| ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«ИЖЕВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
Кафедра «Лингвистика»
КУРСОВАЯ РАБОТА
по дисциплине «История русского языка»
на тему: «Графико-орфографические особенности русских рукописей
XI–XII веков»
Выполнил: студент гр. 7-54-1
Курочкина С.В.
Проверил: д.ф.н., профессор
Баранов В.А.
Ижевск, 2010
Содержание
Введение 3
Графические особенности устава XI–XII веков 5
Орфографические особенности русских рукописей XI–XII веков 10
Анализ рукописи 18
Заключение 21
Библиография 23
Приложение 1 24
Введение
Церковнославянский язык, средневековый литературный язык, сохранившийся до нашего времени в качестве языка богослужения. Восходит к созданному Кириллом и Мефодием на основе южнославянских диалектов старославянскому языку. Древнейший славянский литературный язык распространялся сначала у западных славян (Моравия), затем у южных (Болгария) и, в конце концов, становится общим литературным языком православных славян. Этот язык получил также распространение в Валахии и некоторых областях Хорватии и Чехии. Таким образом, церковнославянский язык с самого начала был языком церкви и культуры, а не какого-либо отдельного народа.
Церковнославянский язык был литературным (книжным) языком народов, населяющих обширную территорию. Поскольку он был, в первую очередь, языком церковной культуры, на всей этой территории читались и переписывались одни и те же тексты. Памятники церковнославянского языка испытывали влияние местных говоров (сильнее всего это отражалось на орфографии), однако строй языка при этом не менялся. Принято говорить об изводах (региональных вариантах) церковнославянского языка — русском, болгарском, сербском и т.д.
Церковнославянский никогда не был языком разговорного общения. Как книжный он был противопоставлен живым национальным языкам. Как литературный он был нормированным языком, причем норма определялась не только местом, где был переписан текст, но также характером и назначением самого текста. Элементы живого разговорного (русского, сербского, болгарского) могли в том или ином количестве проникать в церковнославянские тексты. Норма каждого конкретного текста определялась взаимоотношением элементов книжного и живого разговорного языка. Чем важнее был текст в глазах средневекового книжника-христианина, тем архаичнее и строже языковая норма. В богослужебные тексты элементы разговорного языка почти не проникали. Книжники следовали традиции и ориентировались на наиболее древние тексты. Параллельно с текстами существовала также деловая письменность и частная переписка. Язык деловых и частных документов соединяет элементы живого национального языка (русского, сербского, болгарского и т.п.) и отдельные церковнославянские формы. [8]
К середине XI в. на Руси складывается необходимость создания графико-орфографической системы, максимально близкой древнерусской языковой системе. Это было обусловлено тремя культурно-филологическими задачами, стоявшими перед книжниками Древней Руси II половины XI в. Во-первых, настоятельной задачей эпохи являлось исправление древнерусских списков старославянских богослужебных книг, «упрощение» их правописания с тем, чтобы священники как можно быстрее и легче могли осваивать их в чтении. Во-вторых, в связи с прекращением деятельности болгарских книгописных центров к I трети XI в. возникла нужда в древнерусских переводах с греческого, а иногда и с латинского языков – служб, уставов, житий, хронографов. Наконец, в середине XI в., в эпоху появления древнерусской оригинальной литературы, записывается «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, развивается древнерусское летописание в Новгороде и Киеве, создаются древнерусские службы и жития первых русских святых Бориса и Глеба. Эти памятники также записывались без опоры на старославянский протограф. [4, c. 48]
Графические особенности устава XI–XII веков
В XI веке в русской графике ещё сказываются древнеболгарские влияния. Русский одиннадцатый век в своих начерках имеет чрезвычайно много общего с двенадцатым. Обоим векам свойственны: (звук и),
вполне подобное гражданскому печатному эн
(рис. 1, ряд 8, знак 1); y (звук н
), тождественное с латинским (там же, знак 6), а равно три других варианта эн
— с несколько укороченной перекладиной (там же, знаки 7—9); в XII в. господствует первый из этих начерков (знак 7); симметричное ; симметричное x — с округлой или с угловатой чашей. Вообще, оба века объединяются преимущественно геометрическим стилем начерков и — насколько возможно — симметричностью их частей.
