Реформы и контрреформы в России во второй половине 19в. Отмена крепостного права - реферат

Введение.

С окончанием Крымской войны в истории России началась новая полоса. Современники называли ее эпохой Освобождения или эпохой Великих реформ. Получилось так, что предыдущий период истории прочно соединился с именем Николая I, а новый — с именем его преемника.

Александр II родился 17 апреля 1818 г. в Московском кремле. В то время царствовал, его дядя, Александр I, но поэт В.А.Жуковский, по-видимому, догадывался, какая судьба ожидает новорожденного. В стихотворном послании матери младенца поэт высказал пожелание, чтобы «на чреде высокой» ее сын не забыл «святейшего из званий: человек».

Прошло восемь лет, и император Николай I предложил Жуковскому занять должность наставника наследника престола. Поэт согласился. Он старался воспитать в цесаревиче гуманность, любовь к своему народу. «Без любви царя к народу нет любви народа к царю», - наставлял он Александра. Уроки Жуковского глубоко запали в его душу. Но не меньшее влияние оказал на него отец. Он боялся его и восхищался им. Всю жизнь в душе Александра боролись два начала – гуманное, привитое Жуковским, и милитаристское, унаследованное от отца.

Кроме парадов и балов, было у Александра еще одно увлечение, чисто спортивное, которое странным образом повлияло на события в начале его царствования. Он был страстным охотником и, конечно, не мог пройти мимо «Записок охотника» И. С. Тургенева. Впоследствии он говорил, что эта книга убедила его в необходимо­сти отмены крепостного права.

Александр II вступил на престол уже немолодым человеком — в 36 лет. Трудно сказать, что больше повлияло на его решение отменить крепостное право— «Записки охотника» или Крымская война. После нее прозрели многие, в том числе и сам царь. В 1856—1857 гг. в ряде южных губерний произошли крестьянские волнения. Они быстро затихли, но лишний раз напомнили, что помещики сидят на вулкане¹.

Крепостное хозяйство таило в себе и другую угрозу. Оно не обнаруживало явных признаков скорого своего краха и развала. Оно могло просуществовать еще неопределенно долгое время. Но свободный труд производительнее подневольного — это аксиома. Крепостное право диктовало всей стране крайне замедленные темпы развития. Крымская война наглядно показала растущее отставание России. В ближайшее время она могла перейти в разряд второстепенных держав.

Нельзя забывать и третью причину. Крепостное право, слишком похожее на рабство, было безнравственно.

Сознавая необходимость преобразований, Александр II не знал, как приступить к ним, У него не было ни плана реформ, ни руководящих принципов. Не имели таковых и министры, подо­бранные еще Николаем.

Как мне кажется, крепостное право — это основная причина и главный источник зла опутавшего Россию того времени. Но эту проблему надо было решать, а не отворачиваться от нее. Насильственное решение вопроса не устранит эту проблему. «России, — писал Кавелин, — нужны мирные успехи. Надо провести такую реформу, чтобы обеспечить в стране на пятьсот лет внутренний мир».

Кавелин считал, что можно и нужно пренебречь правом помещиков на личность крестьянина, но нельзя забывать об их праве на его труд и в особенности на землю. Поэтому освобожде­ние крестьян может быть проведено только при вознаграждении помещиков. Другое решение, заявлял Кавелин, «было бы весьма опасным примером нарушения права собственности».²

Но нельзя, подчеркивал Кавелин, упускать из виду и интересы крестьян. Они должны быть освобождены от крепостной зависимо­сти, за ними надо закрепить ту землю, которой они владеют в настоящее время. Разработку выкупной операции правительство должно взять на себя. Если оно сумеет учесть интересы помещиков и крестьян, то два сословия сначала сблизятся, а затем сольются в один земледельческий класс. Внутри его исчезнут сословные различия и останутся только имущественные. «Опытом доказа­но,— писал Кавелин,— что частная поземельная собственность и существование рядом с малыми и больших хозяйств, суть совершенно необходимые условия процветания сельской про­мышленности».

