Прежде всего следует осознать, что мы понимаем под словом «рифма».
В классической работе В.М. Жирмунского «Рифма, ее история и теория»
говорится о том, что рифмой является «всякий звуковой повтор, несущий
организующую функцию в метрической композиции стихотворения»55. Это
определение вполне можно принять, но очень важно отметить два момента,
играющие в нем конструктивную роль.
Прежде всего, запомним утверждение, что рифмой является всякий звуковой
повтор. Это означает, что для нас важна не буквенная сторона рифмы, а ее
произношение, ее фонетика. Именно поэтому мы в дальнейшем будем часто
обращаться к фонетической транскрипции рифмующихся слов, не
ограничиваясь их написанием. И при этом стоит запомнить, что повтор —
всякий, то есть не только полностью совпадающие звуки будут образовывать
рифму: уже русский фольклор и поэзия XVIII века знают рифму «неточную»,
где звуки совпадают не полностью, а приблизительно. Следовательно,
рифмой будет являться не только
полное совпадение звуков после последнего ударения
в стихе, но и совпадение приблизительное, причем степень этой
приблизительности может быть весьма различной, ориентироваться то на
сходство, то на различие в звучании. Но от этого рифма рифмой быть не
перестает, и пара слов «гонг — огонь» (почти наугад выбранная рифма из
стихотворения Б. Поплавского), которая для Пушкина рифмой бы не была,
для поэта XX века становится совершенно законной, потому что, во-первых,
соблюдает приблизительное созвучие (совпадают ударные гласные,
предударный согласный «г» и схож звук «н», в первом звучае твердый, а во
втором — мягкий), во-вторых, находится на месте рифмы, именно там, где
мы ее ожидаем.
Отметим также утверждение, что рифма является рифмой только тогда, когда
выполняет организующую функцию. Вообще понятие ФУНКЦИИ для главы о рифме
чрезвычайно существенно, потому что только пользуясь им можно понять,
почему какие-то созвучия для нас оказываются рифмой, а какие-то — нет.
Приведем тот же самый пример, которым оперировал в свое время Юрий
Николаевич Тынянов, демонстрируя разницу между рифмой и нериф-мой в
зависимости от функции слова в стихе. Он писал: «Жуковский, отправляясь
от законного в XVIII веке приема, рифмует в своих ранних стихах: небес —
сердец, погибнет — возникнет, горит — чтить <...>, и эти рифмы
полноправны, хотя и «неточны» <...>. А между тем мы отказываемся считать
рифмами: составляет — освещает («Благоденствие России», 1797), сооружены
— обложены («Добродетель», 1798), рек — брег («Могущество, слава и
благоденствие России», 1799),— ибо эти безукоризненные рифмы встречаются
в белых стихах. Как внеконструктивный факт — это рифма; как факт ритма,
то есть конструкции, такая «случайная рифма» есть явление sui generis,
необычайно далекое по конструктивным заданиям и следствиям от обычной
рифмы»56.
В первом случае, как и в примере из стихов Б.Поплавс-кого, мы
воспринимаем рифму как рифму лишь потому, что она стоит в позиции рифмы
и выполняет ее функцию. Мы можем спорить о том, хороша эта рифма или
дурна, но то, что она рифма — неоспоримо. Во втором случае идеальные
рифмы не воспринимаются нами в этом качестве, по-
тому что лишены функции: нерифмованный стих
заставляет нас не слышать звукового совпадения.