|
СМИ В СОВРЕМЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ: ПОСРЕДНИК ИЛИ САМОВОСПРОИЗВОДЯЩАЯСЯ СИСТЕМА?
А.В. Левадная
Современная политика представляет собой борьбу за перераспределение ресурсов, главным среди которых являются средства массовой информации. В настоящее время главенствующую роль в жизни общества играют информация и коммуникация, в связи с чем политология уделяет всё больше внимания коммуникативным процессам в политическом пространстве. Поэтому основной исследовательской проблемой работы стал вопрос о роли средств массовой информации как посредника в политических коммуникация: как изменилось взаимодействие политиков с общественностью при появлении СМИ? Как влияет развитие средств массовой информации и коммуникации на взаимодействие политиков и общественности? Эти и другие вопросы будут рассмотрены далее.
Трансформация средств технологии и коммуникации происходит в рамках формирования информационного общества как нового этапа в развитии социальной действительности. Впервые идея информационного общества была сформулирована в конце 60-х — начале 70-х годов XX столетия. Изобретение же термина «информационное общество» приписывается профессору Токийского технологического института Ю.Хаяши[1]
. Японский вариант концепции информационного общества разрабатывался, прежде всего, для решения задач экономического развития страны. Это обстоятельство обусловило его в известном смысле ограниченный и прикладной характер. Однако в 70-е годы происходит конвергенция двух почти одновременно нарождающихся идеологий — информационного общества и постиндустриализма. Последняя, в отличие от первой, имела достаточно солидную теоретическую основу. Идея постиндустриального общества была выдвинута в 60-е годы американским социологом Д.Беллом, который представил в развернутом виде концепцию постиндустриализма в своей книге «Наступление постиндустриального общества. Опыт социального прогноза»[2]
. Подобно другим теоретикам индустриализма, он трактует индустриальное общество как организованное вокруг производства вещей и машин для производства вещей. Понятие индустриального общества, подчеркивает он, охватывает прошлое и настоящее различных стран, которые могут принадлежать к противоположным политическим системам.
Факторы трансформации средств и технологий — бурное технологическое развитие носителей электроники, процессы глобализации, которые связаны с умножением и ускорением коммуникации, ростом объема информации. Э. Тоффлер назвал возникновение информационного общества новой технологической революцией, самой быстрой, охватившей весь мир (по сравнению с изобретением колеса). М. Кастельс говорит о том, что информационное общество — новая технологическая парадигма, в основе которой — ИТ, их ядро — обработка информации, компьютеры, возникновение Интернета .
По мере технологического развития средств передачи информации претерпевает определенные изменения и система политической коммуникации, а следовательно — политическая система как таковая. Это связано со спецификой современного общества, в котором передаваемая посредством СМИ информация приобретает особую роль. Сегодня многие исследователи рассматривают информацию как «важнейший источник власти»[3]
. «По сути, политическая система может рассматриваться как погруженная в информационное пространство»[4]
. Отталкиваясь от сходных предпосылок, И. Засурский отмечает: «Средства массовой информации становятся основной средой политической коммуникации. Происходит полное переплетение сферы политического и СМИ, что позволяет говорить о медиатизации политики и формировании медиаполитической системы»[5]
.
Возникновение термина «политическая коммуникация» непосредственно связано с эволюцией западного общества в ХХ веке. Выделение исследований политической коммуникации в самостоятельное направление на стыке социальных и политических наук, получившее название политической коммуникативистики, было вызвано демократизацией политических процессов в мире во второй половине XX века, развитием кибернетической теории, возникновением и возрастанием роли новых коммуникационных систем и технологий.
Политическая коммуникация имеет свои специфические закономерности функционирования и развития, способна к опережающему воздействию на государственную политику, выступает непосредственной причиной, определяющей выбор того или иного варианта политического развития, поведения различных групп и отдельных граждан, перевода государственной системы в новое состояние. Таким образом, политическую коммуникацию можно охарактеризовать как информационно-пропагандистскую деятельность социальных субъектов по производству и распространению социально-политической информации, направленной на формирование, стабилизацию или изменение образа мыслей и действий других социальных субъектов.
