Главная              Рефераты - Культура

Теории культурологии традиции типологии - реферат

. Мифология как система представлений о мире.


Мифологическое сознание.


Сам термин мифология имеет греческие корни (мифос - предание, сказание и логос - учение). С научной точки зрения большинство современных ученых считает мифологию господствующей формой общественного сознания человека на ранней стадии его развития.

В первобытном обществе мифология представляла собой основной способ понимания мира. Миф выражал мироощущение и миропонимание эпохи его создания. Люди с самых ранних времен стремились осмыслить явления окружающего мира. И мифология выступает как наиболее ранняя форма мировоззрения, понимания мира и места в нем человека, как первоначальная форма духовной культуры человечества.

Мифология представляет собой своеобразную систему фантастических представлений об окружающей человека природной и социальной действительности.

Почему же восприятие мира первобытным человеком приняло такую своеобразную форму?

1. Дело в том что, во - первых, человек еще не выделял себя из окружающей природной и социальной среды и, во-вторых, в особенностях нерасчлененности первобытного мышления, еще отчетливо не отделявшегося от эмоциональной сферы. Следствием этого явилось наивное олицетворение, очеловечивание окружающей природы и вытекающая отсюда всеобщая персонификация в мифах и широкое метафорическое сопоставление природных и культурных (социальных) объектов).

Человек переносил на природные объекты свои собственные свойства, приписывал им жизнь, человеческие чувства, человеческие стереотипы поведения. Очеловеченными могли быть любые явления и природные формы. Человеческой речью и человеческим поведением обладали реки, горы, деревья и т.д. Звери могли собираться у костра совета и обсуждать важные вопросы. Человек первобытного племени еще не отделял себя от мира животных и выводил свой род от окружающих его зверей. Тотемистические предки рисуются существами двойной - животной и человеческой природы и часто меняют свои обличия. Даже такие явления как болезни приобретают черты . И в образе злых духов причиняют страдания, но и могут быть изгнаны из тела больного.

Человек обращался к своей физиологии, создавая представления о громадном и великом. необычайная сила выражалась многорукостью (гекатонхейры Греции или индийский бог разрушения Шива), хорошее зрение многоглазостью (стоглазый Аргус) и т.д. Причудливая мифологическая фантастика проявилась в изображении космических сил в виде человечески одушевленных образов. Космос представлялся в мифах живым великаном или чудовищем-богом как Тиамат у вавилонян (из частей которой был создан мир), или такие пары как земля-небо, как Гея-Уран е греков или Нут - Геб у египтян. При этом все боги, духи, герои связывались чисто человеческими семейно-родовыми отношениями вели себя как земные владыки.

2). Второй важнейшей чертой мифотворчества представляется символизм, подмена в первобытном мышлении субъекта и объекта. немецкий ученый Кассирер, создавший символическую теорию мифа, видел особенности мифологического мышления в неразличении реального и идеального. Чувственные факторы, эмоции трансформировались в реальность путем символического обозначения моделировали окружающий мир, создавая новый ирреальный мир.

Автор структуралистской теории мифа - французский этнограф Леви - Стросс признавал эмоциональность, чувственность первобытного мышления, в тоже время утверждал его способность к логическому анализу, обобщению, классификации. основу структурного метода составляет выявление совокупности отношений целых блоков элементов. Путем их замены можно получить из одного объекта другой. Для мифологического мышления - это инструмент разрушения фундаментальных противоречий путем подмены их менее резкими, менее сложными. например, жизнь и смерть, противоречие подменяется примером из растительного (цветение - увядание) и животного мира. Так одна к другой громоздятся мифологические системы и подсистемы. Один миф трансформируется в другой. Заменяя в мифе символы или ряды символов другими, мифологическая мысль делает описываемые ею предметы более доступными для понимания и осмысления на данном уровне знаний. В Древнем Египте предельно просто объяснялись природные циклы: злой бог Сэт убивал своего брата Озириса и наступало увядание природы, с воскресением Озириса следовало и возрождение всего живого. Как известно человек воспринимает окружающий мир и эмоционально, и логически. Именно на стыке эмоции и логики рождается миф. Мифологическое мышление обладает не только элементами фантазии, но и задатками логики.