Отмена крепостного права, как надеялся мыслитель, откроет путь другим реформам: преобразованию суда, устранению цензур­ного гнета, военной реформе, развитию просвещения.

Глава 1. Отмена крепостного права.

§1. Экономические предпосылки падения крепостного права.

К сере­дине XIX в. старые производственные отношения в России пришли в явное несоответствие с развитием экономики, как в сельском хо­зяйстве, так и в промышленности. Это несоответствие стало про­являться давно, и оно могло бы тянуться еще очень долго, если бы в недрах феодальной формации не развивались ростки, а затем и сильные элементы новых капиталистических отношений, которые подрывали устои крепостничества. Происходили одновременно два процесса: кризис феодализма и рост капитализма. Развитие этих процессов в течение первой половины XIX в. вызвало непримиримый конфликт между ними и в области базиса — производственных отно­шений, и в области политической надстройки.

Рассмотрим главные причины по степени их значимости: эконо­мические, социальные, политические, хотя в жизни они были тесно связаны и взаимозависимы.

Экономические противоречия были обусловлены ростом товар­ных отношений и тормозящим влиянием крепостничества. И поме­щичье, и крестьянское хозяйства были вынуждены подчиняться тре­бованиям всероссийского рынка. В экономику все более проникали товарные отношения. «Помещики-крепостники,— писал В. И. Ле­нин,— не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства»³. Если в начале XIX в. вывоз товаров из России оценивался в 75 млн. руб., то в середине века уже в 230 млн. руб., или в 3 раза больше. Внутренняя торговля росла еще быстрее. Только речные оп­товые перевозки грузов, не считая гужевых, с 1811 по 1854 г. увели­чились в 5 раз, в том числе перевозки зерна в 8 раз, муки и круп в 10 раз.

Рост производства хлеба на продажу привел к значительным изменениям в землепользовании. В черноземной полосе помещики уве­личивали собственные запашки и за полвека отняли у крестьян по­ловину земель, бывших в их пользовании. Наступление помещиков вызвало резкий отпор со стороны крестьян. В нечерноземных гу­берниях земля давала низкие урожаи, помещики были менее заинте­ресованы в увеличении своих посевов, они больше могли получить до­хода за счет оброка. К моменту отмены крепостного права в черно­земной полосе у помещиков было 72% всех земель, в Среднем По­волжье 62%, в нечерноземной полосе 48%. В первых двух зонах пре­обладала барщина, и она увеличивалась, в последней рос оброк. Ме­нее заметным, но очень симптоматичным изменением в землепользо­вании была аренда и покупка земли отдельными крестьянами: в 1858 г. 270 тыс. домохозяев имели в частной собственности свыше миллиона десятин (1 дес.=1,1 га) земли, что свидетельствовало о появлении сельской мелкой буржуазии.⁴

Большинство помещичьих хозяйств применяли барщину: на ней было занято около 70% всех крепостных крестьян. В них кризисные явления более всего проявлялись в низкой производительности труда подневольных крестьян. Не заинтересованный экономически работ­ник, по характеристике современника, приходит на работу «сколь возможно позже, осматривается и оглядывается сколь возможно чаще и дольше, а работает сколь возможно меньше — ему не дело делать, а день убить». Помещики вели борьбу против этого путем усиления контроля и введения особых заданий — уроков. Но первое вело к удорожанию, так как управляющим и приказчикам надо было платить, да они еще воровали продукты для себя. Система же уроков вызвала резкое ухудшение качества пахоты, уборки, сенокоса при выполнении количественных показателей. Помещики замечали, что при обработке своих земель крестьяне работают гораздо лучше, и поэтому старались полностью отнять у крестьян всю землю, перево­дя их в разряд дворовых или в разряд месячников, получающих месячное содержание. Численность таких крестьян резко возросла к середине века. Процент дворовых вырос почти в два раза (с 4 до 7%) и число их дошло до 1,5 млн. человек.