Средства массовой информации не только субъект политической жизни, но одновременно и объект ее, поскольку сами являются частью современной действительности со всеми ее противоречиями, конфликтами, неурядицами и в той или иной форме воспроизводят их, испытывая на себе их сильнейшее воздействие. Поэтому потоки информации состоят из множества противоречивых, зачастую несовместимых друг с другом сообщений и материалов. Как относиться к ним? Ведь ясно, что одному человеку или отдельной группе людей невозможно ни голосовать за все партии или за всех кандидатов, ни покупать все рекламируемые товары, ни согласиться со всеми предлагаемыми мнениями. Зачастую эти сообщения и материалы нейтрализуют друг друга.
Формирование политических предпочтений населения под воздействием СМИ в значительной степени зависит от уровня доверия источнику информации. Согласие с оценками, содержащимися в конкретных сообщениях, с позицией источника в целом, рождает чувство психологической близости, идентификации с содержанием и источником информации. Доказано, что люди, доверяющие данному источнику информации, склонны не замечать тех элементов содержания, которые вызывают у них непонимание или несогласие. В России уровень доверия СМИ сравнительно невысок. Так, например, по данным на март 2007 года, им доверяли 32% населения[6]
. В современной России также одной из нерешенных проблем власти является отсутствие продуманной коммуникационной стратегии. Властные институты недооценивают использование каналов коммуникации и коммуникационных технологий в процессе повышения доверия к власти среди населения: например, власти информируют население о решении того или иного вопроса, но о промежуточных этапах или о конечных результатах работы общественность и население не знает.
Согласно Дж. Томпсону существует три типа коммуникации – непосредственное взаимодействие (межличностная коммуникация «лицом к лицу»), опосредованное взаимодействие и опосредованное квазивзаимодействие[7]
.
Непосредственное взаимодействие имеет место в случае прямого контакта участников коммуникационного процесса, находящихся в одной пространственно-временной системе. Такая коммуникация построена на двустороннем информационном обмене, т.е. формате диалога. Кроме того, для передачи или интерпретации смыслового содержания в процессе межличностного общения наряду со словами обычно используются и другие символьные формы – интонация, жесты, выражения лица и т.д. Данному типу коммуникации может быть противопоставлено опосредованное взаимодействие, предполагающее обязательное использование вспомогательных средств, которые позволяют обмениваться сообщениями людям, «отдаленным» друг от друга в пространственно-временном отношении. По сравнению с межличностным общением опосредованное взаимодействие оказывается способным «преодолеть» пространственно-временную локализацию и тем самым приобретает ряд принципиально иных характеристик. Так, например, участники подобного коммуникационного акта не могут быть уверены в адекватном восприятии некоторых смысловых выражений (например, «здесь», «сейчас» и т.п.), и по этой причине вынуждены использовать в ходе символьного обмена определенное количество дополнительной, конкретизирующей тот или иной контекст информации. Кроме того, опосредованное взаимодействие предполагает (по сравнению с непосредственным) и определенное изменение набора символьных форм, доступных участникам коммуникационного акта. Так, например, обмен письмами исключает возможность использования мимики и жестов, но в то же время допускает использование других, сугубо специфических символьных форм, присущих письму, – шрифтовых выделений, подчеркивания и др.
В контексте политических коммуникаций традиционная СМИ начинают играть роль массового посредника между властью и народом и несет функцию информирования (в том числе передачи административных распоряжений), связи между социальными группами, идеологизации, обучения, развлечения и обратной связи между управляющей и управляемой подсистемами общества. Таким образом, отношения между политиками и гражданами в современном мире все в большей степени превращаются в опосредованное квазивзаимодействие.
