Особенности электорального поведения в России - реферат

Министерство Образования Российской Федерации

Тверской Государственный Технический Университет

Кафедра Истории и политологии

Реферат

по дисциплине политология

по теме

«Особенности электорального поведения в России»

Выполнил: Громилин В. А.

группа ЭС-0697

Приняла: Болокина Л. А.

Тверь 2000

План

1. Введение.

2. Теории электорального поведения и их применение в посткоммунистических демократиях.

3. Политическое лидерство и электоральный процесс.

4. Электорат провинциальной России.

5. Список использованной литературы.

Можно все время обманывать часть народа,

можно некоторое время - весь народ.

Но обманывать все время весь народ нельзя.

А. Линкольн

Введение

Выборы играют все большую роль в жизни нашего общества. В связи с этим встает вопрос об изучении поведения избирателей как на федеральных, так и на региональных выборах. Особую значимость это приобрело в последнее время, когда у нас в стране прошли выборы в Государственную Думу, а затем и выборы президента. Трудно переоценить важность событий, так как в последующие четыре года нам жить именно с этой думой и с этим президентом.

Последние выборы показали, что поведение избирателей в России довольно точно можно прогнозировать. В таком случае можно судить о применимости западных теорий электорального поведения в нашей стране. Этому я посвятил первую часть своего реферата.

Очень часто на выборах (особенно на региональных) побеждают кандидаты, чью победу невозможно объяснить рационально. За кого же мы голосуем? Об особенностях взаимодействия политических лидеров со своими избирателями вторая часть реферата.

В каждом субъекте Российской Федерации можно выделить какие-либо особенности поведения избирателей на выборах. Это вызвано различной экономической ситуацией в регионах и рядом других факторов. В третьей части реферата я рассмотрел особенности избирательного процесса в Самарской области.

ТЕОРИИ ЭЛЕКТОРАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ И ИХ ПРИМЕНЕНИЕ В ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИХ ДЕМОКРАТИЯХ

"Социологический подход". Основы данного подхода к анализу электорального поведения были заложены в результате исследования, проведенного группой амери­канских ученых под руководством П.Лазарсфелда по материалам президентских выборов 1948г. Исследование показало, что при голосовании выбор избирателей определяется не сознательными политическими предпочтениями (каковых, как вы­яснилось, у большинства просто нет), а принадлежностью к большим социальным группам. Каждая подобная группа обеспечивает той или иной партии стабильную базу электоральной поддержки. Сам же акт голосования оказывается не только свободным политическим волеизъявлением, сколько проявлением солидарности ин­дивида с группой. Такое поведение избирателей было названо экспрессивным. Заключения группы Лазарсфельда получили подтверждение в работах западноевро­пейских ученых, показавших применимость "социологического подхода" в боль­шинстве либеральных демократ.

Важную роль в развитии "социологической" теории электорального поведения сыграла статья С.М. Липсета и С.Роккана, в которой была обоснована "генетическая модель" формирования партийных систем и соответствующих им структур избира­тельских предпочтений на Западе Липсет и Роккан выделили четыре типа конфликтов, оказавших особенно серьезное воздействие на позднейшую электо­ральную политику: между центром и периферией, государством и церковью, городом и селом, собственниками и рабочими. Каждый из этих конфликтов создает "раскол" (с1еаvаgе) в обществе, определяющий структурирование поддержки партий и канди­датов. Наиболее распространенный тип "раскола", как показали более поздние исследования, —дифференциация на рабочий класс и буржуазию . Однако в тех случаях, когда общество разделено по религиозному или этническому признаку, доминирующими становятся конфессиональные и этнические факторы.

Теоретические основания "социологического подхода" разработаны весьма тща­тельно. Однако его эмпирическая адекватность — в частности, способность предсказывать исходы выборов в Западной Европе и, в особенности, в США — оказалась не очень высокой. Это побудило американских ученых, группировавшихся вокруг Э. Кэмпбелла, предложить новую трактовку повеления избирателей, получившую название "социально-психологического подхода".

"Социально-психологический подход". В рамках данного подхода электоральное поведение по-прежнему рассматривается как преимущественно экспрессивное, но объектом, с которым солидаризируются избиратели, выступает не большая социаль­ная группа, а партия . Согласно представлениям сторонников "социально-психо­логического подхода ", склонность к поддержке определенной партии вырабатывает­ся у индивида в процессе ранней социализации. Поэтому человек часто голосует за ту же самую партию, за которую голосовали его отец, дед или даже более отдаленные предки. Подобный "выбор" партии, определяемый как "партийная идентифика­ция", является важной индивидуальной ценностью, отказаться от которой непросто даже тогда, когда этого требуют реальные интересы. Так, проведенные в США исследования, в частности, показали, что избиратели нередко приписывают парти­ям, к которым испытывают психологическое тяготение, собственные установки, совершенно не заботясь о том, насколько это соответствует действительности.

"Социально-психологический" подход успешно применялся при изучении элек­торального поведения в Западной Европе . Его влияние оказалось настолько сильным, что к. настоящему времени понятие "партийной идентификации" можно считать одним из важнейших в электоральных исследованиях на Западе. Предпри­нимались и попытки создать интегративную теорию, объединяющую "социологиче­скую" и "социально-психологическую" модели экспрессивного поведения избира­телей.

Вместе с тем, выявилась и определенная ограниченность обеих концепций: по­скольку распределение социальных статусов в массовых электоратах и "партийная идентификация " относительно стабильны, названные теории не способны объяснить сколько-нибудь значимые сдвига в избирательских предпочтениях. Данный недо­статок стал особенно очевиден в конце б0-х — начале 70-х годов, когда в большин­стве развитых либеральных демократий начался массовый отход избирателей от традиционных политических партий и заметно ослабла связь между классовой при­надлежностью и выбором при голосовании . Осознание неадекватности теорий экспрессивного поведения подтолкнуло некоторых исследователей к поиску подхо­да, который мог бы по меньшей мере дополнить эти теории и послужить более надежной основой объяснения эмпирических данных.

