Оренбургская коллекция иностранных книг в составе библиотеки Горного ведомства Екатеринбурга

А. М. Сафронова

Анализируется оренбургская коллекция книг, присланных Татищевым, который воспользовался уникальной ситуацией, возглавляя одновременно Канцелярию Главного правления Сибирских и Казанских заводов и Оренбургскую комиссию, и с риском для себя переправил на Урал книги, выписанные своим предшественником Кириловым для школ Оренбурга.

В 1735 г. по инициативе Татищева как начальника заводов Урала и Сибири в Екатеринбурге были открыты немецкая и латинская школы. Немецкая была призвана готовить специалистов, способных изучать литературу по горнозаводскому делу на немецком языке, и переводчиков при немецких специалистах, работавших на заводах по контракту. Программа обучения включала чтение, письмо, грамматику, переводы с русского языка на немецкий и с немецкого на русский, «разговоры немецкие», чтение на немецком трудов по истории, географии, а также Нового Завета. В школу зачислялись дети, научившиеся читать и писать на русском языке; как правило, из арифметической школы, значительная часть — с домашней подготовкой. В 1735 г. она насчитывала 21, в 1736 — уже 41 ученика в возрасте от 10 до 18 лет. До середины XVIII в. курс обучения в школе прошли более 100 учеников.

Наряду с детьми мастеровых, солдат, служащих Уральской канцелярии значительную часть учащихся составляли дети управляющих заводами, надзирателей, офицеров (во второй половине 30-х гг. XVIII в. — более 30 %). Их предписывалось высылать в Екатеринбург со всех казенных заводов Урала. Учитель и ректор этой школы Б. Штермер был нанят по просьбе Татищева Академией наук при содействии Кабинета министров из преподавателей академической гимназии; А. Розе, уроженец Бранденбурга, был нанят в Москве из отставных учителей Московской школы навигаторов. В 1739—1740 гг. преподавал датчанин П. Финн, бывший эконом екатеринбургских школ, родом из Копенгагена. Более 30 лет проработал в школе А. Миссет из Самары [см.: Екатеринбург, 390 ].

Латинская школа была открыта с целью обучения детей немцев, работавших по контракту в Екатеринбурге, и детей духовенства, проживавших на территории заводского ведомства и научившихся читать и писать. В программу обучения входили чтение, письмо, грамматика, синтаксис, прозодия латинского языка, основы поэзии, риторики, всеобщей географии и истории, а также истории церкви. Учитель Л. Сехтинг, немец из Марбурга, был нанят по просьбе Татищева Академией наук в Петербурге в 1735 г. По контракту он должен был исполнять и обязанности пастора для иностранцев-протестантов. Ввиду незнания русского языка он обучал в основном детей немцев (5—6 человек). Основную массу русских учил К. Кондратович, прибывший на Урал в 1734 г. в качестве переводчика материалов для татищевской «Истории российской». При открытии школы в ней было 5 детей из немцев и сын шведа. Вскоре к ним добавилось 28 русских: 23 из духовного сословия и пятеро детей мастеровых и канцеляристов в возрасте от 10 до 20 лет. В 1738 г. число учащихся выросло до 49, в 1739 г. — до 51, в основном за счет детей духовенства [см.: Екатеринбург, 314 ].

Учебную литературу для иноязычных школ в 1735 г. было поручено приобрести посланным из Екатеринбурга с различными поручениями гитен-мейстеру Улиху (в Книжной палате Академии наук) и гитен-фервальтеру Андрею Порошину (в Москве). Две крупные партии книг, состоявшие из 187 и 111 экземпляров, были высланы ими в Екатеринбург еще до открытия школ. В 1736 г. учителя подавали заявки на приобретение дополнительной учебной литературы, но они были удовлетворены лишь частично.

Хотя в июне 1737 г. Татищев выехал из Екатеринбурга к новому месту назначения — в Самару, где располагалась Оренбургская экспедиция, которой он должен был руководить вместо умершего Ивана Кирилова, Татищев продолжал оставаться начальником заводов Урала и Сибири. Совмещая эти посты, он перераспределил книги, имевшиеся в распоряжении Оренбургской комиссии, в пользу уральских иноязычных школ: большую партию книг отправил в Екатеринбург из Самары в январе 1738 г.

Краткую характеристику этой литературы дала исследователь истории книги из Новосибирска И. А. Гузнер [см.: Гузнер, 12—13 ]. Предположение о том, что книги были выписаны в свое время И. Кириловым для школ Оренбурга, высказала М. Г. Новлянская в своей монографии, посвященной деятельности первого начальника Оренбургской экспедиции [см.: Новлянская, 105 ] . Поскольку это было самое крупное в истории екатеринбургских школ XVIII в. пополнение, которое так и осталось неизученным, попытаемся дать анализ этой литературе в нашей статье. В первую очередь обратимся к причинам, почему Татищев так поступил.

Отправной точкой такого решения явились настойчивые просьбы учителей иноязычных школ Кириака Кондратовича и Бернгарда Штермера. Ряд поданных ими доношений в Канцелярию Главного заводов правления, резолюции Канцелярии по ним, переписка последней с Татищевым — достоверное тому свидетельство. Особенно настойчив и последователен в своих требованиях новой литературы для учащихся был учитель латинского языка Кондратович.

К 1737 г. учителя латинской школы попали в весьма затруднительное положение: школа так и не получила из Академии наук основной части книг по самому первому списку, составленному Кондратовичем в январе 1735 г., еще до открытия (грамматики Альвареса, книги Цицерона, Сенеки, Марциала, Овидия, Тита Ливия и Барония на латинском); вычеркивались из общих заявок заказы книг в эту школу на 1736-й год, из запрошенных на 1737-й г. не пришли ни география, ни русская грамматика, но в первую очередь сказывалось полное отсутствие грамматик латинского языка.

В июне 1737 г. Кондратович подал доношение в Канцелярию, в котором жаловался: «…в латинскую школу ни единой грамматики не прислано, чего ради ежели бы я, нижайший, своей грамматики латинской не имел и оной не переводил, не было бы, по чему учеников обучать. Того ради заблаговременно Главной Канцелярии объявляю, что у меня некоторые ученики уже грамматику выучили и начали синтаксис, а более у меня латинских книг нет, по чему будет их обучать».