Понятием опосредованного квазивзаимодействия можно обозначить особые виды социальных отношений, которые устанавливаются в результате использования средств массовой коммуникации – печати, радио, телевидения и т.д[8]
. Хотя такая форма коммуникационного акта также предполагает расширение доступности информационно-смыслового содержания в пространственно-временном континууме, но она существенно отличается двумя важными особенностями: Во-первых, при опосредованном квазивзаимодействии символьные формы воспроизводятся для неопределенного круга потенциальных получателей. Во-вторых, опосредованное квазивзаимодействие, по существу, является монологом – в плане однонаправленности информационного потока. Таким образом, опосредованное квазивзаимодействие является формой социального взаимодействия, создающей особую ситуацию общения людей в процессе обмена символьными формами.
Благодаря возникновению новых форм опосредованного публичного доступа к информации, принципиально отличных от механизма информационного обмена в рамках межличностных контактов, коммуникация приобрела совершенно иное качество. Так, доступность сведений о каком-либо действии или событии перестала зависеть не только от количества людей, непосредственно наблюдавших за ним в момент его свершения, но и от фактического местонахождения «источника» и «потребителя» информации в пространственно-временном континууме. Однако современные масс-медиа едва ли можно назвать идеальными посредниками в коммуникации: они сильно автоматизировались и от власти, и от аудитории. Встречаются утверждения, что медийная трансляция, строго говоря, не передает, а производит, что в «в сфере массмедиа возникает аутопойетическая, самовоспроизводящаяся система, более не зависящая от передачи в процессе интеракции между присутствующими»[9]
и «возникает оперативная замкнутость, вследствие которой система воспроизводит собственные операции из себя самой[10]
. Собственно новшество такого подхода заключается в том, что в рамках него приписываются перцептивные свойства машине информационного производства. Однако такой подход упускает антропокультурную многослойность медийности. Как бы институционально и технологически не обосабливалась коммуникация, она все равно оказывается в контексте с более «простыми», исторически ранними способами передачи, остающимися как исторические медийные системы за рамками масс-медейного праксиса.
Таким образом, усложнение структур и повышение динамизма в развитии современного общества актуализирует вопросы коммуникаций внутри общества. Преобразования в социально-политической сфере, происходящие под воздействием новых коммуникационных технологий, носят весьма противоречивый характер. С одной стороны, они способствуют расширению «видимости», открытости осуществления власти, с другой – создают потенциальную возможность концентрации управления информационными потоками в руках достаточно узкого круга лиц, ставящих перед собой задачу направленного воздействия на массовое сознание или, если угодно, манипулирования им в политических целях. В последнем случае «видимость» власти может трансформироваться в «видимость демократии», представляющую собой «господство хорошо организованного, опирающегося на экономическую, а также информационную власть и социальные привилегии меньшинства над большинством, осуществляемое при формальном согласии большинства граждан»[11]
.
[1]
См.: Информационное общество. 1999. Вып. 1.
[2]
См.: Bell D.
The Сoming of Post-industrizl Society. A Venture in Social Forcasting. N.Y., Basic Books, Inc., 1973
[3]
См.: Анохин М.Г
., Павлютенкова М.Ю. Информационно-коммуникативные технологии в политике // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 1999. N 1. 40 с.
[4]
См.: Там же. 44 с.
[5]
См.: Засурский И.И
. Масс-медиа второй республики. М.: Изд-во Московского университета, 1999. с 87
[6]
См. Информационный Центр Правительства Москвы http://www.mosinform.ru/full_new.shtml?myid=17979&id=18
[7]
См.: Thompson J.B.
Ideology and Modern Culture: Critical Social Theory in the Era of Mass Communication. – Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1990. – viii, 362 p.
[8]
См.: Грачев М.Н.
Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития, М.: Прометей, 2004. – 328 с.
[9]
См. Луман Н.
Реальность массмедиа: Пер. с нем.,М, 2005, с. 30
[10]
См. Там же
.
[11]
См.: Бауман З.
|