Различия между XI и XII веками немногочисленны и не резки. Из XI в. сохранились по большей части красивые, каллиграфические рукописи, писанные более или менее крупными, изящными почерками. Мелкие и простые почерки известны главным образом в самом конце XI в. В XII в. преобладают рукописи более простого и мелкого «делового» почерка, что соответствует разделению русской территории на княжества с местными центрами. Роскошные рукописи XII в. очень редки.[1]
Начерками различаются довольно резко в ХI и XII вв. только знаки ять, омега и пси.
Знак ' в ХI в. не выходит своею мачтой выше верхнего уровня строки, а поперечная линия буквы лежит ниже этого уровня (рис. 1, ряд 10, знаки 1, 4, 5). В XII в. ' своею мачтою по большей части несколько (очень мало) возвышается над верхним уровнем строки, а коромысло буквы лежит в этом уровне или приближается к нему (там же, знак 6). Главное исключение составляет Изборник 1073 г., в котором ' имеет тип XII в. Кроме того, в XI в. иногда употребляется (по большей части в конце строки) особое декоративное ' с очень высокой мачтой, иногда с коромыслом, пересекающим мачту в самом верху ее (там же, знаки 2 и 3).
Знаки и употребляются сравнительно редко:
1) в словах, заимствованных непосредственно из греческого: , и др.;
2) в некоторых славянских словах î = jn], b = gcb (им., мн. «»), fnb = gmcfnb («»);
3) в числовом употреблении: =800, =700. В евангелиях, апостолах и других церковных книгах эти цифры могут быть найдены в счете «зачал», или отрывков, читаемых в церкви.
В ХI в. омега почти без исключений имеет высокую середину (ср. рис. 1, ряд 11 , знаки 1, 2 и 6; ряд 12, знаки 1 и 2). Главные исключения таковы: 1) в Изборники 1073 г. встречаем ω и ѡ, 2) на Тмутороканском камне 1068 г. находим только одно написание î, при этом такое, в коем середина омеги уменьшена, чтобы дать место ножке надписанного т (см. рис. 1, ряд 11. знак 5). В первой половине XII в. омега с высокой серединой еще встречается (в роскошном Мстиславовом евангелии, в Юрьевском, в Галицком, в некоторых недатированных памятниках), но отчасти в тех же рукописях встречается новый тип омеги: с сокращенной серединой, причем одновременно обе петли этой буквы по большей части разведены, вследствие чего середина представляет не пониженную черту, а пониженный угол (там же, знаки 3 и 4).
В XI в. знак «пси» часто является в крестовой форме, подобной глаголическому а (ср. рис. 1, ряд 12, знаки 3—6). Но в XI в. уже встречаются и иные формы пси (см. ряд 12, знаки 7—9). Из этих иных форм в XII в. господствует пси в виде цветка лилии в боковом изображении: вверху — высокий пестик, под ним поднимаются два лепестка с отогнутыми концами (ср. ряд 11, три последних знака). В югославянских рукописях позднее XI в. продолжает господствовать пси крестовое, при нем — некоторые другие формы, но пси в виде лилии, по-видимому, отсутствует.
Таким образом, для различения XI и XII вв. русской письменности приметы омега и пси не являются абсолютными, именно — более поздние типы не говорят непременно против XI в. Однако более ранние типы довольно решительно говорят в пользу XI в. или начала XII. Здесь, как и всегда в палеографии, решает не отдельная примета, а совокупность примет.
Есть две приметы, свойственные всему XI в. и всей первой половине XII в. Это, во-первых, юс большой (знак , и юсы йотированные: большой , малый ). Во-вторых, только в XI и в первой половине XII в. сильное смягчение согласных , , обозначается посредством крючка вверху направо (см. рис. 1, ряд 13, знаки 1—3). Обе эти приметы не абсолютные, они составляют отголосок древнеболгарских оригиналов и выражают особенности древнеболгарской, а не русской фонетики. Йотованные юсы , , а равно юс большой нейотованный отсутствуют в некоторых русских рукописях конца XI в., а в первой половине XII в. те же знаки (особенно и ) известны только меньшинству рукописей. Еще реже, даже в XI в., встречаются знаки и с крючком вместо обычного и со следующей йотацией — в таких случаях, как , («лучшее», сред. р.). Знаки и с крючком и в древнеболгарских рукописях должны были встречаться не часто, ибо выражали диалектические факты языка.