"Рационально-инструментальный подход". Первый толчок к разработке кон­цепции, исходящей из инструментального характера выбора при голосовании, дала классическая работа Э. Даунса "Экономическая теория демократии". Фундамен­тальное для этой концепции положение состоит в том, что "каждый гражданин голосует за ту партию, которая, как он полагает, предоставит ему больше выгод, чем любая другая". Сам Даунс, правда, считал, что ведущую роль в соответствую­щих оценках играют идеологические соображения. Подобная трактовка расчета избирателей противоречила данным эмпирических исследований, отнюдь не свиде­тельствовавшим о высоком уровне идеологической ангажированности массовых злекторатов. Да и в целом представление о рядовом избирателе, тщательно просчитывающем возможные результаты своего выбора на основе анализа огромного объема информации о партийных программах, с трудом согласовывалось со здравым смыслом:

Решающий шаг к преодолению этих недостатков был сделан в работах М. Фиорины, который во многом пересмотрел представления Даунса о роли идеологии в формировании избирательских предпочтений. Как пишет Фиорина, "обычно граж­дане располагают лишь одним видом сравнительно "твердых" данных: они знают, как им жилось при данной администрации. Им не надо знать в деталях экономиче­скую или внешнюю политику действующей администрации, чтобы судить о резуль­татах этой политики" . Иными словами, существует прямая связь между поло­жением в экономике и результатами выборов. Это не означает, что люди смыслят в экономике больше, чем в политике. Просто при голосовании избиратель исходит из того, что именно правительство несет ответственность за состояние народного хозяй­ства. Если жилось хорошо — голосуй за правительство, если плохо — за оппозицию.

Такое поведение избирателей является не только инструментальным, но и рацио­нальным в том смысле, что индивид минимизирует собственные усилия по достиже­нию сознательно сформулированных целей, — в частности, по сбору информации, необходимой для принят решения.

Представленная в работах Фиорины теория "экономического голосования" про­верялась как на американских, так и на западноевропейских массивах электораль­ных данных, и полученные результаты оказались достаточно убедительными. Но, как и всякая новая теория, она порождает немало разногласий даже в рядах своих приверженцев. Во-первых, не до конца ясно, основывается ли выбор при голосовании на оценке избирателями собственного экономического положения ("эгоцентрическое голосование") или результатов работы народного хозяйства в целом ("социотропное голосование"). Эмпирические данные по США и Западной Европе в целом свидетельствуют в пользу второй модели. Во-вторых, продолжается полемика по вопросу о том, что важнее для избирателя — оценка результатов прошлой дея­тельности правительств (''ретроспективное голосование") или ожидания во поводу того, насколько успешной будет его деятельность в случае избрания на новый срок ("перспективное голосование"). В современное литературе, ориентированной на анализ эмпирического материала, чаша весов, похоже, склоняется в сторону первой позиции.

Падение авторитарных режимов в восточноевропейских странах и проведение там состязательных выборов заставили многих исследователей обратиться к запад­ным теориям электорального поведения в поисках моделей, которые были бы приме­нимы к сложным политическим реалиям новых демократий. Результаты этих по­исков трудно охарактеризовать однозначно, ибо "сопротивление материала" оказа­лось довольно сильным. Так, скажем, "социологический подход" был сформулиро­ван для обществ с укоренившимися, хорошо изученными социальными структурами, а также с устоявшимися связями между социальным положением индивида и его политическими установками. В посткоммунистическом мире ничего подобного не наблюдается. Дело не в том, что выбор при голосовании никак не связан со степенью материальной обеспеченности индивида или с уровнем его образования. Подобные связи выявлены. Но, как показывают исследования, они имеют весьма неустой­чивый и часто непредсказуемый характер.

Неустойчивость и непредсказуемость связей между социальным положением ин­дивидов и их электоральными предпочтениями привели некоторых аналитиков к заключению о том, что во многих новосозданных демократиях — например, в России — социальные базы выбора при голосовании не поддаются идентификации, а сам этот выбор делается исходя из соображений идеологического характера, персональных качеств кандидатов и т.д.. И действительно, в посткоммунистических странах практически не прослеживается наиболее популярный в западных электоральных исследованиях "раскол" — между собственниками и рабочими. "Расколы" по рели­гиозному и этническому признакам, разумеется, сохраняют свое значение, однако они наблюдаются далеко не везде. Вместе с тем существует "раскол", давно уже отошедший на второй план как фактор электорального поведения в большинстве западных стран, но вполне значимый в некоторых посткоммунистических демокра­тиях — между городским и сельским населением. Он отмечается, например, в Бол­гарии и — несколько менее отчетливо — в Венгрии .

В России наличие подобного раскола было впервые зафиксировано в 1989 г. при анализе результатов выборов депутатов Съезда народных депутатов СССР, показав­шем, что "продемократический" субэлекторат концентрируется севернее 55 парал­лели, а "прокоммунистический" — южнее. Интерпретируя сходные результа­ты, полученные по данным нескольких общенациональных выборов в России, Н. В. Петров писал: "Горизонтальная, географическая вариация на уровне регионов ока­зывается лишь проявлением более фундаментальной и всеобъемлющей вертикаль­ной, иерархической вариации по основанию "город — село". (Анализ причин, по которым сельское население России — и Болгарии — более склонно поддерживать левые силы, наследующие правившим при старом порядке партиям, в то время как в Венгрии оно выступает базой правых, клерикально-националистических группировок, выходит за рамки настоящей работы. В данном случае важен сам факт суще­ствования такого рода связей.)

Еще более серьезные трудности возникают с применением к восточноевропей­ским реалиям "социально-психологического подхода" в версии "партийной иденти­фикации". Это и понятно: при коммунистическом режиме состязательных полити­ческих партий, которые могли бы послужить объектами притяжения избирателей, просто не было. Правда, в некоторых странах были восстановлены партии, действо­вавшие до прихода коммунистов к власти, и иногда базы их поддержки обнаружива­ют связь с прошлым. Однако нище в посткоммунистическом мире — кроме, пожалуй. Румынии — такие партии не стали существенным фактором электораль­ной политики. В большинстве восточноевропейских стран не приходится говорить и о значимой связи между фактом членства в коммунистической партии до начала демократизации и голосованием за наследующую ей партию на свободных выборах. Что же касается новообразованных партий, то их организационная нестабильность, равно как и отмеченная во многих исследованиях крайняя неустойчивость избира­тельских предпочтения, делают саму мысль о применении к ним понятия "партий­ной идентификации" довольно парадоксальной.

Означает ли это, что "социально-психологический подход" вообще не имеет перспектив в Восточной Европе? В версии "партийной идентификации", разумеется, не имеет: нужно подождать несколько десятилетий. Однако вполне возможно, что у восточноевропейцев вырабатывается психологическая приверженность не к партиям как таковым, а к более широким, не охваченным партийными организационными рамками политическим тенденциям. При таком допущении картина меняется. В России, во всяком случае, отмечена весьма высокая стабильность голосований за "правящих демократов" и "оппозиционных коммунистов" от выборов к выборам. Динамика имеет место, но она не очень значительна.