В нечерноземной полосе преобладала оброчная система в виде денежной и натуральной платы. В конце xviii в. нормальным считался оброк в 5руб с души мужского пола (или 7 руб. 50 коп. по ценам се­редины XIX в.). Перед отменой крепостного права средний оброк возрос до 17—27 руб., а в Ярославской и Владимирской губерниях повысился до 40—50 руб.⁵ Некоторые «крестьяне», владельцы мас­терских и фабрик в селе Иванове, платили сотни рублей оброка гра­фу Шереметеву. Высокие оброки были там, где крестьяне могли хорошо заработать: около столиц и крупных городов, в промысловых селах, в районах огородничества, садоводства, птицеводства и т. п. Средние размеры оброков выросли в черноземной полосе в 2,2, а в не­черноземной в 3,5 раза. В оброчных имениях наблюдались часто кри­зисные явления, проявлявшиеся в разорении крестьянских домов тя­желыми поборами и в накоплении недоимок по оброчным платам, в побегах крестьян, потерявших связь с землей, с собственным хо­зяйством.

Помещики, несомненно, видели преимущества вольнонаемного труда по сравнению с крепостным. Те же самые крестьяне, которых они обвиняли в лени, объединившись в артели, за плату пахали землю, строили дома и постройки со сказочной быстротой. Современ­ник писал о вольнонаемной артели по уборке урожая: «Здесь все горит, материалов не наготовишься; времени они проработают менее барщинного крестьянина, отдохнут они более его, но наделают они вдвое, втрое. Отчего?— охота пуще неволи». Но нанимать помещик не мог, потому что его собственные крестьяне тогда бы остались без работы. По этой же причине он не был заинтересован в покупке машин и орудий. В помещичьи хозяйства проникали элементы капи­тализма, что проявлялось в усилении товарно-денежных отношений, связей с рынком, в отдельных попытках применения машин, наем­ных рабочих, улучшения агротехники. Однако в целом хозяйство раз­вивалось не за счет вложения капитала, а за счет усиления эксплуа­тации «живой собственности»— крестьян и за счет расширения реа­лизации юридического права собственности на земли. Все резервы роста на этом пути были уже исчерпаны, многие помещики разори­лись, более 12% дворян-помещиков, преимущественно мелкопомест­ных, продали свои имения. В 1859 г. в банках были заложены имения с 7 млн. крепостных (2/3 крепостного населения). Дальнейшее прогрессивное развитие помещичьих хозяйств в условиях крепост­ного права было невозможно, что поняли отдельные наиболее умные и образованные представители дворянства.

При этом надо прежде всего учитывать, что крестьянские хозяйства к этому времени представляли собой разные типы: полностью разо­ренные, обнищавшие, живущие впроголодь (абсолютное боль­шинство), а также среднезажиточные, более-менее сводящие концы с концами и, наконец, по-настоящему зажиточные и даже богатые. «... Вся сущность капиталистической эволюции мелкого земледе­лия,— писал В. И. Ленин,— состоит в создании и усилении иму­щественного неравенства внутри патриархальных союзов, далее в превращении простого неравенства в капиталистические отношения».⁶ Уже в дореформенной деревне отчетливо прослеживались разные стадии этих процессов. В центральных губерни­ях Европейской России в середине века наибольшее расслоение было среди промыслового крестьянства (половина дворов беднейшие, около 12—18% зажиточные), но четко проявилось и среди земле­дельческих хозяйств (около 20—28% беднейших и 15—23% зажи­точных дворов). При этом доходы у беднейших крестьян были в 2—3 раза меньше на один двор, чем у зажиточных, а оброк и налоги они платили почти поровну (раскладка не по земле, а по душам), что способствовало дальнейшему расслоению. Выделение зажиточных и беднейших дворов является наглядным свидетельством проникно­вения капитализма и в крестьянское хозяйство.⁷

