Иванов В.И. как яркий представитель символизма - реферат

Поэт-символист, мыслитель, философ, переводчик, драматург, литературный критик, доктор филологических наук и один из идейных вдохновителей «серебряного века» Вячеслав Иванович Иванов родился 28 февраля 1866 года в Москве в собственном домике своих родителей. Его отец, служащий Контрольной палаты, скончался в 1871 году; мать, Александра Дмитриевна Преображенская, была дочерью сенатского чиновника.
В 9 лет Иванов поступил в 1-ю московскую классическую гимназию. Воспринятая от матери (внучки сельского священника, женщины религиозно-мечтательной и придерживающейся представления о строгом воспитании детей) напряжённая детская вера закончилась в пятнадцать лет духовным срывом: Иванов теряет веру и даже двумя годами спустя пытается отравиться. По окончании гимназии в 1884 году он поступил на историко-филологический факультет Московского университета. На втором курсе его, как многообещающего студента, направили для продолжения образования в Германию, куда и переезжает вместе с женой (в 1886 он женился на сестре гимназического друга Дарье Михайловне Дмитриевской). Научной карьере Иванова-историка, сполна вооружённого всем арсеналом «фаустовской» университетской премудрости (в Берлине Иванов открыл для себя Гёте, Шопенгауэра, Р. Вагнера, немецких мистиков, а также Хомякова и Вл. Соловьёва), помешал ряд обстоятельств. Его интересы всё больше смещались в сторону античной филологии, большей частью благодаря стремительно входившему в начале 1890-х годов в интеллектуальную моду Ф. Ницше.
Позднее направившись в Италию, Иванов поселился в Риме и в июле 1893 года повстречал там Лидию Дмитриевну Зиновьеву - Аннибал, ради которой в 1895-м покинул жену и дочь. После венчания новая семья отправилась в Лондон, где Иванов работал в Британском музее, собирая материалы о религиозно-исторических истоках римской веры. А потом пришёл черёд года жизни в Афинах, поездок в Палестину, Александрию и Каир. В начале века Ивановы обосновались в Женеве, где были продолжены античные штудии, к которым на сей раз прибавилось изучение санскрита у Ф. де Соссюра.
Ранние журнальные публикации стихотворений Иванова остались незамеченными. Вдохновителем своей музы он считал не только вою жену, но и Вл. Соловьёва, с которым познакомился в 1896 году и который нашёл основания спустя два года рекомендовать его стихи к печати.
В 1903 году Иванов находился в Париже, где в мае прочёл в Высшей школе общественных наук курс лекций об эллинской религии Диониса. Его выступления пользовались большим успехом и обратили внимание на изданную им за свой счёт книгу стихов «Кормчие звёзды». После одной из лекций Иванов познакомился с В. Брюсовым, который сразу же увидел в нём союзника в борьбе за новое искусство.
К осени 1905-го Ивановы, до этого совершавшие лишь кратковременные наезды на родину, вернулись в Россию. Вскоре их петербургская квартира (или «башня») сделалась знаменитым местом встреч артистической богемы. Кто только ни появлялся на многолюдных ивановских «средах»: З. Гиппиус, Ф. Сологуб, С. Полякову и др. Главным событием вечеров была личность самого «обаятеля и волхователя», в изысканных манерах и выражениях которого предупредительность граничила с кокетством, улыбка – с вкрадчивостью, а шаловливость – с мистицизмом. Обеды продолжались до глубокой ночи. Обычно Иванов не переставая курил, - где-то около 80 папирос в день. Он мог говорить практически на любую, в том числе профессиональную, тему. Выпроводив гостей, он нередко до восхода солнца писал.
В 1918 году Иванов поступил на советскую службу и заведовал историко-театральной секцией ТЕО (театрального отдела Наркомпроса), а также работал в «охране памятников искусства». Во времена голода и холодных зим 1918-1919 годов начались туберкулёзный процесс и атония кишечника у жены поэта, воспаление лёгких у сына. В июне 1920-го Иванов получил направление провести шесть недель в «санатории» для «переутомлённых работников умственного труда», где он делил комнату с М. О. Гершензоном. Так и появилась на свет «Переписка из двух углов».
8 августа 1920-го умерла жена Иванова, которой за два дня до этого исполнилось тридцать лет. В августе ему пришлось отбыть вместе с детьми в Кисловодск, откуда он чуть позже попадает в Баку, где становится ординарным профессором классической филологии в только что основанном университете. На берегах Каспия им была защищена докторская диссертация (1921) и издана в конечном итоге книга о Дионисе («Дионис и прадионисийство», 1923).
Будучи символистом, Иванов отличает «идеалистический» символизм от «реалистического. Первый в лице, к примеру французской поэзии Ш. Бодлера, П. Верлена занят психологическим экспериментом: поиском прежде никем не испытанного душевного состояния и дальнейшим воплощением его ассоциативного соответствия или символа, который устанавливал бы общение между автором и читателем.
Реалистический же символизм выражает таинство насущного бытия, хотя и приобщение к первореальности может быть чревато опасностью.
Иванов также считает, что символы - это намеки реальности, невыразимой в словах; они дают повод для возникновения мифов, выражающих истину в форме образов.
Вячеслав Иванов единственный, пожалуй, из всех русских символистов практически до конца своих дней сохранил верность этому течению. В последние десятилетия наблюдается относительный спад его творчества. В 1924 г. он создает «Римские сонеты», а в 1944 г. — цикл из 118 стихотворений «Римский дневник», вошедший в подготовленное им, но изданное посмертно итоговое собрание стихов «Свет вечерний» (Оксфорд, 1962). После смерти Иванова осталась незаконченной начатая им еще в 1928 г. 5-я книга прозаической «поэмы» «Повесть о Светомире-царевиче». В последние годы Иванов продолжает публиковать в иностранных изданиях свои отдельные статьи и работы. В 1932 г. он издает монографию на немецком языке «Достоевский. Трагедия – миф – мистика». В 1936 г. для энциклопедического словаря Трекани Иванов на итальянском языке пишет статью «Символизм». Затем для других итальянских изданий: «Форма зиждущая и форма созижденная» (1947) и «Лермонтов» (1958).
В последние годы жизни (вплоть до смерти в 1949 году) вел уединенный образ жизни, встречаясь лишь с несколькими близкими ему людьми.

