Философия истории 4 - реферат

Философия истории

Термин «история» используется в двух значениях:

1. История как реальный процесс жизнедеятельности людей во временной последовательности.

2. История есть наука, отражающая процесс жизнедеятельности людей.

В соответствии с двоякой интерпретацией истории выделяют двоякое понимание философии истории:

1. Философия истории есть учение о предельных основаниях бытия общества, учение об обществе, как саморегулирующейся целостности, саморазвивающемся организме. Философия истории есть философия общества. В этом смысле изучается статика общества, его структурные компоненты, механизмы функционирования.

2. Философия истории как учение о смысле и направленности развития общества. В этом отношении изучается динамика и направленность развития общества.

Таким образом, философия истории изучает общество в единстве двух сторон. Общество есть продукт взаимодействия людей. Смыслом этого взаимодействия выступает производство материальных и духовных благ.

Производство – способ бытия общества: нет производства, нет и общества; нет общества – нет и производства.

Способом производства называют единство производительных сил и производственных отношений.

Производительные силы (ПС) – это люди плюс средства производства, орудия и предметы труда. Производительные силы выражают то, чем люди производят.

Производственные отношения (ПО) – это совокупность взаимоотношений, в которые люди вступают в процессе производства. Производственные отношения характеризует то, как люди производят.

Производительные силы есть содержание способа производства, а производственные отношения – форма способа производства. Они нерасторжимы, едины, но это диалектическое единство, ибо предполагает различие. Поэтому ПС и ПО могут стать противоположностями, борьба которых может вызвать противоречие.

На этой особенности К. Маркс вывел общесоциологический закон соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил. Маркс пишет: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями… Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции...» (К. Маркс. Капитал: Критика политической экономии. – М.: Политиздат, 1978. – 907 с.).

Структура производительных сил:

1. Люди с их знаниями, умениями и навыками и нравственными чертами.

2. Орудия труда (техника, машины…).

3. Предметы труда (композитные материалы).

Структура производственных отношений:

1. Отношения по поводу собственности на средства производства.

2. Отношения по поводу организации производства.

3. Отношения по поводу распределения производственных благ.

4. Отношения по поводу обмена производственными благами.

5. Отношения по поводу потребления.

Системообразующим элементом производственных отношений является отношение к собственности.

Общество как продукт взаимодействия людей функционирует в четырех основных сферах:

1. Экономическая сфера – сфера функционирования и развития производства, главным образом, материального.

2. Политическая сфера – сфера функционирования и развития власти и властных отношений (государство и политические партии).

3. Социальная сфера – сфера функционирования и развития индивидуальной жизни людей, сфера индивидуального бытия людей (ЖКХ, бытовое обслуживание, сфера всевозможных услуг, образование, здравоохранение и т. д.)

4. Духовная сфера – сфера функционирования и развития форм общественного сознания (нравственность, религия, наука, право, политика, искусство и т. д.).

Эти сферы взаимосвязаны диалектически. Такова анатомия общества как самоорганизующейся целостности.

Философия истории в ее собственном значении выявляет смысл истории.

Философия истории есть учение о смысле истории.

Смысл истории обнаруживается, когда ставят и отвечают на вопрос: «Куда и в каком направлении движется общество?». По этому поводу предлагается три подхода (решения):

I. Регрессистские учения:

1. Учение о «золотом веке» человечества (например, «Золотой век» Афин – V в. до н.э.; «Золотой век» Римской империи – конец I в. и первая половина II в. н.э.), которое позади. С тех пор человечество, по их мнению, неуклонно деградирует, постоянно переживает упадок. В этих учениях реализуется присущая всем поколениям людей ностальгия по прошлому.

2. Эсхатологические учения (религиозные, особенно в иудаизме и христианстве; экзистенциальные). Эсхатология – учение о конце света; об Апокалипсисе (первые пророчества об Апокалипсисе появились в конце I в.н.э.).

II. Прогрессистские учения считают, что общество неуклонно прогрессирует, то есть развивается по восходящей линии: от низшего к высшему. Выделяют три модификации этого подхода:

1. Философия истории Гегеля, которая полагает, что общество есть форма реализация идеи свободы. Прогресс является ступенькой в процессе объективации этой идеи.

Гегель делит историю на три вида: естественную, критическую и мыслящую. Последний вид называет философией истории. Естественная история – саморассказ, рассказ очевидцев. Критическая история – интерпретация событий. Мыслящая история – осмысление прошлого.

По Гегелю, человечество подразделяется на три мира по степени выраженности свободы:

· восточный мир (свободен один монарх, остальные не свободны);

· греко-римский мир (свободны лишь избранные, остальные не свободны;

· германский мир (свободны все, включая прусского монарха и народ).

2. Философия истории Маркса – формационное учение, учение об общественно-экономических формациях как ступеньках общественного прогресса. По Марксу, история есть последовательная смена общественно-экономических формация посредством социальной революции. Источником развития общества является противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Движущей силой – классовая борьба.

3. Теории стадий роста и постиндустриального развития общества, представленные соответственно У. Ростоу, Д. Беллом и О. Тоффлером, Р. Ароном, А. Туреном. Сутью этих учений является признание развития общества в качестве единого поступательного цивилизационного процесса, где решающим фактором выступают техника и технология, являясь средствами реакции (ответа) на вызов исторического времени.

Так или иначе, все названные авторы считают, что человечество развивается на пути прогресса. Однако каждый из них содержание и характер этого пути понимает по-своему. Для Р.Арона прогресс неоднозначен, он противоречив: возможна дисгармония между идеалами демократии и технократическими принципами функционирования индустриального развития. Д. Белл полагает, что на стадии индустриализма цивилизация станет технотронной. Уолт Ростоу различает в развитии человечества «стадии роста», противопоставляемые им общественно-экономическим формациям. Эти стадии таковы: «традиционное общество», «переходное общество», «период сдвига», «период зрелости», «эра массового потребления». Олвин Тоффлер развитие человечества разбивает «на волны». Две первые «волны» называет «аграрной» и «промышленной», а третью – «индустриальной». На этой «волне» создается надындустриальная цивилизация, которой соответствует информационное общество. Тоффлер – прогрессист, футуролог-оптимист. Ален Турен теорию постиндустриализма обогатил идеями о «программируемом обществе», об «информационном» характере развития и т.д.

III. Циклические учения считают исторический процесс круговоротом (циклом). Это направление представлено:

1. Учением о культурно-исторических типах Н.Я. Данилевского.

2. Учением О. Шпенглера о цивилизации.