3). Также в создании мифа весьма характерна замена причинно-следственных связей прецедентом. Происхождение предмета выдается за его сущность. Научному принципу объяснения противопоставляется в мифе начало во времени. Все многообразие мира выдается за следствие событий далекого прошлого и действие мифических героев, предков, богов. В мифе резко разграничено древнее (сакральное) и современное (профанное) времена. Именно сакральное - это мифологическое время, это эпоха перволюдей, первопредметов и перводействий (огонь, копье, семья и т.д.).

Все произошедшее в сакральное время приобретает характер парадигмы (греч. - пример, образец), рассматривается как предмет, образец для современности.

Как правило большинство мифов начинаются традиционной заставкой: “Давным давно..”и т.д.

Поэтому миф обычно совмещает в себе два аспекта: рассказ о прошлом (диахронический аспект) и средство объяснения настоящего, а иногда и будущего (синхронический аспект). На основе “исторических” преданий, прецедентов формируется направление этнологических объяснений (греч. этиа -причина) реальных явлений в окружающей человека среде. Как это произошло? Как это сделано? Почему? и т.д.

Именно объяснение какого-либо реального явления в окружающей человека среде является важнейшей функцией мифов народов разных стран. Причем в примитивном обществе объяснение дается обычно в наивной, упрощенной форме, исходя из привычной бытовой обстановки данного народа или племени. Вот пример одного из мифов Меланезии о происхождении моря. Когда-то море было маленьким и старая женщина держала его в горшке прикрытом камнем и использовала для варки пищи. Ее дети подсмотрели что она делает, сняли камень и море широко разлилось. Или австралийский миф о виде животных. В сражении попугая и опоссума они оба получили раны. Кровь окрасила перья попугая в красный цвет, а у опоссума остались от синяков черные пятна на морде.

Содержание мифа усложнялось с усложнением социальных условий жизни человека. Мифология классового общества - это уже целая разветвленная система, объясняющая сложные общественные явления.

Мифологическая картина мира представлялась первобытному человеку вполне реальной, даже более реальной, чем видимая действительность. Ибо эта картина была основана на авторитете осмысления мира многими поколениями предков. в первобытном обществе исторический опыт был сосредоточен в мудрости предков, в традиции. Это общество было устремлено к священному, сакральному прошлому, в котором видело свой идеал, золотой век. Поэтому осмысление фактов реальности современного мира оказывалось делом веры в мудрость предков, стариков, преданий, мифов. Вера же не подлежала проверке и не нуждалась в доказательствах.

Таким образом неспособность провести различие между естественным и сверхъестественным, безразличие к противоречиям, слабое развитие абстрактных понятий, чувственно-конкретный характер, эмоциональность, метафоричность - эти и другие особенности первобытного мышления превратили мифологию в своеобразную символическую (знаковую) систему, в терминах и образах которой воспринимался и описывался весь мир.

Весьма сложным и не имеющим однозначного решения в науке является вопрос о соотношении мифологии и религии. Многие мифы служат разъяснением религиозных обрядов (культовые мифы). В культовых мифах рассказывается в повествовательной, олицетворенной форме о том или ином религиозном обряде, объясняется его происхождение. Исполнители обрядов как бы воспроизводили в лицах рассказанные в мифе события. Культовые мифы есть везде, где совершаются религиозные обряды. В Древней Греции разыгрывались храмовые мистерии, такие как, например, похищение богом мира теней Аидом дочери богини плодородия Деметры - Коры и возвращение ее на землю. Вместе с обрадованной богиней вновь возрождалась и расцветала вся природа. Или христианский обряд причащения хлебом и вином, как символами тела и крови господней. Обряд ведет свое начало от т.н. Тайной Вечери Иисуса и его учеников. Каждое причащение, по сути, это повторение событий двухтысячелетней давности, оно традиционно составляет важнейший элемент службы христианской церкви.

Разногласие вызывает вопрос, что является первичным - обряд или миф? Большинство современных ученых склоняются к мнению, что культовые мифы возникли на основе уже существовавших религиозных обрядов.

Иногда мифы менялись по новому обосновывая традиционные обряды. В культовых мифах момент обоснования, оправдания существующей в данном обществе системы ценностей явно превалирует над моментом объяснения.

Культовый миф всегда является священным и, как правило, окружен глубокой тайной, он является достоянием посвященных (колдунов, жрецов, священников). В примитивных религиях различаются внутренние (экзотерические) мифы. Последние создавались для запугивания непосвященных. Во многих случаях на основе культовых обрядов и мифов создавались тайные союзы. Глубокая тайна окутывала внутренний мир египетских, вавилонских, финикийских жреческих коллегий.