Подрывался также натуральный характер крестьянских хозяйств. Чтобы заплатить налоги, барщинные крестьяне должны были про­дать в среднем не менее четверти собранного хлеба (на 15 руб. серебром на двор). В зажиточных крестьянских хозяйствах излишки хлебов составляли более 30% валового сбора. Именно эти крестьяне применяли наемный труд и машины, теснее были связаны с рынком, из их среды выходили торговцы, ростовщики, владельцы мастерских и фабрик. Значительно шире и быстрее все эти процессы протекали в государственной деревне. Среди государственных крестьян было много хозяев, которые засевали десятки, а некоторые — на Юге, в Сибири и на Урале — сотни десятин земли, имели образцовые хозяйства с применением машин, наемных рабочих, улучшенных по­род скота и пр. Сами крестьяне изобретали улучшенные орудия и машины. На выставках в 40-х гг. XIX в. экспонировались моло­тилки и веялки крестьянина В. Сапрыкина, молотильная машина Н. Санина, сенокосная машина А. Хитрина, льнотрепальная машина X. Алексеева и др. В одной Вятской губернии в 1847 г. было несколько сот доходных предпринимательских крестьянских хо­зяйств. Значительно больше их было в Предкавказье, где госу­дарственные крестьяне производили хлеба в 20 раз больше, чем по­мещики.

Крестьянское хозяйство всех категорий к середине XIX в. со­средоточило 75% посевов зерновых и картофеля, давало 40% то­варного хлеба, большую часть товарной продукции скотоводства, огородничества, садоводства. Это обстоятельство делало невозмож­ным безземельное освобождение крестьян. В то же время крепостное право, как тяжелые путы, мешало развитию крестьянского хозяйства, сковывало инициативу зажиточных, вело к разорению миллионов дворов, делало невыносимым гнет помещиков,

С конца 30-х гг. в России начался промышленный переворот, ко­торый проходил бурными темпами. В обрабатывающей промышлен­ности число крупных предприятий и рабочих с 1825 по 1860 г. воз­росло в 3 раза. При этом оснащенность предприятий машинами и производительность труда увеличивались быстрее в десятки раз. Так, в 1828 г. применялись прядильные машины с 30 тыс. веретен, а в 1860 г. было 2 млн. веретен (рост в 66 раз).

Применение сложных машин на фабриках было невозможно при крепостном труде, так как крепостные крестьяне на помещичьих и приписных мануфактурах нередко ломали и портили вводимые там новые механизмы. Поэтому к машинам нанимали вольнонаемных рабочих. В 1860 г. в обрабатывающей промышленности вольнонаем­ники составляли 465 тыс. из 565, или 85%, в горнозаводской, техни­чески более отсталой, вольнонаемных было 20%.

Но дальнейший рост применения наемного труда, а значит, и все­го производства тормозился крепостными отношениями. В стране не было свободных рабочих, большинство вольнонаемных работников были оброчными помещичьими или государственными крестьянами, еще не полностью порвавшими с землей. А фабрике нужны были по­стоянные квалифицированные рабочие.

В большинстве крупных стран Европы феодальные отношения были к этому времени ликвидированы, и они стали обгонять Россию по развитию промышленности. Если в 1800 г. Россия и Англия вы­плавляли одинаковое количество чугуна—около 10 млн. пудов, то в 1850 г. соотношение было 16 млн. в России против 140 млн. в Англии. Расплата за отсталость не замедлила сказаться: через 40 лет после блестящих побед в Отечественной войне над объединенной армией почти всех крупных европейских держав Россия потерпела жестокое поражение в Крыму. «Царизм,— писал Ф. Энгельс,— потерпел жалкое крушение... он скомпрометировал Россию перед всем миром, а вместе с тем и самого себя — перед Россией. Наступило небыва­лое отрезвление».⁸ Крымская война обнажила противоречия, заставила царизм и часть правящего дворянского класса задуматься. Однако все это вместе взятое вряд ли привело бы к падению крепостного права, если бы не наложилось на рост крестьянской борьбы, вызвавшей ре­волюционную ситуацию в стране.

§2. Планы переустройства России.