3. Циклическим учением А. Тойнби.

4. Учением о социокультурных типах П. Сорокина.

Первым, кто предложил идею исторического кругооборота, был Николай Яковлевич Данилевский. Он создал учение о «культурно-исторических типах» (цивилизациях). Каждая цивилизация проходит в своем развитии периоды возмужания, старения и гибели. История – это смена вытесняющих друг друга культурно-исторических типов. По Шпенглеру, исторический процесс цикличен: культура, как и всякий организм, возникает, развивается и отмирает. Культура отрицается цивилизацией – ступенью, в которой окостеневает интеллект, а культура становится массовой, вырождается в технологию. Арнольд Тойнби полагает, что человечество в своем развитии проходит определенный цикл (возникновение-рост-надлом-распад). Любая цивилизация более или менее полно реализует этот круг. Каждая из них проходит свой путь. В ХХ веке, по Тойнби, пять крупных цивилизаций: индийская, китайская, исламская, русская и западная. Питирим Александрович Сорокин, американский социолог российского происхождения, исторический процесс рассматривал как циклическое движение, как смену разнообразных типов культур, в основе которых лежит тип мышления. В частности он выделяет три типа культуры: чувственный, основанный на образном мышлении; идеациональный – на рациональном мышлении; идеалистический – на интуитивном познании. Человечество проходит в своем развитии через эти социокультурные типы.

Таким образом, философия истории выявляет направленность общего развития и описывает это в трех моделях:

1) регрессистской;

2) прогрессистской;

3) циклической.

Особняком изучается работа американского социолога японского происхождения Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории». В этой работе история человечества представлена как история войн, вооруженных конфликтов, революционных преобразований. С развалом СССР и крахом мирового коммунизма, по мнению Фукуямы, мир становится монополярным, поскольку ценности либеральной демократии торжествуют там, где они отрицались. А это значит, что история лишается своей движущей силы, поскольку только глобальное противоречие способно заставить вращаться колесо исторического процесса. Локальные противоречия и конфликты большой роли не играют. Поэтому общемировая история прекращает свое развитие. С другой стороны, в современных условиях, когда накоплено столько вооружения, столько средств массового поражения, когда природа становится такой хрупкой, жизнь настолько опасной, кажется, что история теряет свой смысл. Фукуяма говорит о конце истории человечества в традиционном понимании, но не предлагает, как дальше Человечеству развиваться.

Философия истории так или иначе касается проблем будущего, что и отражается в представленных моделях. Перспективы развития человеческой цивилизации активно обсуждаются учеными всего мира. В настоящее время мировое сообщество ищет новые модели развития, которые условно можно разделить на следующие:

1. Экопессимистическая (антисциентская) модель (Ж. Эллюль, Б. Скиннер, Л. Мэмфорд, А. Азимов).

2. Технооптимистическая (сциентистская) модель (Н. Луман, А. Турен, Ю. Хабермас, Д. Белл, А. Печчеи).

3. Альтернативистская модель (идеологи антиглобализма, пацифизма, экологизма и т.д.).

( Таблица 15 ).

http://www.ysu.ru/users/itc/sitim/e-books/metod/filocof/mbd/tema11.html

Фрагменты философского текста

Георг Вильгельм Гегель

Всемирная история есть дисциплинирование необузданной естественной воли и возвышение ее до всеобщности и до субъективной свободы. Восток знал и знает только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны. Итак, первая форма, которую мы видим во всемирной истории, есть деспотизм , вторая – демократия и аристократия , третья — монархия .

Философия истории // Соч. М.-Л., 1935. Т. 8. С. 98-99.

Карл Маркс

В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации.

К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.

...Общественные отношения, при которых производят индивиды, общественные производственные отношения, изменяются, преобразуются с изменением и развитием материальных средств производства, производительных сил. Производственные отношения в своей совокупности образуют то, что называют общественными отношениями, обществом и притом образуют общество, находящееся на определенной ступени исторического развития , общество с своеобразным отличительным характером. Античное общество, феодальное общество, буржуазное общество представляют собой такие совокупности производственных отношений, из которых каждая вместе с тем знаменует собой особую ступень в историческом развитии человечества.

Наемный труд и капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 6. С. 422.

Николай Яковлевич Данилевский

Эти культурно-исторические типы, или самобытные цивилизации, расположенные в хронологическом порядке, суть:

1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитический, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) новосемитический, или аравийский, и 10) германо-романский, или европейский... Только народы, составляющие эти культурно-исторические типы, были положительными деятелями в истории человечества; каждый развивал самостоятельным путем начало, заключавшееся как в особенностях его духовной природы, так и в особенных внешних условиях жизни, в которые они были поставлены, и этим вносил свой вклад в общую сокровищницу.

Россия и Европа // М., 1991. С. 88.

Арнольд Джозеф Тойнби

Тезис о «единстве цивилизации» является ложной концепцией, весьма популярной среди современных западных историков, мышление которых находится под сильным влиянием социальной среды.

Одна из причин, породивших это заблуждение, заключается в том, что современная западная цивилизация распространила свою экономическую систему по всему миру. За экономической унификацией, которая зиждется на западном основании, последовала и политическая унификация, имеющая то же основание и зашедшая почти столь же далеко.

Западные историки преувеличивают значимость этих явлений. Во-первых, они считают, что в настоящее время унификация мира на экономической основе Запада более или менее завершена, а значит, как они полагают, завершается и унификация и по другим направлениям. Во-вторых, они путают унификацию с единством, преувеличивая таким образом роль ситуаций, исторически сложившейся совсем недавно и не позволяющей пока говорить о создании единой Цивилизации, тем более отождествлять ее с западным обществом.

Тезис об унификации мира на базе западной экономической системы как закономерном итоге единого и непрерывного процесса развития человеческой истории приводит к грубейшим искажениям фактов и к поразительному сужению исторического кругозора.

Историки попросту игнорируют этапы и главы истории других цивилизаций, если те не вписываются в их общую концепцию, опуская их как «полуварварские» или «разлагавшиеся» или относя их к Востоку, который фактически исключался из истории цивилизации. Наконец, они совершенно не учитывали наличия других цивилизаций. Православное христианство, например, либо считается частью западного христианства... либо изображается временным наростом на теле западного общества. Православное христианство, по этой версии, зародившись, служило оплотом западного общества в борьбе с Востоком. Исчерпав свои функции, нарост этот атрофировался и исчез, подобно тому, как у головастика отваливаются жабры и хвост на стадии превращения его в лягушку. Что же касается трех других цивилизаций — исламской, индуистской и дальневосточной, — они вообще отвергаются как «туземные» по отношению к западному обществу.

