Иран в политике ведущих держав в период советско-финской войны

Т. Ш. Турдубекова

Многие вопросы Второй мировой войны, особенно связанные с восточным направлением, являются малоизученными, что, с одной стороны, связано с недостатком опубликованных документов и недоступностью архивов, а с другой – с общей тенденцией европоцентризма. Ни в коем случае не умаляя важности исследований европейского направления, все же необходимо признать неудовлетворительной степень изученности влияния Второй мировой войны на положение на Востоке. Исследование данного вопроса позволяет говорить о многогранности и многоуровневости политики ведущих держав в отношении стран Востока в целом и Ирана в частности. Вторая мировая и советско-финская войны были временем интриг, пропаганды, закулисной игры. И в этой «большой игре» ведущих держав – Великобритании, Франции, СССР и Германии – малые страны становились разменными монетами.

С началом советско-финской войны (30 ноября 1939) усилилась всеобщая напряженность, подтолкнувшая Францию и Великобританию к более детальной разработке планов нападения на советские нефтеразработки на Кавказе. Обсуждение этих планов, мыслимых как часть общих действий союзников, направленных против СССР, началось еще в октябре 1939 г. В ноябре эти планы начинают приобретать реальные очертания. Поскольку Англия и Франция решили бороться с Германией прежде всего путем экономической блокады, они были заинтересованы в том, чтобы лишить ее всех источников поступления нефти. Основным поставщиком нефти в Германию была Румыния, в меньшем объеме нефть шла из СССР, где главным районом добычи нефти в то время был Баку. Лишение Германии поставок нефти из СССР была одной из причин разработки Францией и Великобританией планов воздушных бомбардировок Баку и других городов Кавказа. Как отмечает В. Я. Сиполс, поскольку лишь незначительная часть кавказской нефти шла в Германию, планы бомбардировок были направлены прежде всего против СССР [см.: Сиполс, 120]. Союзники рассчитывали тем самым нанести серьезный удар по «дружественному» Германии СССР.

В начале Второй мировой войны Иран оказался в непростой ситуации. С одной стороны, провозглашенная политика нейтралитета носила скорее прогерманский характер, с другой – достаточно сильны в Иране были позиции Великобритании, что было связано с деятельностью Англо-иранской нефтяной компании на юге страны. Безопасность и бесперебойное функционирование нефтеразработок были очень важны для Великобритании. Кроме того, в Тегеране с подозрительностью относились к северному соседу – СССР. Иран был одним из немногих, кто встретил сообщение о советско-германской «дружбе» со вздохом облегчения, так как опасался советско-английского сближения, в котором небезосновательно видел угрозу целостности страны.

В октябре 1939 г. английское агентство Юнайтед Пресс сообщило об усиленной концентрации советских войск на кавказской границе. ТАСС опровергло это сообщение. МИД Ирана в конце октября направило своим дипломатическим представителям за границей циркуляр, предписывающий им опровергать как необоснованные сообщения иностранных газет о решении иранского правительства отойти от политики нейтралитета и встать на сторону Англии и Франции [см.: Агаев, 1969, 88]. Возможны два варианта: либо СССР действительно стягивал войска к советско-иранской границе, либо это были только слухи, распространяемые англичанами для обострения обстановки в Иране и подготовки его для перехода на свою сторону.

13 ноября 1939 г. германский посол в Москве Ф. Шуленбург информировал наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова о стремлении Берлина усилить нажим на Англию и Францию, чтобы вынудить их закончить войну. Он заявил: «Англия и Франция концентрируют войска в Сирии и Египте подобно балканскому фронту минувшей войны. Турция им готова помочь… Идеалом была бы военная демонстрация СССР на границах Афганистана и Кавказа без агрессивных намерений. Если это окажется невозможным, то желательно, чтобы Советское правительство не опровергало подобных слухов, если таковые будут» [Другая война, 42]. В. М. Молотов поддержал эту антибританскую акцию.