Александр II высказал два исключающие друг друга положения, отнюдь не успокоившие московских кре­постников. С одной стороны, царь заявлял о своем неже­лании отменить крепостное право, с другой — указал на необходимость все же осуществить эту реформу. Однако это выступление нельзя рассматривать как начало под­готовки отмены крепостного права. Во-первых, сам Алек­сандр II, понимая необходимость отмены крепостного права в силу создавшихся условий, вместе с тем всяче­ски оттягивал решение этого вопроса, противоречившего всей его натуре, и, во-вторых, приступить к подготовке отмены крепостного права без согласия дворянства, интересы которого выражал царизм, было невозможно. Это находит прямое подтверждение в письме Александ­ра II к своей тетке великой княгине Елене Павловне в конце 1856 г.: «...я выжидаю,— писал он,—чтобы бла­гомыслящие владельцы населенных имений сами вы­сказали, в какой степени полагают они возможным улучшить участь своих крестьян...»⁹

В результате всех этих причин на протяжении 1856г. ничего не было сделано по подготовке реформы, за ис­ключением попытки выяснить отношение к этому вопро­су дворянства и добиться того, чтобы оно само хода­тайствовало перед царем об отмене крепостного права. Как рассказывает в своих воспоминаниях товарищ ми­нистра внутренних дел Левшин, дворянство упорно уклонялось от каких-либо ходатайств по этому вопросу, что достаточно ясно обнаружилось в период коронаци­онных торжеств — осенью 1856 г., во время переговоров Левшина с предводителями дворянства. «Большая часть представителей поземельных владельцев,— говорит он,— вовсе не была готова двинуться в новый путь, никогда не обсуждала крепостного состояния с точки зрения ос­вобождения и потому при первом намеке о том изъяви­ла удивление, а иногда непритворный страх. Очевидно, что такие беседы, хотя многократно повторенные, не по­двинули меня далеко вперед».¹⁰

3 января 1857 г. был открыт Секретный комитет «для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян» под председательством самого царя. В состав этого комитета вошли следующие лица: председатель Государственного совета князь А. Ф. Орлов (с правом председательства в отсутствие царя), министры: внут­ренних дел — С. С. Ланской, финансов — П. Ф. Брок, государственных имуществ — М. Н. Муравьев (впослед­ствии получивший наименование «вешателя»), двора — граф В. Ф. Адлерберг, главноуправляющий путями сооб­щения К. В. Чевкин, шеф жандармов князь В. А. Дол­горуков и члены Государственного совета — князь П. П. Гагарин, барон М. А. Корф, Я. И. Ростовцев и го­сударственный секретарь В. П. Бутков. Почти все члены комитета были настроены довольно реакционно, при­чем Орлов, Муравьев, Чевкин и Гагарин являлись ярыми крепостниками.

При обсуждении вопроса об отмене крепостного пра­ва комитет отметил, что волнение умов «...при дальней­шем развитии может иметь последствия более или ме­нее вредные, даже опасные. Притом и само по себе кре­постное состояние есть зло, требующее исправления»¹¹ что «...для успокоения умов и для упрочнения будущего благосостояния государства необходимо приступить безотлага­тельно к подробному пересмотру... всех до ныне издан­ных постановлений о крепостных людях... с тем, чтобы при этом пересмотре были положительно указаны нача­ла, на которых может быть приступлено к освобожде­нию у нас крепостных крестьян, впрочем к освобожде­нию постепенному, без крутых и резких переворотов, по плану, тщательно и зрело во всех подробностях обду­манному»¹²

В соответствии с этим решением 28 февраля того же года была учреждена специальная «Приуготовительная комиссия для пересмотра постановлений и предположе­ний о крепостном состоянии» в составе Гагарина, Корфа, генерал-адъютанта Ростовцева и государственного секретаря Буткова. «Приуготовительная комиссия» должна была рассмот­реть законодательство по крестьянскому вопросу (зако­ны о «свободных хлебопашцах» и «обязанных крестья­нах»), а также различные записки и проекты, посвящен­ные вопросу об отмене крепостного права. Однако члены комиссии, рассмотрев все эти материалы, не смогли прийти к какому-либо определенному решению и ограни­чились изложением личного мнения по этому вопросу.

Анализ этих записок представляет несомненный инте­рес для характеристики взглядов членов Секретного ко­митета в первой половине 1857 г., т. е. в период, пред­шествовавший опубликованию рескриптов.

