Главная              Рефераты - Разное

По Истории зарубежной литературы средних веков и эпохи Возрождения «Образ Гамлета в трагедии У. Шекспира «Гамлет» - реферат

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

ЗАЧЕТНАЯ КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

По Истории зарубежной литературы средних веков и эпохи Возрождения

«Образ Гамлета

в трагедии У. Шекспира «Гамлет»

Выполнил: студентка

030 гр. 71РЯ Гусева Т.В.

Томск 2009

Содержание:

Введение 3

1. Образ Гамлета в начале трагедии 4

2. Этика мести Гамлета. Кульминация трагедии. 10

3. Смерть главного героя 16

4. Идеальный герой Возрождения 19

Заключение 23

Список литературы 23

Введение

Трагедия Шекспира «Гамлет, принц датский» (1600г.) наи­более знаменитая из пьес английского драматурга. По мнению многих высоко авторитетных ценителей искус­ства, это одно из самых глубокомысленных творений человеческого гения, великая философская трагедия. Она касается важнейших вопросов жизни и смерти, ко­торые не могут не волновать каждого человека. Шек­спир-мыслитель предстает в этом произведении во весь свой гигантский рост. Вопросы, которые ставит траге­дия, имеют поистине общечеловеческое значение. Неда­ром на разных этапах развития человеческой мысли люди обращались к «Гамлету», ища в нем подтверж­дение взглядов на жизнь и мировой порядок.

Как истинно художественное произведение, «Гамлет» привлекает многие поколения людей. Меняется жизнь, возникают новые интересы и понятия, а каждое новое поколение находит в трагедии нечто близкое себе. Сила трагедии подтверждается не только ее популярностью у читателей, но и тем, что вот уже почти четыре столе­тия она не сходит с театральных подмостков.

Трагедия «Гамлет» возвестила о новом периоде творчества Шекспира, о новых интересах и настроениях писателя.

По словам В.Г. Белинского Каждая драма Шекспира представляет собой целый, отдельный мир, имеющий свой центр, свое солнце, около которого обращаются планеты с их спутниками» и в этой вселенной, если иметь в виду трагедию, солнцем является главный герой, которому предстоит вести сражение со всем несправедливым миром и отдать жизнь.

Самое привлекательное в трагедии – образ героя. «Это прекрасно, как принц Гамлет!» – воскликнул один из современников Шекспира Энтони Сколокер, и его мнение подтверждали многие люди, понимающие толк в искусстве, на протяжении столетий, прошедших со времени создания трагедии ( 1; С.6)

Чтобы понимать Гамлета и сочувствовать ему, не нужно оказаться в его жизненной ситуации – узнать, что отец злодейски убит, а мать изменила памяти мужа и вышла за другого. Даже при не­сходстве жизненных ситуаций Гамлет оказывается близким читателям, особенно если они обладают ду­ховными качествами, подобными тем, которые присущи Гамлету, –склонностью вглядываться в себя, погру­жаться в свой внутренний мир, остро вос­принимать несправедливость и зло, чувствовать чужую боль и страдание как свои собственные.

Гамлет стал любимейшим героем, когда широко распространилась романтическая чувствительность. Мно­гие стали отождествлять себя с героем трагедии Шекс­пира. Глава французских романтиков Виктор Гюго (1802-1885) писал в своей книге «Вильям Шекспир»: «На наш взгляд, «Гамлет» – главное создание Шекс­пира. Ни один образ, созданный поэтом, не тревожит и не волнует нас до такой степени».

Россия тоже не осталась в стороне от увлечения Гамлетом. Белинский утверждал, что образ Гамлета имеет общечеловеческое значение.

Образ Гамлета в начале трагедии

В начале действия Гамлет еще не появляется на сцене, но о нем упоминают, и это более многозначительно, чем кажется на первый взгляд.

В самом деле, ночные стражи — гвардия короля. Почему же они не докладывают о появлении Призрака, как должно,— «по начальству»,— кому-нибудь из приближенных короля, хотя бы Полонию, а привлекают Горацио, друга принца, а тот, убедившись в том, что Призрак похож на покойного короля, советует рассказать об этом не нынешнему королю, а Гамлету, не имеющему никакой власти и еще не провозглашенному наследником короны?

Шекспир строит действие не по датскому уставу караульной службы, а сразу направляет внимание зрителей на фигуру датского принца.

Он выделил принца черным костюмом, резко контрастирующим с красочными одеждами придворных. Все нарядились ради важной церемонии, обозначающей начало нового царствования, лишь один в этой пестрой толпе в траурном одеянии – Гамлет.

Его первые слова, реплика про себя, по- видимому, произносимая на авансцене и обращенная к зрителям: «Племянник пусть, но уж никак не милый»- сразу подчеркивает, что не только нарядом, но всем существом он не принадлежит к покорному и раболепному сонму тех, кто окружает короля.

Гамлет сдерживал себя, отвечая королю и матери. Оставшись один, он в страстной речи изливает душу.

Какие же чувства наполняют душу Гамлета, когда он впервые появляется на сцене? Прежде всего, горе, вызванное смертью отца. Оно усугублено тем, что мать так скоро забыла своего мужа и отдала сердце другому. Отношения родителей казались Гамлету идеальными. Но через месяц она уже вновь замужем, и «башмаков еще не износив, в которых шла за гробом», «еще и соль ее бесчестных слез на покрасневших веках не исчезла».

Для Гамлета мать была идеалом женщины чувство естественное в нормальной и тем более в такой хорошей семье, какая окружала Гамлета.

Измена Гертруды памяти мужа возмущает Гамлета и потому, что в его глазах братья несравнимы: «Феб и сатир». К этому добавляется еще то, что по понятиям шекспировской эпохи, брак с братом покойного мужа считался грехом кровосмешения.

Первый же монолог Гамлета обнаруживает его склонность из отдельного факта делать широчайшие обобщения. Поведение матери

приводит Гамлета к отрицательному суждению о всех женщинах

Со смертью отца и изменой матери для Гамлета наступило полное крушение того мира, в котором он до тех пор жил. Исчезла красота и радость жизни, не хочется больше жить. Произошла всего лишь семейная драма, но для впечатлительного и сильно чувствующего Гамлета оказалось достаточно, чтобы увидеть весь мир в черном цвете:

Каким ничтожным, плоским и тупым

Мне кажется весь свет в своих стремленьях! (6; С. 19)

Шекспир верен жизненной правде, когда так изображает душевную реакцию Гамлета на происшедшее. Натуры, наделенные большой чувствительностью глубоко воспринимают ужасные явления, непосредственно затрагивающие их. Гамлет именно такой человек- человек горячей крови, большого, способного к сильным чувствам сердца. Он отнюдь не тот холодный рациона­лист и аналитик, каким его себе иногда представляют. Его мысль возбуждается не отвлеченным наблюдением фактов, а глубоким переживанием их. Если мы с само­го начала ощущаем, что Гамлет возвышается над окру­жающими, то это не есть возвышение человека над об­стоятельствами жизни. Наоборот, одно из высших лич­ных достоинств Гамлета заключается в полноте ощуще­ния жизни, своей связи с ней, в сознании того, что все происходящее вокруг значительно и требует от человека определения своего отношения к вещам, событиям, лю­дям.

Гамлет пережил два потрясения — смерть отца и поспешный второй брак матери. Но его ждал еще третий удар. От Призрака он уз­нал, что смерть отца была делом рук Клавдия. Как го­ворит Призрак:

Ты должен знать, мой мальчик благородный,

Змея- убийца твоего отца-

В его короне. (6; С. 36)

Брат убил брата! Если уже дошло до этого, то гниль разъела самые основы человечности. Зло, вражда, измена вкрались в отношения людей, наиболее близких друг другу по крови. Именно это больше всего поразило Гамлета в откро­вениях Призрака: ни одному человеку, даже самому родному и близкому, нельзя верить! Гнев Гамлета об­ращается и против матери, и против дяди:

О, женщина- злодейка! О подлец!