Подобная идентификация не является, разумеется, "партийной", но можно пред­положить, что с содержательной точки зрения речь идет о сходном феномене — о голосовании, обусловленном эмоциональной потребностью выразить солидарность с тем или иным участником электорального соревнования либо, напротив, протест против определенной политической тенденции (или, скажем, страх по поводу ее возможной победы). Имеем ли мы дело с "притяжением" или "отторжением" изби­рателей, психологическая подоплека голосования остается неизменной, и это не позволяет полностью исключить возможность обращения к "социально-психологи­ческому" подходу при изучении электоральных процессов в посткоммунистических демократиях.

Какни странно, при анализе поведения избирателей в странах Восточной Европы и бывшего Советского Союза реже всего применяются теории "экономического го­лосования", хотя, казалось бы, отсутствие значимых социальных "расколов" и "пар­тийной идентификации" должно было бы стимулировать исследователей к исполь­зованию альтернативных подходов. Между тем, некоторым западным специалистам по электоральному поведению в посткоммунистическом мире выбор "экономиче­ской" теории представляется наиболее разумным.

Однаиз проблем, связанная с применением такого подхода, состоит в том, что первая фаза экономических реформ в Восточной Европе практически повсеместно сопровождалась ухудшением положения в экономике и падением уровня жизни населения, однако электоральный успех часто сопутствовал поборникам продолже­ния или даже радикализации преобразований. Возможно, это и побудило Г.Китчельта сформулировать гипотезу о том, что, в отличие от населения западных стран, граждане новых демократий голосуют, во-первых, эгоцентрично, а во-вторых — перспективно. Имеется в виду, что избиратель делает свой выбор, исходя из оценки того, сможет ли он лично улучшить свое экономическое положение путем конверсии индивидуальных ресурсов (образования, накоплений, профессионального опыта и т.д.) в новых экономических условиях. Соответственно, реальные результаты эко­номической политики Правительства почти не принимаются во внимание. Важнее ожидания.

Гипотеза Китчельта получила определенное эмпирическое подтверждение на материале ряда восточноевропейских стран. И все же она оставляет открытыми весьма важные вопросы. Почему восточноевропейские избиратели, демократиче­ский опыт которых весьма невелик, оказываются способными тщательно рассчиты­вать последствия своего выбора, выказывая тем самым политическую заинтересо­ванность и информированность, недоступные гражданам западных стран? Рацио­нально ли вообще прибегать к подобным калькуляциям, учитывая крайне высокий уровень неопределенности в развитии пост-коммунистических демократий?

К этому следует добавить, что данные по некоторым странам Восточной Европы прямо опровергают гипотезу Китчельта, недвусмысленно указывая на "ретроспек­тивный" и "социотропный" характер голосования. Автор настоящей статьи получил достаточно показательные результаты, применяя теорию "экономического голосования" в ее "ретроспективно-социотропной" версии к результатам общенаци­ональных парламентских выборов в четырех восточноевропейских странах. К сожалению, до сих пор никто из исследователей не пытался проанализировать с подобных теоретических позиций кроссрегиональные вариации в России. Работа О.Сенатовой и А.Якурина по выявлению корреляция между уровнями дотадионно-сти регионов и результатами губернаторских выборов заслуживает внимания как первый шаг в данном направлении, однако понятно, что используемая учеными независимая переменная с трудом поддается интерпретации как показатель собст­венно "экономического голосования".

Таким образом, анализ современной литературы не позволяет говорить о каких-либо определенных результатах применения существующих теорий электорального поведения при исследовании посткоммунистических реалий. С одной стороны, исс­ледовательская практика — явно или неявно — ориентируется именно на западные модели. С другой — налицо серьезные трудности, связанные с существенными раз­личиями между эмпирической базой рассматриваемых теорий и электоральным поведением в новых демократиях. Отсюда — необходимость специальной проверки, которая позволила бы установить степень применимости западных электоральных теорий в российских условиях на основе единообразного массива эмпирических данных.

Политическое лидерство и электоральный процесс

ПРОТИВОРЕЧИЯ ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ЛИДЕРА И ЭЛЕКТОРАТА

Феномен политического лидерства как один из наиболее важных факторов современного социального процесса привлекает постоянное внимание поли­тологов и рассматривается ими в самых разных ракурсах. Для его научного осмысления и затем применения результатов исследований в прикладных це­лях существенное значение имеет изучение разных форм политического уча­стия, в т.ч. электоральное поведение граждан. Под последним понимается вид политического поведения, связанный с делегированием властных полно­мочий, передачей политическому субъекту (лидеру) воли граждан, форма вы­раженияих предпочтений и интересов и участия в управлении государством.

Электоральная база — один из наиболее точных показателей политиче­ского "веса" (рейтинга) лидера партии или общественного движения, а также какого-либо политика, претендующего на выборную государственную долж­ность. Доверие электората — это мандат на осуществление власти, выданный на время народом - по конституции сувереном и главным субъектом власти -своим представителям. При изучении электорального процесса важны не только результаты голосования, но и сам факт участия в выборах. Низкая электоральная активность, уклонение от голосования (абсентеизм), как пра­вило, отражают не только кризис доверия к отдельным политикам, но гово­рят либо о разочаровании общества функционированием всей политической системы и отторжении значительной части граждан от нее, либо о "дефектном" состоянии политической культуры как таковой.

Выборы как система определенных действий и атрибут конкретного типа политического режима рассматриваются специалистами в качестве одного из наиболее важных этапов формирования и проявления лидерства. В самом общем виде выборы состоят из двух подсистем: избирательной кампании (как процесса общения лидера и электората по поводу власти) и голосования как принятия избирателями властного решения. Эти подсистемы структури­руются каждая по-своему в соответствии с решаемыми ими задачами. В част­ности, основное содержание избирательной кампании — взаимодействие ли­дера и электората, при котором обе стороны осуществляют взаимное влия­ние. Следовательно, при анализе важно раскрыть их взаимодетерминационные связи, механизмы субъект-объектных властных отношений во всякий раз особой электоральной ситуации.