С помощью таких прокрустовых рамок тезис о «единстве цивилизации» сохраняется и по сей день.

Постижение истории // М., 1991. С. 81-82.

Уолт Ростоу

Все ранее существовавшие и современные нам общества могут быть отнесены, с экономической точки зрения, к одной из пяти категорий: традиционное общество, стадия создания предпосылок для подъема, стадия подъема, стадия быстрого созревания, век высокого массового потребления.

Стадии экономического роста // М., 1960. С. 13-14.

Герман Кан

Долгосрочный прогноз развития человечества, рассчитанный на основе данных прошлого и настоящего развития мировой экономики, охватывает два важнейших исторических этапа. Первый этап – это сельскохозяйственная революция, которая произошла около 10 тысяч лет назад и которая фактически создала современную цивилизацию... Второй важнейший этап принято называть «Великий переход», именно на этом этапе мы и находимся сегодня... Этот период, видимо, завершится в последующие 200 лет, когда вопреки «катастрофическому сочетанию неудач и неумелого руководства» человечество, по всей видимости, намного возрастет численно, станет богатым и в большей степени научится управлять силами природы.

Этот четырехсотлетний период можно разделить на следующие три фазы: фаза индустриальной революции, далее – фаза супериндустриальной (технологической) мировой экономики, а затем и фаза постиндустриальной мировой экономики мирового сообщества… Мы не утверждаем, что Великий переход случится неизбежно, мы считаем лишь, что он вероятен и что его можно вычислить на основе имеющихся сегодня данных и тенденций...

Все стороны воздействия новой техники, результаты ее воздействия трудно сразу осознать и контролировать. Но как только все станет понятным и объяснимым, тогда и контроль над негативными последствиями воздействия техники станет возможным. Тогда и «проблематичная» супериндустриальная экономика станет экономикой с разрешимыми проблемами.

Грядущий подъем: экономический, политический, социальный // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986. С. 169, 170.

«Философия истории и социальная философия... — вот главные темы русской философии. Самое значительное и оригинальное, созданное российскими мыслителями, относится к этой области».

С. Л. Франк

Исторический процесс — это последовательная череда сменяющих друг друга событий, в которых проявилась деятельность многих поколений людей. Исторический процесс универсален, он охватывает все проявления человеческой жизнедеятельности от добывания «хлеба насущного» до изучения планетарных явлений.
Действительный мир населен людьми, их сообществами, поэтому и отображение исторического процесса должно быть, по определению Н. Карамзина, «зерцалом бытия и деятельности народов». Основу, «живую ткань» исторического процесса составляют события, т. е. те или иные прошедшие или проходящие явления, факты общественной жизни. Всю эту бесконечную череду событий в их неповторимом, присущем каждому из них облике изучает историческая наука.

Есть еще одна ветвь обществознания, изучающая исторический процесс, — философия истории. Она стремится выявить общую природу исторического процесса, наиболее общие законы, самые существенные взаимосвязи в истории. Это область философии, исследующая внутреннюю логику развития общества, очищенную от зигзагов и случайностей. Некоторые вопросы философии истории (смысл и направленность общественного развития) были отражены в предыдущем параграфе, другие (проблемы прогресса) будут раскрыты в следующем. В настоящем параграфе рассматриваются типы социальной динамики, факторы и движущие силы исторического развития.

1. Социальная философия и философия истории

Социальная философия конца XX в. могла бы претендовать на аристократическое происхождение: ее предком являлась классическая философия истории. Однако связь между ними разорвана. Их разделяет целая эпоха, в ходе которой были сделаны попытки преодоления философии вообще и философии истории, в частности. Традиционные, казалось бы, сюжеты описания человеческого бытия включаются теперь социальной философией в новую среду проблематики и методологии.

Одни и те же, вроде бы, понятия история, культура, общество, деятельность и отношения людей в философии истории и социальной философии по-разному соподчиняются и координируются, возникают в разных смысловых связях, получают различное обоснование.

Одной из характеристик классической философии истории была ее спекулятивность. В прежние времена, следует заметить, термин этот не заключал в себе того оценочного, снижающего значения, которое придается ему ныне. Он прежде всего указывал на то, что философия истории (или философия в целом) обосновывается некими предельно общими принципами и понятиями, идеями и смыслами, в соответствии с которыми и нужно строить объяснения событий, судеб народов, действий людей. Пользуясь современным языком, можно сказать: философия истории создавала картину или строила схему человеческого мира, причем делала это умозрительным путем, не выводя свои понятия и методы из конкретных исследований. Последнее обстоятельство и формировало в дальнейшем критическое отношение к философии истории: не использование общих картин и схем, а способ их построения вот за что критиковали спекулятивную философию сторонники развивающегося научного обществознания.

Однако нельзя забывать о связи таким образом построенных общих схем с определениями истории как процесса, преемственности, воспроизводимости, с интерпретацией смыслов социального бытия, вообще с пониманием цельности и сложности общественного развития. Примем это во внимание. Ибо критика спекулятивной философии истории, развернувшаяся в середине XIX в., подорвала основы не только ее схем, но и тех понятий, что выстраивали образ социально-исторического процесса.

Критика спекулятивной философии истории сопряжена с движением познания к реальности, с попытками строить историю как науку, исходящую из реальности. Но ясный в плане критики тезис о реальности терял свою определенность, как только дело доходило до его позитивной трактовки. Возникала, например, такая проблема: может ли история как наука опираться на общую для всего знания реальность или она должна основываться на особой реальности Истории?

В классической философии истории, надо заметить, трактовка истории как процесса была тесно связана с пониманием истории как прошлого. К середине XIX в. представления эти стали расходиться. Объяснение истории через абстрактно-общие схемы, через идейные и психологические мотивы, через ценностную и смысловую устремленность человеческой деятельности стало отходить на второй план. На первый стало выдвигаться представление об истории как о прошлом, о том, что было, завершилось в этой завершенной форме подлежит научному описанию и объяснению.

Обозначилась возможность двух истолкований истории : 1) истории в широком смысле как процесса деятельности людей, развертывающей во времени социальные и культурные формы их бытия, процесса, совершенного и совершающегося, т.е. включающего прошлое, настоящее и будущее, и 2) истории как завершившегося бытия, представленного в результатах деятельности людей, в ее следах и памятниках. Эти два толкования истории часто переплетались и смешивались. Но в плане философском и научном они намечали два принципиально различных подхода к пониманию реальности и объяснению истории. Первый, нацеленный на понимание и объяснение истории как развития общества, претендующий на системный охват его полифонии, и второй, ориентированный на выделение из человеческого бытия особого аспекта и особой предметности, подвластных специальному историческому описанию и объяснению. Именно второй подход стали противопоставлять философии истории, именно он во многом обусловил формирование истории как специфической области научного знания.