Глава 2. Философские взгляды В. Иванова

Вячеслав Иванов вошел в круг русских символистов уже зрелым мыслителем. Философские взгляды Иванова даже при очень внимательном их изучении предстают как сложное и запутанное духовное образование.
Два его знаменитых современника - Ф.Ницше и Вл. Соловьев - в значительной мере определили его умонастроение, миросозерцание и стиль мышления. "Переоценка ценностей" и "идея вечного возвращения" Ницше, а также учение Соловьева о "всеединстве сущего" вылились у Иванова в утопические концепции "сверхчеловечества", "дионисийства", "мифотворчества" и "соборного действа", понимаемого как устроение всенародной мистерии в эллинских оркестрах, организованных по всей России.
В работе Ницше он нашел концепцию двух универсальных начал, под знаком которых жил древний эллин, - Аполлона и Диониса. Если первый воплощает собою идеи индивида с присущим ему понятием гармонии и меры, то второй – идею сверхиндивидуального единства, уничтожающего всякую разделенность и ограниченность. Но центральным для философии Иванова всё таки является образ Диониса. Дионисизм, по Иванову,- один из способов преодоления кризиса индивидуализма, рождение личного опыта, сверхличного по значению, но главное – некое священное безумие, «энергия» и даже «метод» внутреннего знания. Дополняя наблюдение Ницше о параллелях между христианством и античными мистериями учением Соловьёва о Богочеловечестве, Иванов создаёт религиозный миф, ставя на место соловьёвской Софии и ницшевского «танца» образ Диониса как религиозной метафоры свободы творчества. Это, в частности, даёт ему возможность видеть в эллинизме «второй» Ветхий Завет, а в боге вина – предвестника Христа.
Если Ницше был принципиальным противником христианства и предлагал через его голову вернуться к духу античности, то Вячеслав Иванов пытался объединить «дионисийство» и «соборность», античность и христианство в некое интегральное целое.

