦК КП(б) С. Косиору, стали составлять доклады о фактах голодной смерти. В секретном сообщении по Уманскому району от 20 мая 1932 г. указывалось, что в с. Рыжовка умерло 80 человек, в с. Черповоды – 85 чел. в с. Ропотуха - 100 чел., в с. Фурманка – 111 чел. Органы ГПУ Киевской области стали фиксировать факты людоедства. В селе Молодецкое Букского района крестьянин Сиваченко был заподозрен в причастности к смерти 3-х летнего мальчика. Во время обыска в доме Сиваченко были найдены кости и голова мальчика. Заместитель начальника ГПУ Киевской области Каминский сообщал, что на допросе Сиваченко сознался в преступлении, а также заявил, что «он совместно с односельчанами Кузьмиком И., Пугаченко Ф., Аксентьевым В., Кузьмик Н. в разное время последних месяцев зарезали и съели 7 человек в возрасте от 3 до 38 лет»[15, с. 167-168]. Арестованный подробно описал все преступления, но не смог указать, где находятся остальные убийцы. Органы ГПУ предпринимали меры к их задержанию. Количество подобных случаев увеличивалось, но информация о них оседала на уровне областей и в республиканских учреждениях, в Москву она не доходила.

Тем временем СНК СССР и ЦК ВКП(б) продолжали осуществлять прежнюю политику. Сталин слепо верил в действенность обязательных постановлений, независимо от того, отвечают ли они реальным интересам и отношениям или нет. Он думал, что проблему уборки 1932 г. можно решить принятием закона, в котором были бы предусмотрены меры против обнаруженных ранее недостатков. Самым слабым звеном в организации уборки, как свидетельствует опыт 1930-1931 гг., казалась конвейерная система, то есть поэлементное выполнение операций – жатвы, скирдования, обмолота, вывоза зерна. Несогласованность операций приводила к запаздыванию жатвы на больших площадях и значительных потерь зерна от обсыпания. В постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 5 июля 1932 г. «Об уборочной кампании 1932 г.» выдвигалось требование внедрять скирдование: своевременно скошенный и заскирдованный хлеб мог продолжительное время храниться в поле. С целью поощрения колхозников разрешалось уже во время обмолота выдавать авансы в счет натуральной части доходов в объеме 10 -15% фактически обмолоченного хлеба. Это был определенный шаг вперед от «остаточного» принципа оплаты трудодней: раньше хлеб на трудодни выдавали только зимой, после выполнения заготовительного плана (если его вообще можно было выполнить). Однако в крестьянской практике работа за десятый сноп никогда не считалась выгодной, а на дополнительную выдачу хлеба зимой уже никто не рассчитывал.

Свидетельства о ходе уборочной кампании показывают, как выполнялось постановление от 5 июля. В газете «Правда» 22 июля 1932 года сообщалось, что в Днепропетровской области «скошенный хлеб в снопы не вяжут, копны кладут как попало, ветер разбрасывает копны, хлеб везде разбросан, колосья не сгребают ни конными граблями, ни ручными. По скошенному хлебу ходят лошади с подводами, ездят и тракторы, вымолачивая зерно». Из Очаковского района Одесской области Наркомзем Украины получил такую информацию: «Десятки гектаров скошенного хлеба лежат у валках и портятся под дождем. Скирдовать еще не начали. Подоспели уже яровые, которые надо косить. В колхозе «Червона Украина» нет ни одного валка, чтобы колеса трактора не переехали. В тракторной бригаде заявляют: пусть пропадает, все равно и это заберут».

Все же в 1932 г. было заскирдовано больше скошенного хлеба, чем в предыдущие годы. Потери от обсыпания уменьшились. Зато длительное хранение хлеба в поле вызвало массовое размножение грызунов. На заседание СНК УССР 11 ноября 1932 г. указывалось, что распространение полевых мышей приобретает размеры стихийного бедствия. О масштабах потерь, нанесенных только одним «мышиным» фактором, можно иметь представление по результатам акций, осуществленных в колхозе «Перемога» на Херсонщине. Чтобы не умереть с голода, колхозники ценой нечеловеческого труда вскрыли мышиные норы на площади 120 гектаров. В результате удалось получить 17 центнеров доброкачественного зерна. В каждой норе было от 2 до 6 кг. пшеницы.

В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 июля 1932 г. план хлебозаготовок по крестьянскому сектору Украины с урожая 1932 г. установили сниженный – 356 млн. пудов. В связи с этим политбюро ЦК КП(б) Украины в тот же день на своем заседании «признало правильным установленный план хлебозаготовок» и приняло его к «безусловному выполнению»[3, с. 631]. Оставалось лишь выяснить: можно ли его выполнить? Пробные обмолоты показали, что на полях вызревает в целом неплохой урожай – в среднем 7,2 центнера с гектара против 8,3 центнера в 1931 г. и 10,2 центнера в 1930-м. Неурожайным год был только в центре и в южных областях УССР. В 1930 г. крестьянский сектор сдал государству 393 млн., а в 1931-395 млн. пудов хлеба. На таком фоне план в 267 млн. пудов казалось реальным.

Для обеспечения выполнения плана хлебозаготовок, установленного 6 июля, Сталин направил в Украину Молотова и Кагановича. В ответ на жалобы, что у крестьян уже больше нечего забирать, так как все уже вычищено под метлу, сталинские прислужники заявили: «Никаких уступок и сомнений, в отношении выполнение задания, поставленного партией и Советским правительством перед Советской Украиной, не будет». За этим последовало наделение партийных активистов юридическими правами конфискации зерна.

Испытывая трудности в финансировании индустриализации, руководство СССР усиливало нажим на украинское крестьянство. В конце лета 1932 г. заместитель председателя Совета труда и обороны СССР В. Куйбышев требовал от ЦК КП(б) Украины: «Вместо установленного вам плана отгрузки в августе через порты 190 тыс. вами отгружено только 20 тыс. Такое положение приводит к большим валютным потерям, связанным с невыполнением контрактов, простоем тоннажа, также подрыву авторитета на рынках. Предлагаю немедленно усилить в первую очередь отправку через порты, отгрузить до конца месяца в тоннах: пшеницы 30 тыс., ячменя–20 тыс., ржи-10 тыс., не считая уже отгруженного. Примите как боевое задание о ежедневных отгрузках»[3, с. 237].

В конце лета в полную силу уже действовало постановление ВЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и об укреплении общественной (социалистической) собственности». В соответствии с этим законодательным актом расхищение имущества колхозов и кооперативов каралось расстрелом, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок не менее 10 лет. 22 августа 1932 г. ВЦИК и СНК СССР приняли постановление «О борьбе со спекуляцией». Спекуляция каралась заключением в концлагерях на срок от 5 до 10 лет без права применения амнистии. Постановление от 7 августа в народе получило название «закон о пяти колосках». Сбор колосков, оставшихся на полях после уборки, квалифицировался как уголовное преступление. В селе Малая Бережанка Киевской области председатель сельсовета открыл стрельбу по семерым крестьянам, когда они собирали колоски, трое из них – дети. К уголовной ответственности привлекали даже детей, достигших возраста 10 – 12 лет. К началу 1933 г. по этому постановлению было осуждено 54 645 человек, из них 2110 к расстрелу[2, с. 389].

Борьба партийных и государственных органов за выполнение плана хлебозаготовок усиливалось на фоне расшатывания колхозного производства продразверсткой и роста потерь сельскохозяйственной продукции. На третьей конференции КП(б) Украины Косиор, Любченко, Петровский, Скрипник и другие делегаты говорили, что потери хлеба в 1931 г. составляли от 100 до 200 млн. пудов. Никаких данных о потерях в 1932 г. не существует. Но можно предположить, исходя из общей картины дезорганизации производства, что они увеличились. Даже Сталин весной 1933 г. говорил, что уборка хлеба в 1932 г. прошла «менее удовлетворительно», чем в 1931 г.

В 1932 г. потери урожая сказались уже не только на жизненном уровне колхозников, но и на хлебозаготовках. Политбюро ЦК КП (б) Украины на заседании 8 сентября 1932 г. отметило, что идет «резкое снижение хлебозаготовок». Была составлена специальная директива обкомам, райкомам, директорам МТС, которую подписал С. Косиор. ЦК предупреждал весь руководящий состав районов, «что в случае если не будет обеспечен резкий перелом в хлебозаготовках, если не будет развернута широкая массовая работа и меры решительного нажима на единоличника, ЦК будет ставить вопрос о применении более решительных мер воздействия к районам своей безобразной работой срывающих хлебозаготовки»[15, с. 133].

Репрессивная политика партии и государства порождала открытое и скрытое сопротивление со стороны крестьян и колхозных руководителей. Среди председателей колхозов и местных партийных руководителей можно было встретить таких, которые не хотели больше принимать участие в преступных акциях, направленных против своего народа. В августе 1932 г., когда стало очевидно, что государственные задания по заготовке зерна выполнить невозможно, трагическое событие произошло в с. Михайловка Сумской области. Председатель колхоза, член партии и бывший партизан Чуенко рассказал колхозникам о плане заготовок, а потом заявил, что не намерен отдавать зерно без согласия тех, кому оно принадлежит. Той же ночью он покинул село, но ОГПУ схватило его и арестовало вместе с председателем сельсовета. На следующий день произошел «женский бунт», участницы которого требовали освобождения арестованных, снижения налога, выплаты задолженности по заработной плате, но главное – снижения зерновых норм. В результате судебного процесса 67 человек отправили в концлагерь, а некоторых крестьян, в том числе и Чуенко, расстреляли[5, с. 256].

Во второй половине 1932 г. средства массовой информации все чаще критиковали председателей колхозов и сельских коммунистов, обвиняя их в том, что они «присоединились к кулакам и петлюровцам и стали не борцами за хлеб, а агентами классового врага». На деле же их «вина» заключалась в том, что они выдавали крестьянам зерно, в соответствии с заработанными трудоднями, вместо того, чтобы сдать весь хлеб государству[5, с. 256].

Централизованные ресурсы хлеба и других видов продовольствия в стране быстро таяли. Это вызвало сокращение и без того низких норм выдачи продуктов по карточкам для работников и служащих. Резко сократился хлебный экспорт, что привело к многократному увеличению дефицита внешне - торгового баланса в сравнении с 1925 г. В спешном порядке стали искать дополнительные источники поступления средств. Именно тогда за границу стали вывозить древние рукописи, дорогие иконы, произведения великих художников. Появился лозунг: «Превратим Рубенса в рубли, а Рафаэля в трактора».

Таким образом, государство своей политикой сплошной коллективизации и введением продразверстки обрекало крестьянство на голодное существование.

Комиссия Молотова в действии

Голод был не только следствием разрухи, дезорганизации, деградации сельскохозяйственного производства, он также углублялся конкретными практическими действиями на государственном уровне. Есть достаточно фактов, которые неопровержимо доказывают преступный характер деятельности чрезвычайных комиссий, посланных Сталиным в ноябре 1932г. в Харьков, Ростов-на-Дону и Саратов с заданием взять хлеб любой ценой.

Чрезвычайную комиссию в Украину возглавил Молотов. На 1 ноября 1932 г. государству поступило только 136 млн. пудов хлеба. Чтобы выполнит заготовленный план, комиссия Молотова должна была взять с крестьянского сектора еще 131 млн. пудов. Но такого количества хлеба уже не было. Кроме того, немало местных руководителей под личную ответственность прекращали вывозить хлеб, потому что это были не товарные, а продовольственные запасы. Так, например, рабоче-крестьянская инспекция Гельмязевского района Киевской области организовала рейд проверки обмолота и записала в своем постановлении: «Больше нет возможностей для реализации плана». Директор Барвинковского совхоза «Зернофабрика» с согласия секретаря парторганизации и председателя рабочкома отдал приказ прекратить сдачу хлеба. В разговоре с корреспондентом «Вести ВУЦИК» он открыто заявил: «У нас нет чем рабочих кормить, а заставляют весь хлеб вывезти».

Заявления местных руководителей в адрес комиссии Молотова об отсутствии резервов оставались безрезультатными. Когда доведенный до отчаяния секретарь райкома голодающего Синельниковского района Днепропетровской области Борщ поставил вопрос о пересмотре абсолютно нереального плана хлебозаготовок, ответом на это явилось освобождение от занимаемой должности и исключение из ВКП(б). Такая же судьба постигла председателя райисполкома Поплавского, который поддерживал Борща. Вместо ответа Молотов послал телеграмму секретарю обкома такого содержания: «Первейшей обязанностью обкома и всей Днепропетровской организации является сейчас обеспечить неуклонное повышение хлебозаготовок пятидневка в пятидневку, до тех пор, пока выполнение установленного годового плана не будет полностью обеспечено»[6, с. 36].