Поле деятельности исторического познания заметно сокращалось и становилось все более подготовленным для применения эмпирических методов исследования. Вместе с тем как будто бы отпадала надобность в объяснительных схемах, выходящих за рамки непосредственно воспринимаемого и описываемого материала. Историческая реальность, таким образом, сужалась до конкретной совокупности письменных документов, вещественных следов и памятников человеческой деятельности. Теоретический компонент исторического знания вовсе не исключался, но, тем не менее, ставился в полную зависимость от приемов эмпирического описания и обобщения материала, пристраивался к данным эмпирического анализа. В нем, естественно, все больше места находили объяснения исторических причин и следствий, описания социальных структур и трансформаций общественной жизни и, соответственно, меньше места оставалось для индивидных характеристик бытия людей, для истолкования изменений в обществе как результатов деятельности людей, различных ее сочетаний. Тенденция ко все более конкретному отображению исторической реальности, ко все более научному ее описанию грозила исчезновением людей с авансцены исторической драмы, к вытеснению их на задний план обстановкой и декорациями исторического действия. Происходило нечто, напоминающее спектакль режиссера Ю. Любимова Гамлет, где занавес двигался не только вверх и вниз, но и поперек сцены и, как некое воплощение анонимных исторических сил, переставлял персонажей трагедии, отбрасывал и сметал их со своего пути.

Сужение исторической реальности в целях ее более точного и конкретного описания так или иначе вело к широкому привлечению в историческое исследование вещных свидетельств человеческой жизни и деятельности. Возникал неизбежный парадокс: для людей места в пространстве истории становилось меньше, зато для вещей это пространство оставалось открытым. Более того, получалось, что вещи в некотором смысле способны сказать больше о жизни людей, чем сами люди.

Конечно, этот подход не мог полностью отказаться от описания людей, их поступков, интересов и стремлений. Но люди, вписанные в вещественную обстановку своей собственной истории, утрачивали таким образом специфически человеческие свойства и все отчетливей представали носителями каких-то вещеподобных связей и сил.

Так тенденция преодоления спекулятивной философии истории породила ряд парадоксальных следствий. Из поля зрения научного исторического познания стали ускользать проблемы, характеризующие историю общества именно как социальный и человеческий процесс. Преодоление метафизики на этом пути обернулось сближением истории с физикой, натурализацией знания о человеческой истории, истолкованием общественного процесса как процесса квазиприродного, описанием жизни людей по логике вещей. Стереотип, в согласии с которым научность знания и его натуралистическая (скажем мягче: естественно-научная) ориентация совпадают, во многом определил ход развития исторической науки и всего обществознания во второй половине XIXначале XX столетия.

2. Дана ли нам реальность

От схем к фактам: это главная ориентация, представленная позитивистской историографией, вытеснившей во второй половине XIX в. философию истории. Правда, основоположники позитивизма не могли полностью отказаться от общих определений исторического процесса (скажем, О. Конт в обоснование позитивизма выдвигает своего рода стадиальную схему истории и выстраивает последовательность трех формаций: теологической, метафизической и позитивной), но схемы эти имеют служебный характер и целиком подчинены фиксации эмпирически данной реальности.

Реальным в истории оказывается все то, что может быть наблюдаемо, описано, измерено, что связано непосредственно с представляемыми зависимостями. Историческое описание фактов следует, таким образом, за методикой эмпирического естествознания, освобождается от спекулятивности и психологизма классической философии истории и ведет к представлению истории как связи (связей) фактов и, кажется, к тому, как все это в действительности происходит.

Надо сказать, такого рода переориентация исторического знания оказала несомненно позитивное воздействие на ряд исторических дисциплин. Стала быстро развиваться гражданская история; более внимательного, нежели прежде, изучения удостоилась экономическая сторона жизни общества; элементы статистики, социологии и некоторых естественнонаучных методик, включаемые в историческое исследование, позволили создать более широкие и точные представления о массовых процессах в истории общества. Анализ вещественных результатов жизни и деятельности древнейших предков современного человека дал возможность сформировать гипотезы о происхождении человечества и о дописьменной его истории. В ходе этого анализа выделились, а затем и оформились в качестве особых дисциплин: археология и история материальной культуры, а также близкие им этнография, социальная и культурная антропология.

История в работе своих новых дисциплин с помощью точных методик обретала широкомасштабное видение: она открывала массовые движения, процессы накопления вещественного богатства, разнообразие письменных культур и форм человеческого взаимодействия. Мыслительные, психологические, личностные аспекты человеческой деятельности, столь привлекательные для философии истории, отодвинулись на второй план; разнообразие нового эмпирического материала как бы заслонило их, как бы затемнило их значение для описания социальной реальности. Человеческий состав истории, открытый для фактического изучения, для определения его массовых, масштабных характеристик, оказался в значительной мере приравнен к другим компонентам истории как естественного процесса: к вещам, к вещным связям, к логике вещей. И хотя такое сведение деятельности людей к логике вещей на первых порах обещало заметное прибавление исторического знания, оно же создавало серьезные трудности для понимания истории как процесса и для трактовки конкретных событий, сдвигов, новообразований.

С точки зрения последовательно научного (каким он представлялся в конце XIX в.) подхода главными источниками знания оказывались вещественные и письменные памятники; люди включались в это знание, поскольку они высвечивались этими источниками. Не вещи и знаки трактовались через призму деятельности людей, но, наоборот, деятельность людей сводилась к вещам и знакам. Отметим, что в социологии этого времени (Э. Дюркгейм, В. Ленин) была попытка, отчасти реализованная, рассматривать повторяющиеся, принудительные формы взаимодействия людей как своего рода вещи, составляющие фактическую базу научного социального исследования.

Письменные памятники, в той мере, в какой они сопоставлялись друг с другом и с вещами, а не с людьми и их действиями, тоже начинали уподобляться вещам. Возникла перспектива изучения языка как автономного образования или естественно функционирующей системы знаков; позже эта перспектива была реализована в лингвистике XX в.

Такое овеществление социального бытия тем не менее не снимало ни проблемы воздействия исследователя на материал, ни проблемы зависимости вещных памятников от деятельности людей, их создавшей.