К середине XII в. многие черты древнеболгарской орфографии исчезли совершенно: сообразно русской фонетике всюду заменен написаниями или , заменен через ; заменен через и через . Однако такое отсутствие орфографических древнеболгарских архаизмов одинаково характеризует и всю последующую русскую письменность, и, следовательно, только при древнем, строго геометрическом характере почерка оно указывает на вторую половину XII в.
Нам неоднократно приходится убеждаться, что распределение памятников по векам есть, в сущности, искусственный прием, нарушающий наглядность постепенной эволюции начерков: поле отдельных примет очень различно: одни приметы обнимают век, другие — полвека, третьи — полтора. Кроме того, поле различных примет нередко пересекается пограничными линиями веков: почерки конца XI в., особенно почерки простые, очень похожи на почерки первой половины XII в., а почерки второй половины XII в. — на почерки начала XIII в.
Для большей точности следует сравнить начерки XI и XII вв. с новообразованиями XIII в. (см. рис. 1):
1. Нижние петли букв, округлые или треугольные, становятся негеометричны. У некоторых букв такие «тощие» и «набухшие» петли спорадически находим еще в XII в., но и с такими петлями принадлежат XIII в., а главное — только в XIII в. бывают почерки, в коих эта черта проведена последовательно.
2. Буква в XI в. была очень симметрична. Она писалась тогда (по наблюдению Срезневского) в три приема, или взмаха: «вертикальная мачта, дуга вверху, дуга внизу» или чаще: «вертикальная мачта и две диагонали», идущие сверху вниз, — одна справа влево, другая слева вправо. В простых и поздних почерках XI в. находим небрежность линий и уклонение от строгой симметрии (ср. ряд 5, знаки 1—2 и 3—4). В XII в. такие уклонения — чаще, в XIII в. они постепенно начинают господствовать, причём устанавливаются новые и очень различные способы написания буквы: ее линии проводятся теперь совершенно иначе (см. ряд 5, знаки 5 и ел.). Все эти новые начерки несимметричны.
3. Буква (иже
) в XI в. была тождественна с современным гражданским эн
и такою же оставалась в XII в. (ряд 8, знак 1). В XIII в. прибывают новые типы: иже
с лежащей перекладиной вверху, иже
с косой перекладиной в середине и, наконец, иже
с косой перекладиной вверху (см. ряд 8, знаки 2—5).
4. Буква (наш
),
как мы видели, уже в XI в. могла иметь варианты с укороченной (более отлогой) перекладиной (см. ряд 8, знаки 6-9). Из всех вариантов в XII в. преобладает такой тип, где перекладина не доходит до самого низа правой мачты, но всё же спускается ниже ее середины. В XIII в. прибывают варианты: «перекладина касается середины правой мачты» и «перекладина кончается выше середины правой мачты» (см. ряд 8, знаки 10—12).
5. Буква получает эволюцию такую же, как , но хронология сходных вариантов здесь различна: с косой перекладиной и с приподнятой перекладиной появляются нечасто и главным образом под конец XIII в. (см. ряд 3, знаки 3—6). Подобные типы и
появляются в первой половине XIII в. и встречаются чаще. Что касается знаков и , то варианты с высокой перекладиной появляются только в XIV в., а во второй половине XIV в. появляется иногда и с косой перекладиной вверху (см. рис. 57).
6. Буква в XI и XII вв. была симметрична и имела мелкую чашечку, — по большей части округлую, иногда треугольную, реже — прямоугольную (рис. 56, ряд 9, знаки 1—7). В XIII в. решительно преобладает треугольная мелкая чашечка, но в XIII в. пишется более свободно, и потому оно нередко бывает не совсем симметричным (ряд 9, знаки 8—9). Только в очень немногих русских рукописях XIII в. встречается одностороннее, т. е. совсем несимметричное , такое станет господствующим только с XV в., после эпохи югославянских влияний. [6, c. 109-115]
Орфографические особенности русских рукописей XI–XII веков
Письменные языки славянского средневековья радикально отличаются от современных письменных (литературных) языков степенью допустимой вариативности на орфографическом и морфологическом уровнях. В церковнославянских рукописях чуть ли не каждая форма представлена в нескольких возможных графических вариантах, отражающих и возможные различия в произношении, и различия в орфографических принципах, и различный выбор вариантных морфологических показателей. При сопоставлении с тщательно стандартизованными современными литературными языками, в которых вариативность сведена к минимуму, ситуация в церковнославянских текстах производит впечатление полного разнобоя, в котором просматриваются лишь зачаточные формы упорядоченности. Это впечатление побуждает ряд исследователей говорить о том, что в церковнославянском узусе раннего периода вообще отсутствовала книжная норма (Ворт 1978). Мне такая точка зрения представляется неоправданной, во всяком случае, если понимать норму достаточно широко, не отождествляя ее со стандартизованностью современных литературных языков.