В мировых религиях грань между внутренней и внешней стороной культовой мифологии ослабевает или полностью исчезает. Религиозно - мифологические представления превращаются в религиозные догмы. Это связано с новой идеологической ролью мировых религий, с их новой (церковной) организацией.

Итак, по мнению большинства исследователей, по своему происхождению мифология не связана с религией, с религией. Но, безусловно, уже на ранних стадиях своего развития мифология органически срастается с религиозно-магическими обрядами, входит составной частью в систему религиозных верований. Однако, будучи тесно связанной с религией, мифология не может быть сведена только к ней одной. Будучи системой первобытного мировосприятия мифология включает в себя зачатки не только религии, но и философии, политических теорий, до научных представлений о мире, разных форм искусства.

В процессе формирования классового общества трансформируется и мифология. Сонм богов, полубогов, героев выстраивается в четкие иерархические структуры по аналогии с земными владыками. Появляются легенды и сказания о божественных предках аристократических родов и замкнутая, корпоративная жреческая мифология.

Вместе с тем в народной среде в свою очередь преобладающее влияние получает т.н. “низшая мифология” - верования, рассказы о душах природы, покровителях хозяйственной деятельности, культа плодородия. Именно “низшая мифология” оказалась более живучей и сохранилась в фольклоре, поверьях и традициях многих народов и в наши дни.

Мифология сыграла значительную роль в развитие идеологических форм, послужила исходным материалом для развития философии, научных представлений, литературы. Поэтому столь сложно определить рубеж разделения не только мифологии и религии, но и близких по жанру к мифу форм словесного творчества: героического эпоса, легенды, исторического предания, сказки. Так, будучи предшественником сказки, миф выполняет объяснительную (этнологическую) задачу. в сказке эта функция ослабевает или полностью теряется, большее значение получает моральный, нравственный, поучительный фактор. Безусловная вера в истинность событий сменяется сознательной выдумкой.

Очень трудно провести грань между собственно мифами и историческими преданиями, в основе которых лежат реальные исторические события. Так в мифологическом цикле о Троянской войне смешались воспоминания о подлинном историческом факте и рассказы о мифологических богах и других фантастических существах (гарпиях, сиренах и т.д.).

Глубокое влияние оказала мифология и на героический эпос многих народов мира. Мифы о культурных героях стали предтечей архаических сказаний о эпических героях. Это отчетливо прослеживается в общности построения, концепций языка. Мифологические элементы сохраняются и в более позднем “классическом эпосе” (“Рамаяна”, “Махабхарата”, “Песнь о Нибелунгах”, русские былины и др.).

Через сказку и героический эпос мифология оказалась неразрывно связанной с литературой. И такие шедевры европейской гуманистической литературы как “Гаргантюа и Пантигрюэль” Рабле или “Путешествия Гулливера” Свифта созданы в традициях мифа, фантастической сказки.

Теснейшим образом с мифологическим наследием было связано и становление научных знаний (древнегреческой натур философии, истории, медицины и др.).

Такие формы общественного сознания как искусство, литература, политическая идеология даже оторвавшись от мифологии, став самостоятельными, тем не менее эксплуатируют мифологические традиции, символы, пользуются мифологическим языком. Мотивы античной, индуистской, буддистской, библейской мифологии стали источником сюжетов многих шедевров мирового искусства.

Некоторые особенности мифологического мышления до сих пор сохраняются в массовом сознании рядом с научными представлениями. в первую очередь это касается современных мировых религий, где мифы, ставшие догматами, используются для внедрения и поддержания религиозного сознания. Сохраняются элементы мифологии и в сфере политической - это идеи о превосходстве, богоизбранности народов, о харизматических лидерах, вождях, которых ведет неземная сила.

Однако время мифа - это время зари человеческой цивилизации, время до научного сознания и мышления. Поэтому возрождение мифа как живой, работоспособной системы в ХХ веке невозможно. В этом прежде всего основная причина неизбежного крещения “социальных” и “политических” мифов в современном обществе.

