Духовная культура Древнего Ирана - реферат

МИНИСТЕРСТВО ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯРОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

РОСТОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ ПЕДАГОГИКИ И ПСИХОЛОГИИ

ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА

ДРЕВНЕГО ИРАНА

РЕФЕРАТ

Выполнила: студентка РГПУ

факультета психологии

Семергей И. В.

г. Ростов-на-Дону

2002 г.

Содержание

Введение

1. Искусство Древнего Ирана …………………………………………..11

2. Религия древних иранцев ……………………………………………….23

3.Мифология зороастризма…………………………………………………27

4. Авеста как известнейший памятник Древнего Ирана ………………….29

5. Литература ………………………………………………………………..35

ВВЕДЕНИЕ

Древнейшая история персов до сих пор остаётся не совсем ясной и изученной. Ассирийские надписи 9-8 вв. до н. э. и более поздние источники упоминают ряд персидских племён, главенствующую роль среди которых играли племена, обитавшие в районах западного Ирана. Позже появились свидетельства о жизни восточноиранских племён. Культура Древнего Ирана специфична и богата заимствованиями одновременно. В ней можно выделить три периода: эламскую цивилизацию (к. 4-7 век до н.э.), отличающуюся оригинальностью и самобытностью искусства, медийскую и ахеменидскую. О последнем периоде имеется наибольшее количество информации – это греческие, ассирийские, урартские и др. тексты.

Иран находится на плоскогорье, вокруг которого вздымаются горные хребты, отделиях до н. э. западная часть Иранского нагорья — Элам, а также его северо-западные районы, где жили касситы, а севернее их — луллубеи, находились в культурных и военных контактах с Двуречьем и сложившимися там обществом и государством шумерийцев.

Климат Иранского нагорья резко континентальный, суровый: сильно различие температур дня и ночи, времен года, очень мало дождей, мало воды в немногих речках, большое количество засоленных земель-солончаков.

Только там, где естественным образом вырастала трава, появилось кочевное скотоводство. Земледелием же возможно было заниматься только с помощью искусственного орошения.

Очень рано жители Иранского нагорья начали разрабатывать богатые залежи металлов — меди, олова, свинца, золота, серебра, железа, а кроме того — нефти.

Сложение иранских народностей явилось важным фактором не только этнической, но и социально-политической истории стран Иранского нагорья.

Со времени распространения на его территории в первой половине I тысячелетия до н.э. ираноязычное население сохранило свою этническую самобытность до настоящего времени, несмотря на бурную средневековую историю, неоднократные вторжения и политическое господство арабов, тюркских, а также монгольских племен. К современным ираноязычным народам Иранского плато принадлежат персы, афганцы, курды, гилянцы, мазандеранцы, луры, бахтиары, белуджи и др. Часть названных этнонимов упоминается со средних веков, другие уже с эпохи древности: персы, курды (ранее: курты, киртии), гилянцы (гелы) и др.

В древности существовали и другие иранские народности: мидяне, парфяне, бактрийцы, кармании (керманцы) и др. Позже они влились в состав персоязычного населения (персидский язык с сасанидской эпохи широко распространился во многих иранских областях: в Мидии, Парфии-Хорасане и др.) и некоторых других иранских народностей (например, курдов на западе и афганцев на востоке нагорья). Но на большей части Иранского нагорья преобладающими остались ираноязычные народности. Можно подчеркнуть, что Иран является одной из немногих стран Ближнего и Среднего Востока, где по данным источников представляется возможным проследить линию этноязыковой преемственности начиная уже с первой половины I тысячелетия до х.э.

Как и родственные племена Индии, древние иранцы, включая мидян и персов, называли себя «ариями»¹ . От этого слова происходит и само название «Иран», ранее Эран, от древнеиранского Арьяна — «[страна и царство] ариев».

Интересные сведения о Западном Иране можно получить как из археологических материалов, так и из сведений ассирийских и урартских надписей.

Источники IX—VIII вв. называют ряд областей и «стран» на западе Ирана. Более обширные из них не были политически едины и состояли обычно из отдельных владений. Имелось и множество совсем мелких «стран», как упоминаемые около 820 г. 28 владений со своими правителями. Подобные владения состояли большей частью из одной или двух-трех округ с укрепленным центром, или «сильной крепостью», и группой окружающих простых поселений (в среднем около 10 на один центр).

Судя по археологическим данным, разложение первобытнообщинных отношений в части районов на северо-западе Ирана происходило уже в конце IV — начале II тысячелетия. Во II тысячелетии до х.э. отмечается определенный разрыв в преемственности культуры и типов поселений, но многие экономические и социальные традиции были сохранены и развиты, в том числе в ремесле, явно отделенном от сельского хозяйства. Археологические памятники конца II — начала Iтысячелетия свидетельствуют уже об оформленной социальной дифференциации, дальнейших успехах ремесла (включая металлургию железа, входящего в широкое употребление с конца II тысячелетия) и иных видов хозяйства, в том числе земледелия — оно давно было плужным, а в первых веках I тысячелетия широко употреблялись железные земледельческие орудия: серпы, мотыги и проч. (вместе с тем уже входили в употребление подземные сооружения для водоснабжения), существовали и обширные поселения. Результаты многолетних археологических работ подкрепляют эти предположения, так, был исследован город XI—VIII вв. с мощными стенами и монументальными зданиями дворцового и храмового типа; найден каменный сосуд с надписью, указывающей на его принадлежность «дворцу» Баури, правителя страны Иды.

Археологические материалы с Хасанлу удостоверяют, что по крайней мере часть упоминаемых текстами IX в. до н.э. «сильных городов» и «крепостей» древнего Ирана были настоящими городами-крепостями. Судя по сведениям ассирийских текстов IX в. до н.э. и урартских первой половины VIII в. до н.э., относящиеся к Ирану, в том числе встречающиеся цифровые данные о полоне и добыче, указывают на значительную численность населения отдельных округ и владений с центральной крепостью и на большие материальные ресурсы ряда областей Ирана в целом. Часто сообщается об огромном количестве крупного и мелкого скота, захваченного или полученного как дань в тех или иных «странах». Так, урарты в середине VIII в. до х.э. в одном из походов в Иран угнали 12 300 голов крупного рогатого скота, 32 100 — мелкого и 2500 лошадей, а также около 40 000 пленных, из них 6000 уцелевших мужчин-воинов и 25 000 женщин, — все они, по анналам, были захвачены после взятия трех крепостей и 23 окружающих их поселений.

Главным видом дани с ряда областей, около оз. Урмия, в Мидии и др., были лошади — упряжные и верховые. Наряду с отдельными районами Армянского нагорья Западный Иран был тогда основной областью коневодства в Передней Азии, и жители некоторых его областей славились особым умением разводить и готовить лошадей для конницы.

Данные IX в. до н.э., например, о дани вином, и более обстоятельные сведения VIII в. до н.э. указывают на интенсивное развитие земледелия, садоводства и виноградарства в ряде районов Северо-Западного Ирана. Уже тексты IX в. до н.э. свидетельствуют о существовании центральных поселений, или городов, с развитым земледелием в окрестностях. А на Хасанлу, одном из таких центров, найдены многочисленные земледельческие орудия, остатки злаков, включая шестирядный ячмень и несколько сортов пшеницы, помещения с объемными сосудами для вина и т.д.; и сам тип застройки крепости и «внешнего города» за стеной характеризуют Хасанлу как важный оседлый земледельческо-скотоводческий центр.

В большом количестве ассирийцы получали из иранских областей металлы (бронзу, медь, золото, серебро и др.) — обычно в виде готовых изделий, часто особо искусно сделанных и дорогостоящих (что иногда отражено и в очень кратких версиях анналов), иную ремесленную продукцию, например льняные и шерстяные ткани (об этом сообщается лишь в подробных отчетах), а также ценные минералы. Один из интереснейших иранских археологических комплексов — «луристанские бронзы». Это происходящие в основном из хищнических раскопок многочисленные изделия своеобразного, иногда вычурного, «роскошного» стиля, характеризующегося особой выразительностью, смесью реализма и фантастики в изображении людей или божеств, животных, сверхъестественных существ. Так, с большим разнообразием приемов металлургического и ювелирного производства изготовлялись ритуальные и бытовые предметы, вооружение, художественно выполненные удила с псалиями и т.д.