В XX столетии этнология, социология и психоанализ выявили такие слои человеческого бытия, которые отражаются в источниках и контролируются сознанием лишь косвенным символическим образом. Приоткрылась завеса над неописанной и ненаблюдаемой социальной реальностью, ускользавшей до сих пор от включения в идеологические и научные схематизмы. Наша собственная история представила в последние годы богатый материал, указующий на то, что письменные источники не только искажали положение дел, но вообще не фиксировали многих событий коллективной и личной жизни людей. Возникла проблема поиска косвенных свидетельств, которые бы могли, хотя бы отчасти, заполнить пробелы истории. Встал вопрос о способах фабрикации вещественных и письменных памятников, представивших свидетельства событий истекших десятилетий. Определился вопрос о людях, о схемах их деятельности, о стандартах их взаимодействия, обо всем том, что не находило непосредственного отображения в следах эпохи, но обусловило, в частности, появление именно таких ее памятников.

Аналогичные проблемы проявились в изучении более отдаленных эпох, например периода средневековья. Выяснилось: молчаливое большинство простолюдинов не оставило многих важных свидетельств своей жизни в документах, дошедших до нас. И дело не только в том, что некоторые аспекты быта простых людей оказались не отраженными в официальных свидетельствах и летописях. Сам язык памятников часто был чужд языку простонародья; официальный и идеологизированный языки могли быть вообще чужими языками. И в этом случае возникала проблема реконструкции конкретных систем человеческой деятельности, соответствующих форм общения, психологии, идеологии. Возрождалась, стало быть, проблема схем объяснения, в развертывании которых вещественные и письменные памятники обнаруживали свое значение результатов, средств и условий человеческой деятельности .

Возвращение этой проблемы обостряло понимание того, что мы часто читаем историю наоборот; на первом плане у нас результаты, на втором средства, на третьем условия и лишь на четвертом сам процесс деятельности людей.

Таким образом, ход исследования оказывается по логике своей противоположным естественному ходу истории, ее созиданию, воспроизводству, обновлению людьми. Так формируется изнаночный образ истории, ее видение в обратной перспективе, открывающей и высвечивающей деятельность людей через призму ее результатов.

Чтобы не оставаться в границах этого видения, необходимо выявить лицевую сторону истории, обнаружить за вещными ее выражениями ее личный состав, ее человеческие силы, ее живое движение, находящее лишь частичное выражение в предметных формах. Надо вопросы о том, кто и как делает историю , предпослать вопросам истолкования вещей и текстов, понять их значение как своего рода стрелок, переводящих исследование с уровня эмпирического описания материала на уровень теоретического представления о конкретной связи людей. Тогда и результаты человеческой деятельности окажутся выведенными из состояния своей вещной одномерности, предстанут промежуточными продуктами, пересечениями различных деятельных связей, кристаллизациями реализованных человеческих возможностей.

В марксовом наборе образных определений социальной истории есть уподобление предметного человеческого богатства, в частности промышленности, раскрытой книге человеческих сил. Действительно, читая такую книгу, полагаясь на "язык вещей", на логику вещей, можно представить жизнь людей, ее ориентиры, векторы, силы. Но ведь книгу эту еще надо научиться читать , надо овладеть языком, позволяющим за связями вещей и знаков видеть связи людей, их стремления и заботы, их способности и цели. Если попытаться учесть многообразие и глубину смыслов, заключающихся в предметных воплощениях человеческой деятельности - эта, хотя и раскрытая, книга может быть прочитана и понята с разной степенью проникновения в текст, - то еще более важной и сложной станет задача воспроизведения исследователем прямой перспективы истории : от людей к вещам, от человека через вещь (текст) к другому человеку.

Допущения о людях, делающих историю, их связях и взаимодействиях, о проблемах и средствах их деятельности включают в свой состав и допущения относительно схем, которые люди используют в своем поведении. Схемы эти могут быть осознанными или не проходящими через сознание людей, выстроенными индивидами или взятыми ими из общего употребления как готовые формы, простыми или составными в любом случае эти схемы как-то включаются в действия и поступки человека, как-то их предполагают. Значит, допущение о деятельности людей в социальном процессе является допущением и о схемах, используемых в его осуществлении.

Схемы, вытесненные некогда из исследования, как будто возвращаются в трактовки социального процесса. Описание истории по вещам-текстам оказывается недостаточным ни в общекультурном, ни в специально научном смысле. Необходимость вернуть людей в социальный процесс превращается для исследователя в задачу по формированию конкретной схемы или картины реальности , в которой будут зафиксированы контуры деятельности людей, превращающей логику вещей в человеческую историю в собственном смысле.

Выше я не случайно говорил, что схемы как будто возвращаются. Возвращаются в современное социально-историческое исследование не те схемы, которые формировались философией истории XIX столетия, и включаться в исследование они, судя по всему, будут не так, как предлагала эта философия.

3. Кто рисует картины социальной реальности?

В современном отечественном лексиконе слово схема не относится к разряду почитаемых. Поскольку наша публицистика на протяжении многих десятилетий боролась и борется со стереотипами, в общественном сознании укрепилось вполне схематичное, стереотипизированное недоверие к схематическим построениям. Однако люди без схем жить не могут. Предметные воплощения человеческих сил служат людям постольку, поскольку в них закреплена определенная схема их изготовления или использования. Памятники культуры выступают средствами общения между людьми именно потому, что они сохраняют в себе определенные схемы порождения и обновления человеческого опыта. Дело, стало быть, не в схемах, а в способах их употребления людьми.

Важно подчеркнуть: схемы инструменты деятельности и, как всякие другие инструменты, они вырабатываются людьми для определенных типов деятельности и в ее процессах сохраняются или модифицируются.

Серьезный исследователь, работающий в сфере социально-гуманитарного анализа, не может удовлетвориться тем видением реальности, которое подсказывается ему общефилософскими определениями социальной эволюции или установками здравого смысла. Он вынужден либо перерабатывать их сообразно интересующему его материалу, либо вырабатывать схематические представления об объекте. В дело пойдет все: и здравый смысл, и философские определения, и, что, может быть, особенно важно, результаты, касающиеся материала исследований из смежных дисциплин. Выработанные последними схемы конкретной реальности послужат своего рода фильтрами, предотвращающими перенесение обыденных представлений и общефилософских соображений на материал, требующий особого подхода, соответствующего объяснения и понимания. Материал должен проявить свои, возможно, странные и даже чуждые для исследователя свойства, стимулировать его к переработке научных стандартов истолкования реальности.