О низость, низость с низкою улыбкой! (6; С. 38)

Пороки, разъедающие человеческие души, спрятаны глубоко. Люди научились прикрывать их. Клавдий не тот подлец, чья мерзость видна уже и в самом его внешнем облике, как, например, в Ричарде III, главном лице ранней хроники Шекспира. Он — «улыбчивый подлец, прячущий под маской благодушия, государствен­ной мудрости и склонностью к веселью величайшую бессердечность и жестокость».

Гамлет делает для себя печальный вывод — никому нельзя доверять. Это определяет его отношение ко всем окружающим, за исключением Горацио. В каждом он будет видеть возможного врага или пособника своих противников. Задачу мести за отца Гамлет принимает с несколь­ко неожиданным для нас пылом. Ведь совсем недавно мы слышали от него жалобы на ужасы жизни и при­знание, что он хотел бы покончить самоубийством, лишь бы не видеть окружающей мерзости. Теперь он прони­кается негодованием, собирается с силами.

Призрак возложил на Гамлета задачу личной ме­сти. Но Гамлет понимает ее иначе. Преступление Клав­дия и измена матери в его глазах — лишь частные про­явления общей порчи:

Век расшатался — и скверней всего,

Что я рожден восстановить его!

Если сначала, как мы видели, он с жаром клялся выполнить завет Призрака, то теперь для него мучи­тельно, что такая огромная задача легла на его плечи, он смотрит на нее как на «проклятие», она для него — тяжкое бремя. Те, кто считает Гамлета слабым, видят в этом не­способность, а может быть, и нежелание героя вступить в борьбу.

Он проклинает век, в который родился, проклинает, что ему суждено жить в мире, где царит зло и где он, вместо того чтобы отдаться истинно человеческим инте­ресам и стремлениям, должен все свои силы, ум и душу посвятить борьбе против мира зла.

Таким предстает Гамлет в начале трагедии. Мы видим, что герой истинно благороден. Он уже завоевал нашу симпатию. Но можем ли мы сказать, что он спо­собен легко и просто, не задумываясь, решать стоящую перед ним задачу и идти напролом? Нет, Гамлет стремится сначала осмыслить происходящее вокруг.

Было бы ошибкой искать в нем завершенности характера и ясности взгляда на жизнь. Мы можем сказать о нем пока, что он обладает врож­денным душевным благородством и судит обо всем с точки зрения истинной человечности. Он переживает глубочайший перелом. Белинский метко определил со­стояние, в каком находился Гамлет до смерти отца. То была «младенческая, бессознательная гармония», гармония, основанная на неведении жизни. Только столк­нувшись с реальностью, как она есть, человек оказыва­ется перед возможностью познать жизнь. Для Гамлета познание действительности начинается с потрясений огромной силы. Уже самое приобщение к жизни для него является трагедией.

Тем не менее, положение, в каком оказался Гамлет, имеет широкое и, можно сказать, типичное значение. Не всегда сознавая это, каждый нормальный человек проникается сочувствием к Гамлету, потому, что редко кто избегает ударов судьбы (1; С. 86)

Мы расстались с героем, когда он принял на себя задачу мести, принял как тяжкий, но священный долг.

Следующее, что мы о нем узнаем, это — его безумие. Офелия врывается к отцу, чтобы рассказать о странном посещении принца.

Полоний, которого давно тревожили отношения до­чери с принцем, сразу высказывает предположение: «Безумен от любви к тебе?» Дослушав ее рассказ, он утверждается в своей догадке:

Здесь явный взрыв любовного безумья,

В неистовствах которого подчас

Доходят до отчаянных решений. (6; С.48)

Более того, Полоний видит в этом последствие свое­го запрета Офелии встречаться с принцем: «Мне жаль, что ты была с ним эти дни сурова».

Так возникает версия о том, что принц сошел с ума. В самом ли деле Гамлет лишился рассудка? Вопрос занял в шекспироведении значительное ме­сто. Естественно было предположить, что несчастья, об­рушившиеся на молодого человека, вызвали помеша­тельство. Нужно сразу же сказать, что этого не было на самом деле. Сумасшествие Гамлета мнимое.

Не Шекспир придумал сумасшествие героя. Оно было уже в древней саге об Амлете и в ее французском пересказе у Бельфоре. Однако, под пером Шекспира ха­рактер притворства Гамлета существенно изменился. В дошекспировских трактовках сюжета, принимая обличие сумасшедшего, принц стремился усыпить бдительность своего врага, и ему это удавалось. Он ждал своего часа и тогда расправлялся с убийцей отца и его при­ближенными.

Гамлет Шекспира не усыпляет бдительность Клав­дия, а намеренно вызывает его подозрения и тревогу. Две причины определяют такое поведение шекспировского героя.

С одной стороны, Гамлет не уверен в истине слов Призрака. В этом принц обнаруживает, что ему далеко не чужды предрассудки относительно духов, еще весьма живучие в эпоху Шекспира. Но, с другой сторо­ны, Гамлет, человек уже нового времени, хочет под­твердить и весть из потустороннего мира совершенно реальным земным доказательством. Мы еще не раз столкнемся с подобным сочетанием старого и нового, и, как будет показано дальше, оно имело глубокий смысл.

Слова Гамлета заслуживают внимания и в другом аспекте. В них содержится прямое признание угнетен­ного состояния героя. Сказанное теперь перекликается с печальными мыслями Гамлета, высказанными в кон­це второй картины первого акта, когда он помышлял о смерти.

Кардинальный вопрос, связанный с этими признаниями, заключается вот в чем: является ли Гамлет та­ким по натуре или его душевное состояние вызвано страшными событиями, с которыми он столкнулся? От­вет, несомненно, может быть только один. До всех из­вестных нам событий Гамлет был цельной гармониче­ской личностью. Но мы встречаем его уже тогда, когда эта гармония нарушена. Белинский так объяснил состояние Гамлета после смерти отца: «…Чем человек выше духом, тем ужаснее бывает его распадение, и тем тор­жественнее бывает его победа над своею конечностью, и тем глубже и святее его блаженство. Вот значение Гамлетовой слабости».

Под «распадением» он имеет в виду не нравственное разложение личности героя, а распад духовной гармонии, ранее присущей ему. Нару­шилась прежняя цельность взглядов Гамлета на жизнь и действительность, какой она тогда казалась ему.

Хотя идеалы Гамлета остались прежними, но все, что он видит в жизни, противоречит им. Его душа раз­дваивается. Он убежден в необходимости выполнить долг мести — слишком ужасно преступление и до пре­дела мерзок ему Клавдий. Но душа Гамлета полна печали — не прошла скорбь из-за смерти отца и горе, вызванное изменой матери. Все, что Гамлет видит, под­тверждает его отношение к миру — сад, заросший сор­няками, «дикое и злое в нем властвует». Зная все это, удивительно ли, что мысль о само­убийстве не покидает Гамлета?

Во времена Шекспира еще сохранялось унаследованное от средних веков отношение к сумасшедшим. Их причудливое поведение служило поводом для смеха. Прикидываясь безумным, Гамлет одновременно как бы надевает на себя личину шута. Это дает ему право говорить людям в лицо то, что он о них думает. Гамлет широко пользуется этой возможностью.