«Луристанские бронзы» ранее датировали от III тысячелетия до середины I тысячелетия до н.э., различна и их этническая атрибуция. Лишь недавно в результате научных исследований могильников Луристана установлено, что, хотя металлургия в Луристане достигла большого совершенства уже в III тысячелетии до н.э., своеобразный комплекс собственно «луристанских бронз» относится к концу II — первым векам I тысячелетия до х.э., а преимущественно к VIII—VII вв. до н.э.

«Луристанские бронзы» обычно считали оставленными кочевниками,но характер самих этих изделий не указывает на кочевой быт. А недавние археологические разведки и раскопки мест поселений показали, что в конце II — первых веках I тысячелетия до н.э. в Луристане существовали многочисленные оседлые поселения.

Из «стран» и владений Западного Ирана начала I тысячелетия до х.э. многие были уже образованиями государственного типа. Часть их можно определять как города-государства, состоящие из сельскохозяйственной округи с главным центром. В возникавших с того времени более значительных объединениях основную роль играли не племенные, а территориальные связи (или усиление отдельных правителей за счет соседей).

Возникновению крупных политических единиц во многом, очевидно, препятствовала большая этническая и языковая пестрота, характерная тогда для Ирана в целом и ряда его отдельных областей. Можно конкретно говорить не менее чем о 6—8 различных языковых группах, представленных тогда в Западном Иране; на самом же деле их было, очевидно, еще больше.

В первые века I тысячелетия до х.э. в Иране еще были широко распространены древние этнические группы, часто упоминающиеся рядом с ираноязычными. Их длительное сосуществование сопровождалось ассимиляцией местного населения ираноязычным. В некоторых районах она осуществилась весьма рано, но в целом процессы ассимиляции старых этнических групп и этногенеза иранских народностей были длительными и сложными.

На первых этапах расселения по Ирану иранские племена занимали отдельные районы и долины или распространялись по более обширным областям, где могли обосноваться в существовавшей политической ситуации; в таких районах они, вероятно, частично подчиняли местное население и ассимилировали его. Но в других областях автохтонное население долго не утрачивало своего этнического лица и оставалось политически ведущим. Им были созданы и первые на этих территориях государственные образования: Гильзан, Аллабрия, Манна и проч. А в IX—VIII вв. ираноязычное население в различных районах Ирана оказалось в зависимости от местных государств (Элам, Манна, Эллипи и др.) или от Ассирии и Урарту. Возникавшие затем значительные объединения во главе с представителями ираноязычного населения создавались лишь в областях, где иранский этнический и языковой элемент уже был преобладающим (как в VIII в. в районах, где позже возникло Мидийское царство). В дальнейшем распространении иранской речи и культуры в Иране большую роль сыграли Мидийская и Ахеменидская державы.

Предки западноиранских племен покинули свою прародину еще достановления в евразийских степях кочевого скотоводства и разделения племен на кочевников и земледельцев. Ранее хозяйство этих областей, по данным археологии, было скотоводческо-земледельческим. Судя по лингвистическим материалам, земледелие продолжало развиваться как в арийскую, так и в общеиранскую эпоху, когда применялся и плуг (соха). Авеста и Ригведа говорят об оседлой жизни в постоянных поселениях иранских и индоарийских скотоводов-земледельцев. Скот, однако, был главным мерилом богатства и основной добычей в межплеменных войнах.

Важную роль играло коневодство; в арийскую эпоху использовалась боевая колесница, а в период расселения иранских племен они обладали и развитыми навыками верховой езды, всадническим снаряжением и оружием. Уже в арийскую эпоху существовало профессиональное ремесло, в частности металлургия.

Арийские племенные общины делились на три наследственные группы: воинов, жрецов, простых общинников; затем оформилась четвертая группа — зависимых. Одно из арийских обозначений воинов — «колесничие» (в Авесте ратайштар, позже в среднеперсидском артештаран — знатные воины); из этой группы происходили и вожди, или «цари», обладавшие большой властью и имущественным превосходством над соплеменниками. С арийской эпохи «воины» были частично свободны от производительного труда и имели другие источники дохода, как в значительной части и жречество. Оно включало служителей культа и представителей иных «интеллектуальных» профессий того времени: хранителей религиозно-эпической традиции и правовых норм, советников правителей, воспитателей юношей из трех первых социальных групп и др. В Авесте члены жреческой касты называются атраван (среднеперс. асраван). У мидян и персов они именовались также магами.

Название третьей группы, вастрьо-фшуйант, в Младшей Авесте означает «земледельцев» (как и среднеперс. вастрьошан) , но раннее значение термина примерно «крестьяне-скотоводы». Вместе с «воинами» и «жрецами» они участвовали в культовой организации общины, а экономически считались самостоятельными хозяевами. После образования больших иранских государств эта группа становилась объектом прямой эксплуатации; внутри ее шел процесс дифференциации. Но в начале исторического периода это был обширный круг еще сохранявших свои права свободных производителей и рядовых рабовладельцев.

Члены четвертой группы (в Авесте хути, среднеперс. хутухшан) были неполноправны в культовом и юридическом отношении и считались работающими для других. Сюда входили ремесленники, работники в иных отраслях хозяйства, слуги и т.п. Ремесленный труд считался «неблагородным» не сам по себе, а как работа за содержание или плату, т.е. как профессиональное ремесло. В целом этот слой обслуживал всю общину и ее вождей. Отдельные его группы по положению были близки к рабам, но он все же представлял отдельную от рабов часть населения. Что касается самого рабства, то оно существовало уже в арийскую эпоху и даже ранее (в ряде индоевропейских языков, включая авестийский, сохранилось единое по происхождению понятие, означающее собственность на «скот и людей»). Позже рабов становилось уже больше, но по характеру рабство у иранских племен долго оставалось неразвитым, в основном патриархальным, домашним.

Семья, находившаяся вместе с ее рабами под властью «домовладыки», имела значительную хозяйственную самостоятельность или разделяла собственность на землю, а также на скот и рабов с другими семьями рода, возглавлявшегося «владыкой рода». Группа родов составляла сельскую общину. Представление о племени в предахеменидскую эпоху еще существовало, но само племя уже не было основой политической организации ни у создателей Авесты, ни у мидян и персов. Главную роль играли территориальные единицы: «округа» и более крупная — «страна», дахью; «владыка страны» был также ее религиозным главой и судьей.

«Странами»-дахью часто назывались совсем небольшие по размерам политические единицы. Такими были и многие из тех владений со своими правителями, о которых для районов с ираноязычным населением сообщают ассирийские тексты IX—VIII вв. Тогда в этих районах на северо-западе Ирана начинали возникать и более крупные образования государственного типа, однако они были ослаблены и поглощены Урарту, Ассирией и Манной. Так, область Парсуа, где в IX в. имелось до 30 «царей», к середине VIII в. оказалась под властью одного правителя, но в 744 г. Была завоевана и стала провинцией Ассирии. И наконец, в Мидии после свержения ассирийского ига создалось самостоятельное царство, которое к 669 году было признано ассирийцами. Это время принято считать началом медийского периода иранской культуры и окончанием эламского. Рассказы Геродота являются основным источником по истории и культуре Мидийского царства.

После завоевания независимости Мидия оставалась разобщенной и в ней продолжались междуусобицы, пока она не была объединена Дейоком, который был сначала правителем и «судьёй» своей страны, а потом добился провозглашения себя царём. После этого он построил большой царский город с дворцом и сокровищницей внутри цитадели, окружённой мощными стенами, за которыми был поселён «прочий» народ; так были основаны Экбатаны (современный Хамадан). Была создана царская стража, установлены строгие дворцовые порядки, к царю обращались через вестников или подавая письменные прошения. Эти меры должны были способствовать возвеличиванию царя перед равными ему недавно членами знатных родов. Была учреждена полицейская служба, по всей стране имелись соглядатаи и подслушивающие.