Российский историк Н.И. Конрад в своих письмах к английскому историку А. Тойнби сформулировал исследовательскую стратегию, ориентированную на своего рода монады, т.е. на конкретные социально-культурные системы, обладающие особой, хотя и сравнимой с другими, логикой , меняющейся в ходе их истории. В такой стратегии повышается роль выведения характеристик общественной системы из ее собственного развития. Вывод Н.И. Конрада: Факт изменения социологической характеристики данного общества открывается, как нам кажется, самой историей.

В плане методологическом нет принципиальной разницы в исследовании истекшего и текущего социальных процессов. И в том, и в другом случае необходимо максимальное использование современных методологических и научных средств. Оба подхода, поскольку они ориентированы на реконструкцию процесса , оказываются перед задачей формирования общей картины , позволяющей фиксировать меняющиеся соотношения сил этого процесса, его условий, средств и результатов. Наметка, обогащение, обновление такой картины предположены ее условностью , а именно: тем, что она отображение процесса общества, деятельности людей, с ее проблемностью, незавершенностью, повседневными заботами обыденного сознания. Но отображение, возникающее не само по себе и не в соответствии с некими инстинктами разума, а в результате специальной работы, как некое обобщение исследований обществознания, описывающих и другие формы человеческого опыта.

Социальная философия, как и философия истории, выстраивает схемы общественного процесса и его обобщенные картины, определяет его черты и направленность. Но в отличие от философии истории социальная философия вырабатывает эти схемы, картины и определения , опираясь на опыт современного обществознания и, косвенным образом, на опыт практической жизни людей, на осмысление проблемности их бытия.

Работая с материалом обществознания, социальная философия самоопределяется как дисциплина обществознания, как методология социально-гуманитарной познавательной деятельности. Она сопоставляет методики отдельных дисциплин, высвечивает их ориентации на связное понимание общественного процесса, испытывает на постановке актуальных практических и теоретических проблем, стремится согласовывать разные дисциплинарные представления социальной реальности.

Выступая в качестве философии общественного процесса, социальная философия выходит за рамки обществознания (тем более его методологии) и стремится опираться на весь доступный ей человеческий опыт, работает на создание определенного мировоззрения , ориентирующего людей в их деятельности.

Социальная философия как методология и как мировоззрение, как выработка схемы-картины социального процесса и как сама эта картина представляет собой связную и расчлененную деятельность, где ритмически сопрягаются процесс и результат: мировоззрение вырабатывается с помощью методологии, а методологические формы корректируются мировоззренческими установками.

В классической философии вопрос о связи мировоззрения с обобщением различных форм человеческого опыта, с его методологической переработкой, с его последующим включением в практику и теорию ставился не раз. Однако речь обычно шла об осмыслении завершившейся хозяйственной, культурной, политической практики. Предметным полем философии оказывались итоги и результаты человеческих усилий. Тогда-то, собственно, и возникло казавшееся естественным истолкование деятельности по ее воплощениям, процесса по его завершению, истории по ее следам в настоящем. Кольцевое движение философии как будто бы размыкалось, и она открывалась практике общества и его истории, но последние представали тогда в своем завершенном, перфектном выражении и могли в лучшем случае продемонстрировать правила повторения пройденного. Философия вольно или невольно оказывалась в роли пророка, предсказывающего назад, переносящего в настоящее и будущее формы воплотившегося человеческого опыта. Из истории исчезал процесс, из человеческой реальности ее движущие силы, из деятельности людей ее проблемность, неопределенность, открытость.

Ориентация на конкретное движение гуманитарных дисциплин, включенность в работу обществознания были выстраданы социальной философией XX столетия. Ей пришлось пережить и отрицание особого метода познания общественной жизни, и натурализацию социальных наук, и попытки подменить философию общества социологией, и кризис лидерских претензий социологии, и пришедшее в последней трети века осознание общественной и научной необходимости социально-философского обоснования деятельности людей, всего человеческого сообщества.

Отечественная социальная философия на протяжении всего XX столетия оставалась философией общих предположений. Высказываемые философами соображения фиксировали отдельные парадоксы и противоречия, оформляли реакции людей на события, но в целом оставались на уровне обыденных констатаций и гипотез.

Одной из причин этого была неразвитость обществознания как совокупности социально-гуманитарных дисциплин, и прежде всего неразвитость (а с двадцатых по шестидесятые годы и полное отсутствие) социологии.

Научная социология начала развиваться в России задолго до 1917 г. По своим возможностям и результатам в начале XX столетия она была вполне сопоставима с социологией европейской и американской. Вместе с тем, надо подчеркнуть, ее влияние на социальную философию, науку, культуру, повседневное сознание российского общества было минимальным. Это вполне соответствовало тому, что Н. Бердяев характеризовал как аскетическое воздержание от идейного творчества, от жизни мысли, переходящей пределы утилитарно нужного для целей социальных, моральных или религиозных.

Российская социальная философия стоит перед задачей создания, выработки картины (модели или совокупности моделей), в которой основные структуры социального бытия будут показаны как формы деятельности, общения, самореализации людей. Эта задача соответствует ориентации некоторых направлений социальной философии конца XX в. на выявление схем воспроизводства и обновления социального бытия, на проблемно-смысловое поле деятельности людей, на силы, средства и условия их самореализации. Именно поэтому мировоззрение (схема-картина), вырабатываемое социальной философией, тяготеет к методологии, поэтому и методология социальной философии имеет тенденцию к сближению с формами самореализации людей.

Итак, выявляется определенная связь научного обществознания, его методологии и философии с обыденным опытом. Она обнаруживается не столько как зависимость обществознания от обыденного сознания (что как раз и соответствовало бы привычному взгляду), а скорее как влияние устоявшихся или устаревающих научных форм на структуры обыденного мышления. В этом пункте снова возникает мотив выработки социально-философских схем, причем такой выработки, которая преодолевает уплотнения, образованные прорастанием друг в друга стандартов обыденного опыта и устаревающих схем обществознания.

Такое отношение к стандартам опыта и познания подсказано социальной философии самим ходом социального процесса. Элементы и связи деятельности обнаруживают актуальный историзм, не просто принадлежность к истории, но вполне конкретное происхождение, предметность своего становления, нацеленность на конкретную проблематику.