Отношения электоральной общности и политического лидера почти всегда строятся весьма противоречиво. Во-первых, подчас трудно определить, от чьего "лица" реально действует тот или иной политик, чьи интересы он вы­ражает. Сам же он может - добросовестно или нет - заблуждаться на сей счет, что нередко и происходит с представителями властных структур, лидерами партий и движений, которые, по экспертным оценкам, в массе своей убеждены, что представляют "народные интересы", а реально, по мнению своих же избирателей, реализуют разные корпоративные интересы. Во-вторых, степень расхождения интересов избирателей и целей, преследуемых лидером, выявляется, как правило, лишь со временем, когда голосование уже произошло, а лидер получил (или нет) мандат на власть. Избиратели и лиде­ры несут и разную ответственность за принятые ими решения: первые сами расплачиваются за свой выбор, за упущенные возможности и ошибки; вторые нередко уклоняются от нее либо за них отвечают их организации и политиче­ские наследники. Не случайно лидеры так щедры на обещания во время из­бирательной кампании и так скупы на их выполнение, став у власти: по по­литическим счетам будут платить не они.

Лица, претендующие на власть, предлагают свои программы решения об­щественных проблем и реализации интересов граждан, которые выглядят как некий "протокол о намерениях". Вместе с тем чрезмерная ориентация на сиюминутные предпочтения электората подталкивает лидера к популизму, а порой и к политическому авантюризму. Еще существеннее то, что приемле­мость и жизненность программы как бы удостоверяется личностью лидера. По опыту зарубежных и особенно отечественных избирательных кампаний, а также по проведенному нами мониторинговому анализу ряда электоральных ситуаций, для многих избирателей важнее облик, личностные качества кан­дидата, чем сто программа. Так проявляется, с одной стороны, право электо­рата ожидать от лидера выполнения им заявленной социальной роли, с дру­гой — обязанность политика вести себя соответственно ожиданиям других людей.

Не менее значимо при формировании политического лидерства и то, что электорат в целом состоит из групп, ориентирующихся на разные авторитеты, т.е. в нем отсутствуют сплоченность как осознанная ценность и совместная деятельность, способная опосредовать отношения участников этих групп. Предвыборные мероприятия (собрания избирателей, встречи с кандидатами), согласно опросам общественного мнения, вряд ли можно считать формой взаимодействия разных групп электората, который распадается по симпатиям и антипатиям к тем или иным кандидатам, партиям и движениям. К тому же до половины и более изби­рателей не принимают участия в предвыборных акциях.

ВЫБОРЫ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЫНОК

Выборы — это особый политический рынок с отработанными во многом правилами игры, но разными статусными и функциональными характеристи­ками его основных участников. "Продавцы" и "покупатели" как бы временно (о чем те и другие хорошо знаюти из чего исходят) меняются ролями. Элек­торат — "продавцы" — располагает на данном рынке избирательными голоса­ми; лидеры — "покупатели" — являются соискателями этих голосов. Первые предлагают свой политический "товар" под определенный ангажемент — программу или харизму лидера, тем самым становясь уже не просто продав­цами, но и "продающимися". Лидеры также обладают двойной продающей и покупающей ролевой функцией, так как кандидаты на занятие властных по­стов имеют особую стоимость: обычную, рыночную, как и прочий товар на рынке, плюс прибавочная стоимость власти (понятие введено в научный обо­рот К. Шмиттом). В отличие от обычного товара, власть в неправовом госу­дарстве может быть адекватно оценена лишь в соответствующих ирреальных стоимостных показателях. Думается, что здесь скорее применимы не эконо­мические принципы формирования стоимости товара, а принцип "курочки рябы, несущей золотые яички". Появление на рынке такого "товара", как го­лоса избирателей, естественно, вызывает особый интерес и конкуренцию среди его потребителей - лидеров,их сторонников и противников, которые вместе образуют политическую элиту, или специфический "политический класс". Финансовое, политическое, информационное, творческое, властное, государственное, научное и иное лоббирование во сто крат может окупиться в случае победы "своего" кандидата на выборах. В отличие от девальвирован­ной роли посредника на экономическом рынке, посредничество на рынке политических услуг переживает сейчас в России свой расцвет. Именно сверх-рентабельностью политического капитала объясняются астрономические средства, которые инвестируются в губернаторские и, особенно, президент­ские выборы. (Правда, тенденция к нарастанию финансовых, интеллектуаль­ных и других вложений в избирательные кампании свойственна многим странам мира.) Российская же специфика со времен большевиков обусловле­на требованиями завоевания, удержания и использования власти как добычи с последующей ее дележкой среди "своих".

Особые страсти разворачиваются в борьбе за главный приз - высшие госу­дарственные и региональные должности. Отсюда и непрекращающиеся внут­ри "политического класса" сражения, пики которых приходятся на выборы. Политологам и социологам, как и самим политикам, еще предстоит разрабо­тать ранговые шкалы, рейтинги, научные технологии раздела власти. Вместе с тем уже накопленный опыт подсказывает, что основной критерий при таком разделе — доля инвестиций в победу на выборах. По открытым или порой весьма малопонятным широкой публике кадровым перестановкам, скрытому переделу сфер влияния после инаугураций можно только догадываться о том, кто, сколько и каким капиталом (финансовым, интеллектуальным, творче­ским, коммуникационным, должностным, статусным и др.) содействовал ус­пеху победителя. При этом действительные электоральные предпочтения пе­рестают быть актуальными до следующих выборов, а лидер способен пренеб­речь ответственностью перед своими избирателями.

На наш взгляд, следует распределить “ политических посредников ” по двум крупным и далеко неравным по своему весу, численности и характеру груп­пам. Первую из них можно было бы назвать прихлебателями и прилипалами, которые при удачном разрешении электоральной ситуации получают натурой — деньгами, должностями, ангажементами, званиями и другими по-человечески понятными благами. Вторая группа не удовлетворяется подачками, использу­ет посредников и самих лидеров для усиления своего экономического доми­нирования, а также губительной для общества связки власти с собственно­стью и собственности с властью лидеров. Указанное различие политических посредников не есть наше отечественное изобретение, хотя и обладает неко­торыми специфическими чертами. В современной России лидеры, власть и собственность зачастую покупаются, что образует тройное основание для произвола — коррупции, нечестивого богатства и бюрократического разгула. Покупка власти через подставных лиц, расширение зоны теневой власти, фа­воритизм создают тупиковую для любого общества ситуацию: лидеры без вла­сти, власть без лидеров, очередная попытка монопольного присвоения власти и капитала, угроза вмешательства в публичную и частную жизнь граждан, а в итоге — всеобъемлющий кризис и реальная ситуация нового пришествия "спасителя" со своей командой. Подобные состояние и нестабильность элит­ных групп российского общества чреваты политической фрустрацией населе­ния, которое вполне может не принимать навязываемый ему порядок, при­чем используя насилие и неправовые методы.