Выполнить такое задание по хлебозаготовкам можно было только с применением репрессивных мер. 5 ноября 1932г. политбюро ЦК КП(б)У обязало судебные органы «вне очереди рассматривать дела по хлебозаготовкам, как правило, выездными сессиями на месте с применением суровых репрессий… Организовать в каждой области не менее 5-10 добавочных разъездных судебных сессий нарсуда для разъездов по районам». Во исполнение решений политбюро при Наркомате юстиции и в областях создавались специальные группы, которые круглосуточно были связаны с хлебозаготовительными органами. Прокуратуру и суды обязали незамедлительно сообщать о каждом случае «бюрократизма, волокиты и гнилого либерализма в деле хлебозаготовок со стороны отдельных работников юстиции».

Для выбивания остатков хлеба в украинские села были направлены тысячи уполномоченных. Приехавшие из городов партийные и советские работники в большинстве своем не знали и не желали знать проблем села, местные «активисты» стали прислуживать им. Вот что говорил об их деятельности колхозник В.Пахаренко из Черкасской области: «Тогда во все органы власти от сельсоветов, колхозов и выше, проникали самые хитрые, самые скользкие люди, часто бездельники и пьяницы, а порой и бандиты разных мастей, которые вовремя додумались повернуть нос по ветру. Они стали верными псами Сталина за то, что тот дал им неограниченную власть. Одна за другой шли бесконечные ревизии «излишков продовольствия» из сельских дворов. Люди пытались спрятать хотя бы горсть зерна в ямах, колодцах, на чердаках, замазывали в печи или зашивали в тряпичные куклы. Но находили везде: слишком уж старательно исполняли свои обязанности важные, в галифе и с наганами, уполномоченные из районов и местные активисты. У нас в Красной слободе и близлежащих селах, например, были конфискованы и отогнаны в Черкассы все чудом уцелевшие коровы. Там их загрузили в товарные вагоны и держали под охраной до тех пор, пока весь скот не околел. А потом вагоны вывезли в город, а содержимое выбросили на свалку. Хочу подчеркнуть, что у людей забирали не только зерно, но и все, что могло служить едой, забирали и часто уничтожали прямо на глазах умирающих с голода. Не оставляли даже огородных семян, чтобы не смогли высадить на следующий год. Бабушка рассказывала, как нагрянули к нам неожиданно уполномоченные и сразу же стали протыкать землю во дворе и на огороде железными прутьями – искали закопанные ямы с зерном. Но – какие там ямы – зернышка в хозяйстве не осталось. В хату ввалились двое – председатель сельсовета и приезжий уполномоченный. Семья как раз села за обед – из еды как раз осталось немного картошки. Матюкаясь, непрошеные гости забрали даже со стола сваренную в мундире картошку. А потом старательный председатель залез под печь и там обнаружил горшочек с семенами свеклы, которые бабушка, спасая для весеннего сева, спрятала и замуровала глиной в подпечек. Выходя, уполномоченный, забрав горшок с семенами, еще раз окинул разгромленную хату – не забыли ли чего. Его свинцовый взгляд остановился на трехлетней девочке, которая испуганно пряталась за бабушкину спину, сжимая в ручонке картофелину, взятую еще за обедом. Уполномоченный подошел, вырвал последнюю еду и раздавил сапогом на полу. Так и уехали, высыпав по дороге из горшочка семена свеклы…»[4, с. 24].

Кроме обеспечения выполнения плана хлебозаготовок уполномоченные должны были выявить тех, кто был виновен в невыполнении государственной задачи. Основную вину представители центра возложили на местных руководителей. За «попустительство кулацкому саботажу» были арестованы и осуждены тысячи председателей, членов правлений колхозов, специалистов, партийных и советских работников. Фабриковались дела на подобии Ореховского на Днепропетровщине, когда обвиненные в «злостном саботаже хлебозаготовок» руководители района были приговорены к расстрелу, длительным срокам заключения. В одном из документов, подписанных прокурором Днепропетровской области Кумпикевичем и председателем областного суда Румянцевым, говорилось: «Всего по 5 декабря 1932г. общее количество осужденных лиц по колхозному сектору составляет 1062 человека, из них 59 человек осуждено к расстрелу».

В связи с началом работы комиссии Молотова, ЦК КП(б)У принял специальное постановление о работе с колхозным активом. Оно требовало от населения «обеспечения поддержки и одобрения репрессивных мер, которые проводились партией и советской властью против кулаков, против злостных саботажников хлебозаготовок из числа руководителей колхозов, против расхитителей государственного хлеба, против перерожденцев и коммунистов, которые разложились и которых партия изгоняет из своих рядов.»

Политику репрессий оправдывали и правоохранительные органы. В конце ноября 1932 г. был опубликован приказ наркома юстиции и генерального прокурора Украины, в котором отмечалось, что репрессия представляет собой одно из важных средств преодоления классового сопротивления хлебозаготовкам.

Атмосфера, которая господствовала тогда в сельской местности, хорошо показана в местной печати. Тивривская районная газета «Ударник соцiалiстичного будiвництва» Винницкой области пестрела такими заголовками: «Не верьте кулаческим слезам», «Сломаем кулаческий саботаж», «Беспощадная кара врагам советской власти», «Не допустить срыва хлебозаготовок», «Разбить вдребезги кулаческое сопротивление». В репортажах из сел этого района газета писала об обысках, изъятии хлеба, об арестах саботажников, о работе судов. В заметке о положении дел в селе Пилява группа крестьян, а также председатель сельсовета Бабенко и учитель Вознюк были названы «шайкой кулаков-бандитов и разной наволочи, которая чинит яростное сопротивление выполнению хлебозаготовок». Но газета даже не упоминала о том, что в Пиляве уже начался голод. В другой же заметке говорилось о том, что группа колхозников из села Ворошиловка после выполнения плана объявила себя «мобилизованной на фронт борьбы за хлеб» и направилась в села: Шершни и Борскив для «уничтожения саботажа контрреволюционной и петлюровской наволочи»[3, с. 640-641].

В декабре 1932 г. и в январе 1933 г. почти в каждом номере Днепропетровской газеты «Зоря» публиковались материалы о борьбе с саботажем. 1 января эта газета писала: «В общем плане хлебозаготовок Днепропетровской области на Апостоловский район приходится большая доля. Однако на 25 декабря 1932 г. план хлебозаготовок в районе выполнен только на 52.6 %. Почему на фронте борьбы за хлеб прорыв? Причины вскрыты на районном совещании партактива. Они прежде всего заключаются в том, что организаторами саботажа были враги с партбилетами в карманах»[9, с. 12] Газета регулярно называла поименно этих «врагов»: директор Апостоловсий МТС Полтавец, председатель Костромского сельсовета Мороз, председатель артели имени Фрунзе Абельмасов, секретарь партячейки «Авангард» Плискачов и др. Председателя колхоза Засылко и секретаря партячейки Давыдовского газета назвала кулаками и петлюровцами, которые «приказывали колхозникам прятать хлеб, злостно организовали саботаж». Номер газеты «Зоря» от 6 января 1933г. открывался лозунгом: «Беспощадно, со всей суровостью расправляться с врагами рабочего класса и колхозного крестьянства – кулаками и их пособниками!». На первой странице печатались постановления об исключении из партии и отдаче под суд трех директоров совхозов. Об исключении из партии как кулаческих агентов и ссылке в концлагеря на срок от 5 до 10 лет 50-ти коммунистов, о высылке в северные районы страны 700 украинских семей «за активное противодействие выполнению государственного плана хлебозаготовок, за расхищение и порчу колхозного хлеба»[6, с. 36].

То, о чем писала газета «Зоря» 6 января, показывало как пунктуально и оперативно выполнялось постановление политбюро ЦК КП(б)У от 29 декабря 1932 г. На этом заседании политбюро, проходившем при участии Кагановича, рассматривался вопрос о распространении на Днепропетровской области мер, принятых по отношению к Одесской области. В принятом постановлении говорилось: «Выслать 700 семей из 20-25 сел основных отстающих районов. Организовать высылку на север 700 человек без семей. Составить список исключенных из партии в количестве 50 человек для немедленной высылки в концлагеря». На этом же заседании рассматривался вопрос «Об усилении репрессий к злостным несдатчикам хлеба единоличникам». Донецкому и Харьковскому обкомам предложили организовать распродажу всего имущества, а также лишить «злостных единоличников» всей «усадебной земли и всех построек». По Харьковской области эту меру применить в отношении примерно 1000 хозяйств, а по Днепропетровской – 500 хозяйств[15, с. 134].

Комиссия Молотова не принимала собственных постановлений, она не имела делопроизводства. Все законодательные акты, которые Молотов считал нужными принимать, принимались партийно-государственным руководством Украины. 18 ноября 1932 г. ЦК КП(б)У, а 20 ноября СНК УССР приняли постановления, идентичные по содержанию и под одним названием – «О мерах по усилению хлебозаготовок». Постановлениями предусматривалось, что в артелях, где во время уборки допускалось авансирование колхозников сверх установленной нормы (15% от фактического обмолота), должны организовать возврат незаконно розданного хлеба. В постановлении СНК речь шла о штрафовании мясом тех колхозов, которые «задолжали» по хлебозаготовкам, но не имели хлеба, чтобы рассчитаться с государством. Штрафы должны были взыскиваться как за счет общественного скота, так и скота колхозников. Взыскание натуральных штрафов предусматривалось только с разрешения облисполкома, только мясом и без применения обысков. В распоряжении Наркомата юстиции УССР от 25 ноября, где речь шла об организации выполнения постановления, даже подчеркивалась нежелательность «массовых обысков».

Несмотря на это власти на местах избрали такую практику применения постановления, которая допускала, во-первых, штрафование не только мясом, а чем угодно; во-вторых, без получения санкций облисполкома в каждом отдельном случае; в-третьих, с использованием неоднократных подворных обходов и обысков. Кроме того, поощрялось доносительство. В одном правительственном постановлении говорилось, что тем, кто укажет на скрытый хлеб, выдавать 15% этого изъятого хлеба.

Постепенно стала вводиться практика натуральных штрафов колхозников и единоличников-должников по хлебозаготовкам. В случае отсутствия запасов зерна у таких крестьян забирали абсолютно все продукты. Колхозник Федор Коваленко из села Лютеньки на Полтавщине вспоминает: «В ноябре и декабре 1932 г. забрали всё зерно, овощи фасоль и все, что было на чердаке: сушеные яблоки, груши, вишни, - все забрали». Подобное происходило повсеместно. Совершенно очевидно, что изъятие овощей или сухофруктов никак не влияло на вывод страны из экономической катастрофы. Это была репрессия в чистом виде, которая преследовала только одну цель: лишить должников возможности физически выжить до нового урожая. Репрессией так же являлось преследование за сбор остатков урожая на колхозных полях. Осенью 1932г. голодающие крестьяне выходили на поля и собирали оставшиеся колосья хлеба, клубни картофеля, морковь, свеклу, яблоки и груши в садах. Но сбор некондиционных и даже испорченных остатков урожая расценивался как хищение, вновь применялись меры, предусмотренные пресловутым законом «о пяти колосках».

Ноябрьские постановления ЦК и СНК разрешали райисполкомам зачислять в хлебозаготовки все созданные в колхозах натуральные фонды – семенной, продовольственный и фуражный. Этот пункт имел оговорку относительно изъятий семенных фондов: только согласно санкции облисполкомов в каждом отдельном случае. Внесение данного пункта в текст постановления инициировали руководители республики. В дополнении к этой оговорке, которую могли не понять слишком «старательные» местные работники, политбюро ЦК КП(б)У

29 ноября 1932 г. приняло постановление, разосланное обкомам и райкомам в форме инструктивного письма за подписью С.Косиора. В нем отмечалось: «Просто и механически вывозить все фонды в хлебозаготовки является вовсе неправильным и недопустимым. Особенно это неправильно относительно семенного фонда. Изъятие колхозных фондов и их проверка должны осуществляться не огульно, не повсеместно. Вывоз хотя бы части посевного материала должен допускаться только в исключительных случаях с согласия обкомов партии»[6, с. 37].

В конце декабря 1932 г. в Украину приехал Каганович - обследовать ход хлебозаготовок. Он сообщил, что ЦК ВКП(б) отменил постановление ЦК КП(б)У от 18 ноября о невывозе семенных фондов «как решение, которое делает более слабыми наши позиции в борьбе за хлеб». ЦК КП(б)У отозвал инструктивное письмо от 29 ноября и отправил на места новое, в котором говорилось: «Во всех колхозах, не выполнивших план хлебозаготовок, в пятидневный срок вывезти все без исключения наличные колхозные фонды, в том числе и семенные, в счет выполнения плана хлебозаготовок. Всех, оказавших этому делу сопротивление, в том числе и коммунистов, арестовывать и предавать суду»[3, с. 636].