Поэтому Кондратович предложил «требовать» у Синода, чтобы тот предписал переслать в Екатеринбург несколько книг из Славяно-греко-латинской академии: «1) «Поезию латинскую рукописную, 2) реторику латинскую рукописную, 3) из философских диалектику, логику, физику, метафизику, анимастику рукописные, 4) богословию всецелую латинскую рукописную, 5) екстемпоранеус латинский печатный, к реторике надлежащий, 6) Марциалис Епигразматов, к поезии надлежащий, печатный с примечаниями, 7) Цицерон всецелый печатный с примечаниями, к риторике надлежащий, 8) Овидия, стихотворца латинского, с примечаниями печатнаго, 9) Виргилия, стихотворца печатного с примечаниями, 10) Горация, стихотворца печатного с примечаниями, 11) Овена епигразматов стихотворца печатнаго» [ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 693, л. 151—152 ].

Список книг свидетельствует о прекрасном знании Кондратовичем состава библиотеки этого учебного заведения, о его стремлении усложнить курс обучения в латинской школе, т. е. по примеру Савяно-греко-латинской академии от грамматики перейти к поэтике, риторике, логике, физике, философии. При этом половина книг в списке — повтор первого заказа, посланного в Академию наук еще до открытия иноязычных школ. Татищев в это время был занят подготовкой к отъезду в Самару в связи с новым назначением. Рассматривали заказ члены Канцелярии А. Хрущов и И. Юдин, которые предписали: «…книг оных, понеже в них нужды есче здесь не видно, впредь до разсмотрения не покупать, а обучать ныне школьников по тем, какие есть» [Там же].

Но Кондратович с этим не согласился. Через пять месяцев, 11 ноября 1737 г., по прошествии двух лет с открытия школы, он снова обратился в Канцелярию с доношением: «Надлежит в латинскую школу латинских книг…» и привел список из 20 названий: «Поэзия», «Реторика» (с пометой: «хотя письменные из московского Заиконоспаского монастыря»), «Донатус большой», «Экстемпоранеус», «Лексикон латино-русский», сочинения Овена, Марциала, Ювенала, «Овидиевы все творения», «Цицероновы все творения», причем в отношении всех их уточнялось: «с примечаниями». Запрашивались также книги Тита Ливия, Сенеки [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 691, л. 308—309 ].

Новыми в списке были имена Гая Юлия Цезаря — римского диктатора и полководца, написавшего в лагерях и походах «Записки о галльской войне», «Записки о гражданских войнах»; Корнелия Тацита — римского историка, автора «Анналов», «Истории», «Германии»; Ювенала — римского поэта, автора 16 сатир, принесших ему славу обличителя зла, власти денег, пороков римского общества и звание классика «суровой сатиры».

Были также затребованы «Шмециева прозодия», «Шмецеров лексикон латинский», «Космография универсальная», «Гибнерова реторика», «Фрегеллевы таблицы риторские», «Фразесы Колаиевы на Корнелия Непота». Вновь Кондратович предстает перед нами и как знаток учебной литературы, и как ценитель классики, и как настойчивый ментор, пекущийся о своих учениках.

Одновременно с Кондратовичем (в тот же день) ректор немецкой школы Б. Штермер сделал большой заказ литературы для своих подопечных. Совпадение времени подачи заявок, конечно, не случайно: оба учителя решили действовать сообща, чтобы добиваться получения необходимой учебной литературы. Штермер просил уральское начальство закупить 50 немецко-русских грамматик, 50 немецко-русских разговорников, 50 больших немецких Библий, 20 экземпляров новейшего издания географии Гюбнера, 10 экземпляров атласов, состоявших из 18 ландкарт, по 3 календаря на 1738-й г. на немецком и русском языках, по три экземпляра следующих книг: «Вензова. Политической ритор», «от Бидерманова», «от патриотова», «от мудрой прорицательницы», «от аглинского надзирателя» (с припиской: «сколько доныне издано и достать можно») [Там же, л. 307 ].

Штермер заказал также по экземпляру «от всех авторов школьных по-немецки своими исследованиями и речами, Кнолова или инаго другаго изрядного автора перевод». Штермеру хотелось иметь комплекты «Санкт-Петербургских ведомостей» и примечаний к ним на русском и немецком языках от 1733 до 1738 г. «сполна» и «новейшия росписи книг», т. е. комплекты газет и журналов и каталоги книг, издаваемых в типографии Академии наук. Без сомнения, это был самый большой заказ литературы за весь период деятельности горнозаводских школ, ни один из учителей не решался просить так много. Характерна приписка Штермера в конце документа: «Ежели и еще иные немецкие ш[к]ольные книги при Академии наук изданы, то можно от всякого издания по 20 экземпларев прислать».

На доношении Кондратовича сделана помета: «о книгах справиться, есть ли налицо». По справке Екатеринбургской библиотеки таких латинских книг «в покупке и приеме» не оказалось [см.: Там же, л. 309—310 ]. На заседании Канцелярии 16 ноября 1737 г. вынесли решение в весьма витиеватой форме: копию с росписи книг отправить Татищеву, «естли из оных книг, которые при здешних заводах надобны явятся по ево разсмотрению, то не соизволит ли требовать приказать от Академии наук или о том писать отсюда в государственный Генерал-берг-директориум». Подобное решение через два дня было принято и по доношению Кондратовича [Там же, л. 306, 310 ].

Росписи заказываемых книг 1 декабря ушли в Самару. Татищев и прибывший к этому времени туда А. Хрущов 24 декабря 1737 г. вынесли такое решение: «справиться здесь [в Самаре] с книгами, если которые сысчются, те отпустить, а роспись книгам разсмотреть новому учителю, когда в Екатеринске прибудет, и что надобно будет для школ книг, подать ему от себя роспись» [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 41. л. 50 ].

