Мейтус Виктор, Мейтус Владимир

Как же могли администрация США и ее сторонники так недооценить все трудности преобразования России в рыночную демократию? Ответ прежде всего следует искать в их нежелании считаться с историей и неумении оценить культурный контекст. А дело в том, что Россия не была похожа на те государства Центральной и Восточной Европы, которые добились гораздо большего успеха в построении рыночной демократии на руинах коммунистической системы. Отличалась она и от многих западноевропейских государств, какими те были два-три столетия назад, когда сами начинали строить такую демократию. Главное различие заключается в природе государства.

Современное европейское государство - изобретение XVII века, сформировавшееся после того, как религиозные войны секуляризовали политику и доминантой экономической системы стал капитализм. В западной традиции государство выросло из общества, чтобы регулировать поведение индивидов в обществе. Теоретическое понятие естественных прав положило пределы власти государства, а институционализация частной собственности поставила эти права на практическую почву. Возникло четкое сознание разницы’ между частным и общественным, хотя и велись споры о том, где именно следует провести границу.

Россия же большую часть своей истории не была государством в европейском понимании11, а главное - она не была таким государством в момент распада СССР в 1991 г., несмотря на то что советский режим постарался воздвигнуть фасад европейской государственности. В России существовала система «власти». У этого слова нет точного эквивалента в английском языке. Оно означает некую комбинацию силы и авторитета, заключая в себе коннотации и легитимности, и произвола. Великий русский лексикограф В. ИДаль определяет власть как «право, силу и волю над чем[-либо]». В качестве примеров употребления этого слова он в том числе приводит следующие: «Закон определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше закона»; «Разошлась новгородская власть, разошелся и город»12. В противоположность западной традиции в России власть - или, скажем, «государство» - создала политическое сообщество (насколько оно вообще существует), а может быть, вернее сказал историк-русист Ричард Пайпс: «Государство не выросло из общества, но и не было навязано ему сверху. Скорее, оно росло бок о бок с ним и мало-помалу поглощало его»13.

На одном уровне власть представляла собой структуру взаимоотношений внутри небольшой элиты с персоной царя в центре. В пределах этой системы политика, поскольку таковая существовала, себя и исчерпывала. Три характеристики системы особенно важны для понимания того, с какими трудностями пришлось столкнуться России при построении современного государства в 1990-е гг.

Во-первых, власть была неразрывно связана с понятием собственности. В России не было четкой границы между понятиями суверенитета и владения, между публичной и приватной сферами, между правительством и бизнесом. На протяжении значительной части периода царизма - вплоть до указа Петра III 1762 г., освобождающего дворянство от обязательной государственной службы, - право владеть землей было обусловлено службой царю. Если служба прекращалась, поместье могло быть конфисковано. В то же время землевладельцам позволялось мобилизовать ресурсы любыми средствами, которые они сочтут необходимыми. Такое положение вещей многих комментаторов заставляет говорить об «огосударствлении личной власти»14.

Во-вторых, власть была неделима. Понятие разделения властей чуждо российской политической традиции. Один из первых теоретиков политической власти в России писал: «Две власти государственные в одной державе суть два грозные льва в одной клетке, готовые терзать друг друга...»15 Это не значит, что власть была неограниченной. На самом деле начиная с периода Московской Руси и до революции 1917 г. власть имущим приходилось считаться со многими нравственными, культурными, экономическими и политическими ограничениями. В частности, они были обязаны использовать свою землю на благо своих семей, да и крестьяне привыкли ожидать от носителей власти определенных услуг16. Тем не менее эти ограничения были гораздо менее строгими, чем в Западной Европе.

В-третьих, власть нуждалась в сильном центре - источнике легитимности, скреплявшем всю систему, обеспечивавшем ее стабильность и бесперебойное функционирование. В сердце системы боролись за преимущество множество могущественных кланов. Без сильного центра их соперничество грозило выйти из-под контроля, подорвать единство страны и тем самым лишить средств к жизни сами соперничающие кланы. Один из ведущих специалистов по Московской Руси писал: «Для большинства поколений не имело большого значения, кто стоит в центре системы, но было жизненно важно, чтобы кто - то там был и чтобы общая преданность ему, по крайней мере номинально, была безусловной»17. Тот же исследователь продолжает: «Идея сильного царя была необходима княжеским кланам и чиновникам некНяжеского происхождения как гарантия собственной власти, легитимности своего положения - и защита друг от друга. Именно их собственная нужда в сильном царе заставляла их вводить в заблуждение других - особенно иностранцев - насчет истинных пределов власти великого князя, который, как нам известно, часто бывал ничтожен, хил и бездарен как правитель, но которого неизменно называли “величайшим в мире князем” и тд.»18

Система не терпела борьбы за трон. Она столкнулась с тяжелейшими испытаниями, когда в конце XVI в. пресеклась линия первых русских царей (или великих князей, как они тогда еще назывались). Неясность в вопросе о том, кто же является законным царем, привела к десятилетней Смуте, пока, наконец, кланы не собрались, чтобы выбрать царя, основавшего династию Романовых, которая правила вплоть до 1917 г.

Система власти медленно размывалась в течение XIX в., когда Россия пыталась модернизировать свой политический строй, чтобы сохранить свои позиции перед лицом более передовых европейских великих держав. Решение царя даровать стране конституцию, принятое в ответ на революцию 1905 г., окончательно поставило Россию на торный европейский путь конституционного правления. Создание парламента - Государственной Думы - на основе в известном смысле всенародных выборов вполне соответствовало процессам, протекавшим в Европе. Вообще говоря, Россия повторяла опыт ведущих западноевропейских государств, только с отставанием на несколько десятилетий14. Однако большевистский переворот прервал столь многообещающий путь и во многих отношениях вернул Россию к ее старорусским корням2":

• Власть и собственность снова тесно переплелись. Большевики в своих практических целях положили конец частной собственности. Этот процесс завершился коллективизацией сельского хозяйства в 1930-е гт. Теперь право на эксплуатацию собственности обусловливалось службой государству. Классический труд о советской номенклатуре гласит: «Главное в номенклатуре - власть. Не собственность, а власть. Буржуазия - класс имущий, а потому господствующий. Номенклатура - класс господствующий, а потому имущий»21.

• Власть стала неделимой, как в Московской Руси. Большевики открыто отвергали принцип разделения властей как буржуазный и не годящийся для коммунистического общества. Хотя государство формально было организовано как многонациональная федерация с правительством, подотчетным законодательному органу, избираемому всенародным голосованием, реальная власть в нем принадлежала авторитарной Коммунистической партии. Это была строго централизованная, унитарная организация, не признававшая никакого другого самостоятельного политического авторитета.

• Система нуждалась в сильном центре - или хотя бы мифе о нем. Этот центр скреплял систему олигархического соперничества на самых верхах. Практически таким центром служило Политбюро при Генеральном секретаре, где были представлены самые могущественные олигархические группы.

• Как и в Московской Руси, государство доминировало над обществом. Устремления советского государства были тоталитарными - контроль над всеми аспектами человеческого существования, - пусть даже практические трудности помешали ему в действительности достичь этой цели.