Очень серьёзно Иванов относился к философии культуры и искусства, где в последнем его занимают миф и особенно мифотворчество, которые понимаются им как максимальное приближение к цели наиболее полного символистического раскрытия объективной действительности. Поскольку для реалистического символизма символ есть цель, а не средство, то путь его является движением символа к мифу, так как миф уже содержится в символе, то созерцание символа раскрывает заключенный в нем миф.

«В. Иванов хочет религиозной культуры, религиозного искусства. Но эта устремлённость его – архаизирующая устремлённость, оюращённая более назад, чем вперёд. И эта его жажда соборности проходит через культурные отражения, через вторичное философическое бытие.
Он хочет, чтобы искусство и в наше время играло такую же роль, как в архаической Греции, но для этого он не пойдёт ни на какие жертвы – всё должно протекать в классически прекрасных формах.
Он не до конца понимает, что к духовной соборности человек идёт через расщепление индивидуализма. Архаическая, греческая и средневековая соборность возможна лишь в отражениях, в философии, а не в перво-жизни, не в перво-бытии.» (2,стр.292)
Чаще всего философские рассуждения Иванова касались религиозной темы и темы бессмертия:
«Моя личность бессмертна не потому, что она уже есть, но потому, что призвана к возникновению, как моё рождение в этот мир,- оно представляется мне прямым чудом.
Ясно вижу, что не найти мне в моей мнимой личности и её многообразных выражениях ни одного атома, подобного хотя бы только зародышу самостоятельного истинного (то есть вечного) бытия. Я – семя, умершее в земле; но смерть семени – условие его оживления.
Бог меня воскресит, потому что Он со мною. Я знаю его в себе, как то вечное высшее, чем преодолевается самое лучшее и священнейшее во мне, как живой бытийственный принцип, более содержательный, чем я, и потому содержащий, в ряду других моих сил и признаков, и признак личного сознания, мне присущий. Из Него я возник, и во мне Он пребывает. И если не покинет меня, то создаст и формы Своего дальнейшего во мне пребывания, то есть мою личность. Бог не только создал меня, но и создаёт непрерывно, и ещё создаст. Ибо, конечно, желает, чтобы и я создавал Его в себе и впредь, как создавал доселе. Не может Бог меня покинуть, если я не покину Его… » (1,стр.113)

«…Жить в Боге, значит уже не жить всецело в относительной человеческой культуре, но некоею частью существа вырастать из неё наружу, на волю.
Жизнь в Боге – воистину жизнь, то есть движение; это духовное возрастание, лестница небесная, нагорный путь. Довольно выйти в дорогу, найти тропу; остальное приложится само собой. Сами собой передвинутся окружающие предметы, отдаляя голоса, раскинутся новые кругозоры.

Дверь на волю одна для всех, совместно обитающих в одном затворе, и всегда отперта. Вышел один, за ним последует другой. Быть может и все потянутся друг за другом. Без веры в Бога человечество не обретёт утерянной свежести. Молодит только вода живая… »(1,стр.118-119)

Несложно заметить необыкновенную возможность В. Иванова всё в себя «всасывать», переживать внутри себя и реорганизовывать. Он во многом опирался на чужие идеи и мысли, развивая из них свои представления.
Но «он слишком пребывает в языческой стихии и языческой культуре, чтобы болеть христианской проблемой человека. В его отношении к жизни, к России есть что-то расслабляющее-языческое. Место В. Иванова в русской культуре и искусстве – видное и значительное, но в русском религиозном движении он не может занимать самостоятельного места.» (2, стр.293).

Список литературы

1. Вячеслав Иванов «Родное и вселенское»

2. Н. А. Бердяев «О русских классиках»

3. www.litera.ru/stixiya/articles/168.html

4. www.silverage.ru/poets/ivanov_v_bio.html

5. http://www.knls.net/rus/transcripts/ivanovv.htm