Дело в том, что в ноябре 1737 г. Татищев получил письмо из Москвы от немца, студента Иоганна Герварта, пожелавшего обучать в Екатеринбурге детей математике, в т. ч. геометрии, музыке, танцам, и сообщавшего, что он «искусен» и во французском, и в латинском языках. Татищев представил сведения об учителе в контору Генерал-берг-директориума в Москве, надеясь, что она заключит контракт с новым учителем [см.: РГАДА, ф. 271, оп. 1, д.1082, л. 3—3 об .]. Татищев строил большие планы в отношении Екатеринбургской немецкой школы. Совпадение этих планов Татищева с появлением очередных заявок на книги от учителей Кондратовича и Штермера, убедительные аргументы первого в острой необходимости литературы и явились основной причиной отправки учебных книг из Самары в Екатеринбург.

Распоряжение о подыскании книг было выполнено оперативно: в указе Татищева от 31 декабря 1737 г., адресованном Уральской канцелярии, на левом поле находим такую приписку: «в числе же требованных от Канцелярии книг, какие здесь для школ нашлись, оные при каталоге посылаются при сем» [ГАСО, ф. 24, оп. 12, д. 41, л. 58 ]. Но в этом деле роспись книг отсутствует. Подлинный список на немецком языке отложился в делах школьного повытья, с него был сделан перевод на русский язык. Документ озаглавлен: «Роспись из Самары в Екатеринбурх к тамошним школам отправляющих[ся] книг, выписаны из Оренбургского поселения надлежащих книг». Книги, за редким исключением, были описаны очень обстоятельно: автор, название, место и год издания, формат [см.: Там же, оп. 1, д. 691, л. 406—411 ].

Как и Татищев, Кирилов занимался русской историей, собирал книги и рукописи. В мае 1734 г. он был назначен начальником Оренбургской экспедиции, которая должна была изучать край, его природу, хозяйство, население, этнографию, провести картографические съемки местности, построить крепости и заводы. В июне 1734 г. была издана высочайше утвержденная Привилегия будущему городу Оренбургу, который должна была построить экспедиция, «дабы чрез то как оныя орды в подданстве содержать, так и коммерцию безопасную в пользу нашего интереса и наших подданных иметь». Определялось, кто может селиться в новом городе, какие учреждения для управления нужно открыть и с какими служащими. В сиротском суде вводилась специальная должность «ратсгера с двумя гражданами» для «смотрения в содержании церквей, школ, и гошпиталей, и богаделен градских», оговаривались источники доходов на их содержание [см.: ПСЗ, IX, № 6584]. Таким образом, на самом высоком законодательном уровне устанавливалось, что новый город должен иметь свои учебные заведения.

30 сентября 1734 г. в Канцелярию Академии наук поступила промемория от Кирилова с заказом для Оренбургской экспедиции крупной партии инструментов и книг. Роспись состояла из 12 пунктов. Приведем текст интересующих нас: «…3) Книг астрономических и математических новых и лучших авторов по одному экземпляру, на немецком и французском языках... <…>. 5) Книг анатомических, хирургических, аптекарских и ботанических, лучших авторов, по одному ж экземпляру. 6) Горных и натуральной истории и химических книг, кои есть, сверх аптекарских. 7) Всех санктпитербургской академии выходов академических книг и грыдорованных фигур, о чем в промемории упомянуто. 8) Курс Картезиевых действ и с принадлежащими к тому инспериментальными инструментами. 9) Лексикон Калепин. 10) Для учеников — азбук немецких, французских, латинских по двадцати экземпляров. 11) Для учеников же — книг риторических, и исторических, и поэтических. Библеи немецкая, французская, латинская, с толковании и с корконданцыями. 12) Исторических же о Великой Тартарии, о Сибири, о Хине, Индии, Персии, и других к ним принадлежащих, сколько возможно» [Материалы…, 494—495 ]. Кирилов просил высылать в адрес Оренбургской экспедиции, «какия будут выходить печатныя книги» и гравированные «фигуры» при Академии наук на русском и иностранных языках.

Как следует из этого списка заказанных книг, Кирилов, как и Татищев, закладывал большую библиотеку, которая должна была включать новинки западноевропейской естественно-научной литературы, необходимой в работе членов экспедиции, новейшие издания Российской академии наук; предполагалось текущее пополнение библиотеки по мере выхода новой литературы. Часть заказываемых книг представляла собой исторические труды, касавшиеся стран и народов Востока, с которыми предстояло иметь контакты экспедиции.

То, что часть выписанной Кириловым из Академии наук литературы предназначалась для будущей школы Оренбурга, подтверждают и пометы на самих книгах, выявленных нами в 2000 г. в фондах Свердловского областного краеведческого музея. На форзаце книги Корнелия Непота записано: «Оренбургская казе[нная] книга». На форзацах и титульных листах нескольких книг зафиксирована дата: «1735 декабря 8» и проставлен номер книги [см.: Каталог СОКМ II, № 8, 10, 65, 69].

Открытие школы должно было произойти по высочайшему предписанию — Привилегии городу. «Роспись из Самары в Екатеринбурх к тамошним школам отправляющих[cя] книг, выписаны из Оренбурхского поселения, надлежащих книг» — документ, раскрывающий состав полученной Кириловым для этой школы литературы. Судя по составу учебных пособий, зафиксированных в росписи, Оренбург мог стать вторым после Екатеринбурга крупным центром изучения иностранных языков на Урале, но смерть Кирилова помешала этому.

Возникает вопрос: как понимать выражение «выписаны из Оренбурхского поселения»? Если буквально, то следует признать следующее: во-первых, книги были отправлены Кириловым в Оренбургское поселение (по крайней мере, учебные); во-вторых, поскольку в Екатеринбург они прибыли из Самары, их должны были вывести из Оренбурга, а это могло произойти только после смерти Кирилова и по приказу самого Татищева в течение первых шести месяцев его руководства Оренбургской комиссией; в-третьих, поскольку книги находились в Самаре в момент поступления запроса из Екатеринбурга, значит, они были перемещены не в связи с требованиями уральских учителей, а по инициативе самого Татищева, который задумал использовать их по иному назначению.

Но вероятнее другое: книги еще не были отправлены в Оренбург, а поскольку предназначались для Оренбургского поселения, в Самаре на некоторых из них и были сделаны соответствующие пометы, а выражение «выписаны из Оренбурхского поселения» свидетельствовало лишь о перемене адресата книг. Обе версии требуют документального обоснования. Думается, будущие исследователи деятельности Кирилова на посту руководителя Оренбургской экспедиции смогут подтвердить одну из этих версий или высказать новую.