Наиболее обстоятельной является записка Ростов­цева, датированная 20 апреля 1857 г.¹³

В начале этой записки автор указывает на необходи­мость отмены крепостного права. «Никто из людей мыс­лящих, просвещенных и отечество свое любящих,— писал он,— не может быть против освобождения крестьян. Человек человеку принадлежать не дол­жен. Человек не должен быть вещью». Высказав столь решительно свою точку зрения, Ростовцев, излагая исто­рию крестьянского вопроса в первой половине XIX в., подвергает критике существующее о крестьянах законо­дательство, а также различные проекты отмены крепост­ного права и приходит к выводу, что они не могут быть приняты. Во-первых, указывал он, освобождение кресть­ян без земли, так же, как и с небольшим участком ее, невозможно. Во-вторых, предоставление крестьянам до­статочного надела без вознаграждения будет несправед­ливо, так как разорит владельцев земли. Выкуп же зем­ли, по мнению Ростовцева, также не может быть осу­ществлен, так как для единовременного выкупа не хватит средств, разновременный опасен для государства: он продолжался бы довольно долго и мог вызвать крестьянские волнения. С точки зрения Ростовцева, единственно приемлемым мог бы быть проект полтав­ского помещика Позена. «Этот проект,— писал он,— вполне практический, умеряющий все опасения, обеспе­чивающий все интересы, обильный благими последстви­ями введения ипотечной системы, был бы превосходен, если б, во-первых, указал финансовые для осуществле­ния своего средства, во-вторых, был бы окончательно развит в административном отношении».

Говоря о «великой государственной пользе» освобож­дения крепостных крестьян, Ростовцев вместе с тем ука­зывал, что это требует «величайшей осторожности», так как крепостное крестьянство «по самому нравственному своему состоянию» требует за собой особого надзора и попечительства. «...Вообще,— продолжает он,— нельзя отвергать истины, что из полного рабства невозможно и не должно переводить людей полуобразованных вдруг к полной свободе».

Проект Позена, изложенный в его записке, поданной царю 18 декабря 1856 г., предусматривал постепенный перевод всех крестьян в разряд обязанных и «свободных хлебопашцев». Крестьянам, переходившим в разряд, «свободных хлебопашцев», должна была выдаваться ссуда сроком на 37 лет для уплаты помещику. Перевод крестьян в обязанные давал помещику право получить государственный кредит на сумму стоимости земли, от­данной в пользование крестьян. Это должно было осу­ществляться путем введения так называемой ипотечной системы. Каждый помещик, переведший своих крестьян в обязанные, получал бы особое «ипотечное свидетель­ство», которое принималось бы в залог, а также учиты­валось бы во всех кредитных учреждениях. Из процентов и других сборов, поступавших за пользование этим ипо­течным капиталом, должен был образоваться ипотеч­ный фонд, из которого черпались бы средства для выку­па дворовых и тех крестьян, которые будут еще нахо­диться в положении крепостных. Все это, по мнению Позена, обеспечило бы, во-первых, помещикам необхо­димый кредит, а во-вторых, постепенно подготовило бы все средства, необходимые для «упрочения нового поряд­ка, и таким образом дело освобождения,— писал Позен,— совершится, хотя не вдруг, но зато без всяких потрясе­ний».¹⁴

Развивая это положение, Ростовцев доказывал, что русский народ вряд ли способен был воспользоваться «внезапной» свободой, к которой он вовсе не подготовлен ни своим воспитанием, ни государственными мера­ми, облегчавшими ему возможность познания этой сво­боды. «Следственно,— писал он,— самая необходимость указывает на меры переходные. То есть крепостных сле­дует подготавливать к свободе постепенно, не усиливая в них желания освобождения, но открывая все возмож­ные для них пути».