Таким образом, подводя итоги, можно отметить, что достижения научного изучения мифологии убеждают нас в том, что мифология - это не только примитивное, донаучное объяснение явлений окружающей действительности, но и форма поддержания определенного природного, социального и религиозного порядка. Мифотворчество стало своеобразным символическим языком, системой в рамках которой человек ощущал, осмысливал себя в мире. И, наконец, мифотворчество как система социальной психологии значительных групп людей можно наблюдать и в современном нам мире.


14



XI. ЯЗЫК, КАК МОДЕЛЬ КУЛЬТУРЫ


1.Язык и мышление.


Своеобразную революцию в изучении языка, как феномена культуры, совершили американские лингвисты Э. Сепир и Б. Уорф. Используя методы структурной лингвистики, они установили соотношение между языком и человеческим мышлением как новый принцип относительности и сформулировали следующие выводы:

1. все высшие уровни мышления зависят от языка;

2. структура языка, является основой картины мира для ее носителя.

Таким образом, в рамках этнолингвистики возникла гипотеза об определяющей роли языка в формировании организации хозяйственной деятельности, социальной стратификации, культурных традиций. Подобно тому, как теория относительности в физике утверждает относительность тех параметров, которые являлись константами в классической физике (протяженность, время, масса), и позволяет говорить о множественности физических миров, так теория лингвистической относительности предполагает, что миры, в которых живут носители разных языков, в свою очередь, различны. (т.е. предполагается множественность миров?) Люди, говорящие на различных по грамматическому строю языках, и живут в разных мирах, по-разному воспринимают мир. Язык, на котором говорит человек, определяет и формирует систему мышления.

Значительная часть работ Э.Сепира была посвящена анализу индейских культур, но к этнографическому материалу он подходит как лингвист: его интересовало влияние языков на общий характер индейской культуры. К анализу языков Сепир применял метод структурной лингвистики, выявляя особенности в строении фонетики, грамматики и синтаксиса.

Существующие в языке знаковые модели представляют собой

стереотипные формы восприятия, которые, сохраняя устойчивость

в культуре, оказывают решающее воздействие на сам процесс

формирования человеческих представлений об этих явлениях и

понятиях и их оценку.

Формы мышления человека контролируются законами моделирования, о которых сама личность не имеет ни малейшего понятия. Сами же модели основаны на неосознанной систематизации родного языка, ярко проявляющейся при сопоставлении с другими языками. Человек не только говорит, но и мыслит на своем родном языке, пользуясь его моделями осознания действительности. Даже владея иностранными языками, человек сохраняет мыслительную схему, модель, которая была усвоена в детстве, при освоении родного языка. Каждый язык - это сложная система моделей, отличная от других систем. Посредством системы моделей родного языка человек воспринимает окружающий мир и себя самого. Синтаксические структуры, т.е. модели, по которым строятся предложения, в сою очередь организующие слова, куда более важны, чем слова сами по себе.

Модель мира, которая задана в языке, представляет собой схемы предложений и образцов конструкций предложений. Выражая мысль, человек пользуется моделями, лежащими вне его сознания. Модели языка организуют восприятие реальности, что-то подчеркивая, а что-то, наоборот, отбрасывая. Человек ничего не знает об этой организации, которая навязывается его индивидуальному сознанию. Этнолингвисты отмечают, что в организации языковых систем все этносы равны, независимо от уровня развития их материальной культуры или цивилизованности. Так, Б.Уорф полагал, что дикарь может неосознанно создать такую интеллектуально сложную систему, что для описания ее функционирования лучшим западным ученым потребуется целая жизнь.

Не только схемы нашего мышления заданы языком, но и само мировосприятие основано на языковых привычках. Наше поведение связано с миром, который лингвистически обусловлен. Разные народы не только по-разному называются, но и по разному воспринимают и конструируют мир.

Можно рассмотреть некоторые примеры различия подобных лингвистических моделей. Употребление глагола без субъекта позволяет языку как логической системе выразить безличность и объективность природы; такие формы есть и в русском языке, например: “смеркается”, “холодает”, но они отсутствуют в английском.

В японском языке в предложении могут быть два разноуровневых подлежащих, что придает слогу краткость, выразительность и большую точность.

В языке чичева, негритянского племени, живущего в Восточной Африке, есть два прошедших времени: первое – для событий прошедшего, зафиксированных во внешних проявлениях, второе – для событий сохранившихся только в памяти. Миссионер, говорящий на языке чичева о реинкарнации, использовал бы второе время для событий, призошедших в прошлых воплощениях, но, если он станет говорить о карме, потребуется первое время. Примитивное племя владеет языком, который, если б они были философами или математиками, выдвинул бы из их рядов выдающихся мыслителей.