При Киаксаре Мидия достигла наивысшего могущества, став великой державой. Религиозная система древних иранцев складывалась в стороне от главных центров ближневосточной цивилизации и по характеру заметно отличалась от религиозных представлений древнего Египта или Месопотамии, насыщенных мифологией и наполненных приключениями богов и героев.

На основе исторической «ситуации» сложились и черты официального, придворного искусства Ирана времени правления династии Ахеменидов, в котором своеобразно слились изобразительные приемы и мотивы искусства многих народов Передней Азии.

Искусство Древнего Ирана

Ахеменидское государство характеризует громадная этническая, культурная и религиозная пестрота. Став повелителями Азии, ахеменидские цари не могли, конечно, не опираться на местную жреческую и рабовладельческую верхушку Сирии, Вавилонии, Финикии, Мидии, Египта, не могли не покровительствовать их богам и обычаям. Так поступал основатель государства — Кир, который, захватив Вавилон, принес жертвы Мардуку и объявил о неприкосновенности главного храма города — Эсагилы. Так поступал Дарий, пройдя традиционный церемониал коронации египетских фараонов. Несмотря на отдельные попытки ахеменидских царей насильственными методами создать единую веру, ввести по всей стране почитание Ахурамазды — верховного божества зороастризма, культ ахеменидского двора — зороастризм, который, возможно, отправлялся профессиональными жрецами-магами, так и не стал государственной религией. По-прежнему почитались вавилонские, сирийские, финикийские божества; в период владычества Ахеменидов окончательно укрепилась и оформилась догматическая религия иудаизма. Экономическая, этническая и культурная пестрота государства вынуждала ахеменидских монархов постоянно переходить от преследования инаковерующих к религиозной терпимости — одному из главных средств удержать покоренные народы в составе Персидского государства. И это обстоятельство имеет громадное значение для понимания искусства Ирана эпохи Ахеменидов.

Искусство этой эпохи представляет собой синтез весьма разнородных частей. Памятники ахеменидского искусства объединяют в себе как бы два пласта — мидийско-иранские сюжеты и композиции со стилевыми признаками, образами и отдельными чертами искусства Передней Азии (Ассирии, Вавилона, Элама). Сложность и пестрота идеологии и культуры Ахеменидского государства находят в памятниках культуры, созданных в это время, свое яркое выражение.

В ахеменидском искусстве используется ряд каноничных композиций и символических образов, издревле сложившихся на Переднем Востоке. Так создается ясная на многих памятниках Ахеменидов стилизация и символика. Но эти черты как бы наслаиваются на собственно иранские сюжеты и образы со своей религиозной символикой, стилизация сочетается с характерным для иранского искусства глубоким чувством реальной натуры.

Искусству Ахеменидов, однако, очень далеко до богатства образных, композиционных и орнаментальных мотивов Ассирии, Вавилонии, Урарту, Мидии. Отбор весьма ограничен: сцены царских приемов, процессии данников, несколько образов фантастических существ и символов — вот, в сущности, почти весь репертуар сюжетов ахеменидского искусства от скульптуры до памятников глиптики. Отбор этот весьма строг: ахеменидскому искусству в целом свойственна подчиненность единой идее — оно поставлено на службу царскому величию и вере царя царей.

В ахеменидской торевтике, в ювелирном искусстве вообще полностью отсутствует черта, характеризовавшая другие памятники этого времени, — господство строго определенного круга образцов и композиционных мотивов, и потому мастера, создававшие драгоценные сосуды и украшения, были свободны в выборе сюжетов, композиций, стиля. В сущности, мастер мог распоряжаться всем арсеналом передневосточного искусства, выбрать любые образы, переосмысляя их символику. То, что в этом кажущемся хаосе мы все же наблюдаем единую линию развития, зависит от очень стойкой традиционности — качества, которое наиболее присуще именно работам в драгоценном металле. Изучение сочетаний древних традиций с заимствованиями, которые могли быть максимально полными, выясняет закономерности, свойственные не только торевтике Ахеменидов, но и другим памятникам ахеменидского искусства.

Еще сравнительно недавно памятники ахеменидской торевтики исчислялись единицами и представляли небольшое количество типов сосудов (вазы с рифленой поверхностью и ручками в виде животных, ложчатые сосуды, чаще всего — лишенные сюжетных изображений, ритоны в виде протом и голов животных). Все формы этих сосудов встречались на ахеменидских рельефах, но часто невозможно было судить об их прототипах.

Бронзовые предметы, найденные в Луристане, разнохарактерны. Это прежде всего детали конской упряжи, а также так называемые «штандарты», бронзовые фибулы и украшения, и оружие, преимущественно топоры. Некоторые вещи бесспорно привозные. В самое последнее время в Луристане был обнаружен богатый могильник «Вар Кабуд», раскопки которого начаты профессором Ван ден Берге. Материалы этого могильника еще не опубликованы, но уже сообщалось, что в нем найдены типичные луристанские «штандарты» и что его археологическая дата — 8—7 вв. до н. э. Среди «луристанских бронз» встречаются образы, характерные в будущем для культуры Ирана. Несомненна также связь этой части «луристанских бронз» с культурой Марлика.

Торевтика культуры Марлика, представленная великолепными золотыми, серебряными и бронзовыми сосудами, хорошо датируется сопутствующими ей археологическими материалами 1200—1000 гг. до н. э. Торевтика Марлика разностильна, но ее объединяет ряд общих технико-стилистических приемов (орнамент — плетенка по краю сосудов, техника накладных пластин в высоком рельефе — для изображения голов животных). Эти именно черты связывают золотые сосуды Марлика с кубком со львами, найденным в Калардаште, знаменитым золотым сосудом из Хасанлу. На золотых кубках Марлика мы встречаемся с фантастическими животными, изображенными в абстрактном, линеарном стиле, близком к стилю некоторых «луристанских бронз», а также к росписям на керамике эпохи «Сиалк II» (на грани 1 тыс. до н. э.), то на кубке из Калардашта изображены вполне «реальные» львы, трактованные в манере, похожей на последующую мидийскую и персидскую, а на кубке из Хасанлу представлены сцены, объединенные единым сюжетом.

Громадный клад (или, возможно, захоронение), обнаруженный местными жителями в горах Курдистана (в Зивие) в 1947 г., является, вероятно, самым сенсационным открытием последних лет в области древнею искусства Ирана. Этот клад, состоящий из золотых, серебряных и бронзовых сосудов и украшений, плакеток из кости, аппликаций из золота, бронзовых статуэток, находился некогда в большом бронзовом сосуде, край которою украшен резными изображениями, выполненными в типично ассирийском духе. Искусству Ассирии, несомненно, принадлежит и большая часть костяных плакеток, что хорошо датирует клад временем 8 в. до и. э. Однако ряд предметов этого клада изготовлен не ассирийскими мастерами. Здесь мы впервые сталкиваемся с новым искусством, полным заимствований и подражаний, но вместе с тем — единым по характеру. Фоном этою искусства, его традиций были все те памятники и традиции, о которых говорилось выше. Одним из таких предметов является золотая пектораль. где ассирийские и урартские мифические существа и боги, ассирийский орнамент и орнаменты, характерные для искусства Урарту, сочетаются с изображениями зверей в типично «скифском стиле». В то же время ряд технико-стилистических приемов (плетенка, головы квелей в высоком рельефе) и образов связывает памятники из Зивие и близкие к ним (например, великолепный золотой сосуд из собрания Кеворкяна или золотые аппликации тегеранского Музея этнографии, изображающие львов) с торевтикой Хасанлу и Марлика. Здесь ярко проявляется стойкость традиций, свойственная торевтике.Одним из слагаемых мидийского искусства в таком случае было искусство скифов, создавшее свой стиль первоначально в деревянной резьбе. Этот стиль почти без изменений был перенесен в золото и серебро мидянами..