Основная литература

1. Адорно Т. К логике социальных наук// Вопр. филос.1992. 10.
2. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987.
3. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М., 1995.
4. Гегель Г.В.Ф. Философия истории. М., 1995.
5. Гердер И.Г. Идеи к философии истории. М.,
6. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума// Вопр. филос. 1988. 4.
7. Моисеев Н.Н. Философия истории и современность// Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М., 1995. С.241-267.
8. Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993.
9. Спекторский Е.В. Понятие общества в античном мире. Этюд по семантике обществоведения// Филос. науки, 1992, 2.
10. Кемеров В.Е., Керимов Т.Х. Хрестоматия по социальной философии. М., 2001(Тема 2).
11. Социальная фиософия. Словарь. М., 2003 (статьи: История, Идиографический и номотетический методы, Методология, Обществознание, Онтология социальная, Позитивизм).
12. Философия истории. Антология. М., 1995.

Дополнительная литература

1. Альтюссер А. Просто ли быть марксистом в философии// Филос.науки. 1990, 1.
2. Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии//THESIS, 1993,т.1, вып.1.
3. Климов Б.А. Образ мира в разнотипных профессиях. М., 1995.
4. Коллингвуд Р. Идея истории. М., 1983.
5. Леви-Стросс К. История и этнология// Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1983.
6. Лосев А.Ф. Основные особенности русской философии// Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.
7. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический типы рациональности. Тбилиси, 1984.
8. Мерло-Понти М. Философ и социология// Вопр. социол. 1992. Т.1., 1.
9. Калиниченко В.В., Огурцов А.П. Методология гуманитарных наук в трудах Дильтея// Вопр.филос. 1988. 4.
10. GOLdner A. The Coming Crisis of Western SociOLogy. L., 1971.
11. Homans G. Bringing men back in// American SociOLogical Review, 1964, V.29, 3.
12. Martins H. The Kuhnian RevOLution and its implications for sociOLogy// Imagination and Precision in the Social Science. L., 1972.

Логика истории

Процесс развития может быть рассмотрен с точки зрения одновременной данности его моментов (логический аспект) и с точки зрения осуществления развития во времени (исторический аспект). Логическое и историческое внутренне едины: диалектико-материалистическое рассмотрение одновременной данности моментов процесса развития есть отображение в снятом виде его развития во времени, а развитие во времени есть развитие именно этого, а не другого процесса и, следовательно, его моментов как одновременно данных. Вместе с тем внутреннее единство логического и исторического рассмотрения не существует как абсолютное тождество, что и позволяет относительно самостоятельно фиксировать логический и исторический аспекты.

В наших предыдущих лекциях фиксировался именно логический аспект. Начиная с этой лекции, мы будем изучать человеческое общество в диалектическом единстве логического и исторического, но высвечивая при этом историческую грань этого единства.

Открытие К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистического понимания истории позволило понять историю как естественноисторический процесс, как процесс, совершающийся с необходимостью, закономерно и в то же время благодаря деятельности людей, имеющих свободу выбора, свободу воли (на разных этапах исторического развития характер и степень свободы различны).

Чтобы понять процесс исторического развития, требуется найти законы его изменения во времени, причём если развитие закономерно, то изменение должно осуществляться вдоль какой-то необходимой (то есть закономерной) траектории.

Это закономерное развитие не исключает деятельность людей как сознательных существ, напротив, историческое развитие общества представляет собой равнодействующую, складывающуюся из деятельности масс людей.

История общества не может быть свободна от случайностей, зигзагов, разрывов и т. п. Но всё-таки если взять достаточно продолжительный период (продолжительность такого периода различна в зависимости от конкретных условий), то обнаружится направленность развития, пробивающая себе дорогу через все случайности, зигзаги, разрывы и т. п.

Для характеристики всякого исторического процесса развития необходимо рассмотрение его общей направленности, а значит, начала процесса, этапов, которые он проходит, а также «механизмов» перехода от одного этапа к другому, специфики, преемственности и направленности процесса развития в целом и его этапов.

Важно специально подчеркнуть, что, утверждая наличие направленности развития, мы отмечаем главное направление развития, отвлекаясь от того, что наряду с главным направлением могут существовать другие, что между ними и главным направлением может происходить взаимодействие.
Общество есть «органическое» целое, проходящее в своём восходящем, прогрессивном развитии ряд стадий, ступеней, этапов. Реально существующая история общества не есть процесс развития «органического» целого в «чистом» виде. Однако, для того чтобы понять всю сложность исторического развития общества, необходимо выделить в «чистом» виде прежде всего главное направление этого развития и только затем вводить в поле рассмотрения осложняющие и модифицирующие его обстоятельства.

Общественная форма движения качественно отличается от биологической формы движения, но вместе с тем общество возникает из природы и ближайшим образом из биологической формы движения.

Если общество есть «органическое» целое, то и история общества должна быть расчленена на стадии, этапы, которые проходит в своём развитии всякое «органическое» целое.

1. Начало процесса исторического развития общества, то есть образование исторических предпосылок общества, образование социального в недрах биологического, вообще природного. На этой стадии появляются предпосылки возникновения общества, но самого общества ещё нет.

2. Первоначальное возникновение общества. Сюда мы относим первобытнообщинный строй.

3. Формирование общества. Идёт процесс преобразования возникшим обществом унаследованной природной основы. Формирование общества включает в себя все классово-антагонистические формации.

4. Зрелость общества. Процесс преобразования унаследованной природной основы (имеются в виду земные условия, «земное лоно» истории) завершён. Природная основа в существенно преобразованном виде включена в качестве момента в процесс развития общества. Зрелое общество – коммунистическая формация.

Таковы стадии, этапы восходящего развития общества как «органического» целого. Первые три стадии мы относим к становлению человеческого общества.

В связи с тем, что мы рассматриваем логику всей истории, к становлению человеческого общества мы относим не только становление человека как биологического вида, но и становление человечества в общественном отношении.

На стадии образования исторических предпосылок общества безраздельно господствуют природные закономерности. Источник развития тут следует искать в развитии природы. На стадии первоначального возникновения общества образуется и начинает действовать принципиально новый – социальный – источник развития. Ведущим, главным фактором развития с возникновением человека как нового биологического вида становится социальный, а не природный фактор. Правда, природный фактор, природная основа, только начинает преобразовываться новым процессом. На стадии формирования общества продолжается преобразование природной основы, однако в той или иной степени природная основа всё же остается непреобразованной. И, значит, социальное, хотя оно и есть главный, ведущий фактор развития, ещё не господствует в том смысле, что не до конца преобразован унаследованный процесс – природная основа.

На стадии зрелости общества социальный фактор становится не только ведущим, но и непосредственно господствующим.