О наличии нормы (представлений о правильности лингвистических форм) однозначно свидетельствуют многочисленные исправления в дошедших до нас рукописях: если рукопись правится, это значит, что писец заменяет неправильные с его точки зрения элементы на правильные, т. е. обладает представлением о норме и проводит эти представления в своей языковой практике.
Лингвистические исправления являются постоянным элементом книжного дела в древней Руси, во многих случаях они осуществляются вполне последовательно, так что нормализация — это обычный, а не исключительный феномен языковой установки восточнославянских книжников. Правка при списывании рассматривается как естественная составляющая процесса профессионального копирования, в том числе, видимо, и правка орфографическая.
В большинстве случаев возможно лишь реконструировать этот процесс рекуррентной перелицовки. Эта реконструкция дает возможность объяснить формирование орфографических систем, характерных для разных периодов истории церковнославянского языка, как кумулятивный эффект последовательно проводившихся правок. Писец, переписывающий оригинал предшествующего периода, приводит его правописание в соответствие с нормами своего времени. Он может это делать не вполне последовательно, и тогда его продолжатель (или продолжатели), производя следующие списки, довершают его дело.
Процесс аккумулируемых изменений, приводящих к формированию новой нормы, можно проиллюстрировать на многократно описанном и прозрачно мотивированном утверждении нормы написания вместо на месте *
dj
. Процесс устранения может рассматриваться как кумулятивное изменение, приводящее к замене одной нормы другою. Процесс этот был несколько более длительным, чем тот краткий отрезок времени, на который, по видимости, указывает Дурново, обрисовывающий лишь его общие контуры; к тому же он был осложнен рядом мелких, но характерных деталей. Для первоначального периода восточнославянской письменности можно говорить о норме, предполагающей написание на месте *
dj
. Так, исключительно фиксируется в Новгородском кодексе первой четверти XI в. [2, c. 8-10]
Славянское правописание X—XII вв. было построено на двух принципах: фонологическом и традиционном. Первоначальное славянское правописание было, конечно, чисто фонологическим. Традиционный принцип, поскольку он расходился с фонологическим, являлся там, где возникал новый литературный диалект с отличной от прежнего звуковой системой, и выражался в том, что известные написания продолжали по традиции сохраняться не только там, где они соответствовали звуковой системе этого диалекта, но и там, где они не могли быть мотивированы литературным произношением. [2, c. 655]
Русское правописание старославянских текстов уже в XI в., от которого дошли до нас древнейшие памятники русского письма, не было везде вполне однородным: орфография памятников представляет большое разнообразие в зависимости от местности, от степени грамотности и других индивидуальных особенностей писцов. Очевидно, строго урегулированной орфографии не было; но известная орфографическая система была. Общерусские черты правописания с XI в. такие.
1. Буквы «» и «», «» и «» с самого начала смешиваются;
2. Уже с конца XI в. в большинстве памятников буквы «юс большой» и «юс малый йотированный» почти не употребляются (случаи их написания, по большей части единичные, попадаются еще в некоторых памятниках 1й половины XII в.).
3. Вместо старославянского «» в тех словах, где этому сочетанию в русском языке соответствовало , пишется по большей части одно «»: , и пр., хотя встречается и «».
4. Старославянское сочетание «» почти всегда передается буквою «»; только в некоторых памятниках XI и нач. XII в. встречается «» (, , ).