Мидия была центром для ахеменидских торевтов, так же как и для скифских. Однако известные сейчас памятники ахеменидского времени намного лаконичнее по составу образов, чем мидийские. В ахеменидской торевтике шел тот же отбор, что и ранее — в индийской; ахеменидские торевты отказывались от ряда образов, преимущественно не иранских, отказывались от большого числа мелких фигур, сплошь покрывающих некоторые индийские изделия, придавая оставшимся немногим образам монументальность, помещая их в центре композиции. Некоторые памятники ахеменидской торевтики вообще лишены орнаментов и изображений. Характерным примером является сравнение мидийского бронзового ритона в виде головы газели с серебряным ахеменидским ритоном. Мидийский памятник украшен сложной гравировкой, между рогами газели помещен переднеазиатский мотив — два барана по сторонам «древа жизни». Ахеменидский ритон лишен украшений; все внимание мастера обращено на правдивую передачу головы животного.

Отмеченные черты придают оригинальность ахеменидской торевтике. Но все же образы, как и все технические приемы, как и большинство форм, возникли не в ахеменидском Иране, а встречаются уже в Мидии. Это относится и к оформлению свободной от украшении части сосудов рифлением, и к применению разнообразных по форме ложчатых поверхностей, рассчитанных на игру света, и к применению зерни (известной еще в торевтике Марлика), и к ряду других технических деталей. Ювелирные изделия ахеменидские мастера часто украшали цветными смальтами — этот прием встречается не только в индийском искусстве, но и в более древнем.

Среди памятников ахеменидской торевтики есть и такие, на которых просто «цитируются» древневосточные символы, перетолкованные в зоро-астрийском духе. Таково блюдо из коллекции Форуги, где в центре в мельчайших деталях, естественных в скульптуре, по не нужных в торевтике, повторенацентральная композиция, украшавшая лестницу ападаны Дария в Персеполе, — сцена нападения льва на быка.

В архитектуре развилось дворцовое строительство, грандиозное по масштабам, пышное по скульптурному оформлению, как бы олицетворявшее мощь государства и его правителей.

Наиболее ранний из архитектурных памятников Ахеменидов — комплекс зданий первой их столицы, города Пасаргады. Этот город расположен на холмистом плоскогорье, недалеко от большого караванного пути, связавшего Мидию с Персидским заливом. Некогда в Пасаргадах можно было видеть небольшие здания, утопавшие в садах, роскошные царские дворцы и цитадель (от нее сохранилась только платформа), под защитой которой находился город. Дворцы были ориентированы на юго-запад и северо-восток. Вход во дворец Кира представлял собой квадратные ворота, крыша которых покоилась на четырех колоннах из белого известняка.

С каждой стороны ворот вход во дворец охраняли крылатые быки с человеческими головами, сделанные из зеленовато-черного камня. Небольшое входное помещение перед парадным залом дворца было украшено рельефным изображением крылатого гения. Стены главного зала дворца — ападаны были сложены из сырцового кирпича на массивном каменном фундаменте. Косяки дверей, ведущих в приемный зал, украшены рельефами, изображавшими одну и ту же сцену — три жреца ведут на заклание быка. Крыша над парадным залом поддерживалась восемью колоннами, расположенными в два ряда. Эти колонны (высота их достигала 13 м) были высечены из белого известняка и утверждены на базах из черного камня. Капитель колонны, также черного цвета, состояла из протом двух животных (крылатых быков, козлов и т. д.). К ападане с двух сторон примыкали портики, в каждом из которых крышу поддерживали восемь колонн.

Размеры другого дворца для приемов (возможно, он назывался «хадиш») в четыре раза превышали размеры ападаны (77х43 м). Вход во дворец был оформлен портиком, в котором стояло по двадцать деревянных колонн в два ряда. Главный зал дворца (размером 22х25 м) был украшен шестью рядами колонн (по пяти колонн в каждом) и разноцветными стуковыми панелями.

Для дворцов Пасаргад характерна пестрота в убранстве — черные наличники дверей и ниш в белых стенах, белые стволы колонн, заканчивающиеся черными капителями, белые скамьи с черной инкрустацией, черные полосы по белому полу. Если добавить к этому яркую роспись деревянных колонн портиков, разноцветные стуковые панели, инкрустации бронзой и, возможно, золотом в рельефах, останется впечатление величия и торжественности.

В Пасаргадах сравнительно мало строительных надписей, столь характерных для созданного позднее Персеполя, но те, что сохранились, возможно, позволяют определить время постройки основных зданий дворцового комплекса. Надписи на базах и столбах колонн содержат имя Кира без пышной титулатуры, принятой ахеменидскими царями после первых завоевательных походов. Это дает возможность полагать, что Пасаргады были выстроены в основном еще тогда, когда Кир был просто царем Аншана, то есть, всего вероятнее, между 559—550 гг. до н. э.

Одна из таких надписей — «Я, Кир, царь, Ахеменид» — находилась когда-то над единственным почти целиком сохранившимся до нашего времени рельефом, высеченным в белой известняковой плите (высотой 3,5 м). На рельефе представлена четырехкрылая бородатая мужская фигура в головном уборе, напоминающем египетские короны (солнечный диск, перья, урей). Одежда персонажа — эламского покроя, по эламскому же образцу изображены ноги. Рельеф украшал, скорее всего, косяк двери, а изображенный на нем крылатый гений очень напоминает гениев ассирийских дворцов. Кроме этого рельефа в Пасаргадах сохранились обломки каменных человеко-быков, остатки рельефов с изображениями жрецов, капители колонн. Характерными чертами стиля рельефов этой эпохи является резкая угловатая линия фигур, инкрустация из узких полосок металла (для бровей, ресниц, краев одежды). Рельефы Пасаргад представляют собой лишь часть архитектурного убранства дворцов.

Уже в архитектуре Пасаргад наблюдается характерное членение ахеменидских архитектурных комплексов на три части — входной портал г гигантскими человеко-быками и два типа дворцов — «ападана» — дворцы, предназначенные для аудиенций, и «таджара» — жилые дворцы. Эти дворцы имеют передневосточные параллели в описанных выше «битхилани». Однако в Пасаргадах еще отсутствует выработанный план ападаны — колонного зала с четырьмя портиками по сторонам.

Недалеко от Пасаргад высится сложенная из белого известняка гробница Кира — пожалуй, самое известное здание эпохи Ахеменидов. Оно воздвигнуто на холме высотой около 30 метров, на искусственной уступчатой (7 ступеней) платформе. Гробница очень проста по устройству — дом с двускатной крышей, похожий одновременно на древний переднеазиатский храм Лидии, поднятый по вавилонской традиции зиккуратов на уступчатую платформу, и на обыкновенные жилые долга, характерные для северных районов Ирана. В древности это здание было пышно украшено. Как сообщают спутники Александра Македонского — Арриан и Аристобул, внутри гробницы, в тесной низкой комнате (ее высота — всего 1,3 м) на золотом ложе покоилось одетое в пышное платье набальзамированное тело Кира. Ложе и стены гробницы были украшены золототкаными коврами, а вокруг ложа на полу стояли драгоценные сосуды и лежало богатое оружие. Каменная дверь, ведущая в гробницу, была запечатана. Два столетия никто не смел сорвать печати с плотно закрытых дверей. В 330 г. до н. э. это сделал Александр Македонский.

Город Персеполь, основанный Дарием в области Парс, до сих пор поражает своими величественными развалинами путешественников и ученых; уже более столетия ведутся здесь археологические раскопки. Название Персеполь дано городу греками; согласно же более ранним свидетельствам, он назывался Парса. Здания Персеполя были возведены в долине, окруженной черными базальтовыми скалами, на искусственной платформе (высота — около 20 м) и окружены мощными стенами.

Время основания Персеполя засвидетельствовано многочисленными строительными надписями, найденными в процессе раскопок. Основное строительство в этом городе велось Дарием и Ксерксом, то есть между 520-ми и 460-ми годами. Отдельные дворцы и здания строились и позже.

Грандиозный по масштабам архитектурный дворцовый комплекс Персеполя представлял собой гармоничное целое. Его окружала, защищая, массивная и высокая стена из сырцового кирпича. У подножия ее строили свои дома жители города.