Итак, на первой стадии источник развития находится в природе, на второй стадии возникает социальный источник развития, он сразу же оказывается ведущим. Благодаря возникновению этого принципиально нового фактора и как его проявление образуется взаимодействие между ним и природным фактором. Господствует взаимодействие социального и природного факторов при главенстве социального. На третьей стадии возникший социальный фактор продолжает быть ведущим, главным. На четвертой стадии социальный фактор полностью подчиняет себе природный фактор, и только на этой стадии он безраздельно господствует, а значит, только теперь безраздельно господствуют самодвижение, саморазвитие общества, взаимодействие людей как самоцель, развитие сущности человека как самоцель . Здесь речь идет о «земном» существовании человечества. Но уже на последней стадии формирования создаются предпосылки к «космическому» существованию человечества, к космической цивилизации и к новому витку взаимодействия человечества с природой.

Единство истории и астрономии ¹⁴⁵

Предметное сознание есть сознание мира или неба, т. е. Астрономия.
Самосознание же есть сознание нашего отношения к миру или небу, т. е. История.
Смерть и падение отцов и востание и обращение сынов к небу есть первый лист истории.
Разумное сознание как наблюдение есть объединение всех сынов в познании всех миров (астрономия).
Разумное сознание как действие есть подчинение всех миров Истории всех поколений, возвращенных к жизни.

Все народы, можно сказать a priori, писали свою Историю на небесном своде, т. е. переносили или возносили предков своих на небо, или верили, что они взяты на небо, а храмы их, по степени их уменья, были изображениями неба*. Музеи же - секуляризованные храмы предков, а потому утратившие ту ширь и величие, какую они имели из-начала, даже когда обращались в простые склады древностей.

Храмы также, благодаря Идеолатрии, отвергнув всякие и скульптурные и даже живописные изображения, обратились "в Сараи богослужения", по остроумному выражению одного писателя о протестантских храмах, совершенно согласному, однако, с воззрениями русских времен Владимира, не нашедших такой красоты ни в храмах немецких, ни в их службах, хотя тогда эти храмы не были еще протестантскими.

Итак, История и Астрономия изначально в воззрениях народов составляли одно. И пока господствовало Птоломеевское мировоззрение, по существу не отличавшееся от народного, или кажущееся, совершенного отделения еще не было, хотя История делалась или превращалась более и более в политическую, а Астрономия - не выделилась еще из философии и тем более из религии.

В этом единстве Астрономии и Истории заключалось единство разумного существа с неразумною силою, т. е. еще не подчиненною разуму.

Когда же по Коперниканскому воззрению небесные миры оказались такими же земными, как и сама земля, тогда противоположность между небом и землею обратилась в противоположность между разумными существами и неразумными телами, хотя и казавшимися небесными, но которым уже и ветхий завет запрещал поклоняться. Бог же, Создатель тех и других, стал Всемирным существом, каким Он, конечно, всегда и был, ибо противоречие между разумным и неразумным должно устраниться, чтобы мир стал подобием Ему и сблизился с Ним, т. е. нужно, чтобы мир, столько жертв поглотивший, почувствовав свою вину в лице разумных существ, возвратил бы им жизнь и разум и таким образом объединил бы чрез все воскрешенные поколения все миры вселенной (Астрономия) и то, что было последовательно (История), стало одновременно, т. е. вместе и Историею и Астрономиею.

Евразийская Империя, Восточно-Западная, Небесно-земная.
Борьба юга, полуденных стран с полуночными, религии света и религии мрака.

Борьба полуночных стран с полуденными не значит борьба Мрака со Светом, ибо чем больше мрак, тем больше полуночная страна видит солнц. Но, правда, эти солнца не даются еще чувственному восприятию, а только мысли, предположению, задают нам вопрос. Южный Иран, поклонник Света и добра, боролся с Тураном, для которого ночь была союзником, прикрывавшим его набеги и грабежи.

Для Северного Ирана ночи будут светозарны, когда он перейдет от Птоломеевского представления к Коперниканскому, а это последнее воззрение легче может быть усвоено Севером, чем Югом.

Древний мир (Южный) - Мир Птоломеевского мировоззрения, при коем он и остался, хотя хорошо понимал Коперниканское.

Новый мир - мир Коперниканского мировоззрения.

Как характеризовать Историко-астрономически Россию, у которой с Запада - Земные Царства, сынами земли управляемые и Страною Заходящего Солнца, а с Востока - Небесная Империя, сыном неба управляемая и страною Восходящего Солнца?

Евразийская Империя не должна [ли] называться Небесно-земною?

* * *

Вся История стала борьбою "поклонников неба" (Восток) с "поклонниками земли" (Запад).

Рафаэль в своей картине "Афинская школа" изобразил Платона указывающим на небо, а Аристотеля - на землю. Такое изображение относится к докоперниканскому времени. Коперник мог бы сказать Платону, указывающему на небо, что и земля на небе, а Аристотелю, указывающему на землю, мог быть сказать, что и на небе есть земли. Такую же философию, какой учил Кант, т. е. предопытную, идеальную, можно изобразить указанием не на небо и не на землю, а на себя, на орган идей. Таким указанием на себя, на голову может быть представлена и вся послекантовская философия. Но только тогда, когда будет понято, что мысленное не есть только мнимое, хотя не есть и действительное, а проективное, которое должно быть осуществлено, т. е. мысль должна быть всеобщим делом, тогда к указанию одною рукою на голову нужно присоединить указание другою рукою на внешний мир, который должен быть управляем мыслию. Еще лучше другую руку представить действующею, а не указывающею лишь, т. е. посредством аэростата, не открывающего только путь в небо, а посредством громоотвода на аэростате, или грозоводе, регулирующего эту основную силу. В этом действии примирялись [бы] мнимые поклонники неба (Восток) и действительные поклонники земли, примирялись и крестьяне и горожане.

• * Как и на самих себе, на своей коже писали предков, изображали принадлежность к роду, племени.

ЕДИНСТВО И МНОГООБРАЗИЕ ИСТОРИИ

Вплоть до конца XIX века довольно популярной была концепция единства истории человечества. Многим казалось, что любое общество живет по тем же самым правилам и законам, что другое. Благодаря исследованиям Н. Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, П. Сорокина была развита концепция локальных обществ (иногда говорят о культурных организмах, цивилизациях). Среди этих локальных обществ чаще всего называют западную, русскую, исламскую, китайскую и индийскую цивилизации.

Анализ хода истории показывает, что он не противоречит формуле "и единство, и многообразие". Единство и многообразие не противоречат друг другу. При всем многообразии современных обществ контакты между ними становятся все более многосторонними. Благодаря этим контактам вызрела новая, всепланетная