5. Старославянские сочетания , , , между согласными в тех случаях, когда в русском языке им соответствовали сочетания с гласными перед плавными, по большей части передаются согласно с русским произношением через , , (откуда позднее , , ): так, уже в первом почерке так наз. Остромирова Евангелия: , , , ѧ; рядом с этим встречается написание, по-видимому, чисто графического происхождения, с гласными по обе стороны плавных: , , , ; есть, однако, памятники, сохраняющие, правда, непоследовательно, старославянское правописание.
6. Старославянское пишется правильно только в тех словах, которым соответствуют русские слова с : , , , и пр.; в тех случаях, когда такого соответствия не было, правописание не выдержано; так, в старославянских сочетаниях , , соответствовавших русским полногласным сочетаниям , , писалось, начиная с XI в., и , , и , : , и , ; позднее по большей части возобладали написания с (но ); в форме и т. п. часто пишется , потому что русская форма звучала ; в дат. местоимений , часто писалось , потому что в русском языке соответствующие формы звучали , и были формы род.-вин. падежа , .
В части памятников XI и XII вв., по-видимому, главным образом южных, заметно стремление различать буквы «» и «», «» и «» согласно старославянской орфографии, т. е. не только в начале слога, где это не представляло труда, но и после согласных. Последнее для большинства русских писцов было нелегко, потому что в русском языке все согласные перед а из е носового, а в большинстве говоров и перед е уже в XI в. были мягки, а потому для различения таких случаев, как и , и , а в большинстве говоров и и , русский язык не давал указаний. Поэтому русские писцы, придерживавшиеся в этом случае старославянской орфографической системы, иногда делали ошибки: писали «а йотированное» не только после «н» и «л», но и после «м»: и т. п.; тем не менее, такие ошибки в памятниках, придерживавшихся этой системы, не очень многочисленны, потому что писцы, даже не зная точно старославянского произношения, могли усвоить правило писать «е и а йотированные» только после «н» и «л», преимущественно в формах местоимения и ( , ), в глаголе , в склонении существительных, в глаголах с 1 ед. на -
ляю
, -
няю
и т. п. В памятниках, различающих «а йотированное» и «а», «е йотированное» и «e» после согласных, отмечается также различие между старославянскими л и н мягкими и немягкими особым значком при буквах «л» и «н». Опять-таки, и на это различие русский язык не давал указаний, и писцы должны были руководиться этимологическими соображениями (вроде того, что в формах , надо писать н с крючком). Понятно, что такое правописание в памятниках с этой системой не выдержано, и встречаются ошибки там, где писцу не помогали его этимологические соображения.
В остальных памятниках различие между старославянскими мягкими и немягкими л
и н
перед гласными , , , не обозначается; поэтому буква «е йотированное» употребляется только в начале слога, буква «e» всегда после согласных, а в начале слога там, где в русском языке было не сочетание jе
, а е
без йотации (eтeръ, eсe, eвангeлиe), буква «а йотированное» только в начале слога и буква «» только после согласных. Впрочем, под влиянием правописания, различавшего буквы «e» и «е йотированное», «юc малый» и «а йотированное» после согласных, встречаются иногда случаи смешения этих букв. Такие случаи, например, есть в севернорусских минеях конца XI в.
В севернорусских памятниках с конца XI в. (древнейший — сентябрьская Минея Патриаршей Типографии приблизительно 1095 г.) севернорусское совпадение ц
и ч
в одном звуке вызвало смешение букв «ц» и «ч», которые употребляются там безразлично для обозначения звука, получившегося после совпадения ц
и ч
, в течение всего последующего времени; никакой попытки заменить эти буквы одной буквой в севернорусском правописании сделано не было. Кроме смешения «ц» и «ч» севернорусское правописание характеризуется обозначением звукового сочетания, являющегося в таких словах, как дъждь
, пригвождeнъ
, буквами «жг»: дъжгь
, пригвожгeнъ
.
В некоторых южнорусских памятниках то же по происхождению звуковое сочетание передается через «жч»: дъжчь
Гал. Четвероев. 1144 г. (в этом памятнике это звуковое сочетание везде передается только в таком виде) и др.; очевидно, это написание читалось как ждж
(как читалось написание «жг» в севернорусских памятниках, решить труднее). Соответствующее глухое звуковое сочетание обыкновенно везде передается буквою «ù», но есть памятники, в которых вместо «ù» пишется и «шч», причем это «шч» пишется не только в русских словах, но и в старославянских (где по-русски звучало ч): имоушчe
, отв
шча
(Слова Григория Богослова XI в.).