В Офелию он поселил смятение своим поведением. Она первая видит разительную перемену, происшедшую в нем. Полония Гамлет просто дурачит, и тот легко поддается на выдумки притворного безумца. Его Гамлет разыгрывает определенным образом. «Все время наигрывает на моей дочери,— говорит Полоний,— а вначале он меня не узнал; сказал, что я торговец рыбой…». Второй мотив в «игре» Гамлета с Полонием — его борода. Как помнит читатель, на вопрос Полония о книге, в которую принц все время за­глядывает, Гамлет отвечает: «этот сатирический плут говорит здесь, что у старых людей седые бороды…». Когда потом Полоний жалу­ется, что монолог, читаемый актером, слишком длинен, принц резко обрывает его: «Это пойдет к цирюльнику, вместе с вашей бородой…».

С Розенкранцем и Гильденстерном, приятелями- студентами, Гамлет играет по-иному. С ними он ведет себя так, как если бы ве­рил в их дружбу, хотя сразу же подозревает, что они подосланы к нему. Гамлет отвечает им откровенностью на откровенность. Его речь — одно из самых знаменательных мест пьесы.

«Последнее время — а почему, я и сам не знаю– я утратил свою веселость, забросил все привычные занятия; и, действительно, на душе у меня так тяжело что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом… Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Как бесконечен способностью! В обличии и в движениях — как выразителен и чудесен. В действии — как сходен с ангелом! В постижении - как сходен с божеством! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха. Из людей меня не радует ни один, нет, также и ни одна, хотя вашей улыбкой вы как будто хотите сказать другое».

Гамлет, конечно, только играет в откровенность с Розенкранцем и Гильденстерном. Но, хотя Гамлет мастерски разыгрывает своих приятелей по университету, он в самом деле раздираем противоречиями. Духовное равновесие Гамлета полностью нарушено. Он и издевается над подосланными к нему шпионами, и говорит правду о своем изменившемся отношении к миру. Конечно, Розенкранц и Гильденстерн, не знавшие ничего о тайне смерти прежнего короля, и догадаться не могли, что мысли Гамлета заняты задачей мести. Не знали они и того, что принц корил себя за медлительность. Мы будем недалеки от истины, если предположим, что Гамлету хочется видеть себя таким мстителем, который медлит, но тем сильнее будет удар, когда он нанесет его с такой же неумолимостью. (1, С. 97)

Мы знаем, однако, что у Гамлета были сомнения, насколько можно верить Призраку. Ему необходимо та­кое доказательство вины Клавдия, которое было бы по-земному достоверным. Он решает воспользоваться приездом труппы для того, чтобы показать королю пьесу, в которой будет представлено точно такое зло­действо, какое совершил он:

«зрелище — петля,

Чтоб заарканить совесть короля».

Вероятно, план этот возник тогда, когда Первый ак­тер так взволнованно читал монолог о Пирре и Гекубе. Отсылая от себя актеров, Гамлет заказывает главе труп­пы представление пьесы «Убийство Гонзаго» и просит включить в нее шестнадцать строк, написанных им са­мим. Так возникает замысел Гамлета проверить истину слов Призрака. Гамлет не полагается ни на свою интуицию, ни на голос из потустороннего мира, ему необходимо доказа­тельство, удовлетворяющее требованиям разума. Неда­ром в большой речи, выражающей взгляд Гамлета на вселенную и человека (о ней сказано выше), Гамлет ставит разум на первое место, когда восклицает: «Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом!». Только посредством этой выс­шей способности человека и намерен Гамлет осудить ненавистного ему Клавдия.

Отдав дань пристальному чтению отдельных сцен трагедии, не забудем о тех крепких спайках, которые держат ее начало и всю восходящую линию действия. Такую, роль играют два больших монолога Гамлета — в конце дворцовой сцены и в конце второго акта.

Прежде всего, обратим внимание на их тональность. Оба необыкновенно темпераментны. «О, если б этот плотный сгусток мяса// Растаял, сгинул, изошел росой!». За этим следует откровенное признание в том, что Гамлету хотелось бы уйти из жизни. Но скорбная интонация сменяется гневом на мать. Бурным потоком льются слова из уст Гамлета, находящего все новые и новые выражения для осуждения ее ( 1 ;С. 99)

Благород­ный гнев героя вызывает к нему симпатию. Вместе с тем мы чувствуем: если мысль о самоубийстве и мелькает в сознании Гамлета, то инстинкт жизни в нем сильнее. Скорбь его огромна, но пожелай он в самом деле расстаться с жизнью, человек такого темперамента не рассуждал бы столь пространно.

Что говорит первый большой монолог героя о его характере? Во всяком случае не о слабости. Внутрен­няя энергия, присущая Гамлету, получает ясное выражение в его гневе. Человек слабохарактерный не преда­вался бы возмущению с такой силой.

Монолог, завершающий второй акт, полон укоров в бездействии. И опять в нем поражает возмущение, на этот раз направленное против самого себя. Какую толь­ко брань не обрушивает на свою голову Гамлет: «Ту­пой и малодушный дурень», «ротозей», «трус», «осел», «баба», «судомойка». Мы видели раньше, как он суров по отношению к матери, как полон вражды к Клавдию. Но Гамлет не из тех, кто находит дурное только в других. Не менее суров и беспощаден он по отношению к себе, и эта осо­бенность его еще больше подтверждает благородство его натуры. Нужна предельная честность, чтобы судить себя столь же, если не более строго, чем других.

Конец монолога, в котором Гамлет излагает свой план, опровергает мнение о том, будто он не хочет ни­чего делать для осуществления мести. Прежде чем дей­ствовать, Гамлет хочет подготовить для этого подходя­щие условия (1; С.100).

Этика мести Гамлета. Кульминация трагедии.

У Гамлета есть своя этика мести. Он хочет, чтобы Клавдий узнал, за что его ожидает кара. Он стремится возбу­дить в Клавдии сознание его вины. Этой цели посвящены все действия героя вплоть до сцены «мышеловки». Нам такая психология может показаться странной. Но надо знать историю кровавой мести эпохи; когда возникла особая изощренность отплаты врагу, и тогда станет понятной тактика Гамлета. Ему надо, чтобы Клавдий проникся сознанием своей преступности, он хочет покарать врага сначала внутренними терзания­ми, муками совести, если она у него есть, и лишь по­том нанести роковой удар так, чтобы он знал, что его карает не только Гамлет, а нравственный закон, все­человеческая справедливость.

Много позже, в спальне королевы, сразив мечом спрятавшегося за занавесом Полония, Гамлет в том, что кажется случайностью, видит про­явление высшей воли, воли небес. Они возложили на него миссию быть Scourge and minister — бичом и ис­полнителем их предначертания. Именно так смотрит Гамлет на дело мести. А что означают слова: «им покарав меня и мной его»? (1 ;С.101)

Что Полоний наказан за свое вмешательство в борьбу между Гамлетом и Клавдием, явствует из слов Гам­лета: «Вот как опасно быть не в меру шустрым» А за что же наказан Гамлет? За то, что действо­вал необдуманно и сразил не того, кого хотел, и тем самым дал понять королю, в кого он метил.

Наша следующая встреча с Гамлетом происходит в галерее замка, куда его вызвали. Гамлет приходит, не зная, кто и зачем ожидает его, весь во власти своих мыслей, выражает их в своем самом знаменитом монологе.

Монолог «Быть иль не быть» — высшая точка сом­нений Гамлета. Он выражает умонастроение героя, момент наивысшего разлада в его сознании. Уже по одному этому было бы неверно искать в нем строго логики. Ее нет здесь. Мысль героя переносится с одного предмета на другой. Он начинает размышлять об одном, переходит к другому, третьему и ни на один из

вопросов, им самим же поставленных перед собой, не полу­чает ответа.

Означает ли для Гамлета «быть» только жизнь вообще? Взятые сами по себе первые слова монолога могут быть истолкованы в этом смысле. Но не требу­ется особого внимания, чтобы увидеть незаконченность первой строки, тогда как следующие строки раскры­вают смысл вопроса и противопоставление двух поня­тий - что значит «быть» и что - «не быть»:

Что благородней духом -покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством ?