Зададимся вопросом, почему Татищев решился выслать книги не по адресу. На наш взгляд, он хорошо понимал необходимость пополнения учебниками екатеринбургских иноязычных школ. Академия наук и московская контора Генерал-берг-директориума высылку книг задерживали. Татищев (судя по его переписке с московской конторой) хотел расширить программу преподавания в немецкой школе, хлопотал о найме нового учителя Иоганна Герварта, поэтому рассудил, что важнее использовать закупленную Кириловым литературу в Екатеринбурге, где уже оформился центр обучения иностранным языкам, имелся сравнительно широкий круг пользователей этой литературы, в том числе иностранцы и их дети. Просьбы екатеринбургских учителей о книгах стали лишь последним толчком к отправке книг на Урал.

Отметим и такой факт: большинство книг, отправленных из Академии наук Кирилову, составили издания, затребованные уральскими властями для екатеринбургских иноязычных школ, только несколькими месяцами позже (промемория от Кирилова пришла в Академию в сентябре 1734 г., из уральской Канцелярии — в марте 1735-го). После выполнения заказа Кирилова многих книг в академической Книжной палате для уральских школ не хватило, их обещали заказать «за море», но так и не прислали. Пересылкой этих изданий в Екатеринбург Татищев, собственно говоря, выполнил то, чего не сделала Академия наук.

Остановимся поподробнее на списках книг, поступивших из Оренбургской комиссии. В списке книг, составленном в Самаре, книги описывались на языке издания и числились под 170 номерами, но, поскольку под № 62 и 107 фигурировали книги двух авторов, объединенные в конволют, всего должно было отправляться по меньшей мере 172 издания. Судя по помете, указ Татищева от 31 декабря 1737 г., а следовательно, и книги прибыли в Екатеринбург 11 января 1738 г. В Екатеринбурге с подлинного списка был сделан перевод на русский язык. Книги сверялись с обоими списками и принимались ректором немецкой школы Штермером и учителем латинской школы библиотекарем Сехтингом.

Самарская партия книг, в отличие от всех предыдущих, описана обстоятельно и точно. Главный заголовок выведен на отдельном листе крупными буквами. Книги систематизированы по рубрикам, за основу систематизации взято их содержание, внутри рубрик книги сгруппированы по формату: «folio», «quarto», «octavo», «duodecimo». Отметим две грубые ошибки в переводе с латинского языка слова duodecimo : один раз оно переведено «в восьмину», второй раз — «в пол-осьмину», правильный же перевод: «в двенадцать»; из-за этих ошибок в списке на русском языке формат книг под № 83—144, 155—165 оказался искаженным.

Сначала описаны книги богословские, философские, школьные, нравоучительные. Это самая большая группа (№ 1—144). Неясно, почему одна книга («Лексикон польско-латинской, в Кракове, 1662 году») описана под рубрикой «В первом класе» (№ 145). Всего одно издание представлено и в рубрике книги судебные и статские (№ 146). Затем под 19 номерами следуют книги исторические, политические, географические и ездные (№ 147—165). Всего 4 книги описаны под рубрикой математических, механических и астрономических (три тома «Артиллерии» Сен-Реми и «Наилучшия учения циркуля и линейки водить»). Одна книга (Буксбаума о травах) шла под рубрикой истории естественной, физической и ботанической.

Выделение рубрик, подразумевающих наличие книг по нескольким отраслям знания, с одной стороны, и описание в них единичных книг только по одной отрасли, с другой, наводит на мысль, что в Екатеринбург были отправлены не все имевшиеся в Самаре книги, а только часть. Описание книг, отправлявшихся в Екатеринбург, было проведено на основе какого-то каталога, включавшего книги также по астрономии, физике, механике. Следы этого каталога — в самих рубриках книг, перекочевавших в самарский список. Иначе как можно объяснить выделение определенных рубрик при отсутствии книг, относящихся к ним?

Трех книг, согласно пометам на екатеринбургском списке, в наличии не оказалось, напротив их названий на левом поле листа ректор немецкой школы Штермер проставил «нет». Не оказалось при приеме: «Фандалова Сражения о чудесах старых идолопоклонников…» (№ 3), «Овенова Описание, [в] Варшаве, 1658 году» (№ 128); «Гоммилия, или Беседы» (№ 143). Если труд Ван Даля был отдан сразу же по прибытии для перевода Кондратовичу, а затем возвращен Татищеву, то две другие книги, видимо, забыли упаковать в Самаре. Все три написаны на латинском. «Овенова Описание…» — это «Oweni Epigrammata Wratislavia. 1658», место издания ( Братислава ) было неверно переведено на русский язык как Варшава. Третья книга — это, возможно, одно из нравоучительных изданий, начинающееся со слова Homilia .

Но одна книга, напротив, не числилась ни в первом, ни во втором списке:

«B. Hederich…. Vollständigstes Teutsch-Lateinisches Lexicon. Leipzig, 1729». Этот немецко-латинский лексикон упомянут среди прочих книг самарской партии лишь в списках книг 1739 г., отправленных Татищеву и в Генерал-берг-директориум [см.: ГАСО, ф. 24, оп. 1, д. 820, л. 109, 924 ]. Записи на книге («декабря 8, 1735, №. 31»; «Jnfermator Heinriekus Müssetz. Der orenburgischer Collonij») подтверждают принадлежность этого лексикона к самарской партии.

Значительная часть книг, присланных из Самары, выявлена нами в фондах Свердловского областного краеведческого музея. Просмотр книг de vizu показал, что конволютов среди них гораздо больше, чем отражено в списке. Конволютами оказались «Книги памятные» Целлария (11 экз.), включающие также его грамматику; учебники этого же автора по «Всеобщей истории», объединившие под одним титульным листом историю античную, Средних веков и новую, причем разных лет издания (8 экз.). С учетом этого отправленная Татищевым из Самары в Екатеринбург партия литературы включала по меньшей мере 197 книг, из них почти четверть (45) сохранилась в фондах СОКМ.