В свою очередь, 18 декабря 1939 г. иранская газета «Эттелаат» поместила статью под названием «Обратная пропаганда» в ответ на публикацию газеты «Кёльнише Цайтунг» от 15 ноября 1939 г. и сообщения германского агентства ДНБ: «В последнее время от германских агентств стали поступать довольно-таки смешные сообщения. Германское агентство ДНБ сообщает, что “английское правительство сделало предложение иранскому правительству” относительно отправки английских войск в район Каруна для охраны нефтяных промыслов, чтобы этим самым противодействовать намерениям немцев. Однако ввиду того, что занятие английскими войсками части территории Ирана противоречит принципу нейтральных стран, иранское правительство категорически отклонило английское предложение. В связи с этим английское правительство заменило своего посла в Иране, с расчетом на то, что может быть новый посол сможет добиться поставленной английским правительством цели». Газета «Кёльнише Цайтунг» 15 ноября сообщала, что «север Ирана и Тегеран уже находятся под влиянием России. В военном отношении также будет восстановлено положение, которое имело место в 1914 г., когда Россия имела в Тегеране казачью бригаду. Мы уверены, что такие ядовитые мысли также не будут иметь влияния на политические круги нашего северного соседа» [АВП, ф. 94, оп. 24, п. 68, д. 31, л. 3–4]. Полпред СССР в Иране М. Филимонов 22 декабря 1939 г. писал по поводу этих статей: «Сопоставление времени помещения в немецких газетах и откликов на них иранской печати в данный момент показывают, с одной стороны, нет ли в этих сообщениях, касающихся Англии и Ирана, известной доли правды, которую разболтали немцы, по-видимому, в пику англичанам. А с другой стороны, иранцы, по-видимому, хотят подкрепить занятую ими политику нейтралитета, лишний раз лягнув Германию, которая распускает подобные слухи в целях ослабления советско-иранских отношений» [Там же, л. 58–59].

В конце декабря 1939 г. германская пресса распространила сообщения о концентрации Красной армии на границах с Турцией, Ираном и Афганистаном, о «московских проектах» прорыва к иранской и мосульской нефти, Персидскому заливу, Индии [см.: Бабинцев, 122].

В свою очередь, в Иране витал дух мобилизации. В январе 1940 г. был проведен призыв на военную службу для военных учений в течение одного месяца резервистов 1906–1916 гг. рождения [АВП, ф. 94, оп. 24, п. 68, д. 31, л. 12]. Появляются статьи, восхваляющие военную службу, иранскую армию и службу в авиации [Там же, л.13-15].

В Великобритании продолжали разрабатывать операции по нападению. Английское посольство в Москве в письме в Лондон от 11 января 1940 г. отметило, что акция на Кавказе может «поставить Россию на колени в кратчайшие сроки». В документе «Главная стратегия войны», представленном 23 января начальниками штабов английскому военному кабинету, указывалось, что «экономически Россия сильно зависит в ведении войны от снабжения нефтью из Баку. Этот район находится в пределах досягаемости бомбардировщиков дальнего действия, базирующихся в Ираке, при условии, что они имеют возможность полета над территорией Турции и Ирана». Главная ставка делалась на Турцию с ее проливами, вместе с тем англичане допускали и другой вариант развития событий. В частности, специалист по Советскому Союзу МИДа Великобритании Маклин в записке от 2 февраля 1940 г. отмечал, что операция возможна и без турецкой помощи посредством перелетов через территорию Ирана и Турции [см.: Сиполс, 123–124]. Иранское правительство также проявляло активность в этом вопросе: 1 февраля 1940 г. военный министр Ирана А. Нахджаван поставил перед английским военным атташе в Тегеране Х. Андервудом вопрос о покупке в Великобритании 60 бомбардировщиков и 20 истребителей в дополнение к 15 истребителям, уже обещанным англичанами. Министр выразил готовность пожертвовать половину бомбардировочной авиации Ирана с целью разрушения или повреждения Баку, а также предложил «координацию иранских и британский наступательных планов для войны против России» [Там же, 125–126].