Патологическая жестокость, продемонстрированная в ходе хлебозаготовок в Украине Молотовым и Кагановичем, подхлестывалась непосредственно Сталиным. Когда генсеку доложили, что руководители Ореховского района Днепропетровской области разрешили колхозам оставить у себя семенные фонды, он распорядился немедленно арестовать их и наградить по заслугам, то есть дать им от пяти до десяти лет тюремного заключения каждому. Распоряжение исполнили с перевыполнением. Старший агроном райземуправления был приговорен к расстрелу, пять руководителей и специалистов приговорены к 10 годам лишения свободы в концлагерях, пять – к 8 годам, два – к пяти годам[6, с. 38].

Под нажимом Молотова и Кагановича Совнарком Украины и ЦК КП(б)У 6 декабря 1932 г. приняли постановление о занесении на «черную доску» шести сел, которые «злостно саботировали хлебозаготовки». Первыми эта участь постигла Гавриловку Межевского района и Вербки Павлоградского района Днепропетровской области, Лютенки Гадячского и Каменные Потоки Кременчуцкого районов Харьковской области, Пески Баштанского района и Святотроицкое Троицкого района Одесской области. Статус «черной доски» означал блокаду: села окружала милиция и войска; крестьяне лишались права на выезд; в эти села не завозились продукты; прекращалась всякая торговля; из кооперативных и государственных магазинов вывозились все товары; прекращалось всякого рода кредитование; осуществлялась чистка этих сел от «контрреволюционных элементов и организаторов срыва хлебозаготовок». Если в блокированных селах не было продовольствия, люди погибали голодной смертью.

Областные и районные власти обязаны были на местном уровне заносить на «черную доску» села и колхозы, которые задолжали больше других. В черных списках оказались сотни сел и 88 районов из 358 в Украине. Ужасным было то, что к участию в блокаде привлекали добровольцев из числа крестьян блокированных сел, им выдавали такие же продовольственные пайки, как и красноармейцам. В числе первых блокированных сел были Вербки. Местный учитель Василий Шумук свидетельствовал: «Вербки были окружены: ни в село, ни из села, при входе поставили столб с надписью «Бойкот»… Когда кончилось все съестное, крестьяне начали умирать. Из семи тысяч жителей уцелело три тысячи. Хоронить было трудно, трупы валялись. Приезжал Хатаевич, распорядился бросать покойников в колодцы, потом засыпать их».

В селах, которые не попадали на «черную доску», бойкоту подвергались отдельные хозяйства колхозников и единоличников. Возле их домов устанавливали черные таблички с надписью «Бойкот». Как правило, их ожидала та же участь, что и бойкотируемые села.

Cнятие блокады возможно было лишь в том случае, если крестьяне сдадут государству «спрятанный» хлеб. Но такие случаи были очень редкими. На 10января 1933 г. из 25 колхозов Харьковской области, занесенных на «черную доску», только 3 колхоза выполнили план на 100%. Исключение из республиканского «черного» списка оформлялось специальным постановление. 17октября 1933 г. постановлением ЦК КП(б)У с «черной доски» было снято село Каменные Потоки Кременчукского района Харьковской области. В постановлении говорилось: «Советский и колхозный актив, колхозные массы с. Каменные Потоки по-большевистски взялись за ликвидацию позорных недостатков, за самоочищение от кулаческих и контрреволюционных элементов и мобилизацию всех сил на выполнение своих обязательств перед пролетарским государством». В результате этого село «20 августа полностью выполнило годовой план хлебосдачи» Учитывая это, ЦК КП(б)У отменил постановление от 6 декабря 1932 г. в отношении с. Каменные Потоки и все репрессии, «установленные для этого села этим постановление»[3, с. 229, 243 ]. Но десятимесячная блокада унесла жизни сотен жителей села Каменные Потоки.

Под видом создания препятствий «незаконной» торговле хлебом на рынке, комиссия Молотова перевела на блокадное положение всю Украину. В начале декабря СНК Украины постановил запретить торговлю картофелем в районах, которые «злостно не выполняли обязательств». В список включили 12 районов Черниговской, по 4 района Киевской и Харьковской областей. Затем последовал запрет торговли мясом и скотом в Винницкой, Киевской и Черниговской областях, а в Днепропетровской, Донецкой, Харьковской областях – в тех районах, которые не выполнят план заготовки мяса. Эти постановления оказывали дополнительный нажим на крестьянство, еще больше усиливали продовольственный кризис и голод.

Вводились запреты на торговлю промышленными товарами. Только в конце декабря 1932 г. было разрешено продавать керосин, спички и другие промтовары в селах за исключением 82 районов 5 областей, которые наиболее задолжали по хлебозаготовкам.

В то время, когда в селах начинался массовый голод, руководящие работники районных и областных учреждений были хорошо обеспечены. Проводники партийно-государственного курса не голодали, поскольку получали хорошие пайки. Сохранились свидетельства, как выглядела столовая для партийных руководителей в Погребище: «Днем и ночью ее охраняла милиция, держа крестьян и их детей на расстоянии от ресторана…В столовой по очень низким ценам районным бонзам подавали белый хлеб, мясо, птицу, консервированные фрукты, деликатесы, вина и сладости. А вокруг этих оазисов зверствовали голод и смерть»[5, с. 260].

Заботу о руководящих работниках проявляло политбюро ЦК КП(б)У. 30 декабря 1932 г. оно рассмотрело вопрос «об упорядочении дела снабжения руководящих работников центральных и областных учреждений». Было решено выделить две категории работников по снабжению продуктами и промтоварами. В первую группу были включены члены ЦК, ЦКК, Наркомы, уполномоченные союзных наркоматов, члены Президиума ВЦИКа, заместители наркомов и заместители уполномоченных наркоматов, рабочая часть членов Президиума ВУСПС, основные руководящие работники ЦК, СНК, УКК, штаба УВО. Для них устанавливались «повышенные нормы отпуска продуктов и промтоваров», определялся «порядок предварительных заказов и доставки на дом». Выделялся один из совхозов около Харькова «для обеспечения молочными и мясными продуктами, птицей и овощами». Большие льготы предоставлялись лицам, включенным во вторую категорию[15, с. 136].

С наступление зимы положение украинских сел стало критическим. Однако Сталину казалось, что Украина не желает выполнять государственный план заготовок зерна, что ее следует «заставить», и он стал идти на крайние меры нажима на руководство республики. 14 декабря 1932 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О срыве хлебозаготовок на Украине и Северном Кавказе». В первом пункте было записано: «Обязать ЦК КП(б)У и СНК УССР под личную ответственность товарищей Косиора и Чубаря закончить полностью план заготовок зерновых и подсолнуха до конца января 1933г.». Далее следовали угрозы в адрес партийных работников, которых называли «злейшими врагами партии, рабочего класса и колхозного крестьянства, саботажниками хлебозаготовок с партбилетами в кармане». Сталин и Молотов, подписавшие это постановление, подменяли судебные органы и присваивали себе право определять степень вины и меры наказания: «арестованных изменников партии на Украине, как организаторов саботажа хлебозаготовок, бывших секретарей райкомов, предисполкомов, заврайземуправлений, предрайколхозсоюзов, а именно: Ореховский район – Головина, Пригоду, Паламарчука, Ордельяна, Лупенко; Балаклейский район – Хорошенко, Ус, Фишмана; Косовский район – Яременко; Кобелякский район – Ляшенко; Больше-Токмакский район – Ленского, Косаченко, Дворника, Зыка, Долгова – предать суду, дав им от 5 до 10 лет заключения в концентрационных лагерях»[3, с. 90].

Угрозы со стороны Сталина следовали одна за другой. Накануне нового 1933г. он направил телеграмму в Харьков в ЦК КП(б)У. Генсек требовал, чтобы была проделана работа по «добровольной сдаче крестьянами скрытого хлеба». Следовало распоряжение освободить от наказания крестьян, которые сдадут хлеб добровольно, и применять самые суровые меры к тем, кто не сдает хлеб. В первых числах января 1933 г. ЦК Компартии Украины и лично С.Косиор получили новые телеграммы. В них содержалось требование выполнить план хлебозаготовок за 1932 г. до конца января. Сталин подчеркивал, что в процессе хлебозаготовок не останавливаться перед высылкой в концлагеря и применением высшей меры. Он распорядился прекратить всякое снабжение сел, не выполняющих план хлебосдачи.

Союзный центр и лично Сталин раздражительно реагировали на заявления украинского руководства о невозможности выполнения плана. Такие заявления расценивались как саботаж. Сталин угрожал расправой. Он говорил, что любое повторение ошибок 1932 г. будет строго наказываться. Товарищей, которые будут допускать эти ошибки, не спасут «их старые партийные бороды». 7 января 1933 г. газета «Правда» напечатала редакционную статью, в которой обвиняла Украину в срыве государственных заготовок зерна. Подчеркивалось, что благодаря попустительству украинского партийного руководства сложилось положение, когда «классовый враг в Украине организуется».

Украинские партийные и государственные деятели искали способы доложить Сталину объективную картину сложившегося положения и убедить его в необходимости изменить политику хлебозаготовок. В Москву был направлен первый секретарь Харьковского обкома, второй секретарь ЦК КП(б)У Терехов. Сталин не стал выслушивать Терехова, а в ответ на его просьбы направить хлеб в голодающие районы заявил: «Нам говорили, что вы, товарищ Терехов, хороший оратор; похоже, что вы и мастер рассказывать истории: вы придумали такую страшную сказку о голоде, думая напугать нас, но ничего с этого не выйдет. Возможно, было бы лучше, если бы вы оставили пост секретаря обкома и украинского ЦК и вступили в Союз писателей? Тогда вы сможете писать свои сказочки, и дураки будут читать их»[5, с. 355]. Сталин также резко отреагировал на просьбу командующего Киевским военным округом И. Якира разрешить выделить зерно для распределения между крестьянами.

Сталинская тактика угроз в адрес украинского руководства давала необходимые результаты. Секретарь ЦК КП(б)У С. Косиор рапортовал Сталину: «У нас есть отдельные случаи и даже отдельные села, которые голодают, однако это результат местного головотяпства, перегибов, особенно относительно местных колхозов. Какие-либо разговоры о «голоде» на Украине надо категорически отбросить»[3, с. 630]. Эти слова звучали как издевательство над украинским народом.

Методы заготовок, которые на протяжении трех месяцев практиковала молотовская комиссия на территории Украины, раньше встречались только как отдельные случаи. Даже в условиях жестких заготовок 1930 – 1931 гг. такие методы рассматривались как левацкие перегибы и влекли за собой исключение из партии. В 1932 – 1933 гг. эти методы стали нормой. Вот что об этом писал в газету «Радянське село» колхозник П.Лега из села Новоселовка Ореховского района Полтавской области: «За невыполнение плана хлебозаготовок требуют фасоль, горох, все, что есть у колхозников; кроме того, что требуют, так ругают и стучат кулаком по столу, дескать, если не сдашь того, что мы разворовали, сами заберем всю одежду и тебя под арест посадим. И не пропускают никого – ни лодыря, ни честного колхозника – всех подряд»[6, с. 39].

В эту же газету И.Литвин из села Юрьевка Царичанского района Днепропетровской области писал: «Прошу редакцию объяснить мне, куда можно обратиться с ходатайством. Надлежащую мне контрактацию хлебозаготовок 2184 кг я выполнил, недовыполнил 9 кг подсолнуха и бобовых 16 кг, но пришла бригада в наше село по хлебозаготовке, зашла ко мне в дом со щупами, сделала обыск, в доме ничего не нашли, вышли во двор, сорвали дверь от амбара и забрали весь хлеб, который не был спрятан нигде, и оставили меня и семью на сегодняшний день голодными». Из села Печиски Винницкой области Р.Кухар писал: «У меня сельсовет забрал хлеба в количестве 25 пудов. Имея 440 трудодней, за которые мною получено 28 пудов разного хлеба в аванс, не знаю, на каком основании они забрали этот хлеб у меня. Они сперва говорили, что будто бы хлеб ворованный, но потом выяснилось, что хлеба ворованного нет, только тот, что я честным трудом заработал в колхозе. И этот хлеб сейчас же отправили на ссыпной пункт. И я сейчас остался голодный, и моя семья не имеет ни кусочка хлеба. Кроме этого они забрали еще 66 пудов картофеля, который я имел на своем огороде, хотя выполнил контракцию, возложенную на меня в количестве 27 пудов»[6, с. 40].