Книги прибыли в Екатеринбург 11 января 1738 г., но только по прошествии полутора месяцев (24 февраля) они были переданы на хранение в казенную библиотеку. Эта дата проставлена в конце второго, составленного в Екатеринбурге на русском языке списка. Библиотекарь Сехтинг расписался на нем в приеме изданий. Если в 1735 г. учебные книги из Канцелярии передавались в руки учителей иноязычных школ, то вновь поступившие подлежали выдаче в школы из библиотеки по мере надобности.

В составе самарской партии преобладали учебные книги, в основном на латинском языке. Отметим наличие большого комплекта азбук: для изучения латыни (40 экз.), немецкого языка (18) и французского (14). Знаменательно, что Татищев отправил в Екатеринбург французские азбуки, хотя французский язык в екатеринбургских школах не преподавался. Вероятно, Татищев надеялся, что новый учитель Герварт сможет начать обучение французскому, поскольку он знал этот язык.

Ценной частью собрания являлись грамматики латинского языка — комплект из 19 экземпляров. Видимо, в 1734 г. в Книжной палате Академии наук не нашлось однотипных грамматик одного автора, поэтому Кирилову были отправлены пособия трех авторов и разных лет издания: И. Ланга (7 экземпляров: Галле, 1717, 1722, 1723, 1736; два сохранились в СОКМ), И. Сейболда (1), К. Целлария (11 экземпляров, 6 сохранилось). Грамматики Целлария в списке книг отсутствовали, они были приплетены к книге этого же автора «Latinitatis Probatae Et Exercitae Liber Memorialis… Berolini, 1733». Благодаря отправке Татищевым книг на Урал ученики Екатеринбургской латинской школы впервые смогли получить на руки 19 печатных экземпляров грамматики латинского языка.

Комплект грамматик дополняли старинные учебные пособия, написанные еще в XVI в., но продолжавшие пользоваться популярностью в школах Западной Европы и России также в XVIII в. В списке на русском языке они значились как «Кастелионова Духовные разговоры» и «Кордерова Школьные разговоры». Это были книги Себастьяна Шательона (1515—1563) и М. Кордиера (1479—1564). Кстати, оба пособия изучались и в гимназии Академии наук: в «Catalogus lectionum des gymnasii» 1732 г. в 1-м классе значились «Сolloquia Castalionis» и в 4-м — «Сolloquia Corderi» [см.: Материалы..., 175—176 ].

По сути, впервые уральские школьники получили возможность изучать классическую литературу Древнего Рима (до этого имелись лишь два томика стихов римских поэтов I в. до н. э. Вергилия и Горация, поступившие с первой партией литературы в 1735 г.). Из Самары наряду с дополнительными экземплярами Вергилия (Лейпциг, 1731, 4 экз.) и Горация (Лейпциг, 1721, 6 экз.) пришли комедии Теренция (6 экз.), басни Федра (2 экз.), сатиры Марциала (6 экз.); «Метаморфозы» Овидия (3 экз.). Книги этих авторов уральское начальство просило выслать для Екатеринбургской латинской школы в 1735 г., но немногим ранее они были отправлены в Самару к Кирилову, поэтому на Урал послали лишь по томику Вергилия и Горация.

От римского комедиографа Теренция (II в до н. э.), бывшего раба, получившего благодаря таланту доступ в высшие круги римского общества, дошли 6 комедий: «Девушка с острова Андроса» («Andria»), «Свекровь» («Hecyra»), «Наказывающий сам себя» («Heautontimorumenos»), «Евнух» («Eunuchus»), «Формион» («Phormio») и «Братья» («Adelphae»). Эти комедии ставились на римской сцене в 160-е гг. до н. э. Уже в древности они начали изучаться в школах, и ученые грамматики писали разного рода толкования к ним. В эпоху Реформации Эразм Роттердамский усердно рекомендовал молодежи читать Теренция за его язык, а Меланхтон — за выработанность характеров. Теренций оказал влияние на Мольера, а Феофан Прокопович, читая курс пиитики в Киевской академии, советовал будущим «господам Мольерам»: «кто хочет писать комедию, пусть тот подражает Теренцию».

Овидий (43 до н. э. —18 н. э.), признанный главой римских поэтов своего времени и прославившийся любовной лирикой, был представлен большой мифологической поэмой эпического характера «Метаморфозы», изданной в Амстердаме в 1639 и 1729 гг. (3 экз.).

Римский баснописец Федр (ок. 15 до н. э.— ок. 70 н. э.) переложил басни древнегреческого баснописца Эзопа, жившего в VI в. до н. э., на латинский язык, сам пытался подражать Эзопу. Благодаря простому, ясному и чистому языку басни Федра усердно читались в школах на латинском, лишь в 1783 г. они были изданы на русском языке с приложением латинского текста.

Впервые пришли в Екатеринбург с самарской партией и три экземпляра сатир Ювенала (I—II вв.), в которых он обличал пороки жизни Римской империи своего времени (Роттердам, 1702). В одном сборнике с Ювеналом были напечатаны и шесть сатир Персия Флакка — другого римского поэта I в., выступавшего против человеческих пороков и провозглашавшего красоту добродетели. Наконец-то Кондратович заполучил меткие и остроумные эпиграммы римского поэта Марциала (42—102), благодаря которому этот жанр получил признание в мировой литературе. Ни один из его предшественников в этом литературном жанре не имел среди читателей столько поклонников.

На Урал прислали три книги Марциала, изданные в Амстердаме в 1670?г. Стали доступны екатеринбургским школьникам и трагедии Сенеки, написанные в I в. на сюжеты древнегреческой мифологии («Медея», «Федра», «Эдип» и др.). С самарской партией поступили еще семь экземпляров книги Цицерона «О должностях» (Лейпциг, 1723, 6 экз.; Копенгаген, 1679); «Цицеронова Грамотки к друзьям». Последнюю книгу атрибутировать не удалось, т. к. ни в одном из списков место и год издания не указаны.

Среди римских авторов был также Лукреций, римский поэт и философ I в. до н. э., автор дидактической поэмы «О природе вещей» (Лейден, 1540). Это единственное полностью сохранившееся изложение материалистической философии древности. Лукреций отрицал какое-либо вмешательство богов в жизнь людей, объяснял происхождение и развитие вселенной и человечества естественными причинами. Неделимые «начала» (атомы), соединяясь по определенному закону, образуют все сущее, распадаются в одном месте, соединяются в другом, поэтому вселенная вечна и бесконечна. Так образовалась Земля, потом появились растения, животные, люди, считал он.