26 января 1940 г. «Таймс» в заметке «Азиатский фронт против агрессии» сообщила из Каира: «По полученным сведениям из Багдада, иракское правительство изучает предложение, сделанное совместно иранским и афганским правительствами, превратить Саадабадский пакт о ненападении в военный союз, сделав из Ирака, Ирана, Афганистана и Турции единый фронт против возможного русского нападения, которое угрожает, как сообщают, Ирану и Афганистану. Возможно присоединение к пакту Египта» [АВП, ф. 94, оп. 24, п. 67, д. 11, л. 83]. Французская «Тан» в статье «Стратегические возможности в Западной Азии» от 16 января 1940 г. указывала: «Политические и журналистские круги гитлеровцев обращают большое внимание на восток. Видимо, согласно советам немцев уже определен поход русских на юг от Кавказа и Каспийского моря, чтобы наложить руку на иракскую нефть и иранскую, чтобы нанести удар снабжению нефтью англо-французов» [Там же, л. 98]. Эта же газета 18 января 1940 г. писала: «Правительства Тегерана и Кабула стараются сохранить как можно дольше свои нейтральные отношения с СССР. Однако намерения СССР становятся ясными из-за концентрации войск в районах, близких к афганской границе, активного строительства коммуникаций на русско-иранской границе, а также советской пропаганды в направлении озера Урмия и Моссула среди курдов» [Там же]. 7 февраля «Таймс» в заметке «Защита на Среднем Востоке» подчеркивала: «Советско-германское соглашение заставило сплотиться всех мусульман… но необученная армия должна быть руководима. Это – задача Британии и не меньше Франции» [Там же, л. 83–84]. Вообще же англо-французская пресса старалась внушить иранскому правительству, что большая опасность грозит именно ему.

По указанию английского военного кабинета начальники штабов 23 февраля 1940 г. представили доклад, в котором указывалось на желательность сохранения Ираном нейтралитета до того времени, пока не потребуется «иранское сотрудничество для наступательных операций против России». В документе отмечалось, что если бы англичане имели базу в Тегеране, то самолеты могли бы осуществлять налеты на Баку, поэтому было бы полезно установление сотрудничества с Ираном. Кроме того, говорилось, что если англичанам придется действовать «против русских нефтеразработок в недалеком будущем, то придется прибегнуть к активной помощи со стороны Ирана» [Сиполс, 125–126]. Информация по этому вопросу доходила и до советского полпреда в Лондоне И. М. Майского, который телеграфировал в Москву 10 февраля 1940 г., что в английском правительстве существует мнение, будто в ходе войны операции могут развернуться также на Ближнем и Среднем Востоке.

Активно занимались планированием действий в Закавказье и на Кавказе в Париже. 22 февраля 1940 г. генерал Гамелен по указанию премьер-министра Франции Даладье представил обзор о мерах, которые необходимо принять для лишения Германии и СССР кавказской нефти. Он указывал, что базы для налетов на Баку должны находиться в Турции, Иране, Сирии или Ираке [Там же]. Кроме того, генерал констатировал, что наземные действия возможны только с территории северо-западного района Ирана, что потребует, с одной стороны, согласия Ирана, а с другой, перевозки значительного количества союзных войск, так как силы, которыми располагает Иран в этом районе, совершенно недостаточны для проведения намеченной операции [см.: Юрьев, 103].

В начале марта 1940 г. М. Е. Филимонов встретился с новым немецким посланником в Тегеране Эттелем, который в беседе с полпредом отметил, что англо-французская пропаганда в Иране ставит своей целью противопоставлять интересы Германии и СССР и что по мнению Берлина СССР ни в коем случае не собирается нападать на Иран. Англичане же, пропагандируя идею нападения СССР на Иран, вынашивают план нападения на советский нефтеносный Баку. Эттель отметил, что иранские министры в частных беседах с ним, в связи с прошедшими событиями в Польше и настоящими в Финляндии, выразили свои опасения в отношении целостности Ирана. По мнению Эттеля, их опасения увеличиваются под влиянием английской пропаганды. Немецкий посланник выразил уверенность в том, что шах, держась за нейтралитет, не будет инициатором и соучастником превращения Саадабадской конвенции в военный союз [ДВП, 1995, 126–127].

Английскими и французскими военными органами к началу марта были разработаны общие стратегические планы нападения на СССР с юга. Но согласованного правительствами общего политического решения о нападении принято не было. В Париже не сомневались в необходимости осуществления подобной акции, в Лондоне же пока на нее не решались. С подписанием мира между СССР и Финляндией 12 марта 1940 г. союзники, лишившись возможности предпринять что-либо против СССР на севере, активизировали обсуждение планов по поводу южного направления. В Великобритании прекрасно понимали, что одних бомбардировок будет недостаточно, необходимо сотрудничество с Турцией, чтобы получить возможность действовать на Черном море.