Выше уже упоминался ноябрьский приказ наркома юстиции и генерального прокурора Украины об усилении репрессий в отношении крестьян. Во исполнение этого приказа судебно-следственные органы развили бурную деятельность, допуская при этом большое количество нарушений закона. В начале января 1933 г. генеральный прокурор Поляков и прокурор Верховного суда УССР Ахматов направили на места специальное письмо, в котором отмечали: «Десятки тысяч осужденных за несдачу хлеба, за расхищение имущества, разбазаривание мерчука, и за другие преступления – это значительный и суровый удар по дезорганизаторам социалистической стройки». Наряду с этим указывалось, что в работе судебно-следственных органов есть много недостатков. Отмечалось, что «судебные приговоры по делам о высшей мере наказания пишутся крайне неряшливо и политически малограмотно», народные суды обнаруживают в своих приговорах «незнание дела, поверхностное и несерьезное отношение к проверке материалов», судят часто «по списку сельсовета, без умения создать вокруг процесса общественное мнение». Указывалось на то, что следственные органы допускают спешку, следствие проводят 2-3 дня, на первое место выдвигают мелкие, несущественные факты. В качестве примера приведено дело элеватора «Заготзерно» в Лепетихе на Днепропетровщине. Недостача хлеба на элеваторе составляла 53 тысячи пудов, а осудили обвиняемых «за чепуху – за неоприходование 50 пудов хлеба, за получение 4-х поросят по дешевым ценам, получение 50 кг меду и 2-х кг масла и т.д. Но в данном деле суд обязан прежде всего установить, куда девались прежде всего 53 тысячи пудов госхлеба. Это не было сделано, и мы вынуждены приговор отменить для нового доследования»[11, с. 75].

В данном письме приводились примеры вынесения приговоров о расстреле при недостаточном изучении дел. К высшей мере были приговорены: Бутко из Черниговской области за кражу 17 кг ячменя; 60-летняя Черномор из Киевской области, у которой нашли 3 пуда пшеницы; 50-летняя Майбород из Одесской области, прятавшая в доме 40 кг свеклы; Супрун из Харьковской области за обнаружение у него 25-ти фунтов колосков. Указание на имеющиеся недостатки в работе судов не означало, что республиканские прокурорские органы становились на защиту пострадавших крестьян. В своем письме Поляков и Ахматов требовали от областных судов «сохранять темпы работы», «максимально усилить свою помощь партии в борьбе за выполнение плана хлебозаготовок»[11, с. 77].

24 января 1933 г. ЦК ВКП(б) принял специальную резолюцию по партийной организации Украины. В ней украинское руководство обвинялось в срыве заготовок зерна, особенное внимание обращалось на «ключевые области» – Харьковскую (во главе с Тереховым), Одесскую и Днепропетровскую. Было заявлено, что партийные и советские работники этих областей «потеряли классовую бдительность». Пленум объявил о назначении П. Постышева – секретаря ЦК ВКП(б) – вторым секретарем КП(б)У и первым секретарем Харьковского обкома партии; Хатаевич, который в то время был секретарем КП(б)У, назначался первым секретарем Днепропетровского обкома; первым секретарем Одесского обкома был назначен Вегер.

Нарком внутренних дел УССР В. Балицкий о назначении Постышева писал следующее: «На совещании в Кремле в присутствии Молотова, Кагановича, Ягоды, Косиора и Балицкого, Сталин, подойдя к новому секретарю ЦК КП(б) У Постышеву, похлопал его по плечу и сказал: Ты, Паша, назначен туда в роли Главгола (главнокомандующего голодом) и этим оружием сделаешь больше, чем Семен (Буденный) конными армиями, Стасик (Косиор) несколько растерялся, у тебя руки и воля железные. На этих слизняков – Петровского, Любченко, Чубаря не обращай внимания»[3, с. 110].

Постышев, по существу, назначался специальным уполномоченным Сталина, и он энергично начал выполнять его задание, которое заключалось в «большевизации Компартии Украины» и дальнейшей «добыче» зерна у населения. Свою деятельность он начал с угроз партактиву УССР: «Где ваши клятвы о том, что после постановления ЦК ВКП(б) вы будете зверски бороться за постановление – оказалось пустой болтовней. Болтаете о голоде! Необходимо изменить в ближайшие 2-3 дня отношение к своим обязанностям, проявить твердость и решительность. Иначе мы вынуждены будем в отношении представителей советского и партийного аппаратов применять самые решительные меры»[3, с. 109]. Постышев заявил, что «остатки кулаков и националистов», которые проникли в партию и колхозы, продолжают саботировать производство и с ними необходимо вести беспощадную борьбу.

Постышев был назначен вторым секретарем Компартии Украины, но фактически он становился первым лицом в республике. Его присутствие определяло содержание доклада С.Косиора на февральском пленуме ЦК: « Мы имеем теперь новые формы классовой борьбы в том, что касается заготовок…Когда приезжаешь в район поговорить о хлебозаготовках, местное начальство начинает показывать тебе статистику и таблицы о низком урожае, которые повсеместно составляют враждебные элементы в колхозах, сельскохозяйственных отделах и МТС. Однако эта статистика ничего не говорит ни о хлебе в поле, ни о том, что его спрятали или своровали, но наши товарищи, включая разных уполномоченных, не могут понять фальшивых цифр, подброшенных им, и потому они часто становятся защитниками кулаков и этих цифр. Во многих случаях доказано, что эта арифметика – это чисто кулацкая арифметика; в соответствии с ней мы не получим даже и половины запланированного количества. Фальшивые цифры и раздутые явления в руках враждебных элементов также служат прикрытием воровства, массового разворовывания хлеба». Косиор резко критиковал руководителей многих районов Одесской и Днепропетровской областей, которые находят разные причины для проволочек с доставкой хлеба, «ведут нескончаемые разговоры о необходимости пересмотреть план». Он утверждал, что в разных районах, тут и там, имел место «организованный саботаж, инспирированный руководящими инстанциями местных партийных организаций»[5, с. 273].

Решать поставленную Сталиным задачу Постышеву помогла целая армия партийных работников, приехавших из России. Была развернута чистка партийных и советских кадров, которые состояли «из изменников дела рабочего класса и крестьян-колхозников». Постышев в сопровождении председателя украинского ОГПУ совершил поездку по Украине, во время которой заменил 237 секретарей и райкомов партии и 249 председателей райисполкомов. Было назначено 3 тысячи новых председателей колхозов и секретарей партийных ячеек. Правоохранительные органы проводили чистки кадров бригадиров, ветеринаров, агрономов. Доходило до курьезов. Арестовали даже работников метеостанции, обвиняя их в фальсификации прогнозов погоды, что будто бы приводило к снижению урожая. Одной из мер, направленных на изъятие хлеба в начале 1933 г., явилось уничтожение по селам жерновов и ступ.

Не прекращались обвинения и в адрес украинских колхозников. Нарком земледелия СССР Яковлев на съезде колхозников-ударников в феврале 1933 г. заявил, что украинские колхозники не справились с посевными работами 1932 г.: «Таким образом, они наделали вреда правительству и самим себе». Потом, «не сумев надлежащим образом собрать урожай, они были последними изо всех районов нашей страны в выполнении своего долга перед правительством… Своим плохим трудом они наказали себя и правительство. Из этого, товарищи украинские колхозники, сделаем вывод: теперь время расплатиться за плохую работу в прошлом»[5, с. 274].

Хлебозаготовки продолжались даже в первой половине февраля 1933 года, когда крестьяне начали массово погибать от голода. Практически на всей территории в сельской местности тогда уже не существовало сколько-нибудь больших запасов продовольствия. Разобравшись в обстановке, П.Постышев стал убеждать Сталина в необходимости прекратить изъятие хлеба. И это ему удалось. Было решено также оставить в областях заготовленное зерно после 1 февраля для пропитания голодающих: от 9 тысяч пудов в Винницкой области, до 150 тысяч в Харьковской, а всего 330 тысяч пудов[6, с. 40].

Изъятие семенного фонда в счет выполнения хлебозаготовительного плана создало новую проблему. Нужно было готовиться к севу. А Донецкая область имела только 21% от необходимого количества семян, Одесская – 14%, Днепропетровская – 10%. В северных областях республики положение с посевным материалом было несколько лучше.

Надежды на получение государственной помощи не было. Еще 23 сентября 1932 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), в котором говорилось: «Ряд местных организаций обращаются в СНК и ЦК за семенным займом для совхозов и колхозов. Поскольку урожай этого года является удовлетворительным, а правительством установлен уменьшенный план государственных хлебозаготовок, который должен быть выполнен полностью, СНК и ЦК постановляют:

1. Отклонить все предложения о выдаче семенного займа.

2. Предупредить, что в текущем году ни совхозам, ни колхозам семензаем не будет выдаваться ни для озимого, ни для ярового сева.

Действительно, осенью государство не помогло колхозам семенами, поэтому в 1933 г. стали изыскивать внутренние источники поступления семян. Стремясь найти выход из тупика, Постышев, выступая на партийном активе Харьковской области, говорил, что собирать семена придется методами хлебозаготовок. В Запорожье Хатаевич призывал партактив убедить крестьян, которые имели некоторые запасы зерна, передать их в долг своему колхозу. Полная безысходность ситуации вынудила в Днепропетровской области прибегнуть к абсолютно ненормальной мере – награды за донос. Каждый, кто указывал, где сосед прячет зерно, получал от 10 до 15% от обнаруженного в качестве премии. 17 февраля этот «опыт» специальным правительственным постановлением был распространен на всю республику.

Голод порождал пагубные психические симптомы, которые кое-кому было тяжело преодолеть. Люди стали писать анонимные доносы на своих соседей, что те, мол, прячут зерно (иногда не без оснований). Частым явлением стали убийства, подобные на то, которое произошло в селе Белки. Житель этого села Денис Ищенко убил свою сестру, зятя и их 16-летнюю дочь, чтобы забрать себе 12 кг муки. Он еще убил своего приятеля П. Коробейникова, когда тот нес 4 буханки хлеба, которые раздобыл в городе. Таким образом, ослепленные голодом, люди стали терять человеческий облик.

Семенная проблема отошла на второй план после того, как Постышев добился принятия 25 февраля постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) о выделении Украине займа в размере 20 млн. пудов зерна. До конца апреля 1933 г. республика получила 22.9 млн. пудов семенного займа, 6,3 фуражного займа, 4,7 млн. пудов продовольственного займа и 400 тысяч пудов продовольственной помощи.

Изучение документов, относящихся к концу 1932-началу 1933 гг., а также свидетельств крестьян, переживших голод, позволяет сделать вывод о том, что партийно-государственное руководство СССР своей хлебозаготовительной политикой поставило украинские села на гран вымирания. «Комиссия Молотова» диктовала свою волю украинскому руководству и заставляла его применять самые изощренные меры нажима на крестьян. Все свидетельствовало о том, что государство, изыскивая средства на нужды индустриализации, не только сделало сельское хозяйство главным поставщиком средств, но и готово было пожертвовать значительной частью крестьянства.

Последствия голодомора и его виновники

Централизованная продовольственная помощь Украине была оказана в начале весны 1933 г., но это практически не повлияло на трагическую ситуацию. Нужны были более значительные меры. Опыт по-государственному организованной борьбы с голодом существовал: правительство в 1921 г. предприняло большие усилия, чтобы спасти жизни многим миллионам крестьян Поволжья и южных районов. Однако гласность в борьбе с голодом означала признание факта экономической катастрофы, которой завершился сталинский эксперимент с форсированием темпов индустриализации и проведением сплошной коллективизации.

Сталин избрал другой путь – путь трусливого и преступного замалчивания положения в сельской местности. В январе 1933 г., когда еще было время для действий, он на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) заявил: «Мы, безусловно, добились того, что материальное положение рабочих и крестьян улучшается у нас из года в год. В этом могут сомневаться разве что заядлые враги советской власти». Как реагировали на такое цинично-угрожающее заявление рядовые колхозники, видно из письма, полученного редакцией газеты «Колгоспне село» из села Сущаны Кагарлыцкого района. В нем была представлена картина, характерная для многих сел: «Вот что я расскажу в ответ на речь тов. Сталина. Уже второй год тяжело голодает село Сущаны. Заражаются от всякой нечистоты, которую едят, и мрут люди, как мухи осенью. Нет хлеба».

В документах того времени достаточно много содержалось фактов о беспризорных детях, неухоженных посевах, смерти людей, но невозможно встретить самого понятия «голод». Сталин дал директиву относиться к голоду как к несуществующему явлению. Эта тема не подлежала обсуждению на партийных собраниях или пленумах партийных комитетов, ее нельзя было поднимать на радио или в печати.