С самарской партией на Урал поступило много книг и для изучения истории. «Елиева Цезарева коментарии о француской войне» (Галл, 1718, 2 экз.; Лейпциг, 1722, 6 экз.) — это знаменитые записки Цезаря (I?в. До н. э.) о галльской и гражданской войнах, написанные им в лагерях и походах, просто, сжато и в то же время выразительно, от третьего лица, чтобы создать иллюзию большей объективности, а на деле преследующие цель оправдать свои действия, приукрасить успехи, сгладить неудачи. Раскрывая ход галльской войны, Цезарь хотел показать Риму, как много он сделал за 8 лет своего проконсульства, чего добился.

К трем экземплярам книги древнеримского историка Корнелия Непота (I в. до н. э.) «О житии императоров», приобретенным Порошиным в 1735 г., добавилось еще пять (Берлин, 1732 и 1733) и «Лексикон Корнелова Непотова» (Лейпциг, 1733), помогающий школьникам осваивать жизнеописания великих полководцев.

Значительно увеличилось и число книг римского историка I в. Квинта Курция Руфа «О деяниях Александра Великаго»: к двум имеющимся экземплярам, приобретенным Порошиным, добавилось еще 10 самарских (Лейпциг, 1722). «Луканова Форсилия о войне гражданской Цесарова и Помпива» (Амстердам, 1714, 2 экз.) — поэма Марка Аннея Лукана (39—65) «Фарсалия, или Поэма о гражданской войне», в которой повествуется о четырехлетней гражданской войне между Цезарем и Помпеем, закончившейся установлением единоличной диктатуры Цезаря.

Порошин в 1735 г. уже приобрел для екатеринбургских школ два экземпляра книги «Justinus Explicatus», из Самары пришло еще 4 экземпляра (Берлин, 1731 и 1735). Это извлечение из не дошедшего до нас исторического труда Трога Помпея «Historiae Philippicae» Юстиниана (I. в.), изложенного сжато и интересно, сочинение, широко использовавшееся в школах Западной Европы и России в XVIII столетии.

«Ейтропова Сокращении гистории римской Рейнгардова» (Гамбург, 1729) — труд римского историка IV в. Евтропия, в котором он описывает историю Рима с его основания до смерти императора Иовиана в 364 г. Это издание отличается чистым и простым языком, удачным распределением материала и беспристрастностью суждений. Простота и адаптированность языка свидетельствуют о его предназначенности для школьников.

Поступило и 8 экземпляров современного учебника истории К. Целлария (1638—1707) «Historia Universalis» (Иена, 1720), широко распространенного в школах Западной Европы первой половины XVIII в. Это был издательский конволют, состоящий из трех книг: истории античной, Средних веков, новой истории XVI — начала XVIII в.

Школьникам предназначался и «Орбис пиктус» — детская энциклопедия Я. А. Коменского. Летом 1737 г. из Академии наук поступило двухтомное издание (Нюрнберг, 1732), из Самары — более простое, с текстом на немецком и латинском языках, но ни в одном из списков книг место и год издания не указаны.

Впервые в екатеринбургскую библиотеку пришли сочинения одного из крупнейших гуманистов эпохи Возрождения Эразма Роттердамского (1469—1536) «Colloquia familiaria» и «Adagiorum epitome», изданные в Амстердаме в 1662 и 1650 гг.

Поскольку Кирилов в 1734 г. просил прислать «книг риторических» и «поэтических», ему были посланы, а Татищевым переправлены на Урал три экземпляра популярной учебной книги И. Кирхмана (1575—1643) «Rudimenta Rhetoricae» (Гамбург, 1724), В. Шонследера «Изобилие красноречия» (Лейпциг, 1698) и Шелли «Аглинская писательная школа» (Лондон); «Размышление от риторики, стихотворение и красноречие», «Размышление от стихотворения» (обе — Амстердам, 1730) «Размышление от стихотворения общаго» (Гаага, 1734).

Наряду с пособиями для изучения латыни в самарской партии имелись грамматики немецкого языка (Берлин, 1723, 6 экз.), греческого языка (Галле, 1720), итальянского, французского и английского (Гаага, 1713, 1718), лексикон польско-латинского языка Кнапия (Краков, 1662). Диковинкой являлся «Музеум китайской» Г. З. Байера, изданный Академией наук в 1730 г., включавший грамматику и словарь китайского языка.

Значительную часть самарской партии составляли книги богословско-нравственного содержания. Кирилов в 1734 г. просил Академию наук прислать Библии на немецком, французском, латинском языках «с толковании и с корконданцыями». Но Книжная палата, видимо, не располагала столь широким «ассортиментом», поэтому были отправлены два издания: Библия, напечатанная на французском языке в Амстердаме (1710), и Библия, богато украшенная иллюстрациями, — «Краузова гисторическая библия с картинами» (Аугсбург, 1700).

Библии дополнили: «Хитреова Учение богословий, правило жития и добродетелей правильныя описания» (Лейпциг, 1570), Эбарта «Сокращения богословское» (Йена, 1677), Хемница «Места богословские» (Йена, 1670), Хеммингсена «Комментарий на послания Павлова» (Виттенберг, 1654), «Наставление юношества христианскаго» (Париж, 1653), «Дрекцелова Рудокопание золота» (Антверпен, 1641), «Рахелова Духовной морской компас» (Любек, 1663), Бузенбаума «Мозг богословской нравоучительной» (Кельн, 1716).

Ряд исторических книг представлял собой серьезные издания и адресовался в свое время лично Кирилову: отправленное Татищевым в Екатеринбург для перевода сочинение Ван Даля «Экстракт о праве провинциальской» (Прага, 1710), «Описание послов» барона Майерберга — о поездке посольства в Москву к Алексею Михайловичу (1661); «Введение в европейскую историю» С. Пуфендорфа (на латинском языке) с сокращенной историей Швеции (Утрехт, 1702); «Всеобщая история» Г. Людовици (1670—1724) в четырех томах (Лейпциг, 1728—1729); «Королевская шпанская супружеская сала», ч. 2—3 (Франкфурт; Лейпциг, 1710). Имелись и три разрозненные части (6, 9 и 10) труда Иоганна Гюбнера «Kurtze Fragen aus der Politischen Historia». По-видимому, это было все, чем располагала Книжная палата Академии наук.