В русских списках старославянских текстов попадаются и другие отступления в сторону русского языка, как, например, полногласные формы: оумерети
и т. п., язъ
вместо азъ
, род. ед. ж. р. на : нед
e
л
, свято
, е
и т. п., но все эти особенности не более как неизбежные ошибки писцов, вызванные недостаточной грамотностью или недостаточной внимательностью.
Несколько в ином положении оказывались русские писатели и переводчики, когда приходилось не переписывать со старославянских оригиналов, а переводить с греческого или другого языка или составлять что-нибудь новое. Здесь пишущему могло не хватить того запаса знаний старославянского языка, который он почерпал из знакомства со старославянскими памятниками, и в его работу проникали русизмы такого рода, каких он избегал при переписке старославянских текстов. Так, писец Остромирова Евангелия дьякон Григорий, отличавшийся исключительной по сравнению с писцами других памятников русского письма грамотностью, пишет: п
eрe
гноувъ
, В
оло
димира
, Нов
e
г
оро
д
e
; русский переводчик церковного устава не позже XI в. пишет: пав
оло
ц
и часто ст
оро
на
, п
eрe
ходить
, хотя во всех случаях, где приходится выписывать старославянский текст или употреблять слово, достаточно знакомое ему из старославянских текстов, он подобных ошибок не делает (см. Типогр. Устав № 142). Писец жития Феодосия Печерского конца XII в. часто пишет пeчeра
вместо пe
eра
; вероятно, в таком виде это слово было в его оригинале.
Всё же можно заметить, что русские писатели и переводчики домонгольской эпохи допускали в своих произведениях русизмы сверх тех, которые были установлены русским правописанием, ненамеренно и, насколько возможно, старались выдерживать литературный церковнославянский язык. Конечно, это легче было делать в таких произведениях, для которых имелись образцы для подражания в старославянских переводах и оригинальных произведениях. Поэтому церковнославянский язык чище и выдержаннее в службах русским святым, в житиях русских святых и в похвальных словах и поучениях, чем в летописях и исторических повестях. Отчасти по тем же причинам, отчасти и по другим церковнославянский элемент почти отсутствует в большинстве памятников юридического характера: в грамотах, Русской Правде и т. п.
Изменения, происходившие в русском языке, отразились и на правописании памятников русского письма. Сильнее всего отразилась на нем судьба гласных ъ
и ь
. Эти гласные звуки как особые звуки, отличные от других гласных, существовали в русском языке в то время, когда русскими была получена письменность. Утрата этих звуков в одних случаях и совпадение их со звуками, получившимися из старых о и е, в других случаях сделали крайне затруднительным, иногда даже невозможным различение на письме букв «о» и «», «e», «ь» в одних случаях и положений, где нужно писать «ъ» и «ь» и где их не нужно писать, в других случаях. Вследствие этого в конце концов в русском письме установилась орфография, по которой «ъ» и «ь» там, где обозначавшиеся ими звуки совпали с рефлексами старых о и е, были заменены буквами «о» и «e», а там, где соответствующие звуки выпали, могли не писаться. Но прежде, чем такая орфография установилась, в памятниках русского письма мы наблюдаем нередко случаи смешения букв «о» с «ъ» и «e» с «ь».
Понятно, что с развитием русской письменности число русизмов в русском письме должно было увеличиваться. Самые церковнославянские тексты уже переписывались не со старославянских оригиналов, а с русских списков. Тем не менее церковнославянская традиция никогда не умирала. [1, c. 100-107]
Дополнить данный перечень может следующий список:
Орфографические признаки рукописей церковнославянского языка русского извода:
1. Замена
и
буквами
, и
смешение
,
с
, .
2. Смешение
с
,
. Употребление
,
,
в соответствии с разнообразными правилами типа:
a.
пиши после согласных,
– после шипящих и ц,
– после гласных и в начале слова.
b.
пиши после согласных,
после гласных и в начале слова.
c.
пиши после согласных, гласных и в начале слова,
– после шипящих и ц.
3. Написания
в соответствии с *dj.
4. Написание
и региональных вариантов
,
(а также
,
,
и др.) в соответствии с *zdj, *zgj, *zg'.