Руководствуясь этим, Ростовцев намечал три этапа отмены крепостного права. Первый — это безотлагатель­ное «умягчение» крепостного права. По его мнению, это успокоит крестьян, которые увидят, что правительство заботится об улучшении их участи. Второй этап — по­степенный переход крестьян в обязанные или «свобод­ные хлебопашцы». На этом этапе крестьяне остаются лишь «крепкими земле», получая право распоряжаться своей собственностью, и становятся совершенно свобод­ными в семейном быту. Этот период должен был быть, по-видимому, довольно длительным, так как, по мнению Ростовцева, крестьянин в этом положении «перемен за­хочет не скоро» и лишь постепенно «дозреет до полной свободы». Наконец, третий, завершающий этап — пере­ход к полной свободе всех категорий крепостных (поме­щичьих, удельных, государственных крестьян и крепост­ных рабочих).

«И весь этот переворот, — указывал Ростовцев,— со­вершится незаметно, постепенно, если и не быстро, то прочно. Возразят: народ этого не дождется, народ по­требует свободы, и сам освободит себя. Если правитель­ство будет продолжать волновать умы, ничего не пере­создавая, то революция народная разразиться может. Кто дерзнет поручиться за будущее?.. А ежели прави­тельство, опасаясь предполагаемой революции, мерою отважною, крутою, и к несчастию России неотгаданною, само, так сказать, добровольно революцию вызовет? Правительству идти вперед необходимо, но идти спо­койно и справедливо, настойчиво и религиозно...»¹⁵

Во «всеподданнейшем отчете» III отделения за 1857 г. говорилось о том же: «Слухи об изменении быта, начавшиеся около трех лет, распространи­лись по всей империи и привели в напряженное состоя­ние как помещиков, так и крепостных людей, для которых дело это составляет жизненный вопрос».¹⁶ В за­ключение шеф жандармов указывал, что «спокойствие России много будет зависеть от сообразного обстоятель­ствам расположения войск».¹⁷

Именно это положение и заставляло правительство торопиться с решением вопроса об отмене крепостного права. Однако оно не могло приступить к реформе без привлечения к этому делу дворянства. По мне­нию правительства, наиболее целесообразным было на­чать освобождение крестьян с западных губерний, дво­рянство которых в какой-то степени склонялось к отмене крепостного права.¹⁸

В силу этого виленскому генерал-губернатору В. И. Назимову и было предложено добиться у дворянства западных губерний согласия на отмену крепостного права. Ему было поручено заявить дворянству, что если они не пойдут навстречу стремлениям правительства, то будет проведена новая инвентарная реформа, невыгод­ная помещикам.

С этой целью летом 1857 г. Назимовым были образо­ваны губернские дворянские комитеты (состоявшие из уездных предводителей дворянства и «почетных» поме­щиков) для пересмотра инвентарей помещичьих имений. При этом Назимов рекомендовал дворянам, «не стесня­ясь прежними постановлениями, изложить откровенно мнение свое о прочном устройстве помещичьих крестьян, при необходимых для того пожертвованиях со стороны их владельцев».¹⁹ Однако итог работы этих комитетов был невелик. Так, члены дворянского комитета Гродненской губернии постановили просить правительство «...о дозво­лении помещикам Гродненской губернии предоставить своим крестьянам лично без земли свободу из крепост­ного состояния на правилах Положения о крестьянах Курляндской губернии». Дворянский же комитет Виленской губернии не вынес даже такого скромного решения, заявив, что «...он не вправе сделать предположения, не отобрав согласия от всех владельцев», т. е. постановил обсудить этот вопрос на очередных дворянских выбо­рах, что не было ему разрешено. Комитет же Ковенской губернии также не пришел ни к какому определенному выводу.

С этими весьма и весьма скромными результатами Назимов прибыл в Петербург в конце октября 1857 г. К этому времени в Министерстве внутренних дел были уже разработаны «Общие начала для устройства быта крестьян», представленные Ланским в записке от 8 нояб­ря, «Общие начала» предусматривали следующее: а) вся земля является собственностью помещиков; б) ликвида­ция крепостной зависимости должна происходить посте­пенно, в течение 8—12 лет; в) «ввидах предотвращения вредной подвижности и бродяжничества в сельском населении, увольнение крестьян из личной крепостной зависимости должно быть сопряжено с обращением в собственность их усадеб, находящихся в их пользова­нии с небольшими участками огородной и выгонной зем­ли всего от полудесятины до десятины на каждый двор».²⁰ Погашение стоимости усадьбы предполагалось за 8—12 лет.