Были отправлены в свое время в Самару и три книги по математике, изданные в Западной Европе: «Шамберланова Арифметика» (Амстердам, б. г.), «Нейдорфодова Наставление к арифметике» (Нюрнберг, 1628), «Наилучшия учения циркуля и линейки водить» (Аугсбург, 1697). Последняя книга была написана Буркхардом фон Пюркенштейном, по приказу Петра I переведена Я. В. Брюсом на русский язык и явилась первым русским изданием учебника геометрии, к тому же впервые выполненным гражданским шрифтом в 1708 г. Эта геометрия выдержала три переиздания: 1708, 1709 и 1725 гг. На русском языке эта геометрия уже давно разошлась по рукам, поэтому Академия наук и переслала издание на немецком языке.

Академия наук выслала Кирилову и трехтомное собственное издание — переведенное с французского на русский язык сочинение Пьера Сен-Реми (1650—1716) «Мемории, или Записки артиллерийския». В этой книге описывались мортиры, петарды, мушкеты, фузеи «и все, что принадлежит ко всем сим оружиям», бомбы, гранаты, литье пушек, изготовление селитры и пороха, «генерально все, что касается до артиллерии… Способ оборонять крепости, и должность офицерская и проч.».

Было еще одно ценное пособие для медиков и фармацевтов — труд И. Х. Буксбаума, с 1724 г. состоявшего ботаником при Медицинской канцелярии. Во время путешествия по югу России, Кавказу и Турции в 1724—1727 гг. он собрал и описал коллекцию растений, изданную Академиейнаукв1728—1729 гг. подназванием: «Plantarum minus cognitarum complectens plantas circa Byzantium et in Oriente observatas». Она значилась в списке книг, поступивших на Урал из Самары, как «Сотница трав немногознаемых». Это издание очень заинтересовало Татищева: в декабре 1736 г. он просил И. Д. Шумахера выслать ему пять частей «Центурий» Буксбаума в красках [см.: Татищев, 395, 246 ].

Даже беглый обзор книг, отправленных Татищевым из Самары в пользу екатеринбургских школ, свидетельствует о широте и разнообразии их состава. Екатеринбургская библиотека получила достойное пополнение. В первую очередь были удовлетворены нужды латинской и немецкой школ, иллюстрированная Библия могла найти достойное применение в знаменованной школе. Был восполнен пробел в грамматиках латинского и немецкого языка, в классической древнеримской литературе, появилось много новых книг по истории. Был создан задел для начального изучения французского языка, при желании можно было учить также английский, итальянский, греческий языки. Книгами могли пользоваться не только школьники, но и другие читатели Екатеринбурга.

Книги из самарской партии стали активно использоваться в учебном процессе. В ноябре 1739 г., например, Кондратович взял из библиотеки сразу 50 книг [см.: Cафронова, 2001, 314—319 ]. Наверное, это была самая крупная выдача, какую пришлось выполнить Сехтингу за все годы заведования библиотекой. Можно говорить о формировании своеобразного филиала казенной библиотеки в латинской школе с осени 1739 г. Если книги, имевшиеся на руках учителей Кондратовича и Сехтинга, с момента открытия школы в основном представляли учебные пособия для начинающих изучать язык, то книги, взятые в 1739 г., предназначались для совершенствования в языке и изучения других предметов.

Прежде всего это произведения классиков древнегреческой и древнеримской литературы. Чтение трактатов, речей, писем великих политиков и полководцев, трагедий, поэм, стихов поэтов, кроме навыков в языке, давало хорошее знание литературы и истории Греции и Рима, позволяло лучше прочувствовать дух той эпохи.

Кондратович взял пять книг римского политического деятеля, оратора и писателя Цицерона: «Цицереву Епистола», «Цицерева Описание общее», «Цицеро Селяктуа орационес», «Цицеро Де официс» (два экземпляра); сочинения Цезаря: «Инлиус Каесору», «Елиес Кесарь», «Греко-романи унио», «Юли Цесарис. Коментари» Таким образом, ученики латинской школы могли читать знаменитые труды Цезаря «Commentarii de bello gallico» и «Commentarii de bello civili» на языке оригинала.

Среди книг, взятых Кондратовичем, фигурировали «Лукани. Пфарсалиа» — знаменитое произведение Лукана «Фарсалия, или О гражданской войне между Цезарем и Помпеем», историческая поэма в 10 книгах (Амстердам, 1714); сочинение римского историка Корнелия Непота «О житии императоров».

Кондратович взял для учеников и две книги произведений знаменитого римского поэта Горация, трактат которого «Наука поэзии» заложил фундамент теории классицизма. Были отобраны для школьников и две книги римского поэта Вергилия.

Впервые в руки учеников латинской школы в 1739 г. попали два экземпляра книги римского поэта Овидия «Метаморфозы», «Трагедии» Сенеки. Для изучающих латинский язык Кондратович отобрал и занимательную литературу: комедии, басни, эпиграммы древних римских классиков. Он взял три книги комедий Теренция, томик с баснями Федра, две книги эпиграмм Марциала. Много интересного ученики могли узнать из книги чешского педагога Яна Амоса Коменского (1592—1670) «Орбис пиктус» («Мир чувственных вещей в картинках»). Эта иллюстрированная детская энциклопедия первоначальных знаний была составлена Коменским в 1658 г. и включала 150 кратких статей о природе, географии, растениях, животных, человеческом теле, деятельности человека, общественной жизни. Каждая статья сопровождалась рисунком, что делало книгу более занимательной. Гете, сам учившийся по «Орбису», называл ее образцовой книгой. В Екатеринбургской библиотеке было 3 экземпляра этой книги: один имелся в собрании Татищева (№ 516), второй поступил из Академии наук в июле 1737 г. («в 2-х переплетах»), третий — из Самары.