Как и в ассирийском зодчестве, весь ансамбль построек Персеполя был возведен на монументальной террасе, площадью 450x300 м и высотой более 12 м. Терраса эта была вырублена в естественном скальном основании и укреплена по сторонам кладкой из мощных каменных блоков. На террасу можно было попасть лишь по одной двухмаршевой пологой лестнице в два крыла, расположенной с северо-западного ее угла. Поднявшись по этой лестнице, посетитель оказывался перед сооруженным при Ксерксе парадно оформленным проходом — пропилеями с четырьмя фигурами гигантских (около 8 м в высоту) человекоголовых крылатых быков. Эти фантастические стражи ворот близки по облику ассирийским «шеду», но они не монолитные, а сложены из многих блоков камня. За пропилеями, несколько южнее расположенное, находилось здание-храм «Ворота всех стран». При входе в него были изваяны быки в 10 м высотой.

Все постройки на платформе, начиная от пропилей, были размещены на ней по строго выверенному плану — по параллельно идущим осям, но свободно по отношению друг к другу. Для строительства использовали местный светлый песчаник. Композиционным центром ансамбля являлся парадный приемный зал, так называемая «ападана Дария-Ксеркса». Расположенный рядом с пропилеями, он был приподнят над остальными частями дворцового комплекса благодаря оставленному под ним дополнительному выступу скалы. Наружные его стены, возведенные из непрочного сырцового кирпича, были поэтому сделаны очень массивными, имели толщину 5,6 м. Обширнейшее же внутреннее пространство ападаны, площадью 62,5X62,6 м, перекрывали кедровые балки, лежавшие на 36 колоннах (по 6 колонн в ряд) очень легких и стройных, высотой 18,6 м.

В этом грандиозном помещении для официальных приемов, которое как бы символизировало и представляло мощь империи и где могло одновременно присутствовать большое количество людей, было просторно и светло. Зал просматривался из конца в конец, так как расстояние между колоннами достигало 8.74 м, и весь был хорошо освещен лучами света из сквозных проемов, расположенных высоко, под самым перекрытием. Декоративный эффект рядов колонн с капителями сложной конфигурации — с волютами и спаренными протомами быков — еще усиливался благодаря тому, что они были сделаны из камня разных оттенков, а некоторые детали их сверкали позолотой (например, капитель конца 6 — начала 5 в. до н. э. в Тегеране, в Археологическом музее). С трех сторон ападану окружали портики, центральный из которых имел колонны из темно-серого мрамора и был расположен, как в архитектуре Ассирии и Митанни, между двумя мощными башнями из сырцового кирпича. Левее ападаны находилось помещение без портиков, но еще более обширное, может быть, сокровищница — зал ста колонн царя Артаксеркса II, балки перекрытия которого покоились на 10 рядах по 10 колонн. Между ападаной и этим залом пологая парадная лестница в два крыла вводила на еще одну платформу, где была расположена жилая интимная часть комплекса — тахчара: зимний дворец Дария и дворец Ксеркса с так называемым гаремом, зданием, которое состояло из многих небольших комнат.

Четкость планировки персепольского ансамбля выражена и в симметрии размещения его помещений, дворцов. Так, симметричны по отношению друг к другу входные пропилеи и «Ворота всех стран», ападана Дария-Ксеркса и зал ста колонн Артаксеркса II.

Общегосударственное, культово-церемониальное назначение всего персепольского ансамбля, и, в первую очередь, ападаны Дария-Ксеркса, как и во дворцах ассирийских царей, подчеркивали настенные, высеченные на камне рельефные композиции. Рельефы были расцвечены красным, зеленым, синим и желтым (в некоторых местах краска сохранилась). Кроме того, рельефные изображения были дополнены вкладками ил бронзы и разноцветных паст. Уже на боковых сторонах платформы ападаны и вводящей на нее лестницы, скомпонованные симметрично, в унисон с равновесием общей архитектурной композиции, разворачиваются многофигурные полосы рельефов. В центре лестницы — наиболее официальный рельеф, большой текст о сооружении ансамбля, увенчанный окрыленным солнечным диском. По бокам его изображение льва, нападающего на быка, — символического «борения», олицетворяющего равноденствие. У первого марша лестницы, слева, в трех поясах выступают персидские гвардейцы, воины-эламитяне и мидийцы. На том же уровне справа — шествие представителей народов, подвластных Ахеменидам: мидийцы, эламитяне, вавилоняне, армяне, арабы, негры ведут коней и верблюдов, несут драгоценные сосуды в качестве даров к подножию царского трона. На рельефах других частей персепольского ансамбля — в его дворцах изображены: царь Дарий в сопровождении вельмож и жрецов на троне перед жертвенником огня бога солнца Ахурамазды, или принимающий наместника (сатрапа) Мидии; торжественно-победоносная, символическая схватка царя с фантастическим чудовищем, олицетворяющим силы зла, мрака.

Художественное единство Персеполя особенно велико в связи с тем, что все его рельефы и другие скульптурно-архитектурные детали по пластическому, мерно повторяющемуся ритму подчинены общему ритму архитектуры. Формы всех изображений в меру обобщены, но вырезаны удивительно тонко и очень декоративно. Движение всех персонажей на рельефах и характер их размещения по отношению друг к другу спокойно-размеренные. Все сцены созданы по одному и тому же канону (несмотря на то, что выполняло рельефы большое число мастеров). Такой декоративной цельности рельефов, подчиненных строгой канонизации, симметрии распределения сюжетов и сцен, не знали даже дворцы Ассирии. Скульптура Персеполя. являясь органичным изобразительным элементом архитектурного комплекса, придавала ему гармоничную, величавую пышность.

В 330 г. до н. э. Персеполь был разгромлен войсками Александра Македонского, погиб в пламени пожара. До наших дней на прежнем месте сохранились только платформы, части портика с быками, немногие колонны ападаны и каменные порталы дверей.

Дворец в Сузах был построен на протяжении 6—4 вв. до н. э. царями Дарием, Ксерксом и Артаксерксом III. Сложный по плану, он, однако, повторял во всех своих главных элементах те архитектурные решения, которые как образцовые были воплощены в ансамбле Персеполя. Отдельные помещения также возвышали.сь на искусственных каменных платформах и состояли из парадных залов и жилых помещений, однако здесь, в Сузах, располагались по сторонам больших открытых дворов. Грандиозной была ападана в Сузах: площадью в 10400 кв. м, с колоннами, высотой в 20 м и диаметром 1,6 м. Органичным элементом дворцовой архитектуры Суз являлись керамические панно. Они теплые и звучные по цветовой гамме, основанной на декоративных сочетаниях синего, желтого, зеленого, белого и черного тонов. Невысоким рельефом на них были переданы вереницы гвардейцев царя с бесстрастными, не индивидуализированными лицами, выступающих мерным, величавым шагом в пышных орнаментированных одеждах (Париж, Лувр). Все было подчинено и в этом случае созданию выразительного декора, отвечающего торжественным архитектурным ритмам.

Круглая скульптура Ахеменидов сохранилась в немногих образцах. В облике -этих памятников гармонично сочетаются традиционные для «среднеазиатского искусства типизация черт лиц и обобщение, монументализация основных масс с большой мягкостью в проработке отдельных форм. Характерными примерами могут служить голова статуи царя, возможно, Дария I (конец 6 — начало 5 в. до н., Париж. Лувр) и голова статуи царевича из Персеполя (5 в. до н. а.. Кливленд, музеи).

Ахеменидское искусство, впитав наследие всего переднеазиатского искусства и творчески переработав его, создало новое решение внутреннего пространства — парадные многоколонные дворцовые помещения; типы необычайно стройных колонн; изобильную, но гармоничную, неразрывно связанную по стилю с архитектурой систему ее декоративного оформления — рельефов, привратных изваяний, сложных скульптурных капителей колонн, керамических панно.