Как выполнялось это указание можно судить по публикациям в газетах Винничины. В апреле 1933 г. в Винницу из Харькова приехал член политбюро ЦК КП(б)У, председатель ЦИК УССР Г.И. Петровский. Приезду предшествовала его телеграмма в Могилев-Подольский на имя редактора районной газеты «Прикордонна зірка» такого содержания: «Очень прошу коммуны, артели и совхозы им. Петровского выслать мне финансово-производственные планы на 1933 г. (каков севооборот, как организованы бригады, в каком состоянии тягло, лошади и т.д.)»[14, с 52]. Проявляя трогательную заботу о волах, лошадях артелей и совхозов им. Петровского, он ни слова не сказал о голоде, о людях.

Приезд Петровского в Винницу широко освещала областная газета «Більшовицька правда». 14 апреля эта газета сообщала, что Григорий Иванович побывал не только в областном центре, но посетил также отдельные районы, знакомясь с состоянием советского строительства и проверяя советские организации; как проводят они в жизнь решения партии и правительства, борются за осуществление плана первого года второй пятилетки. В областном центре Петровский проводил совещание по вопросам советского строительства, о развитии коммунального хозяйства и о ходе сева. И снова ни слова о голоде.

13 апреля 1933 г. в Виннице состоялось бюро обкома КП(б)У, в работе которого Петровский тоже принимал участие. На заседании положение в области было охарактеризовано как катастрофическое. Голодают десятки тысяч человек, растет смертность. Принято решение срочно информировать ЦК о необходимости срочной помощи. Информация об этом совещании была опубликована в газете «Винницкая правда» только 10 марта 1989 г. В этом же номере газеты было опубликовано письмо первого секретаря Винницкого обкома В. Чернявского руководителю КП(б)У С. Косиору. Он писал: «После нашей последней информации положение в области значительно ухудшилось. Оно особенно усугублялось тем неправильным представлением, которое есть в Харькове о будто бы благополучном положении области… Мы почти брошены на произвол судьбы…В области пострадавших в продовольственном отношении регионов теперь насчитывается 37. Трудное продовольственное положение охватило до 300 сел. В последнее время увеличилось число смертей, и не прекращаются факты людоедства и трупоедства. Большое количество хат заколоченных, а в большинстве хат селяне лежат пластом и ни к какому труду по своему физическому состоянию не пригодны…За последнее время участились случаи смертей на вокзалах».В. Чернявский заканчивает свое письмо к С. Косиору так: «Прошу вопрос о продовольственном положении нашей области срочно решить и предоставить необходимую помощь в тех минимальных размерах, о которых я пишу»[14, C. 52].

В личном письме, отправленном под грифом «строго конфиденциально», Чернявский сказал суровую правду. Неизвестно, пришел ли ответ от Косиора, зато хорошо известно: почти никакой помощи Винницкая область не получила. Косиор вряд ли мог чем-то реально помочь. Сталин по-прежнему упрямо игнорировал потребности голодающей Украины.

Чтобы исключить распространение информации о трагедии в Украине за ее пределы и не допустить выезда голодающих крестьян за пределы республики, ЦК ВКП(б)У и СНК 23 января 1933 г. издали директиву о запрете продажи билетов на поезда «за пределы Украины крестьянам, не имеющим удостоверения РИКов о праве выезда или промышленных и государственных организаций о том, что они завербованы на те или иные работы за пределы Украины». Подчеркивалось, что за хлебом в Россию и Белоруссию массово едут единоличники и колхозники, а «подобные массовые выезды организуются врагами советской власти, эсерами и агентами Польши с целью агитации «через крестьян» в Северных районах СССР против колхозов, против советской власти. В прошлом году партийные, советские, чекистские органы Украины прозевали эту контрреволюционную затею врагов советской власти. В этом году повторение этой ошибки не должно быть допущено». От обкомов и облисполкомов требовалось «развернуть широкую разъяснительную работу среди колхозников и единоличников против самовольных выездов с оставлением хозяйства и предостеречь их, что в случае выезда в другие районы они будут там арестованы»[15, с. 138].

О том, что в селах происходит что-то ужасное, знали все. Ещё в конце 1932 г. зарубежные корреспонденты, чудом проникшие в украинские сёла, привозили ужасные сообщения для своих газет. Один американец в селе, расположенном на расстоянии 30 км на юг от Киева, обнаружил, что его жители съели всех кошек и собак. «В одном доме варили какую-то болтушку, которая не поддается описанию. В горшке были кости, кожа и что-то подобное на верх ботинка. То, с какой жадностью шестеро жителей, оставшихся в живых, наблюдали эту скользкую массу, обнаруживало их голодное состояние». Английское посольство получило и сразу же переслало в Лондон анонимное письмо из местечка Златополь на Киевщине, в котором говорилось: «Население радо было бы падали, но ее нельзя найти. Люди едят трупы лошадей, погибших от сапа, убивают и едят друг друга, выкапывают мертвецов и едят их. Все это может подтвердить любой в Златопольском районе»[6, с. 43].

Пытаясь спасти детей от голодной смерти, крестьяне везли их в город и оставляли в учреждениях, больницах, на вокзалах, просто на улицах. Десятки тысяч подкидышей создавали серьезную проблему. Высказав возмущение «очередной кулаческой провокацией», П. Постышев на заседании политбюро ЦК КП(б)У предложил срочно решить эту проблему. 13 марта 1933 г. Центральный комитет принял решение об оказании помощи детям. Создавался централизованный фонд, в который выделялось 700 тонн муки, 170 тонн сахара, 100 тысяч банок консервов, 500 тонн круп, 500 пудов подсолнечного масла. Красному Кресту было поручено организовать на протяжении марта – июня работу «детских площадок с пропускной способностью 50 тысяч детей в день с полным обеспечением детей питанием»[15, с.142]. Проблема помощи детям вновь была затронута 17 марта во время обсуждения в политбюро вопроса «О положении в Киевской области». Наряду с организацией помощи детям предусматривались меры по оказанию помощи «добросовестным колхозникам, имеющим большую семью». Вместе с тем, политбюро требовало наводить твердый порядок, бороться с провокационными слухами, обезвреживать контрреволюционный элементы, а нетрудовой и паразитический контингент, спекулянтов, кулаков, людей без определенных занятий выслать на Север. Как и прежде, вину за тяжелое положение политбюро перекладывало на руководящее звено области, районов и парторганизаций Киевщины.

Принимая такое постановление, члены политбюро и генеральный секретарь ЦК КП(б)У были знакомы с положением, сложившимся в Киевской области. 12 марта 1933 г. нарком земледелия УССР А. Одинцов докладывал о своей поездке по Уманскому, Шполянскому и Белоцерковскому районах. «Положение в селах не только тяжелое, но нетерпимое и позорное – голодание, большая смертность, факты людоедства. В с. Песчаное крестьяне Лагутенко Владимир и Осауленко Пелагея убивали и ели чужих детей. Елизавета Пелих и ее три дочери – 11, 14 и 18 лет из хутора Межевой убили 4-х человек. Людоеды, которых я видел и беседовал, являются бедняками, середняками, колхозниками, единоличниками. Все они производят впечатление зверино-голодных людей, у которых нет никаких желаний, кроме единственного желания – что угодно и какой угодно ценой кушать»[15, с. 178, 181]. Одинцов отмечал, что большая смертность в Белой Церкви, Умани и Шполе. На почве голодания в этих городах появляются антисоветские, контрреволюционные настроения не только среди служащих, но и ряда рабочих.

Люди умирали всю зиму. Но все документы свидетельствуют, что массовое вымирание началось фактически в начале марта 1933 г. «Когда растаял снег, начался настоящий голод. У людей распухли лица, ноги и животы…Ловили мышей, крыс, воробьёв, земляных червей. Мололи кости на муку и делали то же самое с кожами и подошвами от обуви. А когда зазеленела трава, начали выкапывать корни, есть листья и почки. Употребляли все, что было: одуванчики, подснежники, иван-чай, крапиву»[5. с. 275].

Растения, которые составляли основной «рацион» крестьянских семей, не имели в себе много белков. В связи с этим отдел здравоохранения Днепропетровской области в апреле докладывал в ЦК КП(б)У: «в первом квартале текущего года рост заболеваемости и смертности увеличился в связи с факторами недоедания и значительного истощения, с явлениями так называемых безбелковых отеков и имеющих место во многих районах области случаев отравлений от употребления в пищу суррогатов». В свою очередь прокурор области информировал облздравотдел о большой смертности среди детей и подчеркивал: «Есть основания считать, что смерть детей наступила вследствие отравления», полученного в результате употребления суррогатов. Правоохранительные органы и медицинские учреждения отмечали также, что причиной смерти является употребление мяса павших лошадей, заболевших сапом.

Информация о масштабах смертности и ее причинах являлась секретной. Врачи и сотрудники ЗАГСов по приказу сверху всячески скрывали действительные причины смертности, указывая различные болезни, чаще всего дизентерию. В Винницком архиве обнаружен протокол заседания Брацлавского бюро райкома партии в апреле 1933 г. На заседании стоял вопрос о «продовольственных трудностях». Отмечалось, что люди пухнут, умирают дома, на огородах, в поле, есть случаи людоедства. Но в одном из пунктов протокола записано: отдельные секретари сельских советов в книгах ЗАГСа прямо пишут: «Умер с голода». Откуда это им известно? Предлагается райисполкомам разъяснить сельским советам, как объяснять и записывать причину смерти.

Заслуживает внимания и другой факт по Брацлавскому району. Секретарь райкома партии Лящук 22 апреля писал в областной комитет КП(б)У: «Сейчас надо открыто сказать, что голодание имеет место в большинстве сел нашего района, а в отдельных селах смертность от голодания набрала массовый характер, особенно в таких селах: Скрицкое, Семенки, Зеньковки, Самчинцы, Сильницы, Гробовцы, Волчок, Марксово, Вышковцы, Остапковцы, Юрковцы и др. Есть случаи, когда колхозник выходит в поле на работу, там ложится и умирает». Здесь мы видим, что в первом случае секретарь райкома Лящук вынужден был проводить линию, определенную свыше, но во втором случае он не скрывал истинного положения, сложившегося в районе.

С конца 1932 г. свидетельства о смерти перестали выписывать, не все случаи смерти регистрировались по месту жительства. Инспектор райздравотдела Царичанского района Днепропетровской области Мелицев докладывал в облздравотдел: «Анализируя смертность по 6нашему району, начиная с января месяца, видим, что кривая смертности имеет направление вверх, например: январь – 106 чел., февраль – 158, март – 255, апрель – 259. Следует отметить, что цифровые показатели смертности не отражают действительности потому, что приблизительно одна четвертая часть случаев смертности не регистрируется в сельсоветах. Например, в Царичанском сельсовете мною, выявлено 22 случая смертности, не регистрированные за апрель месяц в сельсовете, по Китайгородскому сельсовету 13 случаев, по Заорлянскому 10 случаев»[9, с. 12].

Подобная картина наблюдалась и в других районах. Инспектор Павлоградского райздравотдела Щеглов информировал областной отдел охраны здоровья: «Село Межирич впало в большую нужду… В селе имеется три колхоза и одна коммуна. Была выдана продпомощь колхозникам в количестве 30 процентов на трудодни 1933 г. При обходе этих семей большинство из них находится в неподвижном состоянии с отекшими ногами, одутловатыми лицами, которые не в состоянии даже передвигаться по дому. Истощенность главным образом наблюдается у детского населения, а также среди учащихся. Смертность удалось с большим трудом установить, ибо регистрации в ЗАГСе не велось. Имелись случаи вымирания целых семей. Поражение населения от недоедания имеется до 70 процентов. Смертность, которую мы указали в цифрах, исключительно падает за счет голодания. По селу Вязивок по данным ЗАГСа смертность составляет следующее: мужчин свыше 16 лет – 116 чел., женщин – 38 чел., детей – 89 чел, что, по сути, является приуменьшенным»[9, с. 12].

Инспектор Щеглов не только регистрировал страшные факты, но и вносил конкретные предложения по спасению людей:

1. Необходимо охватить общественным питанием 100% голодающих через колхозы, с выдачей хлеба в печеном виде.

2. Добиться переброски кормовых продуктов.

3. Разрешить колхозникам ловлю рыбы на своей территории и известный процент молока оставлять в колхозе на собственное потребление.

Но не везде фальсифицировались данные о смертности. Так, например, сохранилось несколько тетрадей «Книги записей актов гражданского состояния за 1933 г. на смерть» Сосонского сельсовета Винницкого района Винницкой области. Секретарь сельсовета в апреле – июне 1933 г. пунктуально регистрировал все случаи смерти, а с 9 мая указывал причину смерти и не скрывал случаев людоедства.

Весной 1933 г. смертность достигла таких размеров, что возникла проблема похорон умерших. В селах создавались специальные похоронные команды, выделялся транспорт для доставки умерших на кладбища. Людей хоронили в общих могилах без каких-либо церемоний.