Большое значение в плане формирования личности могло иметь чтение книг Эразма Роттердамского. Для школьников были взяты «Колоквиа» и «Адагия» — «Семейные разговоры» («Civilitas morum puerilium») и «Посло­вицы» («Adagia»), наиболее распространенные сочинения Эразма, ставшие популярными учебными пособиями по изучению латинского языка в школах XVIII?в.

Михаил Ломоносов, купивший эти книги в 1738 г. в Марбурге, в проектах «Регламента московских гимназий» 1755 г. и «Академической гимназии» 1758 г. настоятельно рекомендовал использовать эти произведения для обучения гимназистов латыни. Читать и учить наизусть «Пословицы», а из «Разговоров» учить по выбору те, «которые содержат разных речей формулы, притом толковать силу их по-грамматически и изъяснять по-российски» [Ломоносов, 357—358, 458 ]. Отметим, что для учеников Славяно-греко-латинской академии в 1788 г. сочинение «Civilitas morum puerilium» было издано в переводе на русский язык под названием «Молодым детям наука, как должно себя вести и обходиться с другими», в том же году — с параллельным текстом на латинском и русском языках.

Состав книг, отобранных учителем, свидетельствовал и о внимании к изучению истории. Кондратович взял по два экземпляра всеобщей истории К. Целария и «Justinus explicatus», к ним в придачу книгу барона Майерберга о поездке посольства в Москву к Алексею Михайловичу (1661). Под № 13 в списке Кондратовича фигурирует «Енсиклопедиа Синоптика» — книга, числившаяся в самарском списке как «Гецелова. Енсклопедия или свет учения философия, синоптика или сокращенноя. В Абоде, 1672», т. е. Кондратович намеревался познакомить учащихся и с началами философии.

Для обучения красноречию Кондратович выбрал книги двух разных авторов — «Риторику» Кирхмана и «Шеинслидерова. Изобилие красноречия». Кроме того, он взял еще около десятка книг по богословию и проблемам нравственности, в основном из личного собрания Татищева.

В целом, можно сказать, что круг литературы, которым стала располагать Екатеринбургская латинская школа с 1738 г., был очень широк и не уступал по своему уровню не только столичным, но и западноевропейским школьным библиотекам. Учащиеся, в основном дети церковнослужителей, собранные со всех казенных заводов и приписных к ним слобод, из уральской глубинки, могли знакомиться с книгами знаменитых авторов, труды которых еще не были переведены на русский язык. Безусловно, это была заслуга двух личностей — Татищева, благодаря которому эти книги появились на Урале, и Кондратовича, отобравшего интересные издания для своих учеников.

Книг на немецком языке в самарской партии было немного. В списке читателей, взявших книги и не вернувших их, несмотря на напоминание Сехтинга, поданное в 1740 г. в Канцелярию, числился экземпляр немецкой азбуки, взятой немцем Францем Миллером (видимо, для обучения своего ребенка) в сентябре 1738 г.. Тогда же учитель немецкой школы Андрей Миссет взял другой экземпляр книги «Орбис пиктус», текст в которой приводился как на немецком, так и на латинском языках [см.: Cафронова, 2001, 330, 322 ] .

В заключение заметим, что Татищев удачно воспользовался уникальной ситуацией, когда он одновременно возглавлял два органа — Канцелярию Главного правления Сибирских и Казанских заводов и Оренбургскую комиссию. Он с риском для себя, по собственной инициативе, не спрашивая мнения центра, переправил в Екатеринбург книги, выписанные своим предшественником И. Кириловым для школ Оренбурга, которые планировали открыть в новом городе согласно высочайше утвержденной Привилегии 1734 г.

Расчет Татищева на то, что немецкой и латинской школам Екатеринбурга, уже набиравшим силу, эти книги пригодятся в большей степени, чем оренбург-ским, которые еще предстояло открыть, оказался верным. И это подтвердило время. Место, где был основан Кириловым в 1735 г. Оренбург, в устье реки Ори при впадении ее в Яик, оказалось неудобным, и в 1739 г. город был перенесен на 180 верст ниже по течению, затем в 1742 г. Неплюевым заложен в третий раз на месте Бердянской крепости. Пока Оренбург переезжал с места на место, не могло быть и речи об открытии там школ. В Екатеринбурге же книги сразу нашли своих читателей.

Список литературы

ГАСО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 691, 693, 820; Оп. 12. Д. 41.

Гузнер И. А. В. Н. Татищев и просветительская деятельность урало-сибирских библиотек в XVIII в. // Революц. и прогрессивные традиции книж. дела в Сибири и на Дальнем Востоке. Новосибирск, 1979.

Екатеринбург : энциклопедия. Екатеринбург, 2002.

Каталог СОКМ — Каталог книг В. Н. Татищева и первой библиотеки Екатеринбурга в?фондах Свердловского областного краеведческого музея / сост. А.?М.?Сафронова, В.?Н.?Оносова ; общ. ред. и вступ. ст. А. М. Сафроновой. Екатеринбург, 2005.

Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений : в 10 т. Т. 9. М., 1950.

Материалы для истории Имп[ераторской] Академии наук. Т. 2. СПб, 1886.

Новлянская М. Г. Иван Кирилович Кирилов. М. ; Л., 1964.

ПСЗ. 1-е собр. Т. 9, № 6584. СПб., 1830.

РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Д. 1082.

Сафронова А. М. Использование книг В. Н. Татищева и казенной библиотеки Екатеринбурга в 30-е гг. XVIII в. // ДАИС. Вып. 1. Екатеринбург, 2001. С. 296—337.

Сафронова А. М. Книжное собрание первой немецкой школы Урала (1735—1787): пути его формирования, состав, использование // Немцы на Урале и в Сибири (XVI—XX вв.) : материалы науч. конф. «Германия — Россия : ист. опыт межрегионал. взаимодействия XVI—XX вв., 2000, 3 сент. Екатеринбург, 2000. С. 182—203.

Сафронова А. М. Формирование книжного собрания первой латинской школы Екатеринбурга (1735—1737 гг.) // Библиотеки Урала XVII—XX вв. Вып. 1 / Свердл. обл. науч. б-ка им. В. Г. Белинского. Екатеринбург, 2002. С. 131—146.