Здесь дилемма выражена совершенно ясно: «быть»— значит восстать на море смут и сразить их, «не быть» — покоряться «пращам и стрелам яростной судьбы».

Постановка вопроса имеет прямое отношение к си­туации Гамлета: сражаться ли против моря зла или уклониться от борьбы? Здесь, наконец, с большой силой проявляется противоречие, выражения которого встречались и раньше. Но в начале третьего акта Гамлет опять оказывается власти сомнений. Эти перемены настроений крайне характерны для Гамлета. Мы не знаем, свойственны ли ему колебания и сомнения в счастливую пору его жизни. Но теперь эта неустойчивость проявляется со всей несомненностью.

Какую же из двух возможностей выбирает Гамлет? «Быть», бороться — таков удел, принятый им на себя. Мысль Гамлета забегает вперед, и он видит один из исходов борьбы — смерть! Здесь в нем просыпается мыслитель, задающийся новым вопросом: что такое смерть? Гамлету снова видятся две возможности того, что ожидает человека после кончины. Смерть есть погружение в небытие при полном отсутствии сознания:

Умереть, уснуть —

И только: и сказать, что сном кончаешь

Тоску и тысячу природных мук…

Но есть и страшная опасность: «Какие сны приснятся в смертном сне,//Когда мы сбросим этот бренный шум…». Может быть, ужасы загробной ни похуже всех бед земных: «Вот что сбивает нас; где причина// Того, что бедствия столь долговечны…». И дальше:

Вчитаемся в мо­нолог и станет ясно, что Гамлет рассуждает вообще — обо всех людях, а им не доводилось встречаться с выходцами из потустороннего мира. Мысль Гамлета вер­на, но с фабулой пьесы она расходится.

Второе, что бросается в глаза в этом монологе,— мысль о том, что от тягот жизни легко избавиться, если «Дать себе расчет простым кинжалом».

Теперь обратимся к той части монолога, в которой перечисляются бедствия людей в этом мире:

Кто снес бы плети и глумленье века,

Гнет сильного, насмешку гордеца,

Боль презренной любви, судей медливость,

Заносчивость властей и оскорбленья.

Чинимые безропотной заслуге,

Когда б он сам мог дать себе расчет…

Заметим: ни одно из этих бедствий не касается Гам­лета. Он рассуждает здесь не о себе, а обо всем на­роде, для которого Дания действительно тюрьма. Гам­лет предстает здесь как мыслитель, озабоченный тяж­кой судьбой всех людей, страдающих от несправедли­востей. (1;С.104)

Но то, что Гамлет думает обо всем человечестве,— ещё одна черта, говорящая о его благородстве. Но как же быть нам с мыслью героя о том, что все­му можно положить конец простым ударом кинжала? Монолог «Быть иль не быть» от начала до конца про­низан тяжким сознанием горестей бытия. Можно смело сказать, что уже начиная с первого монолога героя ясно: жизнь не дает радостей, она полна горя, неспра­ведливости, разных форм поругания человечности. Жить в таком мире тяжело и не хочется. Но Гамлет не должен расстаться с жизнью, ибо на нем лежит задача мести. Расчет кинжалом он должен произвести, но не над собой!

Монолог Гамлета заканчивается мыслью о природе раздумий. В данном случае Гамлет приходит к неутешитель­ному выводу. Обстоятельства требуют от него действия, а раздумья парализуют волю. Гамлет признает, что избыток мысли ослабляет спо­собность к действию (1;С. 105).

Как уже сказано, монолог «Быть иль не быть» — выс­шая точка раздумий и сомнений героя. Он приоткрывает нам душу героя, которому непомерно тяжело в мире лжи, зла, обмана, злодейства, но который тем не менее не утратил спо­собности к действию.

В этом мы убеждаемся, наблюдая его встречу с Офелией. Как только он замечает ее, его тон сразу ме­няется. Перед нами уже не задумчивый Гамлет, раз­мышляющий о жизни и смерти, не человек, полный сомнений. Он сразу надевает личину безумия и гово­рит с Офелией жестко. Выполняя волю отца, она за­вершает их разрыв и хочет вернуть подарки, некогда полученные от него. Гамлет тоже делает все, чтобы оттолкнуть от себя Офелию. «Я вас любил когда-то»,— говорит он сначала, а потом отрицает и это: «я не лю­бил вас». Речи Гамлета, обращенные к Офелии, полны изде­вок. Он советует ей идти в монастырь: «Уйди в мона­стырь; к чему тебе плодить грешников?» «Или, если уж ты непременно хочешь замуж, выходи замуж за ду­рака, потому что умные люди хорошо знают, каких чу­довищ вы из них делаете». Король и Полоний, подслушивавшие их разговор, лишний раз убеждаются в безумии Гамлета (1; С. 106).

Сразу после этого Гамлет дает наставления акте­рам, и в его речи нет и следа умопомешательства. Наоборот, сказанное им вплоть до нашего времени цитируется как бесспорная основа эстетики те­атра. Нет следов безумия и в следующей речи Гамле­та, обращенной к Горацио, в которой герой выражает свой идеал человека, а затем просит друга понаблю­дать за Клавдием во время представления. Новые штрихи, которые появились в образе Гамлета в сцене беседы с актерами - теплота души, вдохновение художника, рассчитывающего на взаимопонимание (3; С. 87)

Играть безумного Гамлет начинает опять лишь тог­да, когда весь двор во главе с царственными особами приходит посмотреть заказанный принцем спектакль.

На вопрос короля, как он поживает, принц резко отвечает: «питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями; так не откармливают и каплунов» Смысл этой реплики становится понятным, если мы вспомним, что Клавдий объявил Гамлета своим наслед­ником, и это подтверждает Розенкранц. Но Гамлет понимает, что король, убивший своего брата, преспокойно может расправить­ся и с ним. Недаром принц говорит Розенкранцу: «пока трава растет…» За этим началом пословицы следует: «…лошадь может сдохнуть».

Но заметнее всего вызывающий характер поведе­ния Гамлета, когда он отвечает на вопрос короля, нет ли чего-нибудь предосудительного в пьесе: «Эта пьеса изображает убийство, совершенное в Вене; имя гер­цога — Гонзаго; его жена — Баптиста; вы сейчас уви­дите; это подлая история; но не все ли равно? Вашего величества и нас, у которых душа чиста, это не касается…». Еще резче и прямее звучат слова, когда на сцене Луциан вливает яд в ухо спящего короля (актера); «комментарий» Гамлета не оставляет сомнений: «Он отравляет его в саду ради его державы. Его зовут Гон­заго. Такая повесть имеется и написана отменнейшим итальянским языком. Сейчас вы увидите, как убийца снискивает любовь Гонзаговой жены» . Здесь сарказм имеет уже два адреса. Впрочем, и вся пьеса, разыгрываемая актерами, метит одновременно и в Клавдия; и в Гертруду! (1; С. 107)

Поведение короля, прервавшего представление, не оставляет у Гамлета никаких сомнений: «я за слова Призрака поручился бы тысячью золотых». Горацио подтверждает наблюдение Гамлета — король смутился, когда театральный злодей влил яд в ухо спящего короля.

После представления Розенкранц и Гильденстерн являются к Гамлету, они сообщают ему о том, что ко­роль расстроен и что мать приглашает его для беседы. За этим следует одно из самых знаменитых мест пьесы.

Розенкранц делает еще одну попытку вызнать тай­ну принца, ссылаясь на их прежнюю дружбу. После этого Гамлет разыгрывает Полония и наконец, после всех треволнений этого дня и вечера, остается один. Теперь, оставшись один, Гамлет признается себе (и нам):

…сейчас я жаркой крови

Испить бы мог и совершить такое,

Что день бы дрогнул.