М. Пономаренко из Черкасской области рассказывал: «Когда начали умирать с голода, за село отвозили умерших и там закапывали. За такую работу давали паек. Однажды я там пас скот. Два дядьки привезли на возу мертвецов, стали их сбрасывать в яму. Некоторые словно просыпались, приходили в себя, просили: «Не закапывай, мы еще живы». А дядьки отвечали: «Мы сами пухнем, сами доходим, мы не можем еще раз за вами приезжать… И закапывали»[4, с. 25].

Самого высокого уровня смертность достигла в областях, которые специализировались на выращивании хлеба, - Полтавской, Днепропетровской, Кировоградской, Одесской: минимальный процент здесь составлял 20 – 25. В Винницкой, Житомирской, Донецкой областях смертность была ниже – 15-20%. Но и в областях, где смертность была ниже, были села, в которых умерло 50% и даже больше людей. В селе Макивцах на Винничине весной 1933 г. много жителей умерло с голода, а остальные убежали из села. Пустое село перекрыли и повесили черный флаг как признак эпидемии тифа. Вокруг подобных сел устанавливали надписи: «Вход воспрещен», поскольку просто не было возможности хоронить многочисленные трупы.

Толпы крестьян уходили в города, надеясь там раздобыть продукты питания, но смерть настигла их и в городах. В Киеве, Харькове, Днепропетровске и других городах обычным делом для представителей местной власти стала утренняя очистка улиц от трупов. Только в Киеве в январе 1933 г. было подобрано 400 трупов, в феврале – 518, за 10 дней марта – 248. На тех, кому еще как-то удавалось выжить, время от времени устраивались облавы. Делали это отряды милиции и специально мобилизированных партийцев, и делали жестоко и безжалостно. В частности, 27 мая 1933 г. в Харькове несколько тысяч крестьян, которые пытались пристроиться по всему городу в очереди за хлебом, согнали в одно место, затолкали в железнодорожные вагоны и перевезли до станции Лесовая, где бросили на произвол судьбы. Итальянский консул в Харькове Сержио Градениго писал в Москву послу Италии в СССР, что «…опухших отвозят товарняками за 50-60 километров от города, чтобы никто не видел, как они умирают… Выкапывают большие ямы, в них стягивают из вагонов мертвых. Часто бывает, что в яме кто-то шевелится, оживает, но на это не реагируют. Эти детали имею от санитаров и могу гарантировать их достоверность»[3, с 112]

На фоне невиданной ранее трагедии, как и раньше, наблюдалось расточительство в значительных размерах. Большое количество отнятого в селах зерна пропадало в результате нерадивого отношения к хлебу. Пресса часто публиковала такие факты: на станции Киев – Петровка десятки тонн зерна сгнили под открытым небом; в Краснограде пшеница сгнила в тюках; в Бахмаче ее выгрузили на землю, где она и сгнила; на ссыпном пункте в Харьковской области затоплено 20 железнодорожных вагонов зерна и т.д. По мнению германских сельскохозяйственных экспертов «возможно, до 30% урожая было потеряно».

В 1933 г. случаи людоедства стали частыми, но закона относительно этого не было. Была лишь конфиденциальная директива сотрудникам ГПУ и прокурорам от заместителя начальника украинского ГПУ К. Карлсона, датированная 22 мая 1933 г. В ней речь шла о том, что поскольку людоедство не попадает ни под какую статью Уголовного кодекса, все дела, связанные с ним, следует передавать в местные отделы ГПУ. Это надо было делать в тех случаях, когда предшествовало убийство. Замеченных в людоедстве крестьян арестовывали и судили, но к расстрелу прибегали не всегда. Например, есть данные о том, что в конце 1930-х годов 325 виновных в этом преступлении (75 мужчин и 250 женщин) все еще отбывали заключение в лагерях Беломор-Балтийского канала[5, с 289]. По учету ГПУ с 1 декабря 1932 г. по 15 апреля 1933 г. (дальше учет был прекращен по указанию Постышева) в УССР было зафиксировано болем 2 тысяч случав людоедства. Но не все случаи людоедства фиксировались и учитывались органами власти, медицинскими учреждениями и ГПУ, а данные, которые были собраны, являлись настолько секретными, что еще и сегодня трудно говорить о масштабах людоедства в Украине.

Трагедия касалась не только простых крестьян, но и сельских активистов. Члены так называемых «комитетов беднейших крестьян» (комбедов), которые боролись с «кулачеством» и реквизировали зерно, на последней стадии этого процесса тоже оказались один на один с голодом. 25 марта 1933 г., когда комбеды уже исчерпали свои функции, их распустили, оставив членов комитетов умирать вместе с остальными крестьянами.

Стоит ли говорить, какими непопулярными были комбедовцы среди крестьян. Могло ли быть иначе, когда они принимали участие в репрессивных акциях против своих сельчан. Когда умирал активист, это вызывало мало сочувствия. Типичный случай: местный активист с. Степановки на Винничине любил напевать: «Интернационал», который начинался словами: «Вставай, проклятьем заклейменный…». Когда крестьяне нашли его на дороге уже почти неподвижного, они не без сарказма обратились к нему: «Эй, Матвей! Вставай, проклятьем…»- но тот, наверное, и не успел этого услышать. Весной 1933 г. умерло много бывших активистов. На Киевщине, в частности, погибла половина всех активистов.

В то страшное время даже месяцам люди стали давать свои названия. На Винничине месяц март народ стал называть «пухкутень», что означало «пухнуть от голода». А месяц апрель стали называть «капутень» (от немецкого «капут»). Удивительно, но агонизирующий народ создавал свой фольклор, отстаивая этим право на жизнь. Вот образцы творчества голодающих людей:

Бог карає холодом, Сталін нищить голодом.

Ні корови, ні свині, тільки Сталін на стіні.

Їде Сталін на тарані з Україною в кармані.

А на хаті серп і молот, а у хаті смерть і голод.

Это был протест, но пассивный. В основном, люди вели себя безропотно, смирившись с неизбежностью. Тем не менее, факты возмущения, недовольства и даже активных выступлений были. Известны случаи, когда толпы голодных крестьян пытались возвратить силой отнятый хлеб. Они нападали на обозы с хлебом, склады и ссыпные пункты. Многие погибли от пуль милиционеров и солдат.

Об одном случае противоборства следует рассказать подробней. Произошло это в с. Великий Хутор на Черкасчине. В колхозе, где председательствовал Яков Александрович Дробот, голода практически не было. Как исхитрялись они, где прятали зерно, в каких лесах скрывали скот, неизвестно. Колхоз выделял каждому ребенку хлеб, молоко. Подкармливали даже тех, кто приходил из других сел. Бригадир этого колхоза И. Козариз чем мог делился с чужими детьми. Он взял к себе 11 ребятишек, выходил их, хотя своих было шестеро. Можно только догадываться, какого мужества стоило этим людям утаить зерно. Они рисковали жизнью, но делали свое доброе дело. Об их подвижничестве знали многие, но молчали.

Заготовки зерна в Украине прекратились в середине марта 1933 г. В начале апреля А. Микоян, находясь в Киеве, распорядился выделить селам определенную часть стратегических запасов. Крестьян, которым стали выдавать хлеб, поджидала другая опасность. В результате неумеренного потребления хлеба обессиленные организмы не выдерживали нагрузки, и люди умирали. В мае стали прилагаться усилия для спасения жизни тех, кто выжил: в некоторых местностях в брошенных домах устраивали медпункты, и умирающих людей кормили молоком и гречневой кашей, чтобы поставить их на ноги. Многим это не помогало, но некоторые возвращались к жизни, причем выздоравливали чаще женщины, чем мужчины. В конце мая наблюдатели отмечали, что люди уже фактически не умирали от голода в массовом масштабе, хотя процент смертности все еще оставался высоким.

Ослабленных крестьян стали бросать в новую зерновую кампанию. Но ни они, ни их рабочий скот не были в состоянии тяжело работать. Украинская печать широко сообщала об истощении и падеже лошадей. Большинство лошадей в колхозах поддерживали на ногах веревками, ибо, когда они ложились, уже не могли подняться. Кормили их соломой, снятой с крыш, порезанной и смягченной при помощи пара. Для исправления ситуации рекомендовали использовать даже дойных коров. На «кулаков» стали перекладывать вину за состояние скота.

С учетом физического состояния крестьян, их способности выполнять лишь часть работы и исчерпания резервов рабочей силы, посевную кампанию 1933 г. проводили по-иному. Колхозных лошадей наконец обеспечили кормами, которые строго запрещалось использовать для других целей под угрозой судебного преследования.

Дефицит рабочей силы на местах компенсировали за счет внешних ресурсов: «мобилизировали» студентов и других горожан, привлекали солдат. Важным и более стабильным фактором было переселение в Украину крестьян из России. В Днепропетровскую, Одесскую, Донецкую и Харьковскую области было переселено 21,9 тысяч семей, которые насчитывали около 117 тысяч человек. Но уже в 1934 г. переселение прекратили. Часть переселенцев не могла прижиться на новом месте и стала возвращаться в родные места.

Самой характерной чертой кампании Сталина против крестьянства было то, что Борис Пастернак называл «нечеловеческой силой лжи». Обман практиковался в огромных масштабах. С трибун партийных форумов утверждали, что голода нет и быть не может. Уже умерли миллионы людей, а с трибун июньского (1933 г.) пленума ЦК КП(б)У звучало: «Интересы каждого колхозника охраняются и защищаются политикой нашего государства. Колхозное строительство под руководством партии гарантирует самые лучшие условия ведения социалистического хозяйства и наилучшее обеспечение интересов самих колхозов и колхозников, гарантирует осуществление лозунга тов. Сталина о превращении каждого колхозника в зажиточного».

Признавая, что «в ряде районов было сложное положение», на пленуме ЦК отрицалось самое главное – то, что свирепствовал голод. По официальной версии в Украине был не голод, а «симуляция голода», или же инспирированные кулачеством «голодные настроения»…”На Днепропетровщине происходят забастовки прополочных бригад – отмечалось на июньском (1933 г.) пленуме. – Колхозницы выдвигают требования: «Дайте хлеба, в противном случае не выйдем на прополку». Что это такое? Это кулаческая попытка какими угодно методами вызвать голодные настроения. Нам, очевидно, придется столкнуться с тем, что мы имели весной, когда во многих местах симулировали голод и создавали у колхозников тревожные и панические настроения. Это один из пунктов кулаческой программы, рассчитанный на то, чтобы получить моральное оправдание разворовыванию урожая…»[10, с. 68].

Руководство СССР прилагало большие усилия, чтобы убедить Запад, что голода не было вообще или, по меньшей мере, ничего существенного не случилось. Но делать это было трудно. В 1932 г. иностранцы еще имели доступ в регионы, где разыгрался голод. Достаточно компетентные сообщения появлялись в газетах европейских стран и США. И тогда обиженный Сталин на январском пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) раздраженно заметил, что часть иностранных журналистов понимает «в экономике народов и в положении трудящихся едва ли больше, чем, скажем, абиссинский король в высшей математике».

В 1933 г. иностранным журналистам запретили въезд в Украину. Английское посольство 5 марта проинформировало Лондон о том, что отдел прессы при наркомате иностранных дел «известил всех иностранных корреспондентов, что они должны оставаться в пределах Москвы». Любые сообщения в иностранных газетах о голоде в СССР опровергались в советской печати. В частности, 20 июля 1933 г. «Правда» обвинила австрийскую газету «Райхпост» в «утверждении, что миллионы советских граждан в районе Волги, на Украине и Северном Кавказе умерли от голода. Эту вульгарную клевету, грязный вымысел о голоде в СССР сфабриковали редакторы «Райхпост», чтобы отвлечь внимание своих собственных трудящихся от их тяжелого и безнадежного положения». Председатель ВЦИК М. Калинин изобличал «политических обманщиков, которые предлагают помощь жертвам какого-то голода на Украине» и отмечал, что «только классы, которые дошли до последней ступени своего морального падения, могли породить такие цинические элементы»[5, с. 344 ].

Когда сообщения о голоде стали достаточно распространены в США, и конгрессмен Г. Копельман официально обратил внимание на это советского правительства, он получил от наркома иностранных дел М. Литвинова такой ответ: «Я получил Ваше письмо от 10 числа этого месяца и хочу поблагодарить за то, что Вы заметили ту украинскую брошюру. Существует бесчисленное количество таких брошюр, переполненных клеветой, которые практикуются в такой деятельности. Для них ничего уже не остается, как только фабриковать информацию и подделывать документы». Советское посольство, которое вскоре открылось в Вашингтоне, также утверждало, что население Украины увеличивалось на протяжении пятилетки на 2% за год, и Украина имела самую низкую смертность среди советских республик.