Ахеменидская держава была последним древневосточным государством. Она распалась под натиском эллинского мира, более передового по социальной структуре и экономике, под ударами армии Александра Македонского (в 331—330 гг. до н. э.). На территории переставшей существовать Ахеменидской империи, в Передней Азии и Египте, в конце 4 в. до н. э. возникли эллинистические государства. В результате происходившего еще ранее, в 5 в. до н. э. взаимовлияния культур эллинского мира и Ахеменидской державы, широкого торгового обмена искусство Древнего Востока оказало огромное влияние на целый ряд этапов развития античного искусства. Этот процесс продолжался и много позже падения государства Ахеменидов.

Религия древних иранцев

Религиозный дуализм древних иранцев чаще всего связывается с зороастризмом, т. е. с учением великого пророка Зороастра (Заратуштры), которое зафиксировано в древнейшей священной книге Авесте. Письменный текст Авесты — достаточно позднего происхождения (видимо, не ранее III в. до н. э.), тем более это относится к ее многочисленным комментариям. Наиболее же древние части священной книги, ее песнопения и гимны Гаты и Ясны, в том числе приписываемые самому Зороастру, датируются примерно XII—X вв. до н. э., т.е. по времени близки к ранним древнеиндийским ведам. Вся сложность проблемы состоит здесь в том, чтобы определить, что именно написал и предложил сам Зороастр и что существовало ранее и было лишь использовано пророком при проведении им своего рода религиозной реформы. А решение этой проблемы в свою очередь зависит от того, каким временем датировать годы жизни Зороастра.

Зороастр — личность легендарная, хотя многие исследователи признают его реально существовавшим деятелем. О нем нет практически никаких достоверных сведений, а время его жизни в разных древних источниках варьируется от XIII до VI вв. до н, э. Более поздние легенды повествуют о преследованиях, которым он подвергался, изображают его культурным героем, великим пророком, спасителем человечества и т. п. Но в наиболее ранних персидских текстах (ахеменид-ских надписях) о нем не упоминается, хотя в этих текстах есть немало связываемых с его именем идей, в частности в связи с прославлением Ахура-Мазды. Неудивительно, что специалисты оказываются в затруднении. Одни вообще ставят под сомнение реальное существование пророка, другие считают, что он в свое время впал в немилость и был сознательно предан забвению, а третьи склонны видеть в религиозной системе персов времен Ахеменидов лишь предтечу зороастризма — маздеизм, т. е. первоначальную доктрину, которую впоследствии реформировал Зороастр.

Это последнее соображение заслуживает внимания, хотя оно тоже не отвечает на вопросы, когда жил Зороастр, что именно он изменил в раннем маздеизме и каким образом обновленный им маздеизм стал восприниматься в качестве зороастризма. религии. Будем условно именовать ее маздеизмом по имени Ахура-Мазды. Верховным божеством и творцом всего сущего считался Ахура-Мазда, причем его первой и основной функцией. вначале было, видимо, моделирование космических элементов Вселенной. Своего рода правой рукой и земным помощником его был Митра, в функцию которого первоначально входили социальная организаций людей и посредничество между божественным и человеческим. Позже он превратился в божество договора, согласия, а также стал богом солнца и покровителем воинов. Третьей в верховной первоначальной триаде древнеиранских богов была Ардвисура Анахита, богиня воды и плодородия, воспринимавшаяся в качестве дочери Ахура-Мазды. Параллельно с этой троицей существовал грозный бог времени Зерван Подчас считают его не имеющим прямого отношения к маздеизму и тем более зороастризму, более поздние мифы приписывают именно ему рождение Ахура-Мазды.

Глава мира дэвов Ангро-Майнью был вначале, видимо, сравнительно мало значившей фигурой маздеистского пантеона. Но противопоставление двух групп божеств и, как следствие, двух их глав (Ахура-Мазды и Ангро-Майнью) существовало. И не только существовало, но и вследствие каких-то неясных пока причин, нарастало. Не исключено, что эти причины как раз и были связаны с именем и деятельностью пророка Зороастра. Первые ахеменидские цари уже должны были быть знакомы с этим учением. И если они по какой-то причине его не приняли, то виной тому, возможно, был консерватизм касты жрецов-магов, предпочитавших новому зороастризму древний маздейзм.

Реформы Зороастра, как они запечатлены в Авесте, были достаточно радикальными и уже по одной этой причине могли быть восприняты далеко не всеми и не сразу, особенно если учесть факт существования касты магов, ревниво оберегавших основы маздеизма. Суть нововведений сводилась как к резкому возвеличению Ахура-Мазды за счет всех остальных почитаемых богов и столь же резкому противопоставлению ему злобного Ангро-Майныо, так и, особенно, к приданию всем древним божественным силам явственного этического акцента, к превращению их в некую абстракцию, символизирующую тот или иной аспект великого блага, абсолютного Добра (или соответственно Зла). Высшая божественная семерка в трактовке Зороасгра выглядела не просто как семеро бессмертных святых (Амеша Спента), но как аллегории благих достоинств Ахура-Мазды, его шесть эманации — благая мысль, истина, власть (божья), благочестие, целостность (благосостояние) и бессмертие, соответственно связанные с шестью основными первосубстанциями — скот, огонь, металл, земля, вода, растения. Сам Ахура-Мазда возглавлял божественную семерку в качестве святого духа.

Перенос акцента из сферы религии в сферу этики сопровождался настоятельной апелляцией пророка к человеку, стремлением не просто выдвинуть на передний план социальную проблему Добра и Зла, но соединить этику с космологией и придать упомянутой проблеме божественный, поистине космический смысл. В трактовке Зороастра сама этики была превращена в религию. Мир осмыслялся сквозь призму кардинальных этических категорий, за которыми явственно проглядывала личность самого пророка — человека, мощного духом, признанного вероучителя, одного из первых в истории харизматических лидеров. В этом смысле зороастризм как доктрина принадлежит к принципиально новому типу религий — к религиям основателя, пророка.

Суть зороастризма в самом общем виде сводится к тому, что все сущее делится на два полярно противоположных лагеря — мир света и добра и царство тьмы и зла, между которыми идет непримиримая борьба, составляющая основу мирового процесса как на земле, так и вне ее» в мире богов. Ахура-Мазде помогают в этой борьбе духи света и чистоты, истины и добра, Ангро-Майнью — силы зла. И далеко не случайно древние маздеидские божества в зороастризме стали олицетворяться высокими понятиями справедливости, благочестия, благомыслия: Зороастр как бы обращался к Человеку с призывами помочь благородным небесным силам в их непримиримой борьбе, став с этой целью лучше, честнее, чище и, сосредоточив все свои старания и чаяния на том, чтобы одолеть мир зла, покончить со всякой нечистью. Далеко не случайно в гимнах Авесты люди призывались быть доброжелательными, умеренными в помыслах и страстях, готовыми жить в мире и дружбе, помогать ближнему. Восхвалялись честность и верность, осуждались воровство, злословие, преступление. При этом едва ли не основной идеей этической доктрины зороастризма был тезис о том, что истина и добро, равно как страдание и зло зависят от самих людей, которые могут и должны быть активными творцами собственной судьбы.

Мифология зороастризма

Мифология зороастризма не очень красочна и богата, но зато весьма интересна. В ранних текстах Авесты описывается четырехъярусная модель космоса: орбита звёзд, соотносимая с благими мыслями; орбита луны (благие слова), орбита солнца (благие дела) и особая светоносная сфера, где обитают Ахура-Мазда и его окружение. Царство Ангро-Майнью — в преисподней. Ряд мифов подробно описывает историю противостояния и борьбы добра и зла. Согласно одним вариантам, эта история, начавшись с золотого века, вступает затем в период ожесточенного конфликта, завершающегося катастрофой, причем перед концом света наступает чудовищная зима, а мир гибнет в огне, после чего всё начинается заново. Другие варианты более оптимистичны и предрекают победу силам добра; здесь в функции мира выступает сам обожествленный Зороастр.