Гамлет обрел уверенность в вине Клавдия. Он соз­рел для мести: готов расправиться с королем и открыть матери всю ее преступность. (1; С.108)

«Мышеловка» – кульминация трагедии. Гамлет до­бивался верного второго и третье­го актов. Никто из действующих лиц, за исключением Горацио, не знает тайны, которую поведал принцу Призрак. Зрители и читатели осведомлены о ней. Они склонны поэтому забывать, что у Гамлета есть тайна и что все его поведение обусловлено стремлением по­лучить подтверждение слов Призрака. Единственный, кто озабочен поведением Гамлета по-настоящему,— Клавдий. Он хотел бы поверить Полонию, что Гамлет лишился рассудка из-за того, что Офелия отвергла его любовь. Но во время свидания он мог убедиться, что не Офелия изгнала его из своего сердца, а Гамлет от­рекся от любимой девушки. Он расслышал странную угрозу принца: «у нас не будет больше браков; те, кто уже в браке, все, кроме одного, будут жить…». Тогда Клавдий не мог еще знать, что она означает,— может быть, всего лишь недовольство по­спешным браком матери. Теперь противники знают друг о друге главное.

Клавдий сразу принимает решение. Он, вначале удерживавший принца около себя, чтобы легче было следить за ним, теперь решает отправить его в Англию. Мы еще не знаем всего коварства плана Клав­дия, но видим, что он боится держать принца вблизи. Для этого, как станет ясно очень скоро, у короля есть ос­нования. Теперь, когда Гамлет знает о его преступлении, ни­что не может остановить его мести. И случай, каза­лось бы, подвертывается. Идя к матери, Гамлет ока­зывается один на один с королем, пытающимся отмо­лить свой грех. Гамлет входит, и его первая мысль:

Теперь свершить бы все…

Но рука принца останавливается: Клавдий молится, его душа обращена к небу, и, если его убить, она взойдет на небо. Это — не месть. Не такого возмездия жаж­дет Гамлет:

…буду ль я отмщен,

Сразив его в душевном очищенье,

Когда он в путь снаряжен и готов?

Нет. (1 ;С. 109)

Гамлет не кривит душой, не обманывает себя и нас, когда говорит, что убить молящегося Клавдия — значит отправить его на небо. Вспомним сказанное выше об этике мести. Гам­лет видел Призрака-отца, который мучается, потому что умер без надлежащего покаяния, Клавдию Гамлет хо­чет отомстить так, чтобы он в загробном мире вечно корчился от мук. Вслушаемся в речь героя. Разве в ней слышится малейший отголосок душевной слабости?

Назад, мой меч, узнай страшней обхват;

Когда он будет пьян, или во гневе,

Иль в кровосмесных наслажденьях ложа;

В кощунстве, за игрой, за чем-нибудь,

В чем нет добра.— Тогда его сшиби.

Гамлет жаждет действенной мести—отправить Клав­дия в ад на вечные муки. Соответственно умертвить Клавдия в момент, когда король обращается к богу, по мнению Гамлета, равносильно тому, чтобы отправить душу убийцы в рай. (5 ; С. 203) Когда в следующей сцене Гертруда, опасаясь угро­жающих слов Гамлета, вскрикивает, прося о помощи, из-за занавеса раздается крик. Гамлет, не раздумывая, пронзает это место мечом. Он думает, что его разговор с матерью подслушивал король — и вот подходящий мо­мент, чтоб сразить его. Гамлет с сожалением убежда­ется в своей ошибке — то был всего-навсего лишь По­лоний, «жалкий, суетливый шут». Нет сомнений, что Гамлет метил именно в Клавдия ( 1; С .110) Когда за занавесом падает тело, принц спрашивает мать: «это был король?». Увидев тело По­лония, Гамлет признается: «Я метил в высшего». Удар Гамлета не только не попал в цель, он дал Клавдию ясно понять намерения принца. «Так было бы и с нами, будь мы там»,— говорит король, узнав о гибели Полония.

Таким образом, нет оснований сомневаться в ре­шимости Гамлета. Он не похож на расслабленного че­ловека, утратившего всякую способность к действию. Но это отнюдь не означает, что герой озабочен лишь одной целью — сразить своего обидчика. Весь разговор Гамлета с матерью с несомненностью показывает оже­сточение принца, видящего, что зло захватило и душу такого дорогого для него человека, как его мать.

Мы видели с самого начала трагедии горе Гамле­та, вызванное поспешным браком его матери. В «Мы­шеловке» для нее специально предназначены строки, произносимые актером, игравшим королеву:

Предательству не жить в моей груди.

Второй супруг — проклятие и стыд!

Второй — для тех, кем первый был убит…

Критики спорят, какие шестнадцать строк вставил Гамлет в текст «Убийства Гонзаго». Вероятнее всего те, в которых содержатся прямые упреки матери. Но независимо от того, насколько верно это предположе­ние, Гамлет, после того как прозвучали приведенные здесь слова старинной пьесы, спрашивает мать: «Су­дарыня, как вам нравится эта пьеса?» — и слышит в ответ сдержанные, но достаточно значительные слова, соответствующие нынешнему положению Гертруды: «Эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему». Можно спросить, почему Гамлет раньше ничего не говорил матери? Он ждал часа, когда будет уверен в преступлении Клавдия (1;С.111) Теперь, после «Мышеловки», Гамлет открывает ей, что она — жена того, кто убил ее мужа. Когда Гертруда упрекает сына за то, что он совершил «кровавый и шальной поступок», убив Полония, Гамлет отвечает:

Немного хуже, чем в грехе проклятом,

Убив царя, венчаться с царским братом.

Но Гамлет не может обвинять мать в смерти ее мужа, так как он знает, кто был убийцей. Однако если раньше Гамлет видел только измену матери, теперь она запятнана браком с убийцей мужа. Гамлет ставит в один преступный ряд убийство им Полония, злодея­ние Клавдия, измену матери. Следует обратить внимание на то, как произносит Гамлет свои обращения к матери. Надо вслушаться в интонацию его тирад:

Рук не ломайте. Тише! Я хочу

Ломать вам сердце; я его сломаю…

Обвиняя мать, Гамлет говорит о том, что ее измена есть прямое нарушение нравственности. Поведение Гертру­ды приравнено Гамлетом к тем нарушениям мирового порядка, которые заставляют содрогаться всю Землю. Гамлету можно предъявить упрек, что он берет на себя слишком много. Вспомним, однако, его слова: он бич и исполнитель высшей воли.

Весь тон беседы Гамлета с матерью отличается же­стокостью. Появление Призрака усиливает его жажду мести. Но теперь осуществлению ее препятствует от­правка в Англию. Подозревая подвох со стороны ко­роля, Гамлет выражает уверенность, что может устра­нить опасность. Размышляющий Гамлет уступает место действенному Гамлету.

На допросе, который производит сам король, пре­дусмотрительно окруженный стражей, Гамлет позволя­ет себе шутовские речи, которые можно принять за бред безумного, но читатель и зритель знают, рассуж­дение Гамлета о том, как король может стать пищей червей, таит в себе угрозу; особенно понятен скрытый смысл ответа королю на вопрос, где Полоний. Гамлет говорит: «На небесах; пошлите туда посмотреть; если ваш посланный его там не найдет, тогда поищите его в другом месте сами», то есть в аду; мы помним, куда принц намерен отправить Клавдия…

Мы проследили поведение Гамлета на протяжении двух стадий развития действия после того, как он узнал от Призрака тайну смерти отца. У Гамлета есть твердое намерение покончить с Клавдием, если удастся настигнуть его в момент, когда он будет совершать что-нибудь дурное, тогда, сраженный ме­чом, он попадет на вечные муки в ад.