Среди различных методов фальсификации значительную роль отводили организации поездок высоких зарубежных гостей в Украину. В августе 1933 г. такую поездку организовали французскому политическому и государственному деятелю Эдуарду Эррио. Он провел пять дней в Украине; половина этого времени ушла на официальные приемы и банкеты, а вторая половина – на тщательно организованные «экскурсии». Есть интересные описания подготовки Киева к приезду Эррио. Накануне убирали улицы и украшали здания. Пункты, где распределяли пищу, закрыли. Очереди запретили. Беспризорных детей и нищих убрали. На витринах магазинов появилось много продуктов, а милиция разгоняла людей, которые собирались около магазинов. Гостиницу, в которой Эррио должен был остановиться, привели в надлежащий порядок. Так было и в Харькове.

Какие же места посетил Эррио? В Харькове, например, его повезли в образцовую детскую колонию, в музей Т. Шевченко и на тракторный завод – и все это в коротких паузах между многочисленными встречами и банкетам с высшим партийным руководством. Возили высокого гостя и по колхозам, таким как «Червона зірка», где все крестьяне имели хорошее жилье и приличный внешний вид.

Один свидетель так вспоминает подготовку к приему Эррио в колхозе «Жовтнева революція» под Броварами возле Киева: «Специальное собрание областной парторганизации решило оперативно превратить этот колхоз в «потемкинскую деревню»… Все старательно почистили и помыли, для чего мобилизовали всех коммунистов, комсомольцев и активистов. Из Киева привезли мебель и установили в местном клубе. Привезли также занавески, портьеры, скатерти. Из Броваров привезли целую телефонную станцию. Зарезали несколько бычков и свиней, доставили запас пива. Созвали общее собрание колхозников, на котором объявили, что Одесская киностудия будет вести съемки фильма. Свежеиспеченным «актерам» выдали новую одежду: костюмы, шляпы, обувь и т.д. Все привезли из Киева. Организаторы решили, что господину Эррио будет лучше встретиться с колхозниками в столовой. На следующий день, когда Эррио должен был приехать, колхозники уже сидели за столами и угощались. «Режиссер» нервничал и призывал людей кушать не торопясь, чтобы почетный гость увидел их за столами»[5, с. 346].

Понятно, что после таких «экскурсий» Эррио не оставалась ничего другого, как категорически возражать против «лжи буржуазной печати о голоде в Советском Союзе». Подобные заявления делал также писатель Бернард Шоу. Возвратясь из Украины, он заявил журналистам: «Какой голод! Меня везде прекрасно кормили». Такие выводы широко известных и уважаемых людей производили большое впечатление на европейское общественное мнение.

Фальсифицируя ситуацию в украинских селах, московскому руководству удавалось привлечь на свою сторону некоторых иностранных журналистов. Корреспонденту «Нью-Йорк таймс» Уолтеру Дюранти разрешено было брать интервью у самого Сталина, что отразилось на содержании его материалов. Еще в ноябре 1932 г. Дюранти сообщил, что «нет никакого голода или голодной смертности, и вряд ли такое возможно». Когда же сведения о голоде стали широко известны на Западе (об этом писала и газета, где работал Дюранти), он перешел к иной тактике, употребляя такие выражения, как «недоедание», «нехватка продуктов», «сниженное сопротивление организма» и т.п. Например, в августе 1933 г. Дюранти писал, «что какое-либо сообщение о голоде – это сегодня преувеличение или злостная пропаганда». Одновременно он не скрывал, что имеет место большое количество жертв в основных хлебных районах СССР в связи с дефицитом продовольствия. К причинам такого дефицита он относил «бегство некоторых крестьян и саботаж других». За свои репортажи из СССР Дюранти заработал среди западных журналистов репутацию «самого большого лжеца». Между тем, в некоторых частных беседах он говорил, что население Украины сократилось на 4 – 5 млн. человек, а республика полностью обескровлена.

Следует сделать одну оговорку. В большинстве случаев западные журналисты не могли рисковать своей визой и были вынуждены идти на определенный компромисс. Чего нельзя сказать о дипломатах и, в частности, сотрудниках германского консульства в Харькове и представительства Германии в Киеве. В одном из донесений в Берлин немецкий дипломат писал из Киева: «Голод достиг масштабов, намного превосходящих все местные представления о такого рода бедствиях. Почти в каждый свой выход в город я становлюсь свидетелем того, как люди падают от голода и остаются лежать на улице, не привлекая особого внимания привыкших уже к этому горожан. Показательным для нынешней ситуации является дошедшее до меня известие о том, что в одной лишь местной женской тюрьме 140 арестанток помещены сюда за доказанное или предполагаемое употребление в пищу человеческого мяса.

Поначалу могут показаться преувеличенными рассказы об опухших от голода больных людях, взрослых и детях. Можно скептически относиться и к письменным сообщениям о «продуктах», которые вынуждены употреблять в пищу эти несчастные, чтобы хоть немного отодвинуть страшный конец. Их питание состоит из толченых желудей, мякины и других зерновых отходов, картофеля, который они выискивают на полях после уборки урожая, кормовой свеклы, крапивы и древесной коры».

Сотрудник германского правительства в Москве, эксперт по вопросам сельского хозяйства подчеркивал, что «границы голода довольно точно совпадают с границами так называемых районов сельскохозяйственного изобилия. Именно важные зерновые районы тяжелее всего поражены голодом. Это парадоксальное явление объясняется не нарушением норм при распределении прошлогоднего урожая по географическим зонам, а тем фактом, что именно зернопроизводящие районы, имевшие наилучшие предпосылки для коллективизации сильнее всего пострадали от грубых ошибок колхозной политики.

Причины нынешней катастрофы следует искать не в природном бедствии, то есть неурожае. Даже если исходить из самых низких оценок урожая, то приходишь к выводу, что при разумном распределении его должно было бы хватить пусть недостаточного обеспечения, но для того, чтобы избежать голодного мора.

Причины голода… можно объяснить грубейшими ошибками в организации колхозов и распределении продовольствия, а также перенапряженностью хлебозаготовительных мероприятий. В голодающих районах повсеместно можно слышать мнение крестьян о том, что урожая хватило бы для пропитания и что голод вызван жестокими методами изъятия хлеба». Германский специалист приходит к выводу: «систематическое изъятие хлеба из деревни по указанию свыше» проводилось и для того, чтобы «посредством голода поставить крестьян на колени и вынудить его к вступлению в колхоз»[14, с. 54-55].

Голодомор в Украине германские дипломаты считали главным событием 1933 г. Генеральное консульство в Харькове в декабре подготовило специальное сообщение для правительства Германии, в котором даются ответы на многие вопросы: «За границей часто недоумевают, как на Украине с ее плодородной землей и при отсутствии явного неурожая стал возможен голод таких масштабов. Ответственность лежит на системе, которая хотела осуществить коллективизацию недостаточными средствами, преждевременно и поспешно, привела сельское хозяйство в величайший беспорядок, не учла, что кардинальное значение имел вопрос о том, пойдет ли за ней 22 – миллионное крестьянское население и проявит ли оно вместо укоренившихся индивидуалистских воззрений понимание и трудовой энтузиазм в отношении новых коммунистических форм хозяйствования.

К оказываемому на сельское население нажиму со стороны партийного аппарата добавился голод. Крестьяне поняли, что от правительства не приходится ждать помощи. Таким образом от них добились того, что, собрав последние силы, они тащились на поля и, насколько получалось, возделывали и убирали их. Были введены и осуществлялись строжайшие меры наказания за хищение государственной собственности – за присвоение зерна в поле. В стране не было проведено никакой акции помощи. С прежней неумолимостью звучал тезис о том, что работающий получает пропитание и только лентяям придется голодать. Крестьяне – единоличники, у которых было отобрано последнее зерно, искали работу в колхозах, которая, однако, предоставлялась им лишь на время и за низкую плату, так что по завершении уборки урожая они оставались без средств к существованию, без права, как у промышленных рабочих, на хлебное довольствие.

Жертвы, ценой которых заготовлено значительное количество зерна, просто ужасны. Голод унес жизни миллионов украинских крестьян. Служебные данные о 7 миллионах погибших нельзя считать преувеличением. Это означает, что уничтожена четвертая часть украинского населения – пугающая цифра даже в сравнении с числом жертв мировой войны.

Официально голод вообще отрицался, не была оказана помощь даже более угрожаемым районам, а заграничная помощь объявлялась ненужной или принималась со снисходительным терпением. На партии лежит тяжелая ответственность. Исход борьбы между партией и народом еще раз продемонстрировал большое превосходство обладающей средствами государственной власти партийной организации, для которой даже миллионы жертв были вполне приемлемой ценой за окончательное включение крестьян в коммунистическую систему»[14, с. 55].

Таким образом, германские дипломаты уже в 1933 г. определили причины голодомора, его последствия и указали на главного виновника этой трагедии. К подобному выводу еще в мае пришел итальянский консул Градениго. Он писал: «Московское правительство заранее подготовленной жестокой инквизицией полностью лишило каких-либо средств существования людей в украинских селах…Несчастье, которое свалилось на головы миллионов людей, уничтожает украинскую нацию, истребляет детей целого народа»[3, с. 111].

То, что виновника голодомора надо искать в Москве, понимали и открыто говорили простые крестьяне. В августе 1933 г. крестьянин немецкой национальности Иоган Завадский написал в немецкую республиканскую газету: «Дас нойе Дорф» (Новое село) следующее: «У нас в СССР самый большой в мире голод и нищета. В нашем селе раньше было 103 семьи, а сейчас осталось только 18. Я сам задушил и съел свою трехлетнюю дочку. После этого у меня нет больше желания жить. Все это принес с собой советский строй – за это мы можем его благодарить. Раньше я служил у кулака и получал питание лучше, чем имеют инженеры, кроме того деньги, квартиру, одежду. Сейчас же приходится подыхать с голода. В нашем селе еще не начали косить, все еще находится на поле. Иногда приезжают из города люди, работают целый день и уезжают. С нашими людьми нечего думать работать, так как они все распухли от голода и болезней. Дольше нельзя выдержать этого, это должно измениться. Долой советское правительство. Пусть быстрее начнется война, и мы тогда покажем, что значит издеваться над людьми. Вам, чертям, мы покажем. Такое же письмо я написал в Германию. Пусть рабочие его прочтут, и тогда у них пройдет желание делать революцию так, как мы, дураки, сделали. Я ничего не боюсь и даю свой адрес. Почтовое отделение Ивангород Хортицкого района, село Морозово»[10, с. 68-69].

Нет сомнения в том, что Сталин и его ближайшее окружение в достижении своих целей сделали голод своим сообщником и таким образом добивались покорности со стороны крестьянства. Став на путь насильственного, репрессивного введения социализма, тоталитарный режим совершил преступление не только перед миллионами умерших, но и против истории в целом. Сталин и его приспешники не скрывали, что ведут войну со своим народом на уничтожение. Доказательством вины партийного и государственного руководства в гибели миллионов сельских жителей может служить речь секретаря ЦК КП(б)У М. Хатаевича перед рабочими, которых отправляли в села для организации колхозного строя. Инструктируя их, Хатаевич говорил: «Местная сельская власть требует инъекции большевистского железа. Потому мы посылаем вас. Вы должны приступить к исполнению своих обязанностей с чувством суровой партийной ответственности, без хныканья, без какого-либо гнилого либерализма. Выбросьте свой буржуазный гуманизм через окно и действуйте, как большевики, достойные товарища Сталина. Бейте кулаческого приспешника, где бы он ни поднял голову. Это война – или мы их, или они нас. Последний остаток капиталистического сельского хозяйства надо уничтожить любой ценой!

Во-вторых, товарищи, абсолютно необходимо выполнить правительственный план поставки зерна. Кулаки и даже некоторые середняки и бедняки не отдают своего зерна. Они саботируют политику партии. А местная власть иногда колеблется и показывает слабость. Ваша задача – добыть зерно любой ценой. Выдавите его из них, где бы оно не было спрятано: в печах, под кроватями, в подвалах или на задних дворах.

Через вас, партийные бригады, села должны осознать значение большевистской твердости. Вы должны найти зерно, и вы найдете его. Это вызов вашей инициативе и вашему чекистскому духу. Не бойтесь употреблять крайние методы. Партия всецело поддерживает вас. Товарищ Сталин ожидает этого от вас. Это борьба не на жизнь, а на смерть; лучше сделать сверх, чем недостаточно.

Классовая борьба в селах приобрела самые острые формы. Не время проявлять деликатность или гнилую сентиментальность. От вас требуется большевистская бдительность, отвага и мужество. Я уверен, вы выполните директивы партии и указания нашего любимого вождя»[5, с. 165].