5. Написания
и
в соответствии с *tj, *kt', *gt', *skj, *stj, *sk'.
6. Сочетания типа
,
,
.
7. Сочетание
в соответствии с *tert.
8. Написание
и
в соответствии с их разговорным произношением до падения редуцированных. Запрет на отражение книжного произношения редуцированных в книжных текстах.
9. Написания с пропуском
и
в определенном наборе основ
-,
-,
,
-,
- как орфографическая традиция
10. Стремление к обозначению палатальных сонорных:
a. использование особых графем
,
(
и
с «молоточком»),
b. использование йотированных букв
,
,
.
11. Начальное
,
в соответствии с *ort, *оlt.
12. Начальные
и
с возможностью дифференциации.
13. Возможность вариативного оформления абсолютного начала слова разных лексем (по традиции и в соответствии с произношением):
-
,
-
. [3]
Анализ рукописи
Для определения принадлежности рукописей рассмотрим конкретные графико-орфографические особенности текстов.
В плане графики рукописи XI-XII вв. единообразны. От текста к тексту различаются только наборы используемых букв.
Использование букв в текстах миней:
· Минея служебная на сентябрь 1095-1096 г. (РГАДА, ф. 381 (Син.тип.) № 84), 176 л.:
;
· Минея служебная на октябрь 1096 г. (РГАДА, ф. 381 (Син.тип.) № 89), 127 л.:
;
· Минея служебная на ноябрь 1097 г. (РГАДА, ф.381 (Син.тип.) № 91), 174 л.:
;
· Служебная минея на апрель, XII в. (РНБ, Соф. 199), 48 л.:
;
· Cлужебная минея на апрель, XI/XII вв. (РГАДА, ф. 381 (Син. тип.), № 110), 110 л.:
;
· Служебная минея на май, XII в. (ГИМ, Син. 166), 176 л.:
;
· Служебная минея на май, XII в. (РНБ, Соф. 203), 136 л.:
;
Рассмотрим морфологические особенности произведений русского извода, например текста «Минея служебная на сентябрь» (РГАДА, ф. 381 (Син. тип.), №84, 1095-1096 гг.).
1. В области имен:
- твор. п. ед. ч. сущ. на *ŏ/*jŏ как -/-: , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,, , ,, , , , , , , ;
- дат. п. ед. ч. м. р. прил. на -/-: , , , , , , .
2. В области глагольных форм:
- имперфект нестяженный на --/--: ;
- имперфект стяженный на --/--: , , , , ;
- суффиксы действительных причастий настоящего времени --/-- : , , , , , , ;
- действительное причастие прош. вр. основы на –i– --/-- : , , , , , , , , , , , , .
Морфологические особенности текста «Минея служебная на октябрь» (РГАДА, ф. 381 (Син. тип.), №89, 1096 г.).
Ниже приведены орфографические особенности текста минеи:
1. В области имен:
- твор. п. ед. ч. сущ. на *ŏ/*jŏ как -/-: , , , , , , , , , , , , , , , ;
- дат. п. ед. ч. м. р. прил. на -/-: , , , , .
2. В области глагольных форм:
- имперфект стяженный на --/-- : ,, , ;
- суффиксы действительных причастий настоящего времени --/-- : , , , , , , , ;
- действительное причастие прош. вр. основы на –i– --/-- : , , , , , , , , , , , , , , , , .
Таким образом, можно сделать заключение о том, что данные минея принадлежит русскому изводу церковнославянского языка.
Заключение
Уже в русской письменности XI в. рельефно выступают диалектальные отличия в говорах отдельных областей. Новгородские памятники XI в. отражают смешение ч
и ц
, близость j
ь
к и
и некоторые другие черты севернорусской фонетики и морфологии. К новгородскому говору был близок говор полоцко-смоленский. Гораздо позже (в памятниках XIII-XIV вв.) засвидетельствованы своеобразные особенности псковского говора (смешение ш - с, ж - з
, мена ч
и ц
и др.). Эти говоры (новгородский, псковский и полоцко-смоленско-витебский) соответствовали племенным объединениям словен и кривичей. Эта группа говоров северо-западного угла древней России явно обособлялась от остальных восточнославянских говоров особенностями фонетического и грамматического строя. Отмечались и своеобразия их словаря, а также некоторая близость их лексики к западнославянским языкам.