Для индейцев племени хопи время – не движение, а непрестанное повторение подобно тому, как если бы возвращение дня воспринималось бы как возвращение того же человека, несколько постаревшего, но оставшегося как и вчерашний день, тем же, а не совершенно новым персонажем. Острое чувство зависимости от природы обусловило необходимость молитв и обожествления сил природы, что воздействовало на языковые модели хопи. Анализируя разницу в восприятии времени через языковые модели английского языка и языка хопи, Уорф пришел к выводу, что речь идет о двух разных понятиях. Европейское время организовано как пространство и четко разделено на определенные отрезки, а время у хопи неопределимо в терминах пространства и движения. Причем не только концепция времени, но и концепция пространства может изменяться в зависимости от языка. Уорф критикует взгляд, согласно которому ньютоново пространство, время и материя всеми воспринимается интуитивно, полагая, что ньютоново пространство и время не имеют никакого отношения к интуиции, а содержатся в языке и в культуре, откуда их вычленил Ньютон, а представления ученых являются моделями нового научного языка.

Описывать собственную культуру гораздо сложнее, труднее, так как больше объем материала и сложно сохранить объективность, поскольку привычки и традиции, которые предстоит анализировать, глубоко укоренились в нашем сознании с самого рождения. Но определенные выводы все же возможны.

В европейской культуре время объективизировано, оно простирается в прошедшее так же, как и в будущее. Благодаря такому взаимовлиянию языка и культуры возникает письменная история, интерес к датировке, календари и бухгалтерское дело. Западная цивилизация с ее ощущением ценности времени непосредственно связана с моделью времен своего языка. Например, языковая модель англо-американской культуры имеет дело с большим количеством временных форм, которые дают возможность точно определить временной отрезок, ограничиваясь лишь глаголами и не прибегая к помощи других частей речи. Определенному временному порядку подчинены как яэыковые модели, так и само поведение, ориентированное на идею экономии времени, на повышение скоростей. Интересно, что одна из поведенческих черт современного человека, не просто живущего на рубеже третьего тысячелетия, но соответствующего ему, - это осознание колоссальной ценности времени, уважение к точности его измерения, планирование дел заранее.

Мир наших мыслей воздействует и на мир наших подсознательных реакций. Конечно, языковые и культурные нормы развивались совместно, воздействуя друг на друга. Многие метафоры современного англ. языка были зафиксированы уже в античных языках, особенно в латыни. Так, в латыни развитие шло от пространственного обозначения к непосредственному, вследствие чего укоренилась стойкая уверенность в примате объективного опыта над субъективным.

В средние века, сформированные в недрах латыни модели, вступили во взаимодействие с развитием техники, промышленности, торговли, а также схоластической и научной мысли. Все это вместе привело к изменениям состоянии западноевропейского языкового мышления и языкового мира и формированию новых моделей.

Понять свой собственный язык, осознать особенности его моделей непросто, но интересны могут быть и некоторые замечания. Во-первых, можно отметить отличие временных форм русского языка от английского, большую их неопределенность и неточность фиксации момента. Перевод временных форм англ. глаголов на русский язык затруднен.

Во-вторых, 40% лексики русского языка носит оценочный характер (в англ. – 15%). Лексике русского языка присуща категоричность. Из-за того, что нельзя выразиться точно и безоценочно, приходится заимствовать иностранные слова, которые в русском моментально приобретают оценочную окраску.

В-третьих, русский язык глубоко личностно интонирован в лексике и в речи. Это язык художественной, но не научной литературы (отсюда столько заимствованной терминологии в научной литературе).

Русский язык скорее отражает коллективистский опыт, чем опыт индивидуальный. Для выражения индивидуальных черт личности в русском языке имеется 2 тыс. лексических единиц, а в немецком – 4 тысячи, в англ. – 17 тыс.


2.Лингвистическая реконструкция культурной традиции индоевропейцев.


Роль языка как феномена культуры и носителя культурной информации помогают раскрыть исследования другого направления в лингвистике - сравнительного индо-европейского языкознания.