Пройдет совсем немного времени, и Хатаевич уже будет подводить первые итоги войны государства с крестьянством. «Беспощадная борьба происходит между крестьянством и нашим правительством. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Этот год был годом проверки нашей силы и их выносливости. Необходим был голод, чтобы показать им, кто здесь хозяин. Это стоило миллионов жертв, но колхозная система должна здесь остаться на века. Мы выиграли войну»[5, с. 293].

Достаточно откровенно высказался на съезде колхозников – ударников в феврале 1933 г. нарком земледелия СССР А. Яковлев. Он заявил, что украинские колхозники не справились с посевными работами 1932 г., чем нанесли вред правительству и самим себе. Государство заставило крестьян расплачиваться «за плохую работу» своими жизнями[5, с. 275].

Таким же откровенным явилось заявление ближайшего соратника Сталина К. Ворошилова. На XVII съезде партии в 1934 г. он сказал: «Мы пошли сознательно на голод, так как нам нужен был хлеб, но жертвами голода были нетрудовые элементы и кулачество»[3, с. 582]. Признавая вину государства, «красный маршал» не удосужился уточнить, откуда снова взялись кулаки, с которыми было покончено в 1930 г.

Другие же государственные и партийные деятели всю вину за случившееся пытались переложить на крестьянство, обвиняя его в саботаже, вредительстве, лени, нежелании работать и т.д. Так, например, председатель ЦИК СССР М.И. Калинин на съезде колхозников заявил: «Каждый крестьянин знает, что люди, которые сейчас в беде через недостаток хлеба, терпят эту беду не через плохой урожай, а через лень, через то, что они отказались честно выполнять свою работу».

Документы и свидетельства очевидцев убедительно доказывают, что в 1932-1933 гг. была организована кампания истребления нации, война против беззащитных и бесправных людей, это был, как писал Олесь Гончар, «массовый сталинский геноцид, сознательно направленный на уничтожение украинского народа. Это беспрецедентное по своим размахам преступление сталинизма нанесло Украине самые большие потери, стоило нации миллионов людских жизней, в том числе и материнских, и детских».

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Какие можно назвать причины хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 гг.?

2. Когда и в связи с чем проводилась сплошная коллективизация?

3. Способствовала ли сплошная коллективизация увеличению производства хлеба в 1930-1932 гг.?

4. Как оценила состояние сельского хозяйства УССР III-я конференция КП(б)У в июле 1932 г.?

5. О чем свидетельствовали письма, поступавшие из сельской местности в адрес высших партийных и государственных инстанций, руководителей партии и государства?

6. Какой был установлен план хлебозаготовок по крестьянскому сектору Украины с урожая 1932 г. и был ли он реален для выполнения?

7. В чем заключалась суть закона «о 5-ти колосках» и как он применялся в Украине?

8. К чему привело введение продразверстки в условиях колхозного строя?

9. Когда была образована «комиссия Молотова» и в чем состояла ее задача?

10. О чем писали газеты в Украине в конце 1932 г.- начале 1933г.?

11. Когда и в связи с чем возникло понятие «черная доска» и в чем заключалась суть экономических блокад и бойкотов?

12. Каким меры нажима на украинское руководство, районный аппарат управления применяли СНК СССР, ЦК ВКП(б), Сталин и его ближайшее окружение?

13. Назовите конкретные примеры действий «комиссии Молотова» указывающие на то, что государство своими действиями доводило крестьян до голодной смерти?

14. Какие задачи поставили ЦК ВКП(б) и лично Сталин перед Постышевым, назначая его вторым секретарем ЦК КП(б)У?

15. Какие попытки предпринимал партийно-государственный аппарат Украины в 1933 г., чтобы спасти голодающее население?

16. На какие месяцы 1932-1933 гг. и почему пришелся пик смертности в украинских селах?

17. Какие области Украины больше всего пострадали в 1932-1933гг.?

18. Почему советское руководство не хотело признавать факт голода в Украине, и что было предпринято с целью дезинформации международной общественности?

19. Как оценивали положение в Украине зарубежные журналисты и дипломаты?

20. Как оценивало причины голодомора и его виновников крестьянство Украины?

21. Как оценивало причины и масштабы голода партийное и советское руководство, и каковы истинные причины трагедии?

22. Как было отмечено 70-летие голодомора в Украине и за ее пределами?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

От 1933 года нас отделяют семь десятилетий. В последние годы уже много сказано и написано об этой трагедии. Обобщая изложенное, необходимо выделить ряд моментов.

1. Голод, фактически, начался уже весной 1932 г. Но органы власти не только не приняли мер, чтобы исправить положение, но и сознательно делали всё для того, чтобы спровоцировать ещё более мощную волну голода в следующем году. Они не только забрали весь хлеб, но и под страхом сурового наказания вывезли весь семенной фонд. Главной причиной трагедии на украинских землях называли засуху 1932 г. Действительно, засуха была, урожай зерновых был на 12 % ниже, чем в 1926-30 гг. Однако собранного хлеба хватило бы, чтобы накормить население, но государству нужен был хлеб для поставок за рубеж. Продажа хлеба давала львиную долю средств для финансирования индустриализации.

2. Выкачивание хлеба из украинских сёл сопровождалось широкомасштабными репрессиями, которые были возведены в ранг партийно-государственной политики. От документа к документу диктаторские методы насилия ужесточались, партийные комитеты присвоили функции правоохранительных органов и стали осуществлять обыски, конфискации всего продовольствия и даже аресты. Партия и правительство требовали от судов и прокуратуры применять самые суровые меры наказания к «саботажниками» хлебозаготовок, устанавливали сжатые сроки рассмотрения дел в судах, определяли сроки заключения и даже выносили смертные приговоры.

3. Насилие и издевательство над народом приобрели самые утончённые формы: сотни сёл были подвержены экономической блокаде, в сёла, которые не выполняли план, не ввозили продукты и промтовары, из них не выпускали людей, закрывали границы республики. Вместо того, чтобы объявить Украину голодающим регионом, выделить помощь людям и принять помощь из-за рубежа, большевистское руководство запрещало торговлю продуктами питания, вводило так называемые «натуральные штрафы», запрещало выдавать хлеб, заработанный на трудодни и т.д.

4. Нагнетание страха стало основным тактическим приёмом в коммунистической идеологии и повседневной практике. ЦК ВКП(б) и СНК СССР, лично Сталин и его партийные соратники угрожали расправой руководству Украины, устраивали кадровые чистки, под суд были отданы даже те партийные работники, которые рьяно выполняли директивы Москвы. Шло массовое запугивание крестьян через органы массовой информации, на многочисленных собраниях, во время показательных выездных судов. Используя политическую неграмотность и идейно-социальную незрелость крестьянских масс, сталинские опричники привлекали к участию в репрессиях сельскую бедноту, натравливали крестьян друг на друга, поощряли доносительство.

5. В 1932-1933 гг. со всей силой проявилась полная политическая и хозяйственная зависимость ЦК КП(б) Украины, СНК УССР и украинского руководства от союзного центра. Владея полной информацией о трагедии в сельской местности и даже желая изменить ситуацию лучшую сторону, они не имели реальной возможности сделать это. Зависимость и бесправие украинского руководства выразились в том, что оно вынуждено было выполнять директивы Москвы, распоряжения комиссии Молотова и принимать репрессивные меры против своего народа.

6. Голод охватил основные зерновые области УССР. В Полесской зоне республики население испытывало трудности с продовольствием, но люди не умирали от голода. Кроме Украины трагедия распространилась на Кубань, Дон, Поволжье, часть Сибири, Крым, но в этих регионах репрессивные меры применялись в меньших масштабах, чем в Украине, и количество жертв голода было значительно меньше, чем в УССР.

7. Руководство партии и государства стало на путь фарисейства, ничем не прикрытой лжи и обмана. Общественное мнение формировали наклеиванием на честных тружеников различных ярлыков: кулаки, петлюровцы, саботажники, враги народа и добивались желаемого результата. Даже в наше время есть люди утверждающие, что партия проводила правильную политику. Так, в марте 1996 г. газета Верховной Рады «Голос Украины» опубликовал письмо «верного ленинца» Владимира Бореца, в котором утверждается следующее: «А как мы, большевики разобрались с массовыми носителями всяческих там мелкобуржуазных инстинктов, припоминаете? Хлебушек вывезли, дороги из села в Украине и некоторых других черноземных регионов перекрыли – и противники колхозного строя сами вымерли. На дому. Без расходов на перегонные до Соловков. Вот как надо решать проблему, когда врагов много.

Правда, нашлись некоторые не совсем подготовленные и секретари райкомов и другие сержанты партии. Начали ходатайствовать, писать докладные, что, мол, с колхозных амбаров последнее выгребается, когда люди мрут от голода. Либералы, слюнтяи и недомерки! Не поняли сути логики большевизма, логики беспощадной классовой борьбы, нюни распустили. Партия не могла себе позволить утонуть в море мелкобуржуазной стихии, не должен был мелкий собственник возобладать над нашей светлой идеей! Вот и пришлось вправлять мозги. Но подход к сержантам был дифферинцированным: кому – выговор, кого – с должности, а кому и статью «за вредительство» вместе с титулом «враг народа». От подобных элементов, склонных к буржуазному растлению, партия в те времена уже умела освобождаться. А в 1937-м мы им всем доказали, где раки зимуют»[1, с. 7].

8. Советские лидеры предпринимали меры, направленные на обман международной общественности. Руководство СССР отрицало факт голода и отказывалось принимать продовольственную помощь из-за рубежа. В дело распространения дезинформации о положении в Украине были втянуты иностранные политики и общественные деятели. Признай факт голода, советское руководство призналось бы в несостоятельности своей политики в области сельского хозяйства и виновности в голодной смерти миллионов крестьян.

9. Актуальным и не выясненным до конца остаётся вопрос о точном количестве жертв голодомора. Одно точно можно сказать, 7-10 миллионов умерших – это население целой европейской страны, и они полностью на совести сталинского режима. Произошедшее в 1932-1933 гг. явилось сознательным преступлением против украинского народа, которое наложило свой бесжалостный отпечаток на всю нашу историю, на национальное самосознание. Жертвы голодомора были, по крайней мере, убиты дважды. Сначала организованным голодом, затем – не менее преступным – забвением.

Демократические преобразования и выход Украины на путь независимости подняли занавес секретности над событиями 1932-1933 гг. Поколение XXI в. должно чётко осознать масштабы трагедии и потерь, которые понёс народ Украины, ибо ему делать выводы на будущее.

Библиографический список

1. Борец В. Верните нам власть! /В. Борец // Голос Украины. – 1996. – 30 марта. – С.7

2. Верстюк В. Україна від найдавніших часів до сьогодення: Хронологічний довідник / В. Верстюк, О. Дзюба, В. Репринцев. – К.: Наукова думка, 1995. – 678с.

3. Голодомори в підрадянській Україні. (Праці членів Асоціації дослідників голодоморів в Україні). Редколегія: Веселова О.М. та ін. – Київ; Львів; Нью-Йорк: Вид-во М.П. Коць, 2002. – 724 с.

4. Дяченко С. Страшный месяц пухкутень / С. Дяченко // Огонёк. – 1989. - № 27. – С. 22-26

5. Конквест Р. Жнива скорботи. Радянська колективізація і голодомор / Р. Конквест. – К.: Либідь, 1993. – 384 с.

6. Кульчицький С.В. 1933: трагедія голоду. /С. Кульчицький. – К.:. Т-во «Знання УРСР», 1989. – 48 с.

7. Кучма Л. Будувати мирний і безпечний світ /Л. Кучма // Урядовий кур’єр. – 2003. – 26 вересня. – С. 2

8. Мазорчук В. Трагедія на чорноземах / В. Мазорчук // Голос України. – 1992. – 26 лютого. – С.12

9. Нечипоренко М. Україна на «чорній дошці» / М. Нечипоренко // Голос України. – 1992. – 20 жовтня. – С.12.

10. Польовий Л.П., Чирко Б.В. Національні меншини українського села в умовах колективізації. /Л. Польовий // Український історичний журнал. – 1993. - № 4-6. – С. 64-69

11. Реабілітовані історією. Збірник. – Київ; Миколаїв: Редакційна колегія «Реабілітовані історією», 2002. – 302 с.

12. Сергейчук В. Чтобы не поели соседские бураки… / В. Сергейчук // Голос Украины. – 1995. – 15 апреля. – С.11

13. Табачник Д. Голодомор: навчати, пам’ятати, досліджувати / Д. Табачник // Урядовий кур’єр. – 2003 – 15 травня. – С.4.

14. Хандрос Б. Смертные листы / Б. Хандрос // Юность. 1990. - №12. С.47-55.

15. Чорна книга України: Зб. документів, архівних матеріалів, листів, доповідей, статей, досліджень, есе. Упорядник; ред. Ф. Зубанич. – К.: Видавничий центр «Просвіта», 1998. – 784 с.