Бурную деятельность по активизации действий Франции развил П. Рейно, сменивший Даладье на посту премьер-министра. 25 марта он направил английскому правительству письмо, в котором настойчиво предлагал безотлагательно принять военные меры и в Скандинавии, и на Кавказе. Члены английского военного кабинета, рассматривая это письмо 27 марта, проявили некоторую осторожность. В частности, премьер-министр Н. Чемберлен отметил, что если бы Англия оказалась вовлеченной в войну с Россией, то для английского, а также турецкого общественного мнения имел бы значение тот факт, кто первым это начал, т. е. кто виноват в конфликте. Военно-морской министр У. Черчилль отметил, что осуществление бомбардировки Баку без согласия турок и сотрудничества с ними невозможно, поэтому он поддержал высказанную министром иностранных дел лордом Галифаксом готовность поехать в Турцию, чтобы получить согласие на проход подводных лодок в Черное море, а также констатировал, что намеченные акции могут вовлечь Англию в войну с Россией [см.: Сиполс, 130]. Англичане осознавали, что действия союзников против СССР на Кавказе означали бы войну с Советским Союзом, и подходили к этому вопросу более трезво, взвешивая, насколько оправданным для Великобритании является риск быть втянутой в войну. Турецкое правительство не оправдало надежд союзников, к концу марта стало очевидно, что Турция не стремится поддерживать военную игру Великобритании и Франции. Как отмечал Энгерт, американский посланник в Тегеране, Реза-шах опасался даже мысли оказаться вынужденным заключить какой-либо оборонительный пакт с Великобританией или Россией и считал договор Турции с Англией и Францией недостаточной гарантией против советской агрессии [см.: Агаев, 1971, 309].

В. М. Молотов на заседании Верховного совета 29 марта 1940 г., охарактеризовав отношения с Великобританией, Францией, Германией и другими странами, отметил, что в «Сирии и вообще на Ближнем Востоке идет большая подготовительная возня с созданием англо-французских армий… Мы должны быть бдительны в отношении попыток использования этих войск во враждебных Советскому Союзу целях. Всякие попытки такого рода вызвали бы с нашей стороны ответные меры против агрессоров, причем опасность такой игры с огнем должна быть очевидна для враждебных СССР держав и для тех из наших соседей, кто окажется орудием этой агрессивной политики против СССР» [Сиполс, 133]. Это было явным пассажем в сторону англо-французского блока, а также Турции и Ирана.

Как отмечает Дж. Гасанлы, «присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 г. к СССР стимулировало повышение интереса Советов к Южному Азербайджану. В начале 1940 г. этот регион был включен в военно-стратегические планы Москвы» [Гасанлы, 15]. Однако, к сожалению, никаких документальных свидетельств наличия подобных планов азербайджанский историк не приводит. Автор данной статьи в целом согласен с точкой зрения Дж. Гасанлы, но должен констатировать, что наличие экспансионистских намерений в отношении Ирана со стороны Москвы подтверждается только косвенными данными. Однако все последующие события: ввод советских войск на территорию Ирана в августе – сентябре 1941 г. и перипетии, связанные с выводом войск в 1946 г., – говорят в защиту этой точки зрения. 31 января 1940 г. командующий Сибирским военным округом Калинин в выступлении перед начальствующим составом заявил, что весной 1940 г. неизбежна война, в которой «СССР в союзе с Германией, Японией и Италией выступит против объединенного блока Англии, Франции, Турции, Китая, Румынии, Ирана и Афганистана» [История России, 83]. Иран, видимо, тоже был не прочь расширить свои границы за счет Советского Азербайджана. В апреле 1940 г. Наркомат иностранных дел СССР получил в свое распоряжение карту, отпечатанную по решению иранского меджлиса, под названием «Новое административное деление государства Иран», внизу которой было замечание: «границы Ирана, за исключением границы с Турцией, не являются официальными» [Гасанлы, 16].

К весне 1940 г. напряженность между СССР и Ираном увеличилась. 6 апреля заместитель наркома иностранных дел В. Г. Деканозов отправил телеграмму полпреду СССР в Иране М. Е. Филимонову, в которой говорилось о нарушении государственной границы двумя самолетами, перелетевшими с территории Ирана [ДВП, 1995, 112]. 8 апреля 1940 г. В. Г. Деканозов вручил иранскому послу в Москве Саеду памятную записку по этому вопросу. Посольство Ирана, в свою очередь, направило 11 и 16 апреля в НКИД памятные записки, суть которых сводилась к отрицанию иранской стороной полетов в направлении советской территории. Одновременно посольство выражало уверенность, что со стороны советских властей также будут приняты соответствующие меры к предупреждению залетов советских самолетов на иранскую территорию [см.: АВП, ф. 94, оп. 24, п. 66, д. 4, л. 20]. В этот же день НКИД направил в посольство Ирана свою памятную записку, в которой подтверждалось нарушение советской территории и отрицались какие бы то ни было полеты советских самолетов вблизи советско-иранской границы [Там же, д. 1, л. 65]. 22 апреля 1940 г. полпред СССР в Тегеране М. Е. Филимонов сообщил о своей беседе с министром иностранных дел Ирана, в которой Аалям говорил о том, что «иранское правительство при недоверии к его заявлению может думать, нет ли у советской стороны каких-либо других намерений» [ДВП, 1998, 791–792].