Индоевропейская языковая группа — одна из самых много­численных: в нее входят славянские, германские, романские, бал­тийские и ряд других групп живых и мертвых языков. Более близкими эти языки были в древности, когда группы населения, говорившего на индоевропейских языках, жили в непосредствен­ной близости друг от друга, и, по мнению некоторых ученых (В.Иванова, Т.Гамкрелидзе), составляли совокупность племен с единым языком.

Тесное родство индоевропейских языков было доказано еще в первой половине Х1Х в., когда закладывались основы блестя­щего направления в лингвистической науке — сравнительного индоевропейского языкознания. Выработанная этой школой стро­гая научная методика позволила установить многие закономер­ности развития отдельных языков на различных этапах истории, систему взаимоотношений представителей обширной индоевропей­ской семьи.

Пользуясь сравнительно-историческим методом, исследовате­ли установили, как произносились те или иные до сих пор не известные слова в ряде мертвых или малоизвестных языков. Правильность этих выводов много раз подтверждалась археоло­гическими находками, давшими науке новые тексты, где содер­жались эти самые слова.

Сравнительно-исторический метод дал возможность открыть и понять исчезнувшие и давно забытые языки, такие, как язык живших во втором тысячелетии до н.э. в Малой Азии хеттов, на котором они вели переписку и составляли договоры с египетскими фараонами; тохарский язык, с его текстами, найденными в песках Центральной Азии; бактрийский, памятники которого стали из­вестны только в последние годы и на котором говорили в юго-восточных областях Средней Азии и Афганистане в эпоху Кушанской империи, объединившей в начале новой эры обширные территории.

Выводы сравнительно-исторического языкознания о родстве и соотношении индоевропейских народов выдвинули ряд проблем: их происхождения, культуры, хозяйственного уклада (культурно-хозяйственный тип), формирования и расселения по Евразии.

Традиция изучения языка в тесной связи с культурой носи­телей этого языка не утеряла своего значения и сегодня. Исс­ледования такого характера нередко называются «лингвистиче­ской палеонтологией культуры древних индоевропейцев по язы­ковым данным». Точнее было бы назвать это направление в язы­кознании «лингвистической палеонтологией культуры», поскольку объектом исследования является не праязык, а протокультура.

Итак, изучение и реконструкция индоевропейского праязыка, установление общеиндоевропейских лексем (основ слова по зву­чанию и значению) позволили найти прямые указания на эко­логические и культурные характеристики среды обитания носителей этих диалектов. По этим данным, можно в первом при­ближении реконструировать фрагменты материальной и духовной культуры древних индоевропейцев, дать общую экологическую характеристику среды обитания, постоянно меняющуюся в зави­симости от миграции отдельных индоевропейских племен, т.е. от­ветить на вопрос об исторической прародине индоевропейцев, их происхождении и формировании, т.е. их этногенезе.

Итак, нам предстоит ответить на вопросы: где находилась прародина индоевропейцев; к какому времени относится период существования общей индоевропейской языковой системы, т.е. когда существовала индоевропейская культурная общность. (Ис­следователи (В.Иванов, Т.Гамкрелидзе и др.) считают, что это период не позднее Y-IY тысячелетия до н.э.).

Первоначальной территорией обитания носителей общеиндо­европейского языка можно считать ту географическую область, которая своими экологическими, географическими и культурно-историческими характеристиками соответствует картине среды обитания, получаемой на основе лингвистической реконструкции.

Во-первых, это область с горным ландшафтом (исключая се­верные области Евразии); во-вторых, названия деревьев («горный дуб», «граб», «сосна», «пихта», «грецкий орех») и другой расти­тельности указывают на принадлежность к экологической среде зоны Средиземноморья — Передней Азии.

В пользу горного ландшафта прародины индоевропейцев сви­детельствует также факт формирования представления о «миро­вом древе», что могло произойти в местности с богатым лесным покровом.

Названия животных: «барс», «леопард», «лев», «рысь», «дикий вепрь» и т.д. характерны именно для южной географической об­ласти, и это исключает Центральную Европу в качестве возмож­ной первоначальной территории обитания индоевропейцев. Такой же набор названий фауны реконструируется и для общесемит­ского языка.