АКТИВНОСТЬ ЭЛЕКТОРАТА И ФОРМИРОВАНИЕ ЛИДЕРСТВА

Существует довольно много форм и степеней интенсивности политиче­ской депрессии, как и возможностей воздействия на нее: граждане могут от­вергать политический режим в целом или какие-то более частные его харак­теристики; аполитичность способна охватывать отдельные социальные группы, территориальные, этнические, профессиональные и иные общности. Формы проявления депрессии - абсентеизм, голосование против всех канди­датур, митинги, забастовки, гражданское неповиновение и т.д., которые раз­рушают даже начала консенсуса в обществе. В 1996 — 1997 гг. до 60% граждан с правом голоса не участвовали в различных выборах (президентских, регио­нальных, в местное самоуправление); согласно опросам, около 10% респон­дентов голосовали безо всякой цели, следуя сложившейся традиции, т.е. фак­тически бездумно; примерно 7% ответили, что их выбор был случайным, так как никто из кандидатов не понравился; около 5% голосовали против всех, поскольку не нашли достойного для себя кандидата.

Не все деятели в должной мере осознают, что политический абсентеизм, если его подпитывать, используя механизмы внушения, может, наряду с раз­очарованием миллионов россиян от бесконечных обещаний, завести наше общество в тупики политической пассивности, социальной апатии, социаль­но-психологической дестабилизации. Еще опаснее глубокий раскол общества по предпочтениям, разжигание нетерпимости в общественном сознании, что уже в силу инерции последнего переносится и на послевыборные процессы, создавая серьезные проблемы для функционирования и экономики, и самого государства.

Однако, на наш взгляд, было бы неверным отождествлять подлинный ав­торитет, основанный на действительной общности интересов лидера, его сто­ронников и электората, с той разновидностью общественного отношения, ко­торая опирается на некритическое восприятие фигуры лидера вплоть до слепой веры в него. Еще хуже, когда лидер конструируется с помощью направ­ленного манипулирования массовым сознанием. О том, что политики, органы власти, партии на выборах нередко действуют по принципу "все сред­ства хороши", свидетельствует не только обилие компромата на них, но и столь активная, зачастую решающая роль в победах на выборах не самих кан-148 дидатов, а их команд ^— имиджмейкеров, социологов, психологов, банкиров, работников и хозяев СМИ, артистов и пр. Прошлый и настоящий опыт на­шего государства убеждает в пагубности такого "возвышения" лидера, при ко­тором избирателям отводится роль исполнителя чужой воли, а политик изна­чально попадает в зависимость от своих социальных технологов и спонсоров, политических посредников и их хозяев. В подобных случаях прямо срабаты­вает известный принцип: кто платит — тот заказывает музыку.

Реальное же сплочение электората вокруг лидера проходит различными пу­тями и с неодинаковыми результатами. Первый путь — осуществление инте­ресов электоральной общности через действительное разрешение противоре­чий (как правило, воплощенных в потребностях) между социальными слоя­ми, что требует больших затрат средств, времени и серьезных усилий со сто­роны лидера, представляющего интересы ориентированных на него электоральных групп. Второй путь следовало бы выбрать тогда, когда реали­зация интересов одной социальной общности, по крайней мере в минималь­но необходимом объеме, невозможна из-за столкновения с интересами дру­гих сегментов электората. Это путь координации, взаимосогласования разнонаправленных электоральных интересов, выработки и проведения компро­миссной линии деятельности вплоть до замещения неудовлетворенных интересов другими потребностями и интересами. Третий — путь популист­ских обещаний, когда вместо удовлетворения конкретных интересов или, по крайней мере, обозначения реальных сроков и механизмов их реализации, генерируются новые (чтобы не понизить уровень ожиданий и связанный с ними политический "вес" лидера), например, через создание образов "светлого будущего", "исторического шанса", "врага". Так результаты полити­ческой деятельности замещаются их суррогатами. Четвертый способ — подав­ление чьих-либо интересов в случае непримиримого столкновения "своих" и "чужих" электоральных общностей. Однако два последних метода не дают эффектов снятия электорального напряжения и не разрешают противоречия между социальными группами, лидерами и их сторонниками, субъектами власти и обществом. Различие политических интересов, выраженное на языке взаимных прав, обязанностей и ответственности сторон, не снимается, тем самым значительно усиливается накал электоральных ожиданий.

Ценой популистской и спекулятивной политики многих электоральных лидеров стали девальвация общественного и государственного правосознания, падение в России авторитета недавно (по историческим меркам) введенных политических институтов. Эта тенденция заметно проявилась уже к концу 1996 г., когда по данным Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП) уровень полного доверия со стороны населения к органам власти и политическим организациям не превышал 3 — 10%. Это относилось как к институту президентства, Госдуме, Совету Федера­ции, федеральным органам правопорядка, так и к местным органам власти – областным (городским) администрации и законодательному собранию. РНИ­СиНП делает вывод, что даже в самые кризисные годы перестройки "такой пропасти между населением и властными структурами не было".

Эти данные отражали не только серьезнейший для политической системы процесс делегитимизации российских властных структур разного уровня, но и накопление в обществе мощного протестного потенциала. Если, по данным общероссийского исследования фонда "Социальный мониторинг" (руководи­тель — автор этой статьи), в апреле 1993 г. большинство (до 80%) граждан предпочитали сохранять лояльность режиму в острых общественно-полити­ческих ситуациях, то декабрьский 1996 г. опрос РНИСиНП показал, что обо­значилась явная готовность населения прибегнуть к различным акциям про­теста: уже треть россиян была согласна участвовать в политических демонст­рациях, а 8% - в случае необходимости взяться за оружие (там же).

Правда, готовность к протесту есть предрасположенность, но еще не гарантия практических действий. Между "хочу" и "буду" — весьма существенная дистанция, протяженность которой определяется материальными условиями существования основной массы населения страны.

СОЗДАНИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЙ И НАСТРОЕНИЙ ЭЛЕКТОРАТА

Важную роль в выборе своего электорального "мы" играют стереотипы и установки. Стереотипом, как известно, считается "относительно устойчивый и упрощенный образ социального объекта (группы, человека, события, явле­ния и т.п.), складывающийся в условиях дефицита информации как результат обобщения личного опыта индивида и нередко предвзятых представлений в обществе". Установка - это "готовность, предрасположенность субъекта, воз­никающая при предвосхищении им появления определенного объекта и обеспечивающая устойчивый целенаправленный характер протекания дея­тельности по отношению к данному объекту". Совпадение ряда призна­ков, характеризующих оба понятия, позволяет рассматривать стереотип как проявление установки, возникающее в процессе социального или политиче­ского (в т.ч. электорального) взаимодействия и отличающееся значительной эмоциональной интенсивностью и высокой степенью стабильности. Эти осо­бенности стереотипа компенсируют избирателю недостаток информации и поэтому позволяют хоть как-то ориентироваться в перипетиях предвыборной борьбы либо, напротив, блокировать даже рациональные сведения, идущие от "чужого" кандидата. Обычно стереотипы и установки выражение присутству­ют в массовом электоральном сознании в форме эмоционально окрашенных образов "своих" и "чужих", "нас" и "их". Нетрудно заметить, что особенности стереотипа резонансно накладываются на особенности сознания избирателя и усиливаются самой электоральной ситуацией, что максимально полно ис­пользуется лидерами в предвыборной борьбе.

Наиболее употребительным в этом смысле является весьма привычное противопоставление "хорошо — плохо". В таком дихотомическом диапазоне даются оценки "своим" и "чужим" лидерам, партиям, движениям, социаль­ным группам, институтам власти, самому политическому режиму, что заметно проявилось в ходе кампании по избранию Президента РФ летом 1996 г., ко­гда электорат в очередной раз бык поставлен в ситуацию судьбоносного фор-мационного выбора, а это психологически нивелировало программы кандида­тов, предлагавшуюся ими стратегию, факты предыдущей политической дея­тельности либо отсутствие нужного опыта в этой сфере, физическое и нрав­ственное самочувствие. Свой возможный проигрыш на выборах лидеры пытались обозначить как "вселенскую катастрофу", а не рутинную процедуру конкуренции за чередование у власти.

Автократическая, по существу, поляризация электорального сознания обра­зует один из важных каналов, через который действуют механизмы манипу­ляции общественным мнением, в частности со стороны СМИ. Функция по­следних состоит в том, чтобы способствовать выработке такого образа партии или личности, который имел бы наибольшие (наименьшие) шансы на успех, на поддержку политически активных граждан. Структура образа обычно со­стоит из сравнительно устойчивых и ряда переменных характеристик. К ус­тойчивым относятся прежде всего социальные и социально-политические оценки. Например, партия может принять образ "защитницы угнетенных и бедных", покровительницы "привилегированных и богатых", партии ре­форм, консервативной стабильности или "отката к прошлому" и т.п.

Переменными являются характеристики, отражающие набор актуальных электоральных ожиданий. При относительной экономической и политиче­ской стабильности в образе партии могут привлекать демократичность, стро­гая приверженность законности, терпимое отношение к политическим оппо­нентам. В состоянии же кризиса, массового разочарования в результатах дея­тельности управителей, падения доверия к органам власти и их руководите­лям в образе лидера в большей степени импонируют способность "навести порядок", восстановить "поруганную честь" отечества, готовность к чрезвы­чайным мерам, непримиримость к коррупции и т.п.

Избирательные кампании последних лет показали высокие шансы канди­датов от "партии власти", которые в своих интересах аккумулировали воз­можности и интересы правящей и корпоративных элит, "приближенных и прикормленных" представителей СМИ, частично интеллигенции и тех, кого уже привычно называют "новыми русскими", иными словами, всех, кто жела­ет сохранить в целом неизменным существующий порядок, личное социаль­ное, институциональное и имущественное положение. Именно в их руках в федеральном и региональном масштабах сосредоточены такие действенные средства влияния на электорат, способные создать благоприятный имидж ли­дера, как телевидение, радио, газеты, связь, финансы, государственные струк­туры и механизмы. Вместе с тем, когда столь внушительная "команда" играет на стороне совершенно определенной категории лидеров, это может закон­читься опасной дестабилизацией общества и быстрой утратой поддержки со стороны электората отдельных политиков или всей "партии власти" в целом, что мы и наблюдаем с лета 1998 г.

ПРОГНОЗИРОВАНИЕ ЭЛЕКТОРАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ

Авторитет избранного на какие-либо посты лидера, самого органа власти ("кредит доверия") зависит от качественного уровня кандидатов на власть; адекватности их программ и предвыборной деятельности интересам и ожида­ниям электората; условий и характера предвыборной борьбы; уровня полити­ческого сознания и поведения избирателей. Последнее, как уже говорилось выше, представляет для исследователей особый интерес. Электорат нельзя рассматривать как простую совокупность голосующих индивидов. Необходи­мо учитывать индивидуальные и социальные характеристики избирателей, внешние условия, в которых находятся конкретные, пусть самые малые, электоральные группы. Социологами и политологами, выработаны различные подходы к определению факторов, влияющих на позицию избирателей во время голосования. Среди них:

— изменение в ту или другую сторону материальных условий жизни;

— описание, анализ и оценка электората как такового (дифференциация по принадлежности к социальным группам и особого рода общностям, демогра­фическим характеристикам, месту проживания, профессиям, социальному и имущественному положению, статусу и т.п.). Путем установления корреляци­онных зависимостей фиксируется смещение политических ориентации и пред­почтений, что дает возможность спрогнозировать электоральное поведение;

— выявление специфики электората отдельных партий и лидеров (его структура, характер, возможности и масштаб влияния политических субъек­тов на отдельные электоральные группы - молодежь, женщин, пенсионеров, работников государственных структур или предпринимателей), уровень и "адресность" воздействия лидера (партии) по территориям, определение при­чин абсентеизма;

— оценка факторов, поддерживающих или изменяющих конкретное элек­торальное поведение;

— дифференциация избирателей по степени устойчивости их электораль­ной ориентации — твердые сторонники (противники) какой-то партии или лидера и колеблющиеся;

— установление предположительных причин, способных побудить различ­ные группы колеблющихся избирателей изменить свои намерения в ходе предвыборной кампании, накануне выборов и в сам момент голосования;

— соотнесение электоральных ориентации и поведения с другими группа­ми показателей (типологический анализ).