На трех заседаниях (2, 9 и 16 ноября) Секретный комитет, рассматривая предложения, привезенные из Вильно Назимовым, подготовил проект ответа дворянст­ву Литовских губерний, абсолютно не соответствовавший их чаяниям. 20 ноября 1857 г. Александром II был дан «высочайший» рескрипт виленскому генерал-губернатору Назимову, в котором дворянству этих губерний разреша­лось приступить к составлению проектов «об устройстве и улучшении быта помещичьих крестьян». Таким образом, подготовка реформы отдавалась целиком в руки дворянства. Состав­ление проектов должно было осуществиться на основе следующих положений:

1)Помещикам сохраняется право собственности на всю землю, но крестьянам оставляется их усадебная оседлость, которую они в течение определенного времени приобретают в свою собственность посредством выкупа; сверх того, предоставляется в пользование крестьян над­лежащее, по местным удобствам, для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей перед прави­тельством и помещиком, количество земли, за которое они или платят оброк, или отбывают работу помещику.

2) Крестьяне должны быть распределены на сельские общества, помещикам же предоставляется вотчинная по­лиция.

3) При устройстве будущих отношений помещи­ков и крестьян должна быть надлежащим образом обе­спечена исправная уплата государственных и земских податей и денежных сборов».²¹

Следовательно, в основу официальной программы Правительства по крестьянскому вопросу были положе­ны предложения Министерства внутренних дел.

Из рескрипта следовало, что крестьяне на основании правительственной программы должны были получить личную свободу, но остаться в полуфеодальной зависи­мости от помещиков.

В дополнение к рескрипту в особом обращении к виленскому генерал-губернатору Ланской указывал, что крестьяне первоначально будут находиться «в состоянии переходном», которое не должно превышать 12 лет. За это время они обязаны выкупить «усадебную оседлость», и тогда же будут определены размеры полевого надела и повинности за пользование им.

Рескрипт Назимову об открытии губернских дворян­ских комитетов не должен был, по крайней мере в дан­ное время, распространяться на другие губернии, Так, Орлов, представляя Александру II доклад о целесооб­разности рассылки копии рескрипта Назимову губерн­скому начальству всей России, писал: «Мера сия не только предупредит распространение вредных толков и слухов, но и познакомит дворянское сословие внутрен­них губерний с теми подробностями, кои предписаны для трех западных губерний и кои со временем могут быть более или менее применены и к прочим губерниям России».²²

После смерти Ростовцева, председателем редакционных комиссий был назначен министр юстиции граф В. Н. Панин, известный консерватор.

На каждом последующем этапе обсуждения в проект вносились те или другие поправки крепостников. Реформаторы чувствовали, что проект все более сдвигается от «золотой середины» в сторону ущемления крестьянских интересов. Тем не менее, обсуждение реформы в губернских комитетах и вызов дворянских представите­лей не остались без пользы. Милютин и Самарин (главные разработчики реформы) поняли, что она не может осуществляться на одинаковых основаниях во всей стране, что нужно учитывать местные особенности. В черноземных губерниях главную ценность представляет земля, в нечерноземных — крестьянский труд, овеще­ствленный в оброке. Они поняли также, что нельзя без подготовки отдавать помещичье и крестьянское хозяйства во власть рыночных отношений; требовался переходный период. Они утвердились в мысли, что крестьяне должны быть освобождены с землей, а помещикам следует предоставить гарантированный правитель­ством выкуп. Эти идеи и легли в основу законоположений о крестьянской реформе.²³

§3. Анализ реформы, проведенной правительством

Анализ реформы, проведенной правительством в от­ношении государственных крестьян, дает основание для следующих кратких выводов.

Правительство, боясь массового восстания, всячески затягивало завершение подготовки закона о государст­венных крестьянах.

Несмотря на то что обеспеченность государственных крестьян землей была намного выше, нежели поме­щичьих и даже удельных, нельзя не признать, что значи­тельная часть их не