Далее. Характер развитого скотоводства и земледелия в об­щеиндоевропейскую эпоху выступает аргументом против отнесе­ния прародины индоевропейцев к областям Центральной и Вос­точной Европы, т.к. в IY тысячелетии до н.э. в период сущест­вования общего индоевропейского языка скотоводство, как и зем­леделие, в Центральной Европе было в зачаточном состоянии, тогда как в общеиндоевропейском восстанавливается развитая система скотоводства с наличием основных домашних животных. Для Восточной Европы, в частности для Северного Причерноморья и Приволжских степей, такое развитое скотоводство изве­стно лишь в III тысячелетии до н.э.

На переднеазиатский ареал как территорию первоначального расселения индоевропейских племен указывает также наличие генетического фактора усвояемости молока в человеческих попу­ляциях. Развитость молочного хозяйства у древних индоевропей­цев устанавливается на основе многочисленных слов для обозна­чения молока и молочных продуктов. Реконструирование корней таких слов (-мелк-), а также название дойной коровы (к'оу) указывает на хорошую усвояемость молока, чего не могло быть у многих народов Южной Азии, в т.ч. Южной Индии, и Африки, где было слабо развито молочное хозяйство. Этот генетический признак объединяет древние индоевропейские народы, для кото­рых особую роль имело молочное хозяйство, и некоторые народы севера Передней Азии.

Распространение у индоевропейцев колесного транспорта и металлургии бронзы также свидетельствует в пользу локализации первоначальной территории обитания этих племен в Передней Азии. Это зафиксировано в названии колесных повозок, изготов­ление которых датируется временем около IY тыс. до н.э., а очагом их распространения является ареал от Закавказья до Вер­хней Месопотамии.

В общеиндоевропейском языке прослеживаются контакты с языками Древней Передней Азии, а также семитские и шумер­ские лексические заимствования.

Таким образом, первоначальная территория расселения ин­доевропейских племен локализуется в Передней Азии, охваты­вая центр территории современных Армении, Турции, Ирана, Ирака.

К III тысячелетию до н.э. культурная общность индоевропей­цев распадается и начинается длительный (охвативший несколько тысячелетий) процесс расселения индоевропейских племен по Ев­разии. Основные направления движения были следующими: в Центральную Азию и далее на восток (тохары, индо-арии) и на запад Евразии. Заселение запада Евразии осуществлялось в виде повторных миграционных волн, охватывающих все новые и новые территории в Центральной и Западной Европе. В этот период продолжается процесс распада индоевропейских диалектов, и по­степенно формируются отдельные языки: итальянский, кельтский, иллирийский, германский, балтийский, славянский, условно име­нуемые по территории, занимаемой ими в историческую эпоху, «древнеевропейскими».

Для древнеевропейских языков общим исходным ареалом рас­пространения (вторичным) можно считать область Северного Причерноморья и Приволжские степи. Отражение этого процесса зафиксировано в гидронимах Северного Причерноморья. Дон - Дану, Днепр - Данапр, Днестр - Данастр и т.д. — это иранские названия; Мураква — Иква и другие с окончанием -ква — иллиро-балтийские; Синд — Синдес, синды, Синдху (река Инд, Индия) — индо-арийские и т.д.

Когда носители древнеевропейских диалектов появляются в Центральной Европе, их культура наслаивается на местные куль­туры, постепенно их ассимилируя. Отдельные островки местных культур сохраняются на протяжении раннего бронзового века. Остатками этих неиндоевропейских племен на севере Пиреней­ского полуострова, которые заселяли некогда весь Европейский континент, могут быть современные баски. Их язык чудом устоял перед натиском и экспансией в историческую эпоху индоевропейских языков, потомков «древнеевропейских» диалектов.

Отличительной особенностью этих доиндоевропейских культур в прибрежной полосе от Скандинавии до Средиземноморья (южные око­нечности Норвегии, Швеции, Дании, Оркнейские острова, Ирландия, Великобритания, Голландия, Севернонемецкие земли, далее к югу — Бретань, юго-западная Франция, запад и юг Пиренейского полуострова, Сев. Африка, острова Средиземного моря, Западный Кавказ является наличие мегалитов (дольменов, менгиров, кромлехов).

Конечный этап индоевропейских миграций относится ко 11-1 тысячелетию до н.э. Этому времени соответствует формирование культурной общности на Балканах, дорийское нашествие, интенсивные передвижения больших масс населения Восточного Средиземноморья, отраженные в египетских источниках как «нашествие народов моря», гибель около 1200 г. до н.э. хеттского государства, гибель Микенской Греции и т.д. В этот период завершается распространение