Гораздо более спорным является вопрос о языковых особенностях других древних племенных, а позднее, в X-XI вв., государственно-областных объединений и делений восточного славянства. Акад. А. И. Соболевский, обособляя северо-западную ветвь (Новгород, Псков и Полоцко-Смоленскую землю), считал прочие говоры древнейшей эпохи - говоры южной, западной и северо-восточной части древней Руси - "почти тождественными": все их отличительные черты заключались в различной звуковой окраске очень немногих слов (дъжжъ
и дъжчъ
) и в различных окончаниях очень немногих форм (Юсме
и Юсмо
). На самом же деле диалектальное дробление и тут было резче и разнообразнее.
В то время как в северо-западных и южных объединениях восточных славян рано обнаруживаются резкие языковые отличия, об особенностях наречия восточнорусов приходится строить догадки, исходя из показаний современных южновеликорусских говоров. На эти догадки пока еще полагаться трудно, так как происхождение основной отличительной черты южновеликорусского наречия – аканья – остается еще не вполне ясным: время возникновения аканья не установлено. Во всяком случае, те языковые особенности, которые приписываются акад. А. А. Шахматовым восточнорусской группе, проявились в письменных памятниках очень поздно. Культура и образованность в древней Руси сосредоточивались преимущественно в областях, занятых наречием северным (центры – Новгород, Псков, Ростов, Владимир) и южным (центры – Киев, Чернигов, Переяславль и др.).
Процесс перевода памятников византийской и западноевропейской латинской литературы на старославянский язык сопровождался творчеством новых слов для передачи новых идей и образов или приспособлением старых слов к выражению отвлеченных понятий. Переводились сочинения церковно-богослужебные, догматические, исторические, научные, поэтические. "Славянский язык, на долю которого выпало сразу воспринять такое накопленное веками наследство чужой культуры, вышел из этого испытания с большою для себя честью. Его словарный запас оказался настолько обширным, что и труднейшие тексты не останавливали переводчиков" (акад. В. М. Истрин).
Понятно, что этот литературный язык, вступая на новую этнографическую почву, переходя в Киевскую Русь, проникается здесь элементами живой восточнославянской речи и в свою очередь оказывает сильное влияние на устную речь культурных слоев общества, на общий разговорный язык Киевской империи.
Уже в половине XI в. русские книжники могли свободно владеть общеславянским книжным литературным языком. Такие блестящие и разнообразные по языку и стилю древнерусские произведения XI в., как "Слово о законе и благодати" митр. Иллариона и летопись, такие замечательные памятники каллиграфического искусства, как Остромирово евангелие и Изборник Святослава, говорят о высоте литературно-языкового развития древней Руси XI в.
Библиография
1. Дурново Н. Н. Избранные работы по истории русского языка / Н. Н. Дурново. – М.: Языки славянской культуры, 2000. – 780 с.
2. Живов В. М. Восточнославянское правописание XI-XIII вв. / В. М. Живов. – М.: Языки славянской культуры, 2006. – 312 с.
3. Лингвокультурологический тезаурус «Гуманитарная Россия» / Под науч. ред. М. Л. Ремневой. – 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://tezaurus.oc3.ru/library.php?view=d&course=1&raz=4&pod=1&par=1 (дата обращения: 4.01.2010).
4. Миронова Т. Л. Как формировалась древнерусская орфография: социолингвистическая реконструкция книгописания конца XI века / Т.Л. Миронова // Древняя Русь: вопросы медиевистики. – 2003. – № 11. – С. 48–62.
5. Шляпкин И. А. Русская палеография. / И. А. Шляпкин. – СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильборг, 1913. – 102 с.
6. Щепкин В. Н. Русская палеография / В. Н. Щепкин. – М.: Издательство «Наука», 1967. – 225 с.
7. Щепкин В. Н. Рассуждение о языке Савиной книги / В. Н. Щепкин. – СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1899. – 350 с.
8. Энциклопедия «Кругосвет». – 2001 [Электронный ресурс]. URL: http://slovati.yandex.ru/dict/krugosvet/article/3/34/1008071.htm (дата обращения: 15.12.2009).
Приложение 1.
Рис. 1. Устав русских рукописей XI–XIV веков.
[1]
|