Задача мести не только не мешает, но усугубляет отвращение к миру, каким он открылся принцу после смерти отца.

Начинается новая фаза действия. Гамлета с надеж­ной стражей отправляют в Англию. Он понимает на­мерение короля. Ожидая посадки на корабль, Гамлет видит проход войск Фортинбраса. Для принца это слу­жит новым поводом для размышлений.

Сомнения кончились, Гамлет обрел решимость. Но теперь обстоятельства против него. Ему надо думать не о мести, а о том, как избежать ловушки, приготов­ленной для него.

Смерть главного героя

Смерть витает над трагедией с самого начала, когда появляется Призрак убитого короля. И вот в сцене на кладбище перед Гамлетом предстает реальность смер­ти —земля, хранящая истлевшие трупы. Первый мо­гильщик лихо выбрасывает черепа из земли, в которой он роет могилу для Офелии. Среди них череп королев­ского шута Йорика.

Гамлета поражает бренность всего сущего. Даже человеческое величие не избежит такой судьбы: у Александра Македонского был такой же вид в земле и он так же дурно пахнул.

В трагедии сталкиваются два понятия о смерти, две точки зрения на нее: традиционная, религиозная, ут­верждающая, что души человеческие после смерти еще продолжают существовать, и реальная: облик смерти — кости, остающиеся от человека. Об этом Гамлет рас­суждает с иронией: «Александр умер, Александра по­хоронили, Александр превращается в прах; прах есть земля; из земли делают глину; и почему этой глиной, в которую он обратился, не могут заткнуть пивную бочку?

Державный Цезарь обращенный в тлен,

Пошел, быть может, на обмазку стен.

Два представления о смерти — религиозное и реаль­ное как будто не противоречат друг другу. В одном речь идет о человеческой душе, в другом о его теле. Впрочем, пришелец с того света, как помнит читатель, в не лучшем виде описывает себя — после отравления: мерзостные струпья облепили его тело. Значит, и в загробный мир доходит земная короста…(1; С.117)

До сих пор речь шла о смерти вообще. Череп Йори­ка несколько приблизил смерть к Гамлету. Этого шута он знал и любил. Однако и эта смерть остается для принца все еще отвлеченной. Но вот на кладбище по­является траурная процессия и Гамлет узнает, что хо­ронят его возлюбленную.

После отплытия в Англию он ничего не мог слы­шать о судьбе Офелии. Не успел рассказать ему о ней и Горацио. Мы знаем, как повергла в скорбь Гамлета смерть отца. Теперь он опять потрясен до глубины души. Не пожалел слов для выражения горя Лаэрт. Гамлет не уступил ему в этом. Мы не раз слышали страстные речи героя. Но теперь, кажется, он превзошел самого себя:

Ее любил я; сорок тысяч братьев

Всем множеством своей любви со мною

Не уравнялись бы

Что горе Гамлета велико — несомненно, и так же верно, что он по-настоящему потрясен. Но в этой го­рячей речи есть нечто неестественное, не свойственное другим, даже самым пылким речам Гамлета. Похоже на то, что Гамлету передалась напыщенность риторики Лаэрта. Гиперболы Гамлета слишком явны, чтобы мож­но было поверить, как верим мы другим сильным речам героя. Правда, в жизни бывает, что глубокое потрясе­ние вызывает поток слов, лишенных смысла. Может быть, именно это и происходит в данный момент с Гам­летом. Королева находит прямое объяснение поведению сына: «Это бред». Он отбушует и успоко­ится, считает она (1;С. 119). Неужели горе Гамлета было наигранным? В это не хочется верить. Словам королевы нельзя доверять. Она убеждена в сумасшествии сына и во всем его поведении видит только это.

Если можно объяснить громогласную речь Гамлета над прахом возлюбленной, то странно звучит его не­жданно примирительное обращение к Лаэрту: «Скажи­те, сударь, Зачем вы так обходитесь со мной? Я вас всегда любил». С точки зрения обыч­ной логики слова Гамлета абсурдны. Ведь он убил отца Лаэрта…

Гамлет вернулся в Данию во многом новым чело­веком. Раньше его гнев распространялся абсолютно на всех. Теперь Гамлет будет враждовать только с глав­ным врагом и его прямыми пособниками. К остальным лицам он намерен относиться терпимо. В частности, это относится к Лаэрту. В последующей после кладбища сцене Гамлет говорит другу:

Я весьма жалею, друг Горацио,
Что я с Лаэртом позабыл себя;
В моей судьбе я вижу отраженье

Его судьбы; я буду с ним мириться…

Слова Гамлета на кладбище — первое проявление этого намерения. Он знает, что причинил горе Лаэрту, убив его отца, но, по-видимому, считает, что Лаэрт дол­жен понять неумышленность этого убийства.

Заключая беседу с Горацио, Гамлет признает, что на кладбище он погорячился, но Лаэрт «своим кичливым горем меня взбесил». Вот объяснение пре­увеличенных выражений горя Гамлета. Уходя с кладбища, принц не забывает о главной задаче и снова прикидывается безумным.

Но меланхолия в смысле, принятом современниками Шекспира, намерение «вычистить желудок грязный мира» не покидает Гамлета. Так же как раньше Гамлет потешался над Полонием, издевается он над Озриком.

Получив приглашение состязаться с Лаэртом в фех­товании, Гамлет не испытывает никаких подозрений. Он считает Лаэрта дворянином и не ожидает от него подвоха. Но на душе у принца неспокойно. Он призна­ется Горацио: «…ты не можешь себе представить, какая тяжесть здесь у меня на сердце, но это все рав­но. Это, конечно, глупости; но это словно какое-то предчувствие, которое, быть может, женщину и сму­тило бы».

Горацио советует внять предчувствию и отказаться от поединка. Но Гамлет отвергает его предложение словами, которым критики издавна придают большое значение, ибо в них и мысль, и интонация новые для Гамлета:

«…Нас не страшат предвестия, и в гибели воробья есть особый промысел. Если теперь, так, значит, не по­том; если не потом, так, значит, теперь; если не теперь, то все равно когда-нибудь; готовность — это все. Раз то, с чем мы расстаемся, принадлежит не нам, так не все ли равно — расстаться рано? Пусть будет». Эту речь Гамлета надо приравнять к его большим монологам.

Вернувшись в Эльсинор, Гамлет не может прямо напасть на короля, который находится под надежной охраной. Гамлет понимает, что борьба будет продол­жаться, но как и когда — ему неведомо. О сговоре Клавдия и Лаэрта он не подозревает. Но твердо знает, что наступит момент, и тогда надо будет действовать. Когда Горацио предупреждает, что король скоро узна­ет, как принц поступил с Розенкранцем и Гильденстерном, Гамлет отвечает: «Промежуток мой»(1 ; С. 122). Иначе говоря, Гамлет рассчитывает покончить с Клавдием в самое короткое время и только выжидает под­ходящего случая.

Управлять событиями Гамлет не может. Ему при­ходится положиться на счастливую случайность, на волю провидения. Он говорит другу:

Хвала внезапности: нас безрассудство

Иной раз выручает там, где гибнет

Глубокий замысел; то божество

Намерения наши довершает,

Хотя бы ум наметил и не так…

Трудно сказать, когда точно пришел Гамлет к убеж­дению в решающей роли высших сил для человеческих дел — тогда ли на корабле, либо бежав с него, либо по возвращении в Данию. Во всяком случае, он, ранее думавший, что все зависит от его воли, когда он решит­ся на свою месть, убедился в том, что осуществление человеческих намерений и планов далеко не в воле человека; многое зависит от обстоятельств. Гамлет обрел то, что Белинский назвал мужественной и созна­тельной гармонией. ( 1; С; 123)

Да, таков Гамлет финальной сцены. Не подозревая подвоха, он идёт на состязание с Лаэртом. Перед началом боя он уверяет Лаэрта в своей дружбе и просит прощения за ущерб, нанесенный ему. Гамлет- невнима­тельно отнесся к его ответу, иначе он раньше заподо­зрил бы неладное. Догадка осеняет его только во время третьей схватки, когда Лаэрт ранит принца отравлен­ным клинком. В это время умирает и королева, выпив­шая отраву, приготовленную королем для Гамлета. Ла­эрт признается в своем предательстве и называет ви­новника. Гамлет обращает отравленное оружие против короля и, видя, что тот только ранен, заставляет его допить отравленное вино.