Взаимные обвинения являются, в принципе, обычной практикой, проверить достоверность этих обвинений не представляется возможным. Однако по данным советской разведки похожие самолеты вернулись в Лондон 12 апреля 1940 г. с удачными снимками советской территории. Естественно, что подобная информация не внушала доверия Москвы к Тегерану. В СССР опасались сближения Ирана с Великобританией.

После капитуляции Франции немцы получили в свое распоряжение секретные документы французского правительства, чем естественно не преминули воспользоваться в собственных целях, опубликовав специальную подборку документов в Белых книгах. Расчет немцев на то, чтобы усилить недоверие Москвы к Западу, оправдался. 5 июля 1940 г. в газетах «Правда» и «Известия» были опубликованы статьи, комментирующие документы 5 и 6 Белых книг. В тот же день посол Ирана Саед обратился с личным письмом на имя наркома, в котором отметил, что опубликованные документы не дают оснований называть позицию Ирана «странной и двусмысленной», и выразил сожаление по поводу опубликования статей. Саед подчеркнул, что иранское правительство никогда не принимало ни прямого, ни косвенного участия в каких-либо комбинациях против СССР [см.: ДВП, 1995, 436]. Посол Германии в Москве Ф. Шуленбург в письме статс-секретарю Вейцзекеру от 11 июля 1940 г. отметил: «В здешних иранских кругах негодование против нас велико из-за публикаций шестой “Белой книги”. Они считают, что “Белая книга” побудила советское правительство предпринять акции против Ирана. Иранский посол здесь, однако, слишком умен, чтобы не видеть, что документы “Белой книги” для советского правительства лишь предлог и что Москва нашла бы без труда другой, если бы не представился этот» [Оглашению подлежит, 206].

Таким образом, вырисовывается довольно сложная картина международных отношений периода советско-финской кампании со множеством нюансов и подводных течений. Великобритания и Франция, используя различные методы – от запугивания до «пряника», пытались склонить Иран на свою сторону. Иран же, преследуя свои интересы, может, и пошел бы навстречу союзникам, если бы в Тегеране были полностью уверены в успехе операции. Однако риск был слишком велик, и в Тегеране посчитали за благо не ссориться с Москвой. Кроме того, необходимо учитывать, что свою внешнюю политику Иран проводил с известной долей оглядки на другого участника Саадабадского пакта – Турцию. В свою очередь, Германия использовала напряженность в советско-иранских отношениях в собственных интересах. С одной стороны, немцы подливали масла в огонь слухами о сближении Великобритании и Ирана, чтобы усилить напряженность отношений Тегерана с Москвой. А с другой – запугивали Иран возможностью советского вторжения, чтобы держать Иран в постоянном страхе перед СССР. На этом этапе Второй мировой войны Берлину было важно оставить Иран вне «большой игры».

Литература

1. АВП – Архив внешней политики РФ. Ф. 94.

2. Агаев С. Л. Германский империализм в Иране. М., 1969.

3. Агаев С. Л. Иран: внешняя политика и проблемы независимости, 1925–1941. М., 1971.

4. Бабинцев В. А. Саадабадский пакт в период «странной войны» // Политика великих держав на Балканах и Ближнем Востоке. Свердловск, 1977.

6. Гасанлы Дж. СССР – Иран: азербайджанский кризис и начало «холодной войны». М., 2006.

7. ДВП, 1995 – Документы внешней политики. Т. 23, кн. 1. М., 1995.

8. ДВП, 1998 – Документы внешней политики. Т. 24. М., 1998.

9. Другая война, 1939–1945. М., 1996.

10. История России. Тысячелетие дипломатии и войн. Екатеринбург, 1995.

11. Оглашению подлежит : СССР – Германия, 1939–1941 : документы и материалы. М., 1991.

12. Сиполс В. Я. Тайные документы «странной войны» // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 119–138.