Творцом всего сущего, в частности Земли, неба и людей, уже в ранних текстах Авесты считался Ахура-Мазда. Что касается людей, то первочеловеком в иранской мифологии вначале считался Йима, который по велению Ахура-Мазды занимался земледелием и скотоводством, выращивал растения, животных, птиц и, главное, творил добро. Когда ему не хватало для всего этого земли, он взмахивал бичом — и она раздвигалась. Все было бы хорошо, да возгордился Йима, перестал слушаться Ахура-Мазду, начал употреблять в пищу мясо священных быков. В наказание Йиму изгнали из райских мест, а все люди лишились бессмертия. Именно после этого закончился золотой век идиллий и началась эпоха борьбы Добра и Зла. Тексты Авесты упоминают о том, что Йима стал на сторону лжи, т. е. совершил грехопадение. В них есть и эпизод, повествующий о том, как Ахура-Мазда как-то предупредил Йиму, что миру может вскоре грозить гибель от Мороза и наводнений, вызванных таянием снегов, и что ему надлежит построить крепость, в которую следовало бы поместить и тем самым спасти от гибели по Паре каждой породы всех животных и птиц, а также йсе виды растений.

Что касается последней мифологемы, то связь ее с ближневосточной идеей великого потопа очевидна. А вот понятие о рае и идея грехопадения, хорошо известные лишь из ветхозаветных преданий Библии, ставят специалистов перед нелегкой задачей определить, кто на кого повлиял. Не исключено, что концепция райской жизни, греха и наказания, равно как и разработка проблемы бессмертия души,— древнеиранского происхождения.

Идея слияния духовной субстанции человека с высшим божеством характерна именно для индоиранских верований. Эти верования могли быть основой для возникновения идеи о бессмертии души, особенно если иметь в виду, что упомянутая идея была в древнеиранских религиях теснейшим образом связана с самой сутью доктрины. Ведь в зороастризме судьба человека после смерти ставилась в прямую зависимость от его активности в борьбе сил добра и зла, от его веры в истинность исповедуемого им учения. Если ты веришь, если ты активен в борьбе со злом, если ты предан силам добра и света, то можешь рассчитывать на райское блаженство; если же не веришь и не борешься, то неизбежно окажешься в мире зла, среди духов тьмы и всякой нечисти. Мифология зороастризма разработала эсхатологическое (пророческое и обращенное в будущее) учение о конце мира и своего рода «страшном суде», о делении всех людей на праведников и грешников: души праведников через три неба попадают в светоносную сферу, где пребывают рядом с Ахура-Маздой, а грешники оказываются в преисподней. При этом сам Заратуштра помогает душам перейти через грань, отделяющую мир живых от мира мертвых, по волшебному мосту Чинват: для праведников мост широк, для грешников – узок, как лезвие бритвы.

Зороастризм как религиозная доктрина древнего мира занимает особое место в истории религий Несмотря на отчетливо выраженный дуалистический характер доктрины, к которому сводится вся квинтэссенция древнеиранских религий, значение зороастризма состоит, во-первых, в выдвижении на передний план этического идеала и, во-вторых, в том, что в его дуалистической структуре на первом месте был резко отделившийся верховный бог-творец Ахура-Мазда. Возвеличение бога-творца, высшего символа Добра и Света, было в общем контексте истории религии шагом на пути к монотеизму.

Авеста как известнейший памятник Древнего Ирана

Основным источником для изучения иранской древности, социального строя и культуры древнеиранских племен является Авеста, свод священных книг зороастрииской религии, распространенной до раннего средневековья в Иране, Афганистане, Средней Азии, а также в некоторых областях Закавказья и Передней Азии. В ближайшие столетия после падения (в VII в. х.э.) державы Сасанидов, государственной религией которой был зороастризм, и распространения в Иране и соседних странах ислама группы зороастрийцев переселялись в Индию, где стали называться парсами. В настоящее время члены их религиозно-этнической общины, насчитывающей около 130 000 человек, живут главным образом в Индии (с основными центрами в Гуджарате и Бомбее) и незначительными группами в ряде других стран мира; в самом Иране зороастрийцы в течение многих веков подвергались гонениям и удерживались в небольшом числе преимущественно лишь на юго-востоке страны, в районах Йезда и Кермана.

Именно парсами Индии в основном и сохранена уцелевшая часть Авесты, а также остатки некогда обширной зороастрииской литературы на среднеперсидском языке, включая переводы Авесты и комментарий к ней (зонд, или зенд, откуда долго употреблявшееся в Европе неточное название «Зенд-Авеста» для самой Авесты; имя же ее происходит от среднеперсидского апастак, позже абаста[г], — «основа» или «установление», «предписание» и т.п.).

Дошедшая Авеста включает разные по значению и размерам разделы. Основные из них — книги: Ясна («Жертвоприношение», «Молитва»), Яш-ты («Почитания» — гимны божествам), Видевдат («Закон против дэвов»). Эти книги содержат многие важные, особо почитаемые зороастрийцами древние разделы, в том числе входящие в Ясну 17 Гат («Песен») пророка Заратуштры (Зороастра). Но в целом сохранившаяся Авеста в 3—4 раза меньше той, которая еще существовала после ее последней кодификации при Сасанидах (резюме этого свода из 21 книги — одной из которых соответствует Видевдат — дошло в среднеперсидском сочинении Денкарт). Тогда же, очевидно в VI в. н.э., Авеста была записана специально созданным для нее алфавитом из 49 букв (включая 14 для гласных). Возможно, что уже в парфянское время существовали записи частей Авесты арамейским шрифтом (не отражающим многих особенностей иранской фонетики), но основное значение сохраняла устная традиция. Так с древнейших времен с большой точностью передавались и другие обширные памятники индийской и иранской словесности. Дошедшая до нас запись Авесты тоже была сделана по устной передаче, но весьма точно воспроизводит особенности вышедшего из обыденного употребления за много веков до VI в. языка и его еще более древнего диалекта, на котором пророчествовал Заратуштра. Помимо его Гат и примыкающей к ним по времени и языку «Ясны семи глав», остальную часть свода (включая большую часть Ясны) в науке называют «Младшей Авестой». Бе язык близок к западноиранским, но имеет и восточноиранские особенности, больше выраженные в Гатах.

Согласно Гатам, Заратуштра, выступив со своим учением, не нашел признания на родине и бежал в страну правителя Виштаспы, принявшего его веру. Названия обеих стран в Гатах не упомянуты: их не было необходимости называть ни Заратуштре, ни тем, к кому обращались его проповеди. По существовавшей уже при Сасанидах традиции, Заратуштра жил «за 258 лет до Александра Македонского», что указывало бы на конец 7 – первую половину 6 века. Но эта дата, очевидно, связана с неисторической традицией иранского эпоса, создатели которой не знали, в частности, о первых царях Ахеменидскои династии, а саму ее отождествляли с полулегендарными Кеянидами Восточного Ирана, к которым относили и Виштаспу, покровителя пророка.

Вместе с тем уже для позднеахеменидского времени античными источниками засвидетельствована версия, относившая Зороастра к гораздо более седой древности. Из сопоставления же материалов самой Авесты и иных исторических данных следует, что Заратуштра и Виштаспа жили задолго до ахеменидской эпохи. Учёные, не придающие значения «традиционной» дате, полагают, что можно говорить о времени между Х/1Х — началом VI в. (а иногда время жизни пророка уводят даже во II тысячелетие до н.э.).

Заратуштра проповедовал учение, возвещенное ему, по его словам, Ахура-Маздой. Иранские религии с высшим божеством этого имени называют маздеизмом. Этим верованиям свойствен также дуализм, состоящий в противопоставлении двух исконных антагонистических начал — добра и зла, которые проявляются как в духовной сфере, так и в материальных вещах и явлениях этого мира, относимых к тому или иному началу. В лагерь зла при этом попали и дайвы (позже дэвы, дивы — демоны) — древние натуралистические божества ариев, оставшиеся богами в Индии (дэва) и у части иранских племен. Другая группа арийских богов с особой властью, в частности морального порядка, называлась «владыками» — асура (что в Индии сначала тоже обозначало класс добрых божеств, но затем чаще выступало как обозначение демонов), в иранском: ахура. Высший Ахура, всезнающий бог небесного свода, получил прозвище Мазда, откуда Ахура-Мазда — «Владыка Мудрость», «Мудрый Господь».