Новое умонастроение Гамлета сказалось в том, что, распознав измену, он немедля убил Клавдия,— имен­но так, как ему хотелось когда-то.

Гамлет погибает как воин, и его прах уносят со сцены с воинскими почестями. Зритель шекспировского театра в полной мере оценивал значение военной цере­монии. Гамлет жил и умер, как герой.

Эволюция Гамлета запечатлена в трагедии суровыми красками и предстает во всей своей сложности.(3; С. 83)

Идеальный герой возрождения

В пьесах Шекспира есть такая особенность: каков бы ни был отрезок времени, когда происходит дейст­вие; в течение его человек проходит свой жизненный путь. Жизнь героев шекспировских трагедий начинает­ся с того момента, когда они оказываются вовлеченными в драматический конфликт. И действительно, человече­ская личность раскрывает себя полностью, когда вольно или невольно вовлекается в борьбу, исход которой ока­зывается иногда для нее трагическим (1; С. 124).

Перед нами прошла вся жизнь Гамлета. Да, именно так. Хотя действие трагедии охватывает всего несколько месяцев, но они и были периодом подлинной жизни героя. Правда, Шекспир не оставляет нас в неведении, каким был герой до того, как возникли роковые обстоятельства. Несколькими штрихами автор дает по­нять, какою была жизнь Гамлета до гибели его отца. Но всё предшествующее трагедии имеет мало значе­ния, потому что нравственные качества и характер ге­роя выявляются в процессе жизненной борьбы.

Двумя средствами знакомит нас Шекспир с прош­лым Гамлета: его собственными речами и мнением о нем других.

Из слов Гамлета «я утратил свою веселость, забро­сил все привычные занятия» легко сделать вывод о душевном состоянии Гамлета-студента. Он жил в мире интеллектуальных интересов. Не слу­чайно Шекспир-художник избрал именно Виттенбергский университет для своего героя. Слава этого города основывалась на том, что именно здесь Мартин Лютер 31 октября 1517 года прибил к дверям собора свои 95 тезисов, направленных против римско-католической церкви. Виттенберг стал, благодаря этому, синонимом духовной ре­формации XVI века, символом свободной мысли. Круг, в котором вра­щался Гамлет, составляли его товарищи по университету. При всей экономии, необходимой для драмы, Шекспир ввел в число действующих лиц трех однокашников Гамлета по университету — Горацио, Розенкранца и Гильденстерна. От этих последних мы узнаем, что Гамлет был любителем театра. Нам известно также, что Гамлет не толь­ко читал книги, но и сам писал стихи. Этому обучали в тогдашних университетах. В трагедии есть даже два образца литературного письма Гамлета: любовный сти­шок, адресованный Офелии, и шестнадцать стихотвор­ных строк, вставленных им в текст трагедии «Убийство Гонзаго».

Автором подчеркнута интеллектуальность Гамлета, его широкий интерес к культуре и особенно к искусству (литература, театр). Но это далеко не весь Гамлет(1;С. 125)

Шекспир представил его типичным «универсальным че­ловеком» эпохи Возрождения. Именно таким рисует его Офелия, жалея, что, ли­шившись рассудка, Гамлет утратил свои прежние ка­чества.

Она называет его также придворным, воином (soldier). Как ис­тинный «придворный», Гамлет владеет и мечом. Он опытный фехтовальщик, постоянно упражняется в этом искусстве и демонстрирует его в роковом поединке, за­вершающем трагедию.

Слово «ученый» (scholar) здесь означает высокооб­разованного человека, а не научного деятеля.

В Гамлете также видели человека, способного уп­равлять государством, недаром он — «цвет и надежда радостной державы». Благодаря его высокой культуре, от него многого ожидали, когда он унаследует престол-. Все внутренние совершенства Гамлета отражались и в его внешнем облике, обхождении, изяществе пове­дения (1;С.126)

Таким виделся Гамлет Офелии до того, как в нем произошла разительная перемена. Речь любящей жен­щины является вместе с тем и объективной характерис­тикой Гамлета.

Шутливые беседы с Розенкранцем и Гильденстерном дают понятие о присущей Гамлету светскости. Рос­сыпи мысли, наполняющие речи принца, говорят о его уме, наблюдательности, умении остро сформулировать мысль. Боевой дух он проявляет в столкновении с пи­ратами.

А как можем мы судить, насколько права Офелия, утверждая, что в нем видели надежду для всей Дании получить мудрого и справедливого монарха? Для этого достаточно вспомнить ту часть монолога «Быть иль не быть», где Гамлет осуждает «судей медливость, занос­чивость властей и оскорбленья, чинимые безропотной заслуге» . В числе бедствий жизни он называет не просто «гнев сильного», а несправедливость угнетателя (oppressor's wrong), под «насмешкой горде­ца» подразумевается высокомерие знати по отношению к простым людям.

Гамлет изображен последователем принципов гума­низма. Как сын своего отца, он должен отомстить его убийце и полон ненависти к Клавдию.

Будь зло воплощено в одном Клавдии, решение задачи было бы прос­то. Но Гамлет видит, что злу подвержены и другие лю­ди. Ради кого очищать мир от зла? Ради Гертруды, По­лония, Розенкранца, Гильденстерна, Озрика?

Вот противоречия, гнетущие сознание Гамлета.(1;С127)

Мы видели, он ведет борьбу, морально уничтожает тех, кто предает человеческое достоинство, наконец, пу­скает в ход и оружие. Гамлет хотел бы исправить мир, но не знает как! Он сознает, что простым кинжалом, убив себя, не уничтожишь зла. А можно ли его уничто­жить, убив другого?

Известно, что одним из кардинальных вопросов гам­летовской критики является медлительность принца. Из произведенного нами анализа поведения Гамлета нель­зя вывести, что он медлит, ибо, так или иначе, он дей­ствует все время. Подлинная проблема состоит не в том, почему медлит Гамлет, а в том, чего он может добить­ся, действуя. Не просто осуществить задачу личной мес­ти, а вправить вывихнувшийся сустав Времени (I, 5, 189—190).

Он смел, без страха бросается на призыв Призрака и следует за ним, вопреки опасливым предупреждениям Горацио.

Гамлет способен быстро принимать решения и дей­ствовать, как тогда, когда он услышал за занавесом крик Полония.

Хотя мысли о смерти часто волнуют Гамлета, он ее не боится: «Мне жизнь моя дешевле, чем булавка…» Это сказано в начале трагедии и повторено незадол­го до ее конца: «Жизнь человека —это молвить: «Раз» . Вывод подсказан всем предшествующим опытом героя…

Для правильного понимания героя необходимо учи­тывать еще два важных обстоятельства.

Первое из них — рыцарственность Гамлета и его высокое понятие о чести. Шекспир не случайно выбрал в герои принца. Отвергая мракобесие средних веков, гуманисты отнюдь не зачеркивали того ценного, что ви­дели в наследии этой эпохи. Уже в средние века идеал рыцарственности был воплощением высоких нрав­ственных качеств. Не случайно именно в ры­царские времена возникли прекрасные предания о вер­ной любви, как, например, история Тристана и Изоль­ды. В этом предании воспевалась любовь не только до смерти, но и за гробом. Гамлет переживает измену ма­тери и как личное горе, и как измену идеалу вернос­ти. Всякая измена — любви, дружбе, долгу — расценива­ется Гамлетом как нарушение нравственных правил ры­царства.