Сочетание этих методик исследования позволило нашим ученым ко вто­рой половине 1990-х годов создать модель предсказания итогов выборов с веста удовлетворительной (за исключением рада случаев) точностью. Вместе с тем типичными (помимо явной политологической неграмотности) просче­тами или тенденциозными ориентациями отечественных и зарубежных экс­пертов при прогнозировании итогов выборов являются:

— следование стереотипам массового сознания и/или официальному мнению;

— попадание в резонанс ажиотажа вокруг того или иного политика;

— недооценка значения СМИ, особенно телевидения, и направленной ра­боты сними;

— стремление отметать сомнения, заниматься самообманом или обманом заказчиков прогноза, действовать по принципу "в России все возможно" (это прежде всего относится к западным экспертам).

— ангажированность аналитиков, чем были отмечены прогнозы "придворных" специалистов, политиков второго ранга, ориентированных на разных лидеров газет, теле- и радиокомментаторов, артистов, даже брокеров центральных бирж в период президентских выборов. (Опытные прогнозисты, как правило, в своих расчетах делали "поправку" на особые возможности "партии власти".) Выборы, как и всякая экстремальная ситуация, для одних — политический- экзамен, а для других - пора самоутверждения, угодничества или просто солидных заработков и установления полезных связей. В связи с этим ангажированность, вероятно, самый серьезный фактор, влияющий на качество прогноза. Она, кстати, вредит и самим политическим лидерам, по­скольку "смазывает" действительную картину преференций и электорального поведения граждан.

По нашим оценкам, характерная для начала 1990-х годов двухполюсная модель размежевания политического сознания между коммунистами и ре­форматорами, ориентированными на тех и других общественно-политическими структурами и лидерами сменилась сегодня консолидацией на одном полюсе —неприятия всех властных структур подавляющей части населения России (от 75 до 95%). Основной причиной столь единодушного неприятия стали неспособность действующих властей всех уровней управлять, их не­профессионализм, коррумпированность. Легитимным основанием для от­правления властных полномочий летом 1998 г. не обладал ни один орган го­сударственной власти, ни одна из ветвей власти и мало каков лидер регио­нального масштаба, не говоря уже о федеральном.

За прошедшие 5-6 лет новый политический класс создал механизмы, ра­ботающие в режиме "удержания власти", использования ее в собственных ин­тересах. Нейтрализовать негативные факторы, развернуть элиты и корпора­ции к компромиссам не "внутри себя" или с поддерживаемым ими лидером, а с обществом, можно путем постепенной трансформации, в т.ч., вероятно, и с помощью поправок к Конституции РФ, "суперпрезидентской республики" в более сбалансированные формы демократического политического режима (вместе с коррекцией социально-экономического курса). Функционирование внутри институтов верховной власти дублирующих друг друга и непонятно кому подотчетных структур создало временную систему сдержек и противове­сов не между ветвями власти или между центром и регионами, а лишь внутри самого института исполнительной власти. Подобные режимы могут быть эф­фективны лишь для мобилизационного развития.

Когда отсутствуют правовое и политическое оформление властных отно­шений, отлаженная система публичной ротации кадров управленческой эли­ты, то выборы становятся квазидемократическим институтом, обеспечиваю­щим механизмы персональной власти главы государства и его "команды", что превращает российский истеблишмент в замкнутую и неподконтрольную об­ществу корпорацию.

Сегодня всем очевидно, что существующая система изживает себя. Выход из сложной ситуации видится на пути превращения всенародных массовых выборов в институт действительного, а не мифологизированного или манипулированного волеизъявления суверена власти — народа. Суверенитет наро­да не сводится к дискретным голосованиям, власть им лишь делегируется своим временным представителям, которые отправляют ее в условиях состя­зательности ветвей власти, баланса полномочий, наличия системы отзыва де­путатов и избранных должностных лиц, наконец (что существенно для на­шего материала), формирования реальной системы политического лидерства, регулярно подтверждаемого выборами.

Таким образом, нормально функционирующий институт выборов все-таки крайне важен для становления и удержания власти народа, оформленной в современный политический режим демократического толка. А оба этапа электорального процесса — общение кандидата с гражданами в ходе избира­тельной камлании и акт непосредственного избрания при голосовании –характеризуются сложной конструкцией лидерских взаимодействий (в т.ч. коалиционного типа), взаимодетерминации политического выбора со сторо­ны избираемых лидеров и выбирающих их электоральных групп. В связи с вышесказанным характер электорального процесса, следовательно, авторитет и действенность власти, политических лидеров и представляемых ими струк­тур, которые должны, наконец, сложиться в нормальную многопартийную систему, в решающей мере определяются качеством и результативностью вы­борного процесса, его способностью к детерминации и использованию по­тенциала политического лидерства.

ЭЛЕКТОРАТ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ РОССИИ

По материалам Самарской области

Выборы в различные органы власти, ставшие неотъемлемой частью поли­тической жизни России, уже давно привлекают пристальное внимание иссле­дователей. В последнее время возрос интерес специалистов и к региональной специфике электорального поведения. Тем не менее данная тема, будучи от­носительно новой, остается недостаточно изученной, особенно если учесть значительную политическую дифференциацию российской провинции. В на­стоящей работе мы попытаемся хотя бы частично заполнить имеющиеся пробелы, рассмотрев электоральное поведение населения Самарской области.

Тот факт, что в качестве объекта анализа был выбран именно этот регион, не случаен: с точки зрения поведения избирателей Самарская область являет­ся своеобразной моделью России как таковой (подобно Нью-Гэмпширу в США). На всех прошедших федеральных выборах итоги голосования в облас­ти лишь очень незначительно отличались от общероссийских. Кроме того, внутри области прослеживаются значительные различия в политических ориентациях отдельных поселенческих групп и представлены основныерегио­нальные модели электорального поведения: (а) "столичная" (г. Тольятти), (б) характерная для промышленных центров (г)Самара, Новокуйбышевск, Сыз­рань) и (в) типичная для районов "красного пояса".

В целом, по результатам федеральных выборов Самарскую область можно отнести к регионам с низким или ниже среднего уровнем оппозиционности (наряду с Нижегородской, Тюменской, Архангельской, Свердловской, Челя­бинской областями, Москвой, Санкт-Петербургом и некоторыми другими субъектами Федерации). Как справедливо отмечают авторы исследования "Анализ тенденций развития регионов России в 1991-1996 гг. Политические ориентации населения регионов России", область входит в группу регионов левоцентристского направления. Такие решены, протестно настроенные по отношению к "партии власти" в узком понимании (скажем, к НДР в 1995 г.) на выборах с многовариантным голосованием (в частности, на парламент­ских), в случаях смешанного (например, в холе первого тура президентских выборов) и дихотомического (второй тур президентских выборов) голосова­ния поддерживают "партию власти" в широком смысле слова.

ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ АКТИВНОСТЬ ИЗБИРАТЕЛЕЙ САМАРСКОЙ ОБЛАСТИ

Одной из важнейших характеристик электорального поведения граждан является уровень их активности. Самарская область относится к числу ре­гионов с уровнем активности ниже среднероссийского. Так, согласно данным социологического мониторинга, который проходится Самарским Фондом фундаментальных исследований с 199Ь г, лишь чуть более четверти избирателей области действительно интересуются политикой и регулярно прини­мают участие в выборах. Результаты мониторинга позволяют подразделить электорат региона на четыре категории:

I) "устойчивый электорат "(26.5 %) — избиратели; которые постоянно ин­тересуются политикой и принимают участие практически во всех выборах;

2) "ситуативный тек/пират" (34,6 %) - избиратели, которые спорадиче­ски интересуются политикой и чье участие в голосовании зависит от того, заинтересованы ли они в исходе тех или иных конкретных выборов;

3) "пассивный электорат " (23,3 %) — избиратели, которые не интересуются политической жизнью и приходит голосовать только под влиянием других людей (соседей, родственников, сослуживцев);

4) "убежденные абсентеисты" (15,6 %) – которые никогда не голосуют. Выделенные категории избирателей заметно различаются по своему воз­растному составу. Как и в России в целом, в Самарской области наиболее вовлечены в политический процесс 60-летние, молодежь составляет основ­ную часть "ситуативного электората", а число "убежденных абсентеистов" выше всего среди избирателей среднего возраста

Результаты опросов показывают, что электоральная активность избирате­лей существенно коррелирует с их политическим" ориентациями. Здесь так­же прослеживаются общероссийские тенденции: наибольшую активность проявляют сторонники коммунистической оппозиции, наименьшую — при­верженцы "демократической оппозиции".

Наличие значительной пассивной составляющей в "оппозиционно-демократическом" электорате объясняется, на наш взгляд, целым рядом причин.

Во-первых, можно предположить, что пассивность существенной части избирателей данной группы является своеобразным протестом против дихо­томической логики электорального процесса в России. Для них, по-видимому, неприемлема сама ситуация (наиболее отчетливо проявляющаяся во втором туре президентских выборов), требующая выбора между представи­телями нынешней и прошлой "партий власти".

Во-вторых, порождающим пассивность фактором может служить харак­терное для "оппозиционно-демократического" электората расхождение меж­ду нормативной и дескриптивной оценками демократии, когда вера в высо­кую значимость демократических принципов как таковых сочетается со скеп­тическим отношением к тому, что называется демократией в России, в т.ч. к избирательным процедурам и их влиянию на политическую жизнь страны. Как показывают социологические исследования, со­мнение в эффективности института выборов являемся одной из наиболее важных причин абсентеизма. Например, по время опроса, проводившегося в сентябре-ноябре 1997 г. В Самарской области. более ЗО% респондентов, заявивших о том, что не собираются принимать участие в выборах в Самар­скую Губернскую думу, ссылались на их бесполезность и еще 11% - на воз­можность фальсификаций.

Разумеется, недоверие к выборам как к механизму политического представительства распространено не только среди представителей рассматриваемой группы. Так, по данным опросов социологического центра Самарского университета, в 1993 — 1995 гг. лишь немногом более половины избирателей Самарской области считали, что выборы в целом отражают реальное воле­изъявление народа. Однако, если для сторонников, скажем, коммунистиче­ской оппозиции, в чьей системе ценностей демократия занимает не очень высокое место, расхождение между нормативной и дескриптивной оценками демократии не столь существенно, то для "оппозиционно-демократических" избирателей оно должно иметь огромное значение, поскольку связано с кру­шением надежд на быструю реализацию их социально-политических идеалов.

В-третьих, особого внимания заслуживает тот факт, что в группе привер­женцев "демократической оппозиции" значителен удельный вес молодежи и лиц среднего возраста с относительно высоким уровнем образования к дохо­дов. Как показывает опыт развитых демократических стран, люди, обладаю­щие подобными социальными характеристиками, наиболее склонны к рациональному голосованию и индивидуализации восприятия проблемного по­ля политики. Именно в их среде происходит формирование "нового избирателя", о появлении которого пишут многие западные исследо­ватели. Поэтому не исключено, что часть российского "оппозиционно-демократического" электората уже приобрела черты, прису­щие "новым избирателям". Соответственно, их электоральная активность во многом определяется тем значением, которое имеют для них выборы того или иного уровня.

Выявленная выше корреляция между электоральной активностью и поли­тическими ориентациями, а также возрастом избирателей позволяет говорить о том, что от степени мобилизации "ситуативного" и "пассивного" электора­та зависит не только успех проведения тех или иных выборов, но и, в из­вестной мере, их результат. Так, победа Б.Н. Ельцнна на президентских выбо­рах 1996 г. (в т ч. и в Самарской области) стала возможной, помимо прочего, благодаря тому, что удалось мобилизовать "ситуативный" и, частично, "пассивный" электорат, т.е. именно те категории избирателей, среди которых преобладает молодежь, придерживающаяся, как правило, более демократиче­ских взглядов, чем люди старшего возраста, и широко представлены сторон­ники "демократической оппозиции", многие из которых поддержали Ельци­на во втором туре. В то же время было бы большим преувеличением связы­вать итоги выборов исключительно с уровнем электоральной активности из­бирателей. Например, в выборах губернатора Самарской области, закончившихся, как известно, победой К. Титова над первым секретарем об­кома КПРФ В. Романовым, участвовал преимущественно "устойчивый элек­торат", в составе которого, напомним, особенно высока доля пожилых, а также приверженцев коммунистической оппозиции.

Список использованной литературы

1. Г.В. Голосов «Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональных выборов». Полис, № 4, 1997.

2. Н.П. Пищулин «Политическое лидерство и электоральный процесс». Полис, № 6, 1998.

3. В.А. Кузнецов, Е.Ю. Мелешкина «Электорат провинциальной России (По материалам Самарской области)». Полис, № 5, 1999.

4. Р.М. Бикметов «Избирательный процесс, власть и оппозиция в Ульяновской области». Полис, № 7, 1999.