Дуалистические представления и культ Мазды существовали и развивались у части иранских племен, очевидно, задолго до Заратуштры. Но на их основе им была создана релишозная система, важное место в развитии мирового процесса отведено человеку, и вместе с социально-этическими положениями большую роль играли абстрактные понятия и образы.

В Гатах Ахура-Мазда — практически единый бог, которому принадлежат функции ряда арийских божеств, превратившиеся в абстрактные выражения его сущности. Они обычно называются Амарта Спанта (в традиционном авестийском произношении Амеша Спента) — «Бессмертными Святыми». Их шесть: Ваху Манах — «Благая Мысль» (по функциям близко соответствует индоиранскому богу Митре); Арта Вахишта — «Лучшая Арта» (Арта «Правда» — одно из основных арийских религиозных понятий, олицетворение высшей справедливости, космического и земного правопорядка); Хшатра Варйа — «Избранная Власть» (функция божества, у индоариев представленного Индрой) и др.

Силы добра возглавляют Ахура-Мазда (позже Охрмазд, Ормузд и проч.) и «святой дух»: Спанта-Манйу; силы зла — враждебный дух: Ахра-Манйу (Ахриман, Ариман). Позже он как злой бог прямо противопоставлялся Ахура-Мазде. Это было следствием дальнейшего развития дуализма, рассматривавшего мировой процесс как борьбу извечных добра и зла, или Правды (Аргы) и ее антипода — Лжи (Драуга, Друдж). В Гатах Ахура-Мазда хотя и ассоциируется с Артой, стоит, по сути, выше борьбы сил добра и зла, возглавляемых его порождениями, духами-близнецами Спанта-Манйу и Ахра-Манйу. В Младшей Авесте Спанта-Манйу абсорбируется Ахура-Маздой, но при противопоставлениях с Ахра-Манйу упоминается лишь Спанта-Манйу. Обычная позже для зороастризма формула «Ахура-Мазда против Ахра-Манйу» известна и по сочинениям греческих авторов с начала IV в. до х.э.; она прослеживается также и в самых поздних отрывках Младшей Авесты (что дает и некоторую хронологическую опору: Младшая Авеста в основном старше IV в. до х.э.).

Земной мир в своей благой части был сотворен добрым началом; на это злой дух ответил контртворением, создав смерть, зиму, зной, вредных животных и т.п.; постоянная борьба двух начал определяет и все существование мира. Но еще до его творения два духа-близнеца совершили выбор между добром и злом (что и обусловило их бытие одного как святого, другого как враждебного духа). Затем подобный выбор был сделан Амарта Спантами, вставшими на сторону добра, и избравшими зло дайвами, скотом («Душой быка»), выбравшим добро, и т.д. Такой же выбор предоставлен и человеку. Эта концепция свободного выбора (вар), выраженная уже в Гатах, возвышает роль человека в судьбе мира и решительно отличает зороастризм от религиозно-философских учений, развивавших фаталистические тенденции.

Хотя человек свободен встать в борьбе добра и зла на любую сторону, после возвещения Заратуштрой праведной веры действия ее сторонников будут способствовать победе доброго начала, что и является целью самого мирового процесса. Заратуштра предвещал приход нового мира, знаменовавшего собой триумф сил добра над силами зла. После дня страшного суда и испытания огнем те, кто избрал добро, окажутся в царстве справедливости, созданном Ахура-Маздой. Окончательная победа добра ожидалась в недалеком будущем. Но, как и в истории ряда других религий, обещанное сначала скорое наступление царства добра постепенно отодвигалось" в более отдаленное будущее (учение о ходе мирового процесса и эсхатология претерпели в позднейшем зороастризме большие изменения). - ^ #о^ «

Основными орудиями человека в борьбе со злом в зороастризме уже со времени Гат считались «добрая мысль» (монах), «доброе слово»- (вачах), «доброе деяние» (шйаотна)ТБ практической деятельности особое

придается умножению благого материального бытия, созданного добрым началом для человека, — в Гатах главным образом разведению скота и произрастанию трав на лугах,* в Младшей Авесте преимущественно земледелию — возделыванию «хлеба, травы, плодоносящих растений» и ирригационным работам — «обводнению безводного места», «осушению места с избытком воды» и т.п. (у современных же парсов соответственно поощряются различные виды деятельности, включая промышленную, финансовую и проч., — ведущие к увеличению собственности и изобилия). Большое значение всегда придавалось и продолжению рода, ибо многочисленное потомство считалось умножающим воинство доброго начала. Зороастризм всегда был чужд аскетизму (и позже постоянно выступал против него в полемике с христианством, буддизмом, манихейством и проч.). По одному из текстов Младшей Авесты, «ни один из тех, кто не ест, не способен ни к усердному занятию земледелием, ни к усердному занятию произведением сыновей. Ведь посредством еды живет весь телесный мир, от воздержания он теряет жизнь».

Праведный образ жизни признавался главным долгом человека перед добрым началом, как и основным средством в достижении индивидуального спасения в будущей жизни. Жертвоприношениям, молитвам и тл. в раннем зороастризме отводилась меньшая роль. По словам Видевдата, возделывающий хлеб наносит ущерб злому началу и продвигает вперед дело Мазды, а следовательно, приближает победу добра, в такой же мере, как произносящий 10 000 молитв Ясны. Заратуштра отвергал ряд древних иранских обрядов, включая массовые жертвоприношения скота, что находилось в связи и с социальным содержанием учения пророка (позднее такие жертвоприношения вновь стали обычной практикой, в частности при Сасанидах, а также в некоторых общинах парсов, у которых затем были заменены возлиянием масла). Основным в ритуале остался культ огня, издревле чтимого ариями, но в зороастризме выступающего прежде всего как воплощение или символ мировой справедливости, «Правды» — Арты (тесно ассоциировавшейся с Ахура-Маздой).

На протяжении своей долгой истории зороастризм претерпел значительные изменения. Видимо, уже вскоре после Заратуштры его последователи вместе с сохранением и развитием рада основных догматических и этических положений пророка приняли многие старые верования и обряды, не признававшиеся Заратуштрой. Уже «Ясна семи глав», близкая по диалекту и, вероятно, по времени к Гатам, содержит многие уступки древнеиранским «дозаратуштровским» верованиям. Позднее вновь стали широко почитаться многие древние божества, вовсе не упоминаемые в Гатах (хотя, возможно, и не отвергавшиеся прямо пророком), — Митра, Анахита и др. Абстрактные «сущности» Ахурамазды, Амарта Спанты, со временем персонифицировались, и в Авесте появились и составленные в их честь гимны. Так образовался в сущности новый пантеон во главе с Ахура-Маздой, а древний политеизм и старая обрядность частично восстановили свои позиции.

Таким образом, культура Древнего Ирана, включающая в себя памятники духовной культуры – религиозные верования, мифологию, Авесту как свод священных писаний зороастризма, искусство – торевтику, скульптуру и архетектуру, является уникальнейшим явлением в истории мировой культуры.

Литература

1. Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т.1: Учеб. По спец. «История».- М.: Высш. Шк., 1994.-495 с.

2. Искусство Древнего Востока. «Памятники мировой культуры». Под ред. Климова Р.Б., Глонти К.Т., Изд-во «Искусство»,, М, 1968.

3. История Востока Т. 1: Восток в древности.- М.: Издательская фирма «Восточная лит-ра» РАН, 1999.- 688 с.: карты.

4. История искусства зарубежных стран: Первобытное общество, Древний Восток, Античность : Учебник, под ред. А. П.Чубовой.- 4-е изд., перераб. и доп.- М: Изобразит. Иск – во, 1980.- 384 с., ил.

5. История мировой культуры. Под ред. Драча., Феникс,2000.

6. Капустин М. П. История мировой культуры. Древность.: Учеб.- М.: Флинта, 2000.- 176 с.

7. Культурология. История мировой культуры: Учебник для вузов под ред. Проф. А. И. Марковой.- 2-е изд, перераб. и доп.- М.: Культура и спорт, ЮНИТИ, 1998.- 600 с.: ил. цв.

8. Мировая художественная культура. Емохонова Л. Г., М., Академия, 1999.