Рыцарская честь не терпела никакого, даже малей­шего ущерба. Себе Гамлет ставит в упрек именно то, что он мед­лит, когда его честь задета не пустяковыми причинами, тогда как воины Фортинбраса «ради прихоти и вздор­ной славы//Идут в могилу…».

Однако здесь необходимо отметить явное противо­речие. Одним из правил рыцарской чести является правдивость. Между тем для осуществления первой час­ти своего плана и чтобы удостовериться в вине Клав­дия, Гамлет прикидывается не тем, каков он на самом деле. Как это ни покажется парадоксальным, Гамлет решает прикинуться сумасшедшим, и это именно то, что наименее задевает его честь.

Гамлет ставит рядом «природу, честь», и, может быть, не случайно «природа» стоит на первом месте, ибо в его трагедии прежде всего оказывается задетой именно природа человека. Третья причина, называемая Гамлетом, не «чувство» вообще,— чувство обиды, оскорбления. Сказал же принц о Лаэрте: «В моей судьбе я вижу отраженье Его судьбы!». И действитель­но, у Гамлета убийством его отца тоже задета природа, то есть его сыновнее чувство, и честь.

Очень важным является отношение Гамлета к царе­убийству. За исключением «Ричарда III», Шекспир всюду по­казывает, что убийство монарха чревато бедами для государства. Эта идея получает ясное и недвусмысленн­ое выражение и в «Гамлете»:

Искони времен

Монаршей скорби вторит общий стон.

Иных читателей, вероятно, смутит то, что эти слова произносит не герой трагедии, а всего-навсего Розенкранц.

Розенкранц, не зная главного обстоятель­ства, думает, будто все в Дании рухнет, если убьют Клавдия. На самом деле трагедия страны вызвана тем, что Клавдий убил ее законного короля. А дальше про­изошло то, что так образно описал Розенкранц: все сме­шалось, возник хаос, закончившийся всеобщей ката­строфой. Принц датский отнюдь не бунтарь. Он, можно ска­зать, «государственник». Его задача мести усложнена также и тем, что, борясь против тирана и узурпатора, он должен совершить то же, что сделал Клавдий, — убить короля. Гамлет имеет на это моральное право, но…

Здесь необходимо еще раз обратиться к фигуре Ла­эрта (1; С.132)

Узнав об убийстве отца и подозревая в этом Клавдия, Лаэрт поднимает народ на восстание и врывается в ко­ролевский замок. В гневе и возмущении он восклицает:

В геенну верность! Клятвы к черным бесам!

Боязнь и благочестье в бездну бездн!

Лаэрт ведет себя как непокорный феодал, который во имя личных интересов отказывается от верности го­сударю и восстает против него.

Уместно задаться вопросом: почему Гамлет не посту­пил так же, как Лаэрт, тем более уместно, что народ любил Гамлета. В этом с сожалением признается не кто иной, как сам Клавдий. Узнав, что Гамлет убил Поло­ния, король говорит:

Как пагубно, что он на воле ходит!

Однако же быть строгим с ним нельзя;

К нему пристрастна буйная толпа…

Вернувшийся из Франции Лаэрт спрашивает коро­ля, почему он не принял мер против Гамлета. Клавдий отвечает: «основанье//Не прибегать к открытому разбо­ру— //Любовь к нему простой толпы».

Почему же Гамлет не поднимает восстания против Клавдия?

Да потому, что при всем сочувствии бедствиям прос­тых людей Гамлету совершенно чужда мысль о прив­лечении народа к участию в делах

государства (1; С.133)

Свою цель — «вправить вывихнувший­ся сустав Времени» — Гамлет не может осуществить, сам нарушая законность, поднимая низшее сословие против высшего. Личная обида и попранная честь дают ему моральное обоснование, а политический принцип, признающий тираноубийство за­конной формой восстановления государственного поряд­ка, дает ему право на убийство Клавдия. Этих двух санкций Гамлету достаточно для осуществления мести.

Как смотрит принц на свое положение, когда Клав­дий, захватив трон, отстранил его от власти? Мы пом­ним, что он считал честолюбие Фортинбраса естествен­ной рыцарской чертой. Присуще ли честолюбие ему самому? Одно дело — честь, высшее моральное достоинство, другое — честолюбие, стремление возвыситься любой це­ной, включая преступление и убийство. Насколько вы­соко понятие Гамлета о чести, настолько же презирает он честолюбие. Поэтому он отвергает предположение королевских соглядатаев, будто его гложет честолюбие. Шекспир много раз изображал честолюбцев. В этой трагедии — это Клавдий. Гамлет не лжет, когда отрицает в себе этот порок. Гамлет от­нюдь не властолюбив. Но, будучи королевским сыном, он естественно считал себя наследником престола. Зная гуманность Гамлета, его осуждение социальной неспра­ведливости, не будет преувеличением предположить, что, став королем, он стремился бы облегчить судьбу народа. Со слов Офелии мы знаем, что на него смотрели, как на «надежду» государства. Сознание того, что власть оказалась в руках узурпатора и элодея и что не он стоит во главе государства, усиливает горечь Гамлета. Он однажды признается Горацио в том, что Клавдий «стал меж избраньем и моей надеждой», то есть надеждой принца стать королем.

Борясь против Клавдия, Гамлет стре­мится не только осуществить свою месть, но и восста­новить свое наследственное право на трон.

Заключение

Образ Гамлета дан в трагедии крупным планом. Масштаб личности Гамлета возрастает оттого, что не одно созерцание всеобъемлющего зла характеризует героя, но также единоборство с порочным миром. Если ему и не под силу было излечить «расшатавшийся» век, дать новое направление времени, то из своего духовного кризиса он вышел победителем. Эволюция Гамлета запечатлена в трагедии суровыми красками и предстает во всей своей сложности. Это одна из самых кровавых трагедий Шекспира. Расстались с жизнью Полоний и Офелия, отравилась Гертруда, убиты Лаэрт и Клавдий, умирает от раны Гамлет. Смертью смерть поправ, моральную победу одерживает один Гамлет.

В трагедии Шекспира две развязки. Одна непосредственно завершает исход борьбы и выражается в гибели главного героя. А другая вынесена в будущее, которое окажется единственно способным воспринять и обогатить несбывшиеся идеалы возрождения и утвердить их на земле. Автор указывает, что борьба не завершена, что разрешение конфликта – в будущем. За несколько минут до смерти Гамлет завещает Горацио поведать людям о случившемся. Они должны знать о Гамлете, чтобы следовать его примеру, чтобы «сразить противоборством» зло на земле и мир- тюрьму превратить в мир свободы.

Несмотря на мрачный финал в трагедии Шекспира нет безысходного пессимизма. Идеалы трагического героя неистребимы, величественны

и его борьба с порочным, несправедливым миром должна послужить примером для других людей (3; С. 76). Это придает трагедии «Гамлет» значение произведения, актуального во все времена

Список литературы

1. Аникст А. Трагедия Шекспира «Гамлет».- М: Просвещение,1986.-124с.

2. Аникст А. Шекспир.- М: Молодая гвардия, 1964.- 366с.

3. Дубашинский И.А. Вильям Шекспир.- М: Просвещение, 1978.-143 с.

4. Холлидей Ф.Е. Шекспир е его мир.- М: Радуга,1986.- 77с.

5. Шведов Эволюция шекспировской трагедии.- М: Искусство, 1975.- 464с.

6. Шекспир У. Гамлет, принц датский.- Ижевск, 1981.- 175с.